Побратим змея

      Таинственные изменения, которые, казалось, начали происходить с окружащим миром, были, однако же, не единственной проблемой, занимавшей помощника Внемлющего – и пение Мирна, исполнявшего этим вечером свое новое творение, натолкнуло Ёля на неожиданную идею. Реализуя ее, он, отведя пожаловавшуюся на усталость Миру в их хижину, поспешно вернулся назад к костру и, с облегчением увидев, что певец еще не ушел, решительно направился к нему.       – Мирн?       Стройный невысокий мужчина с темными волосами ниже плеч оглянулся, в глазах промелькнуло удивление.       – Ёль? Что случилось? Вид у тебя...       – Разговор есть. Хорошо сделаю?       – Хорошо.       Мирн позволил увести себя к краю площадки, приготовился слушать.       – Так что там у тебя?       – Ну... Слушай, а у тебя с Керой все хорошо?       – У меня с Керой? Да, хорошо. А что?       – Да вот... А она, Кера... Странной не бывает? Ну там, может, плачет, или злится, или сердце ей дрожит... Или истории всякие рассказывает?..       Голубые глаза певца по мере этого перечисления все больше округлялись.       – Моя Кера?! Ёль, ты что несешь?!       – Да дома житья не стало! – наконец одним духом выпалил рыжий помощник Внемлющего. – Миру сначала с подружками наговорится, – а те какие-то ужасы между собой рассказывают, мол, что ребенок мертвым родиться может, или еще чего похуже... А потом ревет в три ручья: мол, сердце дрожит. Я уже извелся – успокаивать. Да если б еще помогало. Говорю, все хорошо будет, всем он довольный, сидит, толкается. Не то. Злится. Хоть к подругам ее не пускай. Вот я и подумал, может, и с Керой что похожее происходит...       Мирн задумчиво взъерошил волосы. Ситуация выглядела бы комичной донельзя – однако потрепанный и какой-то уставший вид друга недвусмысленно указывал, что все более чем серьезно.       – Ну, Кера-то и сама по себе не любит панику всякую разводить... – наконец медленно заговорил он.       – А Миру, думаешь, любит?! – горячо перебил его Ёль. – Ты помнишь, какая она была? Да ее стойкости на троих мужиков бы хватило. А тут как подменили. Она за всю жизнь столько слез не пролила, как за последние полные лики!       – С другой стороны, если бы мы с такими животами побегали – может, и мы бы заливались, – философски предположил Мирн и, не дав Ёлю сорваться в новую эмоциональную тираду, продолжил: – Ты вот что. С Анхэ поговори. Пусть она этой компании как-то по-ихнему, по-женски, растолкует, чего можно при женах в тягости болтать, а чего нельзя.       – Угу! Вот и я подумал, – кивнул Ёль. – Только я хотел сам...       – Сам – это не то. Жена жене всегда все лучше ясным сделает. А так скажут только, что ты не в свои дела лезешь.       – Это да, – доводы певца и впрямь звучали разумно.       – Вот. И с Фетхой тоже поговори.       – С Фетхой?.. – Ёль чуть приподнял брови: поговорить со знахаркой он и так собирася – предположил, что если кто и может разобраться в том, что творится с миром, то именно она – не зря же ее называют Знающей. То, что именно ее Мирн назвал как одну из возможных помощниц в ситуации с Миру, показалось ему добрым знаком.       – А то! Может, у нее какая травка найдется, ну, для спокойствия. Чтоб спалось там лучше... И чтоб слез поменьше лилось. Только пусть она сама ей ее отдаст, вроде как от себя. А то если Миру узнает, что это ты просил – точно набросится, мол, что за потерянную ее держишь, травами пичкаешь. Увидел?       – Ага... – Ёль потрясенно кивнул: такой сообразительности и даже некоторого коварства он от друга не ожидал. Надо же, как хитро-то: сам не отдавай, а все, вроде как, чужими руками... Сам бы в жизни не додумался – а реакция Миру и впрямь была бы из разряда «набросится».       – Откуда ты все это знаешь-то?! – изумленно спросил он.       – Ну, я ж уже почти круговорот как супружник, – важному тону певца противоречила задорная улыбка. – Опыт, как-никак. Пользуйся.       – Ты очень хорошо сказал, – Ёль искренне приложил ладонь к груди. – И я еще вот что: предложил Миру с Внемлющим поговорить. Пусть бы ей хоть духи сказали, что все нормально будет!       – Это если и правда все нормально, – возразил Мирн. – А так она еще больше запаникует.       Ёль несколько растерялся.       – Значит, дурная идея была?..       – Ну, сделанного не воротишь. Тем более если и вправду все хорошо – это ее может очень успокоить. Кроме того, ты ж сам знаешь: теперь Кныш ведь не так, как раньше – чего от духов услышал, то и сказал – а там хоть стой, хоть падай. Теперь он... Ну, навроде как думает, – чего сказать, как сказать...       – Это ты верно заметил, – согласно кивнул Ёль.       Сказать по правде, эта манера Внемлющего «думать, чего и как сказать» его помощнику не то, чтобы не нравилась – скорее вызывала недоумение и смутное ощущение, что что-то идет не так. Вроде бы все и правильно – на заданный еще давно, почти круговорот тому, вопрос Кныш весьма складно отговорился тем, что, мол, духи о смертных всего-всего не знают, а потому часто не могут увидеть, как подействуют их слова на Рослых. А значит, он, Внемлющий, должен позаботиться о том, чтобы воля духов приносила пользу, а не ненужные страдания. Зовется это милосердием, и зачастую оно важнее, чем правда...       Так-то оно так – только почему правильные слова звучали в его устах как не свои – будто не сам Внемлющий до них дошел и дорос – а лишь повторял сказанное ему кем-то другим?.. Ёль тогда так и не нашел ответа на этот вопрос, и решил, что, видимо, во всем, что касается духов, ему еще очень многое неясно. Время, однако, шло, – а ощущение, что что-то в Кныше неуловимо меняется – и далеко не в лучшую сторону – не проходило. Будто исчезало в нем что-то... Настоящее, что ли?.. Впрочем, что, собственно, ему не нравится? Род новым Внемлющим доволен – даже более чем. Советоваться с ним ходят, волю духов узнают, нарадоваться не могут. Так, может это он, Ёль, слишком мнительный: видит тень беды там, где вовсю светит Лучезарная всеобщего довольства и счастья?..       – Ты его предупреди только, – вернул его к реальности голос Мирна.       – Что? Кого?       – Ну Внемлющего. Мы ж о нем говорили. Предупреди, что Миру к нему за советом придет. Ну и... Что мне про нее рассказал – то и ему. Чтоб он видел, чего и как говорить надо.       – А если по-другому посмотреть – так чего готовиться-то? – голос Ёля прозвучал резче, чем ему самому бы хотелось, но остановиться он уже не мог. – Духи или скажут, что все хорошо, или что все плохо. Передал как есть – да и все. Нет разве?       Мирн искоса взглянул на него, кажется, удивленный такой горячностью, затем, после долгой паузы все же ответил:       – Сам я духов, конечно, не слышал... Но мне видится, что это может и не быть так просто. Помнишь, как Кныш давно еще на Летние Проводы обряд отправлял? Еще как Марух вождем был, а Тура еще не изгнали?       – Помню, конечно. Меня еще духи тогда подзывали, насчет камней в реке спрашивали, – даже спустя больше трех круговоротов Ёля слегка передернуло от этих воспоминаний.       – Ну вот. Помнишь, каким темным было все, что они говорили? В конце концов, не было бы темно – и ты был бы не нужен, чтобы их волю делать ясной. Вот и выходит, что, может быть, они не говорят «все будет хорошо» или «все будет плохо». Не так просто. И Внемлющий – он просто передает так, чтобы это было ясно.       – Вообще-то это я делаю ясным темное, – буркнул Ёль, сам до конца не понимая, что его так разозлило.       Не уразумел этого и Мирн, смотревший на друга со все возрастающим недоумением.       – Вы еще подеритесь, кто из вас чего делает, – наконец фыркнул он. – Ты хотел услышать, чего я думаю – я тебе сказал. А уж что ты с моими мыслями сделаешь – дело твое. Не хочешь – не предупреждай.       – Моя вина, – произнес Ёль, явственно услышав в голосе певца обиду. – Сам не знаю, что на меня нашло. Твои советы очень хороши, и ты очень хорошо сделал, что поделился ими со мной. Я плохо сделал, что начал срывать на тебе раздражение.       Мирн, казалось, хотел спросить о чем-то еще, но затем передумал, лишь молча продемонстрировав открытые ладони в знак примирения.       – Поздно уже, – прокомментировал он. – Пусть все получится у тебя, и у Миру тоже.       Ёль молча кивнул и побрел к своей хижине, рассудив про себя, что душевное состояние супружницы, по всей видимости, заразно. Иначе с чего бы ему так сильно, хоть вроде и беспричинно, злиться?