***
Воспользоваться советом супружника Миру решила на следующий же восход. Тем более, что ночью она снова плохо спала: тревожили какие-то шорохи и едва слышные, но оттого не менее странные и пугающие звуки, которых она и описать-то толком не могла – не говоря уж о том, чтобы сообразить, были ли они порождением сна или реальности. Хотелось бы думать, что все-таки сна. Внемлющий обнаружился неподалеку от своей хижины, занятый возней с Айрат и ее подрастающим потомством. Миру, неторопливо (ходьба давалась ей все тяжелее) приближаясь к ним, успела с улыбкой вспомнить, как в начале этого Теплого Безвременья родичь бесследно исчезла из селища и как Внемлющий почти половину полного лика проходил как во сне, едва ли не без еды и питья от беспокойства. Хотел было идти в Ближний лес на поиски – хорошо, что другие мужчины не пустили. «У родичей гон начался, – пояснял тогда вождь Шох. – Айрат нагуляется и вернется, да еще пополнение принесет. А вот тебе в лесу делать нечего, если жизнь дорога». Теплое Безвременье и правда было в этом плане опасной порой: родичи в период их союзов начинали лютовать, свирепо бросаясь на всякого – зверя или Рослого, нарушившего границы их угодий. Мужчины по этой причине ходили на охоту большими группами, чем обычно, а остальных членов Рода и вовсе старались из селища не выпускать. Так или иначе, а вождь оказался прав: спустя половину полного лика Айрат вернулась – исхудавшая, потрепанная – но, судя по хитрому выражению морды, – довольная донельзя. Причина довольства стала очевидна еще через полный лик, когда бока родичи начали быстро округляться. Миру тихо, немного завистливо вздохнула: ведь удалось же Айрат как-то родить – да не одного детеныша, а целых двоих! И ничего... Вот бы и у нее так же хорошо вышло!.. Тревожная мысль в который раз заставила сердце биться сильнее, и она поспешила заговорить, надеясь, что звук собственного голоса поможет снять напряженность. – Привет тебе, Внемлющий! Айрат, заметив пришедшую, наконец оставила Кныша, которого до того только что повалила на землю и придавила передними лапами, в покое, и пошла здороваться. Неторопливо, словно бы даже почтительно приблизилась, лизнула в руку, затем внимательно обнюхала живот, и, видимо, оставшись довольна, потрусила назад и завалилась на бок, предоставив неугомонным чадам собственный хвост в качестве игрушки. – И тебе привет, – Внемлющий, воспользовавшись моментом, быстро поднялся, откинул за спину сбившиеся в процессе шуточной схватки волосы. – Случилось что? – Нет... – Миру помолчала и мрачно добавила: – Пока нет. Все дело в том... ...О-о, смертная хочет знать путь Предвечного!.. ...Скажи ей, скажи, брат – она слишком мала, чтобы вместить это знание... ...Она ведь даже не мошка... ...Все будет так, как положил от начала Предвечный... ...Ей не дано знать, да и не надо... ...Она что, правда думает, что может что-то изменить?.. ...Не ее дело тревожиться, брат... ...Пусть лучше научится доверять... ...Давай, скажи ей... ...Что же ты молчишь, брат?.. Кныш глубоко, шумно вдохнул, пытаясь восстановить душевное равновесие и все же сотворить из творящегося хаоса беззвучных голосов хоть какое-то подобие порядка. Краем сознания он знал, что сидящая рядом с ним на толстом бревне Миру уже, скорее всего, ни жива ни мертва от страха, глядя на его сжатые до побелевших костяшек кулаки, закушенные губы, и полную напряжения позу. Знал – и это знание мешало сосредоточиться, отчего становилось только еще хуже. За прошедшие круговороты он научился призывать своих невидимых собеседников достаточно легко и быстро. Иногда они будто бы и сами хотели поговорить, поделиться доступным лишь им знанием. В других случаях подчинялись менее охотно – но со временем он все больше овладевал искусством подчинять их собственной воле, – устанавливая порядок. Это, видимо, и было тем, что сами духи имели в виду, говоря, что он растет. Таинственная сила, скрытая в нем, и в самом деле возрастала: медленно, но неуклонно, и духи, судя по всему, видели это даже яснее него самого. Иначе с чего бы им менять уничижительные обращения вроде «мошка» или «маленький братик» на гораздо более равное – «брат»? И все же приходилось ему нелегко, и чем дальше, тем тяжелее. Духи, конечно, по-прежнему откликались на его зов – но теперь все чаще делали это с явной неохотой, а на заданные вопросы отвечали зло и, как виделось Кнышу, нарочно туманно – мол, как хочешь, так и разъясняй. Это не на шутку раздражало уже самого Внемлющего и вынуждало иногда пользоваться своей властью жестче, чем он того бы хотел. Но помочь соплеменникам, попавшим в очередную сложную ситуацию, ведь нужно?.. И если по-другому никак, то... ...Мы сказали все, что нужно было, брат... ...Теперь говори ты... ...Говори, и не притворяйся, что мы не ответили... – Все плохо, да?.. – голос Миру, увидевшей, что ее собеседник открыл глаза, дрожал, взгляд быстро наполнялся паникой. – Что они сказали? Я... Я умру, да? Или ребенок? Или мы оба? А как же Ёль тогда без нас?! – Тише! – это прозвучало откровенно грубо, и Кныш тут же пожалел о сказанном. Миру, однако же, было, по всей видимости, слишком плохо, чтобы обращать внимание на подобные нюансы. – Нет, они не сказали, что все будет плохо. – Но и что все будет хорошо – тоже, да?! – Миру!.. – Все, все, молчу. Так что там? – Они... Они сказали, что тебе нужно доверять Отцу-Небу и что все в его руках. Так у тебя будет больше сил, и тогда все будет хорошо. – Значит, точно все будет плохо! – глаза Миру наполнились слезами. – Да нет, ну почему плохо-то сразу? – Кныш начал понимать, почему у Ёля, заглянувшего утром и предупредившего, что Миру собиралась зайти посоветоваться с духами, было такое виноватое выражение лица. – Конечно, плохо! Где Отец, а где мы!.. Для него, небось, все эти наши заботы – родить, выходить, воспитать – как песок под ногами, ничего не значат! Кроме того – он ведь вроде мужчины. Откуда бы ему знать, как о родах позаботиться? Догадка молнией сверкнула в мозгу Внемлющего и сорвалась с языка прежде, чем он успел обдумать все ее положительные и отрицательные стороны. – Так ты Мать-Землю о помощи в родах проси. Уж она-то точно знает, о чем речь. Миру замерла, удивительно напомнив Кнышу Айрат, когда та выслеживала добычу или прислушивалась к какому-нибудь необычному звуку. Идея определенно пришлась ей по душе. – Ты просто на удивление хорошо сказал!.. – наконец медленно произнесла она, словно сама все еще постигая все богатство его предложения. – Мать-Земля точно в этом помочь должна. Не зря же и рожают на ее груди... Она дает ребенку тело, а Отец-Небо – душу. И если попросить ее, чтобы она попросила его, чтобы они дитя вместе создавали... Точно, тогда они все сделают сообща, и душа ребенку не будет слишком большой, и его тело она не покинет! Миру просияла, в глазах ее читалось несказанное облегчение. Кныш недоуменно нахмурился, услышав про слишком большую душу, но затем решил, что подробностей он, пожалуй, знать не хочет. – Так значит, все и правда будет хорошо? Внемлющий сдержанно кивнул: настолько отклоняться от того, что говорили его невидимые собеседники, все же не хотелось. Одно дело – донести их слова, просто дополнив их какими-то простыми и довольно очевидными выводами – и совсем другое – делиться с соплеменниками тем, чего и вовсе сказано не было. Лучше же всего – когда так, как с Миру: сама спросила, сама себе же, по сути, и ответила, сама себя запугала, себя же и успокоила. А против того, что к Матери можно и нужно обращаться за помощью, пожалуй, даже духи ничего не скажут. Как оказалось, однако, сказать духи могли многое – чем и занялись, как только сияющая Миру отправилась домой. Внемлющий тяжело привалился спиной к дереву, кусая губы, стараясь разогнать черный злой туман, клубящийся в голове. Не удалось – добился только жестокой боли в висках, да очередной порции неясных, но откровенно мрачных пророчеств, среди которых одно повторялось чаще остальных: ...Они придут за тобой, брат, уже скоро придут... ...Не ломай себе крылья, светлячок – упадешь... ...Очень больно упадешь...Глава 9
2 сентября 2017 г. в 22:32
За спиной Фетхи раздались шаги, и знахарка обернулась. Хотелось сделать это и быстрее, и легче, – однако уходящие круговороты тем дальше, тем увереннее уносили с собой и подвижность, и сноровку. Она и приближение Ёля не услышала, а скорее почувствовала каким-то смутным чутьем, – единственным, что со временем не притуплялось, а скорее даже набирало силу, словно для того, чтобы восполнить иссякающие возможности тела. Оно же подсказало старой знахарке, что рыжий помощник Внемлющего чем-то озабочен – подсказало прежде, чем он подошел достачно близко, чтобы его лицо перестало казаться расплывчатым пятном перед слабеющими глазами.
Фетха отложила в сторону букет, который она вязала: все ее помощницы были заняты выполнением других своих обязанностей, так что работала она пока в одиночестве, – и молча наблюдала, как мужчина устраивается возле нее на толстом старом рассохшемся стволе.
Молчание длилось довольно долго: Фетха не любила сама начинать разговор с теми, кто приходил искать ее помощи и совета: в конце концов, кому как не им виднее, о чем они хотят поговорить и с чего лучше начать беседу? Наконец, Ёль, словно набравшись решимости, заговорил.
– Тебе открыто то, чего не видят другие, Знающая... – медленно произнес он. – И ты живешь достаточно долго, наверное, чтобы научиться смотреть шире и глубже... Чтобы научиться отличать реальность от морока.
Он снова замолчал, сжав губы, и знахарка и на сей раз не стала прерывать ход его мысли.
– Может ли мир вокруг нас меняться, Фетха? – наконец спросил мужчина. – Не так, как это происходит в разные поры круговора. Глубже. Сильнее. Медленно – но неуклонно. Словно он живет какой-то тайной, скрытой жизнью, которую мы, смертные, лишь изредка можем заметить...
– Тебе видится, что ты что-то заметил, мальчик?
– Да. И не только мне. Тайн с Фальком говорили о том же. Мир, он... Словно... Знаешь, когда-то, когда я был мальчишкой, у старого Анха была миса для сушеной травы. Большая, красивая... А больше всего она мне нравилась за то, что если слегка стукнуть по ней палочкой, она начинала гудеть – совсем недолго, но глубоко и красиво. Словом, однажды я эту мису уронил. К счастью, на землю, а не на камни, она не разбилась. Но в ней появилась трещина. Почти незаметная, и мисой мы потом еще долго пользовались. Но звучать она перестала. Просто глухо брякала – и все. Вот и мир теперь – будто треснувшая чаша – глохнет. Может такое быть?
– Ты спрашиваешь, доверять ли тебе тому, что ты чувствуешь?
Ёль помолчал, осмысливая сказанное старухой.
– Если я перестану себе доверять, то потеряю всякую опору, – наконец ответил он. – Ты хорошо сказала. Теперь я уверен в том, что это не морок. С миром что-то происходит, что-то плохое. Но что мне делать тогда?
– Почему ты думаешь, что именно тебе нужно что-то делать? – устремленный на Ёля взгляд подслеповатых глаз лекарки стал неожиданно цепким и проницательным, – и мужчина, к своему собственному удивлению, не нашелся, что ответить.
– Почему ты говоришь об этом со мной, мальчик? – не стала ждать его ответа Фетха. – Ведь есть Внемлющий, который слышит духов. Почему не с ним?
Однако Ёль, лишь смущенно-виновато опустил глаза – и на этот вопрос тоже ничего не ответил.