Побратим змея

      Шох охладел к ней – это Анхэ поняла сразу, как только охотники вернулись. Она была так счастлива, что, несмотря на все дурные предчувствия и знаки, богатырь вернулся целым и невредимым! Так хотела как можно скорей узнать, как им удалось найти оленей! Даже секс отошел на второй план – так хотелось, чтобы он поскорей узнал, что она теперь совсем другая, и готова делить с ним его жизнь целиком, а не только на ложе!       И что вы думаете?!       На все расспросы Шох, уведенный в хижину, только что-то односложно мычал, отводил глаза, и вообще выглядел так, будто вот-вот упадет замертво!       Пока длился обряд Большой жертвы, он тоже на нее ни разу не взглянул и вообще смотрел куда-то в пустоту, словно слепец. А когда Жертва была принесена, и на месте огромного полыхающего костра осталась лишь куча остывающих углей вперемешку с обгоревшими костями, – вообще развернулся и, ни на кого не глядя, каким-то деревянным шагом ушел в свою хижину. Тут Анхэ, двинувшуюся было за ним, задержали подружки, а когда ей наконец удалось добраться до жилища Шоха, выяснилось, что богатырь спит богатырским же сном, и никакие попытки не то что разговорить или соблазнить его – но хотя бы привести в чувство – были заведомо обречены на провал.        Раздосадованная Анхэ направилась было обратно на Жертвенный холм, надеясь, что там еще не все разошлись – но на полпути ей встретились Взывающий и Кныш, которые уходили последними.       Воспользовавшись тем, что Анх ушел немного вперед, девица попыталась было поплакаться на горькую женскую долю его сыну, который после событий предыдущей ночи числился у нее кем-то вроде советника по любовным делам. Но и тот разочаровал: лишь окинул ее таким же невидящим, как и у остальных мужчин, взглядом и сипло прокомментировал:       – Они три ночи на ногах.       После чего тоже нырнул в свою хижину вслед за родителем, и Анхэ поняла, что, судя по тому, что и он уже давно не спал нормально, толку от него не будет.       Молодая упрямо вскинула голову и ускорила шаг, возвращаясь к себе. Положение, в котором Шох с выбором так и не определился и мог ввести в свой дом другую, красавицу категорически не устраивало. В конце концов, она не для того три восхода страдала и не для того, наконец, выяснила, чего хочет ее сердце, чтобы уступить ее богатыря кому бы то ни было. А раз так – действовать нужно решительно!       План сложился быстро, однако на то, чтобы улучить момент на его реализацию, потребовались целых два невыносимо долгих восхода.       В лекарской было пусто, царил полумрак, однако Анхэ, бывавшая здесь очень часто, знала, где лежат нужные ей травы. А что такого? Шоху она и так хороша – нужно лишь немного подогреть его чувства...       Молодая возилась с горшочками трав, когда уловила боковым зрением какое-то движение в глубине хижины.       – Кто здесь?       Сброшенные в углу меховые подстилки зашевелились, и на нее уставились два желтых глаза.       ... Вопль Анхэ разнесся над селищем.

***

      Тур, поеживаясь, поспешно возвращался домой с Ближней реки. Утром вернулись охотники, которым повезло поймать двух косуль. Сын вождя вызвался помочь свежевать добычу, а после этого занятия купание было строго необходимой, хотя и, учитывая холод, весьма неприятной процедурой.       Мокрые кончики волос предательски скользнули за ворот безрукавки, мерзлыми змейками прилипнув к коже. Охотник раздраженно мотнул головой – как вдруг слуха его коснулся невнятный, но от того не менее зловещий шум, идущий со стороны селища. Не медля ни секунды, Тур бросился туда.       Зрелище, открывшееся ему, когда он выбежал на площадку у Общего костра, объясняло все буквально с одного взгляда.       «Ведь знал же, что хлебнем мы лиха из-за этой блохастой твари!..»       Злобно рычащего, извивающегося волчонка удерживал за шкирку Ерох. Неподалеку от него, у входа в лекарскую, стояла зареванная почему-то Анхэ, рядом с ней – Кныш, бледный, но явно не собирающийся раскаиваться в содеянном, а напротив него – Взывающий, чьи светлые глаза, казалось, совершенно побелели от ярости.       Одновременно с Туром на площадку протиснулся сквозь толпу Рослых его родитель.       – Что, во имя духов, тут творится?! – рявкнул он, и тут же, заметив волчонка, продолжил: – А это откуда?!       Анх наконец перестал сверлить сына ненавидящим взглядом и повернулся к вождю.       – Мой сын привел его, – сухой старческий кулак ударил в грудь в покаянном жесте. – И пусть меня покарают духи, если я знаю зачем. Я не могу увидеть тут иного умысла, чем...       – Погоди, Взывающий, – спокойно, но властно прервал его Марух. – Негоже судить за других об их мотивах. Что ты скажешь, Кныш? Это ты привел детеныша родича в селище?       – Да.       – Зачем ты это сделал?       – Ему была нужна помощь. Я подумал, что Великому волку понравится, если мы позаботимся о его детище.       Брови Тура, стоявшего в кольце соплеменников, медленно поползли вверх. «Я подумал?! Мрак, он что?..»       Продолжение диалога между сыном Взывающего и вождем лишь убедило охотника в его наихудших подозрениях.       – Вряд ли ты справился бы с родичем, даже таким мелким, в одиночку. Кто тебе помог?       – Никто. Я был один.       «Да что ж ты со мной творишь?!»       Тур начал решительно продвигаться в центр площадки. Не хватало только, чтобы все подумали, что он прячется от ответственности за плечами этого потерянного!..       – Я был с ним, родитель, – спокойно сказал он.       Марух, казалось, слегка опешил.       – Ты, Тур? Но как?!. Сделай мне ясным темное... сын, – голос вождя звучал зловеще, но Тур не опустил головы, не отвел взгляда.       – Мы нашли его в ночь перед Большой жертвой. Он был ранен, но, как оказалось, легко. Мы смогли помочь ему и хотели выпроводить его назад в лес. Но он не захотел уходить. Тогда... Тогда я решил, что он может остаться ненадолго, пока не окрепнет.       – Ты... Решил?! – голос Маруха звучал тихо, но угрожающие нотки вкупе со стремительно багровеющим лицом не сулили его сыну ничего хорошего. – Решил?! И даже не подумал спросить у меня – твоего родителя и твоего вождя?!       – Может, я плохо сделал, – Тур ударил себя кулаком в грудь. – Но и ты, и все остальные были заняты приготовлениями к Большой жертве. Я не хотел отвлекать тебя понапрасну. Я думал, что такое решение могу принять и сам.       – Вот, значит, как, – глаза Маруха недобро прищурились. – Ты думал. Видится, ты забыл, что я все еще жив, сын. И что я – вождь. Так не терпится занять мое место?       Тур обреченно качнул головой: разговор стремительно сворачивал в наиболее неприятное русло из всех возможных.       – Я никогда не покушался на твою власть, родитель. Я лишь хотел...       – Хватит. Мне не нужны твои жалкие оправдания. Я услышал достаточно. Теперь послушай меня ты. Моя воля – ты заберешь эту тварь отсюда, вынесешь ее за границу селища и убьешь. Тебе ясно?       Тур помолчал, не отводя взгляда от взбешенного родителя.       – Если ты прикажешь, я сделаю это: ты мой родитель и мой вождь, я обязан тебе послушанием. Но прошу – не суди сгоряча. Смерть родича, которому ничто не угрожало, и который был бессилен против нас, может навлечь на Род гнев духов и самого Великого волка. Нам и так сейчас непросто. Мы еще не знаем, приняли ли духи Большую жертву...       – А что заставляет тебя в этом сомневаться, сын вождя? - неожиданно подал голос Анх.       Тур отвел глаза, не зная, что ответить.       – Гнев духов постигает Рослых тогда, когда чада восстают на родителей, – продолжал Взывающий, медленно приближаясь к стоящим рядом Туру и Кнышу. – Когда исполняют не их волю, а свою, в ослеплении думая, что они умнее и лучше. Когда во главе Рода встает тот, кому не ведомо уважение к правилам и традициям. Подумай об этом, сын вождя. Крепко подумай, прежде, чем в следующий раз осмелишься рассуждать о духах. Что ты вообще о них знаешь?       – А что знаешь о них ты? – голос разъяренного Кныша, казалось, стал ниже, темные глаза превратились в почти черные. – Что ты о них знаешь – ты, который творит не нужные им обряды, тот, чья Большая жертва...       Он не успел закончить: кулак Тура, до той поры неподвижно стоявшего рядом, врезался в его солнечное сплетение, заставив с хрипом, захлебываясь воздухом, рухнуть на колени.       – Не должно говорить так со Взывающим и родителем, – глядя на него сверху вниз, ровным, начисто лишенным эмоций голосом сказал охотник. Повернувшись затем к Маруху, он добавил:       – Твоя воля, родитель.       Ерох молча передал ему заскулившего волчонка и вместе со всеми оторопело наблюдал, как Тур направляется к границе селища. Вопрос «что это было?» почти осязаемо висел в воздухе – но навряд ли хоть кто-то мог бы дать на него хоть сколько-то внятный ответ.