Глава 15
3 сентября 2017 г. в 22:23
Прежняя жизнь осталась позади.
И касалось это, как ясно осознавал Тур, все дальше углубляясь в Запретный лес, не только жизни в селище, среди своего Рода.
Туда он уже не вернется – это было очевидно. Напав на родителя, он сам отрезал себе путь назад. Однако охотника не покидало предчувствие, которое он успел смутно уловить еще во время тех злосчастных поединков: обретенные в По-Ту-Сторону ответы сделают для него невозможным не только пребывание в селище, но и вообще в мире смертных. Да, наверное, и не нужным. Зачем бы? Если даже сам поиск ответов изменил его настолько, что он перестал быть Рослым – то что же произойдет, когда его труды принесут результат?..
То, что этого может и не случиться, Тур тоже сознавал достаточно четко – однако решил для себя, что этот вариант не нуждается в каких-либо усилиях с его стороны. Сгинет и сгинет. Большого ума на это не надо.
Важнее было сосредоточиться на том, что предстояло ему до той поры, как придется идти за последнюю грань.
Несмотря на щедрое разрешение Шоха запастись в дорогу всем необходимым, охотник оставил при себе лишь свой оружейный пояс да прихватил биклагу с водой – не столько потому, что опасался не найти ее источников по пути или не желая тратить на это времени, – просто едва слышный плеск, доносившийся из бурдюка, почему-то успокаивал и словно бы давал поддержку. Поддержка лишней определенно не будет – а об остальном он сможет позаботиться и так. Если в том будет необходимость.
Впрочем, скоро охотник уверился, что необходимости такой не возникнет. Чем дальше уходил он в Запретный лес – тем больше чувствовалось, что граница мира смертных осталась для него позади.
Невидимые существа, слышать и ощущать присутствие которых он научился еще во время своего последнего похода По-Ту-Сторону с Кнышем, встретили его, едва он переступил белые камни, и теперь со всех сторон до него доносился тихий неясный напев, чье торжественное звучание невольно напомнило охотнику песню, сложенную Мирном. Песню о герое, уходившем в Потусторонние горы в поисках славы и приключений. Он едва заметно усмехнулся: в творении юного музыканта все, как водится, заканчивалось хорошо: загадки разгаданы, препятствия преодолены, искомое обретено, и впереди ждет награда. Вот только в его случае вряд ли все выйдет так просто и гладко. Да в конце концов и песня-то, пожалуй, не о нем, совсем не о нем: он-то отправлялся в потусторонний мир вовсе не от избытка удали – и вовсе не славы собирался искать. Тут хоть бы в себе разобраться, узнать, наконец, кто ты и что с тобой приключилось такого, что весь мир в одночасье полетел вверх тормашками...
...Ты найдешь их, твои ответы...
...Обретешь их – а мы обретем тебя...
...И родится еще большая красота...
...Дальше и глубже, Прозревающий Глубины...
...Дальше и глубже...
...Ты всего в шаге...
...Но не думай, что сделать этот шаг будет легко...
Бестелесные голоса переливались, смешивались, перетекали один в другой. Мелодия, начатая ими при его появлении, плыла и плыла, сменяя бесчисленное множество форм и оттенков. Охотник уже, пожалуй, не смог бы вспомнить, с чего она началась, – однако, продолжая свой путь, заметил, что в голоса духов все больше вплетаются какие-то природные звуки. Они были ему хорошо известны: пение птиц, шелест дождя, шорох опавшей листвы, завывание зимней вьюги, раскаты грома, журчание и плеск воды, треск огня... Странно было, однако, слышать их разом – так, словно и водный поток, и пламя существовали одновременно в одном и том же месте, не мешая и не уничтожая друг друга, а зима и лето шли бок о бок, словно неразлучные подружки – и ничуть не смущались таким соседством.
Вскоре он стал замечать, что не только слух, но и другие его ощущения начали воспринимать это невероятное смешение пор круговорота: его то обдавало жаром от Лучезарной, то поливало невесть откуда взявшимся холодным дождем... Один шаг он мог сделать по зеленой траве, другой – по снегу, третий по пожухлым прошлокруговоротним опавшим листьям...
Та часть его сознания, что еще принадлежала Рослому, изумлялась и трепетала перед явившимися ему чудесами. Другая же чувствовала, что за всем этим хаосом скрыт смысл – смысл, который словно бы даже был ему понятен – вот только не удавалось облечь это понимание в слова.
...Ты всегда будешь и тем, и другим, Прозревающий Глубины...
...И этим ты так странен нам...
...И так ценен...
...Тебя не нужно учить умирать...
Тур не понимал смысла этих отрывочных фраз. Не было ясно ему до поры и то, с какой целью было явлено ему это смешение пор круговорота – а в том, что цель в этом определенно была, он ни на мгновение не усомнился.
Впрочем, на этот свой беззвучный вопрос он получил ответ довольно быстро.
Пустошь Великого волка заливал свет Лучезарной. Это, несомненно, был именно он – однако посланцы дневного светила обладали теперь такой силой и яркостью, что, даже крепко зажмурившись и прикрыв глаза ладонью, охотник продолжал ощущать режущую боль.
Ни о каком продвижении вперед и речи быть не могло – если только он не собирался идти дальше вслепую. Осознав это, Тур осторожно, ощупью вернулся в Запретный лес, памятуя о том, что света, как ни странно, не было видно издали – он словно обрушился на него, едва он вышел с опушки. А раз так – значит, в лесу можно будет несколько прийти в себя и придумать, что делать дальше.
Надежды его оправдались: едва он скрылся под пологом росших на опушке деревьев, как свет сменился на обычный, дневной, какой бывает в ту пору, когда Лучезарная достигает зенита (тому, что вечер, которому уже давно пора было наступить, даже не думал приближаться, охотник после всего виденного им даже не слишком удивился).
После ослепительного сияния Пустоши перед глазами еще довольно долго плясали черные круги и пятна. По всему выходило, что, вздумай он провести там чуть больше времени – он попросту ослепнет. И все же ситуация не казалась охотнику безвыходной – и он довольно скоро сообразил, почему. Он ведь уже видел этот свет – когда, лежа в лекарской после битвы с Величайшим, витал между мирами. И он научился видеть в нем, - правда, смотрел он тогда не глазами смертных. Что, если и сейчас у него получится нечто подобное?.. Конечно, обстоятельства тогда были другими – на самом деле, он был почти мертв. Но если теперь он больше не Рослый... И если поселился в нем кто-то, кто явно принадлежит миру духов, а не смертных – то разве это не почти одно и то же, что умереть?.. Что ж, попробовать определенно стоило!
Поразмыслив, Тур с видимым сожалением взглянул на прихваченный с собой бурдюк. Жалко, конечно, было расставаться с хранящейся в нем водой – однако плотная кожа, из которой он был сделан, была сейчас более ценной. Вынув затычку и бережно вылив жидкость под росший поблизости пышный куст с крупными красными ягодами – пусть растение получит пользу! – Тур с помощью ножа разрезал кожаный лоскут на несколько широких полос. Их длины, благо, хватило, чтобы завязать концы на затылке, а сложенные одна на другую, они погрузили его в полную темноту. Что ж, это определенно лучшая защита, чем веки и ладонь! Впрочем, охотник был почти уверен, что оградить от света глаза было даже не настолько важно: кожаная повязка была, по его глубинным ощущениям, призвана скорее не уберечь его смертное зрение, а дать возможность отрешиться от образов материального мира в достаточной мере, чтобы использовать зрение духа.
И действительно: спустя какое-то время после погружения в темноту Тур почувствовал, что его ощущения неуловимо меняются. Сначала на обычном, телесном уровне: он начал более чутко различать звуки и довольно скоро научился более-менее сносно передвигаться: словно какое-то чутье вовремя подсказывало ему о встречавшихся на пути препятствиях.
Затем, однако, он почувствовал, что его ощущения покидают пределы, доступные смертным, выходя на некий новый уровень. Прежде всего, незримые голоса будто приблизились, зазвучали четче, а смысл того, что они пытались сказать ему, странным образом прояснился – правда, стал еще более невыразимым в словах, известных Рослым. Впрочем, какая разница? Главное – что он, похоже, избрал верный путь – и теперь духи будто заинтересованно наблюдали за ним, ожидая, что будет дальше.
Что ж. Заставлять ждать их – да и себя, – он не намерен.
Свет на Пустоши яркости отнюдь не утратил – однако теперь он не причинял боли и не вызывал желания как можно скорее от него укрыться. Напротив, окунувшись в ослепительные потоки, Тур ощутил радость и какое-то предвкушение, словно впереди его ждало нечто невероятно прекрасное. Он знал, что именно. Озеро Избранницы, воспоминания о прохладных ласковых прикосновениях вод которого тотчас заставило сердце наполниться щемящим восторгом.
Когда он был здесь в прошлый раз, Озеро приняло его в свои объятия так, будто он вернулся домой из долгого трудного похода – радостно, без сомнений и каких-либо условий. Так, словно именно среди его вод ему и было самое место. Наверное, теперь, когда он идет за ответами, благодаря которым сможет и вправду остаться здесь навсегда, оно будет к нему еще более благосклонно. Хорошо бы: может, он, конечно и найдет в себе какие-нибудь неведомые силы, чтобы переплыть водный простор, отделяющий его от Гор, – однако с точки зрения смертного это явно будет не просто. Очень непросто.
Он быстро преодолел расстояние, отделявшее его от кромки воды, – и лишь для того, чтобы со всей очевидностью осознать: на благосклонность и более-менее легкое преодоление водного пространства расчитывать ему не придется.