I won't take the easy road

Даниэль приходил к Филиппу только по пятницам – усталый, замученный и голодный. По пятницам, потому что на неделе у него не было времени и сил, а в субботу он срывался на подработку и пропадал на все выходные. Но вечером в пятницу Филипп неизменно находил Даниэля на пороге, когда возвращался домой. Ключи от дома Даниэль не то чтобы ему вернул… Просто как-то раз оставил на тумбочке у кровати, словно забыл, да так и не забрал оттуда. Филипп только головой покачал. Он уважал стремление Даниэля доказать себе, отцу, ему и всему миру, что он справится, сможет, прорвется, и он сможет сам – это было по-мужски, то, что Даниэль брал на себя всю ответственность такого поступка, как побег из дома, но Филиппу его все равно было жаль, потому что он отчетливо видел – Даниэль себя загоняет. Чаще всего Филипп по вечерам, в пятницу, находил его дремлющим на ступеньках, и радовался, что погода стоит теплая, потому что во сне Даниэль все равно замерзал, и пытался свернуться в клубок, оставаясь при этом в сидячем, а все-таки не в лежачем положении. Филипп был уверен, что никому бы из них не понравилось, если бы он нашел у своих дверей своего парня, спящим на коврике. Это было как-то… Совсем жалко. Даже если отбросить мнение соседей. Даниэль моргал, улыбался ему, а Филипп с каждым разом все отчетливее видел заострившееся лицо, ставшие совсем уж огромными голодные и усталые, и без того пронзительные, а теперь и вовсе какие-то нереальные глаза, в обрамлении темных кругов с болезненной подводкой воспаленных век. Даниэлю надо было больше спать и есть, и вообще переехать, наконец, а не изводить себя. Но он упрямо держался. Филипп готовил ужин, а Даниэль пил чай, и, если не был слишком усталым, о чем-то рассказывал, а если был – то просто сидел, как кот, и следил за Филиппом глазами. Они ели вместе и перемещались на диван. Потом, обычно, Даниэль вскидывал голову и тянулся за поцелуем, и Филипп, конечно же, целовал его. Один раз, в один из таких вечеров, Даниэль оторвался от Филиппа после поцелуя, облизнул губы, и несчастно посмотрел на него. - Ты прости, - Даниэль даже губу закусил и старался не смотреть Филиппу в глаза, - Прости, но я, кажется, не могу. Я очень устал. Я спать хочу. Я прямо сейчас отключусь. Филипп на несколько секунд прижал его к себе, целуя куда-то в волосы на макушке, и кивнул. - Конечно. Идем спать? В кровати Даниэль почти сразу отрубался, обнимая подушку, не обращая внимания на еще не потушенный в комнате свет. Филипп наклонялся и подозрительно принюхивался к каштановым волосам, разметавшимся по подушке, но те пахли только дешевым шампунем, а не травкой, так что Филипп временно успокаивался. Ничего. Совсем скоро, Даниэль, наконец-то, станет действительно совершеннолетним и можно будет серьезно поговорить, не опасаясь, что у них будут огромные проблемы. Даниэль хмурился во сне, и Филипп поглаживал напряженную морщинку между бровей, стирая теплым прикосновением это беспокойство, и ложился рядом, чтобы через пару минут Даниэль почти полностью заползал на него, зарывшись лицом куда-то в шею. И на утро, взъерошенный, с осоловелым, невыспавшимся взглядом, он проглатывал кофе и завтрак, целовал Филиппа, и исчезал за порогом. Филипп мыл посуду и вздыхал. Так продолжаться вечно, определенно, не могло. ************** В свой восемнадцатый день рождения Даниэль сидел на кровати, подобрав под себя ноги, в съемной, тесной комнатушке, и щелкал колесиком зажигалки. Сигареты он не курил, а травку… Даниэль замечал, как подозрительно Филипп принюхивается к нему, обнимая при встрече, и фыркал про себя, даже если бы он не бросил это дело, откуда бы он взял деньги на наркотики? А вот зажигалка осталась – валялась в кармане куртки, на случай… Ну, например, на случай если электричество выключат, у Даниэля будет хоть какой источник света. В день рождения Даниэлю было тоскливо и одиноко, он не хотел идти к Филиппу, потому что тот… Ну, накормит, конечно, и у него будет хорошо и уютно, а в животе свернулся голодный ком, но Даниэлю казалось это неправильным. Словно он пришел просить подачку в праздник. Денег было в обрез, приходилось распределять, чтобы протянуть еще немного, и позволить себе выбиться из этого графика трат Даниэль себе не мог, так что о праздничном ужине не могло быть и речи. Поэтому Даниэль щелкал зажигалкой. Наконец, зажег огонек надолго и посмотрел на дрожащее от сквозняка пламя. Желаний было много, но все какие-то мелкие. И чего-то по-настоящему важного Даниэль сформулировать и придумать не мог. Он смотрел на пламя, пока не почувствовал что от нагретого огнем металла уже начинает чуть ощутимо жечь пальцы. Второй раз крутануть колесико не получится – обожжется, придется ждать пока остынет. «Хочу, чтобы все было хорошо» по-дуратски подумал Даниэль и дунул на огонек, сдувая пламя. В дверь постучали Даниэль, от неожиданности выронивший зажигалку и все-таки обжегшийся чертыхнулся и отозвался совсем неприветливо: - Да, кто там? Дверь отворилась – Даниэль запирал ее только, когда уходил, и в комнату просочился Филипп. Стало еще теснее, но вместе с тем гораздо уютнее. - Как неласково. Я вообще-то поздравить тебя зашел. На колени Даниэлю опустилась коробка с пирожными и логотипом кофейни неподалеку. А рядом на кровать – Филипп, все равно места особо не было и выбирать не приходилось. Даниэль открыл коробку и облизнулся, а Филипп внезапно протянул ему связку ключей. Ключи были знакомые – от дома Филиппа, Даниэль их оставил, когда решил жить, полагаясь только на себя, и вот теперь Филипп опять протягивал ему эти ключи. Даже нелепый брелок в виде старого масляного фонаря, который Даниэль на них повесил, так и болтался. - С днем рождения. Даниэль медленно отставил коробку. И покачал головой. - Прости, я не могу. Филипп вдруг дернул его за руку, опрокидывая на себя, под душераздирающий скрип старой кровати, и обнял, не давая брыкаться. - Прослушай, мне ты уже все доказал, себе – еще успеешь доказать, а отцу – уже не докажешь. И, поскольку теперь меня за это не посадят, я очень хотел бы, чтобы ты уехал из этого клоповника. Если тебе так будет легче – разделим счета. Или можешь помогать по дому. Что угодно, но если ты не примешь мою помощь, ты себя загонишь. Даниэль, как кот, уперся руками в грудь Филиппа, пытаясь его оттолкнуть. - Я не поеду. Филипп опрокинул его на кровать и прижал своим весом. - Пожалуйста. Я прошу. Даниэль моргнул, смотря в светлые глаза и подумал, что, в конце-концов, он и так собирался рано или поздно предложить Филиппу жить вместе. Просто он собирался это сделать… лет на пять-десять позже. А в доме Филиппа будет гораздо удобнее. И там будет Филипп – всегда, а не раз в неделю… Даниэль вздохнул и кивнул. - Ладно, хорошо… Дай только сумку собрать, – Филипп так довольно улыбнулся, что Даниэль нахмурился. – Но учти, я могу прожить и без твой помощи! Филипп серьезно кивнул. - Конечно. Но сейчас тебе стоит сосредоточиться на учебе, а не на выживании. ******************* Даниэль, очевидно, нервничал, и Филипп хорошо понимал, почему. Его самого не радовала перспектива встречи с отцом Даниэля. Филипп нахмурился, выворачивая на улицу, на которой стоял нужный им дом. Прошло чуть больше полугода с того момента, как они съехались, прежде чем он убедил Даниэля забрать из дома вещи. Одежда не была проблемой, ее можно было купить, на это денег им хватало. Но какие-то памятные вещи, что-то, что напоминало бы Даниэлю о матери и сестре… Филипп хорошо понимал Даниэля, у него тоже был хороший опыт в проблеме отношений отцов и детей, он хорошо знал, каково это – ненавидеть своего отца. Мама никогда не врала ему, и когда он в детстве спросил, куда делся папа, она не стала говорить, что он был моряком дальнего плавания или военным летчиком, геройски погибшим на вылете. Она грустно улыбнулась и сказала, что папа очень любит свою работу, поэтому ему пришлось уехать. С тех пор Филипп ненавидел человека, которому собственная карьера оказалась дороже, чем жена и маленький сын. Ненавидел долго, пока отец не умер, оставив им с мамой дом и некоторое количество денег на счету. Впрочем, полюбить его это не помогло, просто для Филиппа он перестал существовать не только эмоционально, но и физически. Он положил руку Даниэлю на колено, слегка сжав в знак поддержки. - Все будет хорошо, я буду рядом. Даниэль вздохнул и нахмурился. - Я знаю, - он вздохнул еще раз, а потом повернулся к Филиппу и улыбнулся ему. – Спасибо, что поехал со мной. Филипп пожал плечами, останавливая машину у тротуара. - Разве я мог поступить иначе? *** Даниэль открыл дверь своим ключом, замки, оказывается, не сменили, и сразу направился к себе к комнату. Он подумал о том, что Филипп впервые находится в его доме, мельком пожалев о том, что не смог познакомить его с Хэйзел и мамой. Он бы им точно понравился. Даниэль поморщился, чувствуя себя мелким воришкой, забравшимся в дом каких-то богачей. Не самое приятное чувство, когда находишься в собственном доме. В бывшем своем доме, по крайней мере. Филипп с интересом осмотрелся. Дом был большим, больше его.. Вокруг чувствовалась заботливая рука, которая тщательно подбирала шторы к скатерти на столе, а посуду к мебели на кухне. Но дом все равно выглядел пустым и стылым, сразу становилось понятно, что отец Даниэля тут скорее спит, чем живет. Филипп бросил последний взгляд на гостиную и направился вслед за своим парнем вверх по лестнице. Он испытывал нечто среднее между тем, когда ты стоишь на стреме, когда вы с друзьями воруете яблоки в соседском саду, и тем, когда ты сидишь у костра в дозоре, охраняя своих спутников. Не то, чтобы ему доводилось испытывать последнее, но он читал много приключенческих книг, так что мог себе представить. Комната осталась такой же, как была в тот момент, когда Даниэль в злости и отчаянии кидал вещи к себе в сумку. Было ощущение, что отец вообще не заходил в нее с тех пор. Даниэль вздохнул и скинул с плеч все ту же сумку, начиная собирать в нее некоторые мелочи, которые он хотел забрать с собой. - Это твоя сестра? – Филипп поднял со стола фотографию в рамке, на которое были двое улыбающихся детей, в одном из которых хорошо узнавался Даниэль, но несколькими годами младше. Даниэль кивнул, взяв молча фото из рук Филиппа и положив в сумку. - Ты бы ей понравился, - сказал он, подумав. Филипп вздохнул, опустившись на компьютерный стул у стола, сам ноутбук Даниэль, конечно, забрал с собой, когда уходил из дома. Но судя по тому, что кучка в сумке росла, он многое из важного оставил тут. На пару минут он вышел из комнаты куда-то, позволяя Филиппу осмотреться. Комната была классической для подростка – постеры любимых групп и игр на стенах, какие-то мелочи, пара фигурок персонажей игр и мультиков, которые Даниэль оставил на местах, видимо, не пожелав брать с собой во взрослую жизнь. Единственное, что выбивалось из образа – отсутствие разбросанных по всем поверхностям предметов одежды, она вся аккуратно висела и лежала в стенном шкафу, который теперь был открыт, и в котором Филипп с удивлением обнаружил чехол с электро-гитарой. Он никогда не замечал, чтобы Даниэль был музыкальным. Либо, конечно, это был атрибут богатенького сыночка, просто обязательный для всех его достатка. Филипп хмыкнул и вытащил гитару из шкафа, надеясь, что Даниэль сердиться не будет. Ему давно хотелось научиться играть, но инструмент стоил неоправданно дорого, а тут и случай подвернулся, считай, сам. Даниэль зашел в комнату Хэйзел и чуть не задохнулся – все было именно так, как в тот день, когда они повезли ее в больницу, настолько, что у него кольнуло сердце. Те же гирлянды на стенах, фотографии вместе с ним и друзьями, милые плакаты и красивые подушечки на кровати – следы былой счастливой жизни, до болезни, до смерти матери. Даниэль на мгновение зажмурился, прогоняя слезы. Прошло уже достаточно времени, не должно было быть так больно, но было, все еще сжимало сердце когтистой рукой всякий раз при воспоминаниях о сестре, все еще не давало дышать нормально. Он глубоко вздохнул и подошел к стене воспоминаний, как называла ее Хейзел. Снял с ней несколько фотографий – вдвоем с сестрой, сестру с мамой и их втроем вместе. Поколебался, но фото с отцом оставил нетронутыми, ему не хотелось забирать с собой воспоминания о нем. Он уже положил руку на ручку своей двери, когда услышал хлопок закрывшейся двери. - Вот черт, - выругался Даниэль тихо, быстро открывая и тихо закрывая дверь за собой. - Что случилось? – Филипп поднял на него глаза. - Отец пришел, я слышал, - Даниэль прикусил губу, чуть не стиснув в руках фотографии. Филипп встал, выпустив из рук гитару, и подошел к Даниэлю, положив руку на плечо. Тот явно был в панике, стал дышать чаще, очевидно боясь того, кто был внизу. - Я с тобой, помнишь? Он ничего не сделает тебе, обещаю. Даниэль рвано выдохнул, пытаясь успокоиться. - Да, знаю, - он положил фото в сумку сверху, застегнул ее, поколебался, а потом повесил гитару на плечо, вручив сумку Филиппу. – Нам пора. Они спустились, держась за руки. Отец Даниэля встретил их нахмуренным и недовольным выражением лица. Даниэль встретил его взгляд прямо, не отводя глаз. - Вернулся… - слово упало камнем в тишину. - Я пришел забрать свои вещи, - Даниэль слегка выступил вперед, будто по привычке, закрывая плечом Филиппа. Отец никогда не бил Хэйзел, но Даниэль всегда подсознательно боялся, что это произойдет, так что это движение переросло в привычку. Мужчина скривился, Филипп заметил, как он стиснул кулаки. - Тут нет ничего твоего, неблагодарный мальчишка, - было видно, что он завелся с полуоборота и теперь еле сдерживается. Даниэль тоже напрягся, вставая в защитную позу, готовясь закрыться от удара. - Я забрал свои вещи, что бы ты ни думал по этому поводу. И я ухожу. Прощай, отец, - Даниэль сделал шаг вперед, намереваясь пройти мимо. - Ах ты, мерзкий, маленький… - мужчина занес руку, его лицо искривилось от злости. Даниэль зажмурился, приготовившись к пощечине, но ее не последовало. Он открыл глаза и удивленно поднял голову. Филипп крепко держал его отца за запястье, не давая ему опустить руку, они смотрели друг другу в глаза, и злость во взгляде Филиппа была даже ярче. - Нет, мистер Оллфорд, - он заставил его опустить руку, а потом закрыл собой Даниэля и взял его за локоть. – Мы уходим. Прощайте. Даниэль никак не мог перестать удивленно смотреть на Филиппа, пока они шли по дому, а потом по улице к машине. Только когда они сели, закинув вещи на заднее сиденье, Филипп дал волю злости, сильно ударив кулаком по рулю, так что Даниэль вздрогнул. - Знаешь, твой отец, все же, такой мудак… - Филипп закрыл глаза, откинувшись на спинку сиденья. И тогда Даниэль, наконец, расслабился, разжав дрожащие руки, которыми обнимал себя. Теперь все, наконец, закончилось. Эта глава жизни закрылась, открывая новую, как Даниэль надеялся, гораздо более счастливую. Он глубоко вздохнул, а потом положил ладонь Филиппу на бедро. - Поехали домой, я устал. Филипп повернулся к нему, улыбнулся и завел машину. - Конечно, поехали, - он вырулил на дорогу, поворачивая к их общему дому, - что будешь на ужин? **** Эпилог Санди прыгал вокруг, жалобно скуля, маленькая Шерил плакала, сидя на руках у Филиппа, на ее коленке красовалась знатная ссадина, украшенная по краям травяным соком и кусочками земли. Даниэль зло рылся в аптечке, про себя ругаясь, что кто-то все опять перемешал, угробив его удобную и аккуратную систему, и что теперь ничего не найти. - Успокой ее, я не могу сосредоточиться! Филипп еще немного покачал малышку, но она и не думала утихать, а скулеж собаки только добавлял звуков в какаофнию. - Санди, тихо! – Филипп прикрикнул на пса, и тот улегся на ковер, прикрыв лапой нос. – Ты тут психиатр, ты и успокой! Даниэль с радостным звуком извлек из разгромленного ящика с лекарствами дезинфектор и продолжил искать пластырь. - Я не детский психиатр, сколько еще раз говорить! - Да какая разница? - Большая! Я не знаю, как ее успокоить. Ага! Вот он! – он вытащил веселенький пластырь с принтом Хэлло Китти и показал его малышке. – Сейчас все заклеим, и не будет болеть. Шерил всхлипнула, а потом протянула ручки, чуть не перекувырнувшись в руках Филиппа. - Папочка! Даниэль взял дочку на руки, отчего она сразу успокоилась и стала только тихонько всхлипывать, пока он бормотал ей какую-то нежную чушь о том, что скоро все заживет. Филипп вздохнул, взял у него из рук все необходимое и быстро обработал ранку, пока Даниэль отвлекал дочку. - Вот почему успокаиваю ее я, сказки читаю тоже я, да даже блинчики я пеку, а папочка у нас ты? – Даниэль злобно зыркнул на него, осторожно опуская девчушку на пол, она сразу же поковыляла к собаке, заставляя Санди сорваться с места и убежать во двор, до новой ссадины оставалось меньше дня. – А говорил еще, что не детский психиатр. - Не детский. Вот когда ей будет лет двенадцать, тогда, может, я и смогу понять, что у нее в голове происходит. – Даниэль из дверного проема следил, как дочь носится по траве – И, зная подростков, не уверен, что мне это понравится. Филипп подошел и приобнял его за плечи. Нервозность испарилась, когда Шерил спокойно продолжила играть с собакой. Даниэль всегда пугался, когда с ней что-то происходило, возвращался старый, еще детский страх, что что-то пойдет не так, что он не сможет помочь. К счастью, пока ничего хуже царапин или обычных детских болезней их дочь не беспокоило. Филипп поцеловал его в висок. - Паапочка. За это он получил кулаком в бок, впрочем, привычно. Шел второй год отцовства. Ты не любишь, когда мои волосы пахнут дымом. Ты не любишь, когда я прячу под ткань запястья. Я не знаю значенья слов «просто быть любимым», Не уверен, что помню значение слова «счастье». Ты целуешь следы на болезненно-бледной коже, И в молчанье твоем – сожаление, боль и ярость, Я пройду через это сам, потому что должен, Просто должен. И мне противна чужая жалость. Мы случайно вне дома поймаем друг друга взгляды, Промолчу. Ты, конечно, ни слова не скажешь тоже, Мы не знаем друг друга на людях – так просто надо, Я глаза отведу. Я все знаю. Я просто должен. Я тоскую, не смея даже себе признаться, Я сгораю в твоих руках и глаза закрою. Твоя кожа огнем и солью мне жалит пальцы, Эту сладкую пытку готов поделить с тобою. Эту сладкую пытку, тот миг, что почти на грани, Словно содранной кожей твои ощущая руки, Кто решится гадать, что теперь пролегло меж нами, «Это просто постель». Только я не хочу разлуки. Я обязан держаться, молчать, и не сметь заплакать, Но ты смог отогреть, незаметно и понемногу И я вновь под дождем, сквозь туман, полумрак и слякоть Прихожу за теплом, словно пес, к твоему порогу.