Побратим змея

      До оленьего пастбища у Дальней реки охотники добрались уже затемно. На самом деле, если бы их задание не было настолько ответственным и срочным, они никогда не решились бы продолжать путь в темноте, освещая дорогу лишь несколькими срубленными смолистыми ветками. В их положении, однако, и несколько потерянных часов могли обернуться опозданием к третьему рассвету, что было абсолютно недопустимо.       Расположившись у разведенного костерка и ужиная прихваченными из дому кореньями и сушеным мясом, Тур невольно вернулся мыслями в их первый вечер Большого путешествия. С него еще и круговорота не прошло – а видится, что это было так давно и словно бы не с ним... Как будто мальчик Тур действительно остался где-то там, в зачарованном краю. Да и другие изменились.       Тот же Кныш, например.       Замухрышка, оказавшийся великим Взывающим – или вообще кем-то, кого и назвать-то не получается. Но при этом бестолковости не растерял ни на щепоть! Губы охотника тронула едва заметная улыбка, когда он вспомнил сожжение сон-травы. Странно: ведь и правда опасная ситуация была! Запросто могла стоить им обоим жизни – но теперь, когда вспоминаешь ее – становится скорее смешно, чем страшно. Славно он тогда его снегом извозюкал – вроде как и помог, и проучил заодно!.. Мраковый потерянный!.. Но в целом он неплохой. И думать о нем приятно, потому что все проблемы, связанные с ним, со временем начинают видеться какими-то простыми, почти детскими и легко решаемыми, вроде даже смешными. Вспомнишь – и как-то сразу перестаешь думать о том, что угнетает или пугает... Хорошо!       – И что Анхэ?.. – вкрадчивый, полный дружеской поддевки голос Шоха вернул Тура к реальности.       – А?..       – Анхэ. Ты ведь о ней сейчас думал?       – М-м... – Тур неопределенно пожал плечами.       – Чего скрывать-то? – усмехнулся Шох. – С таким лицом думают только о том, кто тебе хорош! - он приобнял себя за плечи.       Тур фыркнул.       – Мне все хороши, – небрежно ответил он. – Это ты сейчас часто с ней бываешь. Думаешь ввести ее в свой дом в пору союзов?       Вопрос был задан, чтобы сменить тему и начать легкую необязательную болтовню – и с тем большим удивлением Тур увидел, что друг помрачнел.       – Не знаю.       – Но ты хочешь ее?       – Чаще хочу, чем нет. Но иногда она говорит такое... Ну знаешь... Такое, что не то что ложиться с ней – видеть ее не могу. Видишь, о чем я?       Тур кивнул.       – А ты вели ей замолчать. Или займи ее рот чем-нибудь другим.       – Но нельзя же брать ее непрерывно, только бы она молчала?       – Ну, это уж тебе решать, – поняв, что разговор скорее огорчает Шоха, чем развлекает, Тур несильно толкнул друга кулаком в плечо, вынуждая принять полулежачую позу:       – Ложись спать. Ночь коротка, а восход будет долгим.

***

      Относительной бодрости Кнышу хватило исключительно до подстилки из шкур, на которую он и рухнул, проваливаясь то ли в сон, то ли в беспамятство.       Состояние это, однако, продлилось недолго. Кнышу увиделось, что он и глаза не успел как следует закрыть – а родительская рука уже потрясла его за плечо.       – Что?       Веки разлеплялись с трудом, тем более, что царившая в хижине абсолютная темнота лишала их открытие малейшего смысла.       – Лучезарная скоро проснется, – голос Взывающего смешался с каким-то шуршанием и короткими ударами кремня о кресало, сопровождаемыми коротким воззванием к духам домашнего очага. В темноте затеплился крохотный огонек светильника. Еще несколько ударов – и их стало два.       – Вставай, пора идти. После встречи Лучезарной ты сможешь поесть.       Обещание не виделось заманчивым: желудок, казалось, завязался тугим узлом. Пить, правда, хотелось, и Кныш сделал несколько больших глотков из бурдюка, который Взывающий успел снова целиком наполнить. Подумал, – и вылил немного воды на ладонь, умыл лицо, смочил волосы. Эффект был не таким бодрящим, как вечером, и, кроме того, создавал неприятное ощущение, что тело поднялось, но не проснулось.       Еще раз протерев глаза, Кныш надел на плечи лямки от кожаного мешка со всем необходимым, захватил светильник и вышел из хижины. Наклонившись, чтобы поднять с земли готовую вязанку дров, он уловил краем глаза какое-то движение в темноте. Родитель?.. Но Анх стоял рядом, готовый к выходу. Зверь?..       Сердце Кныша тревожно забилось.       – Что? – Взывающий не понимал причины задержки.       – Там... Там кто-то есть.       Анх поднял повыше светильник, сделал несколько шагов в направлении, указанном сыном. Пятно света сместилось вместе с ним, – однако ничего подозрительного не обнаружилось.       – Глаза подвели тебя. А если и нет – если бы это был большой хищник – он бы уже напал. Идем.       Поднимаясь вслед за родителем на Жертвенный холм, Кныш вспоминал свой разговор с Туром. Переход, грозивший гибелью всему Роду, пугал его своими опасностями, но еще больше пугала какая-то безнадежность, поселившаяся в сердцах соплеменников из-за бесконечной зимы. Охотники, ушедшие в Ближний лес, чтобы набить дичи для Большой жертвы, не надеялись на счастливый исход – это было видно по их серым, изможденным, каким-то каменным лицам. И против этого были бессильны все воззвания и заклинания, которые читал его родитель, призывая на добытчиков удачу и заговаривая их оружие. Взывающий чувствовал, в свою очередь, что его слова не встречают отклика, и голос его звучал более резко, более нервно, чем обычно. Словно он и сам не верил в то, что говорил. Словно не ощущал в себе силы, которая могла бы повлиять на духов, заставить или же умолить их сменить гнев на милость. «Осталось последнее средство», – вспомнились Кнышу слова Тура. Все так. Последнее средство не только вернуть лето – вернуть общение с духами, вернуть их благосклонность и поддержку. Последнее, что Взывающий может им предложить.       И когда это не сработает...       «Если!» – мысленно осекся Кныш. – «Если не сработает! Не может быть, чтобы надежды не было вовсе!»       Не может.       Но что, если эта надежда исходит не от Взывающего – а от него самого?       Кныш зажмурился и помотал головой, отгоняя непрошенные мысли. Он ведь, по сути, тоже ничего не знает! Он не знает, чего хотят духи, не знает, как вернуть лето...       – Ты что?       Голос родителя вернул его к реальности.       – А? Нет, ничего. Просто задумался.       – О чем?       Раньше Анх не проявлял никакого интереса к тому, о чем думает его сын, и такой вопрос был для него необычен. Кныш поколебался мгновение, но затем счел это знаком, что нужно хотя бы попробовать. Может, родитель знает что-то, чего не знает он? Или хотя бы выслушает?..       Он глубоко вздохнул.       – Родитель?       – Что?       – Хорошо сделаю, если спрошу?       – Хорошо.       – Откуда мы знаем, чего хотят духи?       – Чего хотят?.. – Анх, казалось, не понимал, о чем идет речь.       – Ты сказал, чтобы Тур и другие охотники принесли оленей по-пальцам-руки. Почему? Может, духи хотят не по пальцам одной руки, а двух? Или наоборот, не по всем пальцам руки. Или не оленей, а кабанов?..       – У оленей самое ценное мясо! Олени по пальцам руки – это большая жертва! Это очень хорошо! Предки всегда приносили такую жертву, если духи не были милостивы.       – А предки откуда узнали?       – Ты плохо спрашиваешь! Мой родитель обучил меня, когда какие жертвы приносить. А его научил его родитель...       – А если от тебя или от меня духи хотят не того, чего хотели от родителя твоего родителя? Если то, что было хорошо тогда – плохо сейчас?       – То, что хорошо – хорошо! – отрезал Анх, раздраженно поджав губы. – Жертвы, принесенные так, как учили предки, всегда заставляли духов сменить гнев на милость. Так будет и сейчас. Если духи не откликнулись на жертву – значит, нужна большая жертва. Ты сделаешь хорошо, если, наконец, запомнишь, что и как нужно делать и не будешь плохо спрашивать. А еще если поспешишь: Лучезарная скоро проснется, а мы еще не готовы.       – Плохо сделал, – Кныш привычно стукнул себя кулаком в грудь, но не успел Анх отвести от него удовлетворенного взгляда, как он тихо добавил. – Но если бы, например, они захотели чего-то нового, не того, что мы им даем обычно? Они могли бы нам как-то об этом сказать? Могут духи говорить с нами?       Взывающий резко повернулся к нему, и когда он заговорил, голос его звучал гневно:       – Даже если бы попытались – это нужно было бы сразу пресечь! Духам нечего делать в нашем мире! Они слишком сильны и опасны. Мы заклинаем их не гневаться и оберегать нас. Мы приносим им жертвы и пользуемся их благосклонностью. Мы поклоняемся Великому волку и просим советов у душ наших предков. Но мы не впускаем их в наш мир. Мы огораживаем от них наше селище – и наши души. И уж конечно мы не говорим с ними, а они с нами. Живые с живыми, духи с духами. Скажи это.       – Живые с живыми, духи с духами, – послушно повторил Кныш, опуская голову.       Попытка провалилась.