***
– Хорошо держится-то! – старейшина Хойт, стоявший за плечом Маруха, прищурился, стараясь разглядеть детали финальной фазы поединка. – А ты говорил, мол, воинские навыки утратил. Бывший вождь лишь пожал плечами: а что, собственно, на это ответить? Сражался Тур и правда отлично. А то, что снова совершенно не «по-туровски» – так это, может, только он один и видит. А раз он заметил – ему об этом и размышлять. Поразило бывшего вождя, однако, другое, а именно – что в голосе Хойта не звучало ни радости, ни хотя бы обычного для свидетелей красивого боя азарта и радостного возбуждения. Только деловитость и даже какая-то озабоченность, словно все происходящее он воспринимал, как не слишком приятную авантюру, последствия которой вот-вот придется расхлебывать. «Неправильно это все! – в очередной раз мелькнула мысль в голове бывшего вождя. – Не так все идет. Будто дерево неправильно подрубили, – и вместо того, чтобы падать в лес, оно начинает медленно, но неукротимо валиться на хижины...» Он горько вздохнул, сознавая, что дерево-то, по всему выходит, подрубил именно он. Когда, смалодушничав, сказал не то, что должен был, – а то, что продиктовала боль и страх остаться на старости лет совсем одному. Когда выбрал не ту тропу. И чем все это закончится... Образ из сна снова мелькнул перед глазами, – снова не оставив никакого ясного следа в сознании. Будто ответ. Ответ, от которого бывший вождь всеми силами пытался сбежать – и не мог, так же, как не мог отменить предрешивший его выбор.***
В отличие от поединка Тура и Тайна, схватка Шоха и Ероха была, скорее, проверкой на решимость и готовность идти до конца – при том, что концом этим была вовсе не победа в состязании. Число претедентов на роль главы Рода неумолимо сокращалось, и каждый новый поединок становился вновь и вновь повторенным вопросом к каждому из оставшихся участников: «Действительно ли ты готов к тому, чего так упорно добиваешься?..». Потому и сражались двое бойцов как-то основательно и даже слегка тяжеловесно, словно доказывая себе и другим весомость собственных намерений. Ерох испытывал, видимо, чуть меньшую уверенность в собственных силах, – а может, просто сказывалась физическая усталость после проведенных схваток. Зрители дружно ахнули, когда Шох быстрым ловким приемом повалил противника на землю, так, что тот едва не ударился головой о бревно заграждения. Впрочем, среагировал богатырь на угрозу, как всегда, быстро и точно, успев придержать падающего соперника, смягчив удар. Поселяне радостно взревели, приветствуя очередного победителя, и многим из них показалось, что кричать для Шоха было как-то проще и даже радостнее, чем когда речь шла о сыне бывшего вождя. Заметил это и Марух. Заметил – и озабоченно нахмурился...***
Перед финальным поединком снова сделали небольшой перерыв – главным образом для того, чтобы дать отдохнуть только что окончившему схватку Шоху. Внемлющий, воспользовавшись паузой, подошел к самому краю арены, надеясь на сей раз оказаться в первом ряду зрителей. До этого момента он предпочитал держаться чуть позади, но теперь его не отпускало странное чувство, что его присутствие будет необходимо именно здесь. У самых бревен ограды обнаружилась Фетха, встретившая его проницательным взглядом. – Переживаешь, мальчик? Кныш неопределенно пожал плечами: о том, что творилось с Туром и о связи происходящих с ним перемен с поединками и будущим Рода в целом он не смог бы, пожалуй, говорить даже со старой знахаркой. Впрочем, как он немедленно убедился, ей и не были нужны его ответы, чтобы разобраться в происходящем. – Далеко он зашел. Видится, что гораздо дальше, чем было нужно и даже, чем он сам хотел. Внемлющий медленно кивнул, затем, помолчав, все же ответил: – Он не хочет быть главой Рода. Все это – только чтобы родителя не обижать. – Что же, сейчас у него последний шанс, – ответила знахарка. – И, по всему судя, обидеть кого-то ему так или иначе придется. Либо родителя, либо себя самого. Кныш мрачно кивнул.***
Ощущение радостного восторга, оставшееся у Тура после схватки с Тайном, постепенно сходило на нет. Более того – как набежавшая волна, откатываясь, понижает уровень воды по сравнению с нормальным, так и настроение Тура, достигнув какого-то максимума, резко устремилось вниз: на смену воодушевлению пришло раздражение и уныние. «Это все не то, – вертелось в голове охотника. – И то, что я делаю – это неправильно, все в корне неверно, будто выбрал неверную тропу, и сколько по ней ни иду – к цели так и не приближаюсь...» Он, нахмурившись, обвел взглядом толпу зрителей. Чего ради они собрались? Почему не могут просто оставить его в покое? Что такого важного связывает его с ними, что он до сих пор не там... Он взглянул на вершины Потусторонних гор, туманной дымкой белеющие на горизонте. ... Не там, где он должен – и хочет – быть? Мышцы его напряглись, он инстинктивно сжал кулаки, представив себя чем-то вроде урагана, который, дай ему только волю, сейчас бы проломился сквозь толпу – и все дальше и дальше По-Ту-Сторону. Пока не найдет в нем своего места. Пока не разыщет ответы. Удары барабана заставили его раздраженно мотнуть головой. Это пустая трата времени. Это не то, чего он хочет. Это не его путь. Чего ради?! Песок зашуршал под широкими шагами, чуть скрипнуло, когда он наступил на него, бревно, ограждающее арену. Гул толпы, приветствовавший его и Шоха, воспринимался словно сквозь толщу воды, а фигура противника в противоположном углу ристалища почему-то расплывалась, словно искаженная текшей перед ней водной завесой. Внутри него словно поднималась тяжелая, смертоносная волна, которую уже не остановить, не сдержать. Которая разрушит все, что будет иметь несчастье оказаться на ее пути. Злосчастная мошка устремляется прямо под ее удар – но ему ее не жаль – с какой бы стати? Он ее сюда не звал. Полезла – значит, поплатится. Он слышит шум приближающихся шагов. Как медленно! Столько вариантов, как именно его волна сейчас накроет это жалкое существо!.. И столько времени на выбор... Обводит взглядом стоящую вокруг толпу. Разумеется, не так, как смотрят смертные – зачем бы ему это? Его теперешнее виденье позволяет выбрать лишь самое важное... Что и происходит. И совсем не так, как он того ожидал. Он не успевает даже понять, что случилось – просто чувствует себя так, будто волна, которой он стал, вдруг сталкивается со скалой и, мгновение поярившись, устремляется на него самого. Тяжесть, сметающая его, опрокидывающая на землю, весьма реальна и ощутима, и как утопающий, застигнутый водным потоком, он успевает лишь вскинуть вперед руки в надежде оттолкнуть угрозу... Удалось. Уже обычным слухом он слышит слаженный испуганный крик зрителей, и тело, вновь обретшее плоть, прошивает вспышка боли, возвращающая его в мир смертных. Он лежал навзничь, сбитый с ног ударом Шоха, который он все же пропустил. Правда, что-то помешало противнику окончательно прижать его к земле, заставив признать поражение. Подняв голову, он увидел, что Шох тоже только теперь неуклюже поднимается на ноги. Видимо то последнее движение тонущего было все еще движением зверя, поселившегося в нем: богатыря отбросило далеко, на несколько шагов. Что ж, значит, у него есть фора. И терять время он не намерен. Подняться. Видится, Шоху пришлось хуже, чем ему, так что с этой задачей он справился первым. Дальше... Дальше все как бывало на тренировках – когда они выкладывались полностью, как если бы это был настоящий бой. Какая-то часть его разума кричала, что поступает он неправильно, что вообще-то он собирался проиграть и что перед ним друг. Но тело, как и в поединке с Тайном, напрочь отказалось повиноваться, а все ресурсы для контроля над ним словно ушли вместе со схлынувшей волной ярости, оставив в качестве самоуспокоения мысль о том, что дерутся они почти на равных. Почти. Шох, однако, тоже не был намерен легко сдаваться, и Тур не мог бы сказать, как долго длился их поединок. В конце же его богатырь ударил Тура в челюсть. Из разбитых губ хлынула кровь – и охотник, оглушенный болью, почувствовал, как снова вздымается в груди неконтролируемый гнев, смешанный со щекочущим ноздри солоноватым запахом. Последним волевым усилием он заставился себя не вложить в финальный, призванный искалечить, захват всю силу, на какую был способен, – и прекратить его в то же мгновение, как противник его рухнул на землю, вскидывая вверх ладонь...***
– А может, и выйдет из него толк-то?.. – старейшина Румар, родитель Анхэ, изучал покидавшего арену Тура из-под ладони, козырьком приставленной к глазам. – Кто по молодости не чудил? А потом ничего... Двое его собеседников, однако, его оптимизма определенно не разделяли. – Чудить-то чудили, – заговорил старейшина Хойт. – Вопрос – как именно. Молодых там напугать, или еще как набезобразничать – это бывало. Да только это все каким было? – он назидательно поднял палец и сам себе же ответил: – Ясным. Простым. С чем каждый восход сталкивались – с тем и шутили. А это, позвольте, что такое?!. – он кивнул в сторону ристалища. – О нем всякого теперь говорят-говорят, – поддержал его старейшина Айн, родитель Шоха. – Да и без разговоров дело ясное. Маруха вон до чего довел – тот аж собственный дом позволил ему построить. Союз заключать не собирается... – Ну, это, положим, дело-то его, – не согласился Румар. – Маруха жалко, конечно, ему все это, как нож в сердце... Да только я ему давно еще говорил – мужает парень, дай ему крылья-то расправить, по своему уму да совести поступать. Так нет. Ворчал-ворчал на него, чуть что не так – ты, мол, на власть мою претендуешь. Ну вот, доворчался. – И ты еще другом ему называешься?! – возмутился Айн. – Послушал бы Марух твои речи!.. – Я друг, так я и сказать могу! – рассердился Румар. – А речи мои он и так слышал, я за спинами не шептался! Я как есть говорю – мягче с Туром надо было. Больше воли давать!.. – Угу, дай ему больше воли – он из По-Ту-сторону носа казать не будет! – С Внемлющим напару. – Так, значит?! А как эти двое, да Шох еще, лето нам вернули – небось, недовольных не было? Возразить на это было, по сути, нечего, и разговор, грозивший обернуться сварой, на какое-то время прервался. Трое старейшин молча наблюдали, как вокруг бойцов сновали помощницы знахарки. Айн подался было вперед, беспокоясь за Шоха, но Фетха, осматривающая его, как раз в этот момент отошла, судя по виду, ничего серьезного не обнаружив. – Видал? – снова заговорил Хойт. – Швырнул-то он его как. Это ж какую силищу иметь надо!.. Да и про другие случаи я слышал... Неладно тут что-то!.. С этим даже Румар спорить не стал: слухи о странностях, связанных с силой Тура, ходили по селищу слишком упорно и долго, чтобы на раз от них отмахнуться. – К чему разговор-то весь, други? – сказал он, пристально глядя на своих собеседников. – Туру теперь только Маруха победить – а это дело нехитрое: он бы его и в настоящем поединке одолел, а не в таком, что напоказ. Остальных честно победил? Если меня кто спросит – я скажу – честно. Правило поединковое что гласит? Ни копья, ни ножа, ни другого оружия. Только тело и то, на что оно способно. Так все и было. – Оно так, - неожиданно поддержал Румара старейшина Айн. – А за состязаниями сам Отец-Небо бдит, и духи, и души предков. И если правило соблюдено, и Тур победу одержал – значит, его и главой Рода называть. – Назвать его – дело нехитрое, – буркнул, видимо, не убежденный Хойт. – Кабы потом не намучиться. – Ты что ж, против воли духов и самого Отца идти собираешься?! Правда состязательная когда еще дана нам была!.. Чтили ее и чтить будем! А коли так каждый бегать начнет да выбирать, чего хочется, а не что правильно – так к чему придем-то?! Что ж удивляться потом, что молодые обычаев не чтут?! Хойт хотел было что-то возразить – но в этот момент на огороженную площадку вышел бывший вождь Марух.