Побратим змея

      – Тур, пойди посмотреть! – Шох тронул друга за плечо.       Лето сменилось зимой, и теперь они оба, как и все другие обитатели селища, были одеты в безрукавки из пушистого меха, доходящие до середины бедер. К одежде крепились всевозможные украшения, которыми щедро одаривали молодых людей девушки. У Тура их скопилось уже десятка полтора, однако и у широкоплечего охотника было не намного меньше.       – Раньше не было, – мимоходом заметил Шох, указывая на затейливый брелок из камешков и речных ракушек, украшавший правое плечо друга.       – Руа, – пояснил тот, ухмыльнувшись.       Брови Шоха взлетели вверх.       – Она не с Ерохом?       – С Ерохом, – похабно-довольная ухмылка Тура придала фразе исключительно пошлый оттенок, который его приятель не мог не истолковать в нужном русле.       – Что – она, и Ерох, и ты?..       Тур многозначительно кивнул, направляясь вслед за другом к Ближнему лесу.       – А я?! – в голосе Шоха слышалось возмущение, но Туру было очевидно, что он не сердится на самом деле.       – Ты был занят, – молодой охотник закатил глаза и весьма похоже изобразил женский стон. – Кто?       – Анхэ. Ты не был с ней ласков в тот раз, – в голосе Шоха звучало легкое удивление. – Она не хороша для тебя?       – Хороша, – Тур помрачнел, вспомнив ту ночь злого безумия – и причину, приведшую к ней. Махнул рукой, прекращая неприятный разговор.       – На что смотреть?              Они вышли к небольшой речушке, протекавшей по лесу. Между ее берегом и деревьями оставалась небольшая открытая площадка, которую Шох приспособил под какие-то свои нужды. На краю площадки стоял куль из веток, обтянутый бычьей шкурой.       – Это?.. – непонимающе уточнил Тур.       – Смотри!       Шох отошел на противоположный от куля край полянки и извлек из зарослей кустов свое копье. Вслед за ним показалась какая-то странная конструкция, напоминающая выдолбленный в толстой палке желоб с крючком на одном конце*.       Закрепив копье, в древко которого зачем-то добавились птичьи перья, в желобе с помощью крючка, Шох коротко размахнулся, метнув оружие в куль-мишень. Разорванный воздух свистнул, наконечник и часть древка исчезли в «быке». Тур заинтересованно хмыкнул, а Шох, со свойственной всем энтузиастам резвостью поспешил к мишени.       – Смотри! – воскликнул он, не вынимая оружия. – Как глубоко! Рукой так не бросишь!       Тур подошел, заинтересованно исследовал быка, пожал плечами. Шох, не замечая скептицизма своего зрителя, воодушевленно продолжил:       – Теперь вдаль!       Он вытащил копье из мишени, снова водрузил его на желоб и замахнулся – на сей раз не от локтя, а прямой рукой от плеча. Замах вышел отличный – но в момент толчка крючок от желоба оторвался, и копье, не получив должного импульса, шмякнулось на землю, по пути огрев своего владельца древком по голове. Его приятель поспешил на помощь, а убедившись, что друг не пострадал, захохотал в голос.       – Сильная спина и руки, Шох, – сказал он, отдышавшись. – А не палка с крюком. Смотри.       Он подхватил копье друга, и, коротко размахнувшись, вогнал его в мишень. Шох, мрачный, как туча, поспешил проверить: копье и без палки вошло так же глубоко как и у него самого. Тур опять оказался прав... Шох упрямо сжал челюсти.       Но так будет не всегда!

***

      Вернувшись в селище, друзья отправились прямиком к неприметной хижине, стоявшей немного в стороне от других. Из нее доносился детский смех и женские голоса. Место удара у виска Шоха продолжало багроветь и расплываться, стоило что-то с этим сделать.       – Что? – мужчин на пороге встретила полноправная владычица хижины – старуха** Фетха, знахарка.       Шох молча указал на ранение. Собравшиеся в хижине молодые, до того перебиравшие травы, притихли и подошли поближе. Среди них была и Анхэ. Когда она оказалась рядом с Туром, тот слегка огладил ее по бедрам. Девица мгновение словно колебалась, видимо, не доверяя проявленной ласке после той первой ночи – однако затем, видимо, приняв какое-то решение, более чем откровенно потерлась о пушистую безрукавку охотника грудью. Тот довольно ухмыльнулся: путь свободен, на вечер и ночь у него есть отличное занятие. Может, позвать и Шоха?.. Болезненное шипение, раздавшееся со стороны пациента, однако, убедило его этого не делать. Может быть, в другой раз. Может быть.       Замечтавшись, Тур не сразу обратил внимание на какую-то возню за своей спиной – и немедленно поплатился за утрату бдительности: его ноги и ягодицы оказались окаченными ледяной водой. Ощущение, особенно учитывая легкий морозец, более чем неприятное. Он в ярости обернулся – и уперся в полный ужаса взгляд Кныша, странно склонившегося и держащего в руке полупустую деревянную колоду с водой.       Разум подсказывал верное объяснение ситуации: неуклюжий замухрышка, видимо, ходил за водой, а возвращаясь, поскользнулся на вытоптанном до блеска снегу у входа в хижину знахарки. Колода для него оказалась слишком тяжелой, потянула его вперед и... Случилось то, что случилось. Бывает. Никто не виноват – и если бы это был кто-то другой – Тур это осознал бы. Но при виде Кныша все доводы разума ухнули в кипящий кратер бешенства.       Удар отбросил незадачливого помощника знахарки на несколько шагов. Тяжело приложившись спиной о снег, он так и остался лежать, нелепо широко раскинув руки и лишь слегка мотая головой, словно потеряв ориентацию в пространстве.       Молодые ахнули, Фетха гневно вскрикнула – а сам охотник пришел в себя лишь после того, как сильные руки обхватили его за плечи и ощутимо встряхнули. Пелена ярости исчезала, и он увидел перед собой Шоха.       – Ты плохо поступил, – сказал тот. – Идем.       Тур позволил себя увести, по пути заметив, что над его жертвой уже склонилась знахарка.       – Выживет? – спросил он у Шоха. Голос противно скрипел, горло пересохло.       Друг мрачно пожал плечами.       – В грудь, – ответил он. – В голову – и ты бы убил его. Но этому может и в грудь хватить.       Тур опустил голову. Он весьма редко ощущал себя виноватым – и теперь это новое для него чувство крайне ему не понравилось.       – Ты ударил ни за что, – между тем продолжил Шох. – Ты не хорош к нему. Он слабый, но выживает как может: мужская работа ему не по силам, зато Фетхе он помогает, и он хорош для нее. Что он тебе сделал?       Кроме того, что из-за него весь мир Тура встал на уши? Ничего, пожалуй.       Дело было даже, пожалуй, не в самом Кныше. Если бы охотник увидел лишь его преображение – он бы еще как-то смог это пережить. Сложно было бы, конечно, совместить в голове образы худосочного пугала, неспособного удержать в руке боевой топор – и юного стройного колдуна, чья сила настолько превосходила все, виденное им раньше, что ее просто не с чем было сравнить. Но пока это касалось только Кныша, охотник бы смирился. Покоя не давало другое: ведь и сам он, Тур, видел, как изменилась вдруг Пустошь, слышал странные мерные удары – будто бы билось исполинское сердце, наблюдал, как мечутся по бескрайней равнине бесплотные тени... Сын Взывающего тут был уже ни при чем – ведь не он наслал на охотника это видение. Как и все его соплеменники, Тур был приучен испытывать суеверный ужас перед потусторонним, доступ куда открывался лишь немногим – и потому понимал: увидев что-то подобное, он уже никогда не станет собой прежним, тем, кто просто жил и ни о чем невероятном не задумывался, целиком, как и все, полагаясь в этих вопросах на Взывающего. Так кто же он теперь?..       Найди себя.       Эти слова буквально истерзали его за прошедшие полкруговорота. Он пытался забыть их, не замечать, игнорировать этот безмолвный то ли приказ, то ли совет – но все без толку. Слова возвращались вновь и вновь, вынуждая задумываться, искать причины и объяснения своим поступкам, словам и чувствам. Почему, например, он ударил сейчас сына Взывающего? О-о, мрак, да потому что уже извелся весь за эти восходы – а выместить злость и усталость было не на ком! О таком даже не расскажешь никому!       Остальные участники Путешествия на его осторожные расспросы лишь с удивлением ответили, что они с Кнышем очень скоро вернулись в лагерь. Кныш остался дежурить, а сам он лег спать. Ничего необычного. На Пустоши? А что на Пустоши. Темень да и все. Ночь прошла спокойно.       Спокойно, как же! За исключением того, что никакого возвращения на стоянку он не помнил, а проснувшись утром, вообще не мог сообразить, на каком он свете и не привиделась ли ему вся эта фантасмагория. Еще и замухрышка, мрак его побери, вел себя просто до отвращения примерно: больше не терялся, в неприятности и сам не попадал и других не втягивал, в лагере по мере сил помогал – и все это с таким невинно-непроницаемым лицом, что непонятно было – то ли так умело притворялся, то ли и правда ничего не было...       Эта дилемма - привиделось или вправду произошло, – было вторым, что доводило Тура до исступления, лишая возможности поговорить об увиденном даже с Кнышем: а вдруг и вправду все показалось, и не было ничего, кроме яркого сна и разыгравшегося воображения? Ведь не пристанешь же к сыну Взывающего с вопросами вроде «А ты умеешь светиться, как Светлоликий?»       Не придумав ничего лучшего, он по возвращении начал приглядываться к Кнышу, надеясь, что, если выяснит правду о нем – сможет узнать ее и о себе. Приглядываться настолько пристально, что это стало почти наваждением. Каждый взгляд. Жест. Слово. Все подвергалось тщательному анализу, выматывающему хуже тренировок, потешных боев и охоты вместе взятых. И хорошо бы, если бы никаких странностей не обнаруживалось – тогда Тур, возможно, и бросил бы дурную затею. Но именно тогда, когда он охладевал к своим изысканиям, треклятый замухрышка, как назло, подбрасывал ему пищу для размышлений. Мягкий и задумчивый – а не затравленный – взгляд. Тонкое благородное лицо, не искаженное гримасой страха. Расправленные, а не согбенные плечи... Неожиданно грациозное движение – среди тысяч нелепых и неуклюжих... Эти мелочи, говорящие о наличии в невзрачном соплеменнике двойного дна, в то же время бесили своей мимолетностью и неочевидностью. Едва заметив что-то необычное, Тур был совершенно уверен в том, что видел – но уже чуть позже снова начинал терзаться сомнениями – показалось-не показалось, случайность или нет?..       На разговор с сыном Взывающего он так и не решился, просто не представляя, как его начать. Ведь если волшебная мощь того ему не привиделась, то выходило, что и Тур, и все племя, включая Взывающего Анха, должно в ногах у замухрышки валяться, задабривая и умоляя оберегать селище и защищать его от гнева духов. С другой стороны – а если почудилось?..       Ну а после того, что сейчас случилось, неясно, как и вообще теперь с ним о чем-либо говорить...       – Что будешь делать? – голос Шоха вернул его к реальности.       Тур, не отвечая, пожал плечами и поплелся в свою хижину.