Побратим змея

      Здоровье Тура восстанавливалось быстро – сам он, пожалуй, даже сказал бы, что удивительно быстро. Раны и ссадины на голове, оставшиеся от схватки с Величайшим, сходили, не оставляя даже шрамов, силы прибывали так стремительно, что уже на третий восход после возвращения из лекарской он, соблазнившись жаркой погодой, отправился с компанией детей и молодежи на речку, откуда вернулся лишь в сумерках, да и то, только потому, что был замечен бдительной Фетхой. Та, увидев самоуправство еще недавно витавшего между жизнью и смертью больного, при всех обругала его на чем свет стоит и во всеуслышание заявила, что от общей потерянности она не лечит, – а стало быть, когда ему станет худо (не если, а именно когда!) – пусть к ней за помощью не бежит, а прямой тропинкой шагает в Холмы предков – раз уж ему так туда не терпится.       Зрители, присутствовавшие при этой сцене, изнемогали от хохота, сам же охотник чувствовал себя несколько смущенным: не потому, что стал объектом добродушных насмешек, – а потому, что в словах знахарки правда, несомненно, была. Как-то негоже, едва поднявшись со смертного ложа, плавать против течения и нырять до самого дна, вытаскивая оттуда красивые камешки для молодых и девчонок. Так не годится – даже если во всем теле бурлит какая-то шальная радость, а мышцы наполняет такая сила, что, видится, деревья бы голыми руками валил. И река... Почему он никогда раньше не замечал, какое наслаждение дарит прохладное прикосновение воды к разогретой коже? Или как здорово, отплыв подальше от берега, чувствовать под собой глубину – опасную и манящую одновременно... Или лежать на спине, поддаваясь потоку, подставив лицо жарким поцелуям Лучезарной... Может, зима длилась так долго, что он успел об этом забыть?..       Мрачные предсказания Фетхи все же не сбылись: единственным последствием похода на Ближнюю реку стал сильнейший, просто звериный голод. Приятели, столпившиеся за ужином у Общего костра, забавлялись, наблюдая, как он на раз расправляется со своей порцией – а голодный блеск в глазах будто бы разгорается только сильнее. Посмеялись. Скинулись по части собственной еды в пользу выздоравливающего. В шутку посоветовали сгонять до Потусторонних гор и прибить там пещерного медведя – чтобы уж точно хватило. Посмеялись еще раз, заметив промелькнувшее на лице друга задумчивое выражение, словно он всерьез оценивал перспективы подобной эскапады...       Возвращаясь в хижину, он все еще слышал их смех – а ночью ему снился безумный невесомый полет – и узкие змеиные клыки, на всю длину вонзающиеся в еще живое бьющееся тело. Видение заставило его подскочить на лежанке, судорожно зажимая ладонью рот, словно чтобы унять приступ рвоты – но даже в тот момент он с некоторой долей страха признал, что сердце его колотилось не только от ужаса и отвращения – но и от какого-то странного бесконтрольного звериного восторга...       Плечо, укушенное змеем, заныло – противной, тянущей болью где-то глубоко в мышцах, и он скосил на него глаза, хотя и знал уже, что увидит.       Еще только придя в себя в лекарской, Тур удивился, что ни знахарка, ни кто-либо еще не задают ему вопросов об этой ране и не пытаются как-то ее обработать. Объяснение этому нашлось очень скоро. Улучив момент, когда его оставили одного, он быстро осмотрел место укуса – и ничего не обнаружил. Не могло же ему показаться? Боль во время схватки была несусветная, так что даже если вызвана она была не укусом, а чем-то другим – следы должны были остаться. Ведь он ясно помнит заливавшую его кровь – и знает, что кровь эта была не только противника, но и его собственная.       «Темно...», – подумалось ему.       Впрочем, когда речь идет о духах, все темно по определению. Еще Взывающий мог бы пожалуй, что-то на эту тему сказать – но за эти несколько восходов Тур абсолютно четко уяснил, что ни делать ему ясным что-либо, ни ждать того же от него, ни вообще как-либо с ним общаться Кныш не собирается.       Охотник снова улегся на лежанку, осторожно массируя мышцы плеча в надежде унять боль.       Винить Взывающего в его поведении было невозможно: Тур прекрасно знал, что своим поступком он разом перечеркнул для того не только все, что связывало его с потусторонним миром, – но и с миром смертных, в частности с Родом, также. Пересекаясь редко, но метко, они с Кнышем умудрились, – охотник с некоторым удивлением осознал это, – стать друг для друга чем-то вроде отдушины, паузы в каждовосходней круговерти забот и проблем, попав в которую, можно было расслабиться, побыть собой, подурачиться и на время позабыть обо всем сложном или плохом. Это было ценно – настолько, что все остальное отходило на второй план. «Подумаешь, сон-траву поджег и весь Род чуть к предкам не отправил!» – Тур едва слышно хихикнул, вспоминая, как вытаскивал потерявшего сознание Кныша из задымленной Ритуальной хижины, а затем щедро размазывал по его лицу снег вперемешку с грязью.       ... И мимолетное прикосновение губ к своей ладони...       Духи, о чем он только думает?! Охотник даже головой мотнул, стараясь вернуться к реальности и выровнять сбившееся было дыхание.       Важно ведь не это. А то, что теперь все и всяческие отдушины остались в прошлом, а сами они оказались в тупике, выхода из которого, похоже, ни один из них не видел. И если его, Тура, по-прежнему окружали родитель, друзья, молодые, Фетха, да и вообще почти весь Род, – то Кныш и правда оставался абсолютно один...       – Сын? Тебе плохо? Плечо болит?       Голос родителя вернул Тура к реальности, и он поспешил убрать руку от все еще саднящих мышц.       – Нет, ничего.       – Сын?.. С каких пор ты начал мне врать?       – Плохо сказал, – Тур коснулся кулаком груди. – Болит немного, наверное, упал неудачно.       – По-Ту-Сторону?       Охотник промолчал, надеясь, что разговор не получит продолжения.       Не сбылось.       – Ты так и не расскажешь мне, что там произошло?       – Я сказал уже, – охотник постарался, чтобы его голос звучал как можно более почтительно. – Взывающий ходил просить духов, чтобы они вернули нам лето, а мы с Шохом...       – Это я уже слышал. Это не делает ясным, почему тебя принесли оттуда едва живого, а Кныш выглядит так, что если он и живой, то ненадолго. Ты ведь видишь, что обязан мне рассказать – если не как родителю, то как вождю?       Тур вздохнул. Не хотелось прибегать к этому аргументу, но иного пути не было.       – Я не могу, родитель. Я знаю, что обязан тебе послушанием – но точно так же я обязан подчиняться и Взывающему. Я не могу выдавать его тайны.       Даже Шох это увидел и не задавал лишних вопросов! Почему же родитель все добивается и добивается своего?!       – Тайны? Мне нужно знать, что происходит в Роду, который я возглавляю, сын.       Он когда-нибудь прекратит это?!       Тур нахмурился.       – Спроси Взывающего, – наконец ответил он.       – Ты дерзишь мне?!       О духи, ну почему он такой упрямый, такой настырный, такой раздражающий?!.       Ладони сами собой сжимаются в кулаки – и что-то мелькает перед мысленным взором – так быстро, что он не успевает осознать, что именно видел – только вновь поднимается в груди волна жутковатого звериного восторга.       – Тур?..       Он не успел ответить: снаружи послышались шаги, и голос Мирна, одного из мальчишек, произнес:       – Тур, ты здесь? Тебя Анхэ в лекарской ждет, сказала, срочно.       Анхэ его ждет? Что за новости? А впрочем, не все ли равно.       – Иду!       Он вскакивает с лежанки и выходит на свежий утренний воздух. Как же вовремя иногда приходят мальчишки!..