Побратим змея

      И снова смех – только на сей раз не иссушающий и мертвый – а живой, несущий избавление от боли, наполняющий жизнью, вливающий радость в сердце. И на сей раз смеющихся, счастливых, удивительно гармонично связанных друг с другом существ было двое.       Каменная площадка, на которой лежал Тур, словно растворилась, утонула в таких же запредельно ярких лучах Лучезарной, как он видел на Пустоши. Затем была лишь блаженная пустота, сияющая светом, живая и удивительно... Наполненная? Странное определение для пустоты – он понимал это – и все же именно оно больше всего к ней и подходило.       Танец Двоих все длился и длился, то сближая, то вновь отдаляя друг от друга его участников – и сознание Тура, словно одновременно наблюдающего за этим действом со стороны и принимающего в нем участие, внезапно озарила вспышка понимания: и правда, никем другим эти существа и вправду быть не могли.       «Значит, вы вовсе и не расставались... – полные благоговейного изумления мысли, казалось, также вовлекались в происходящее, становясь его частью. – Вы едины, и не было никакой ссоры, о которой говорят смертные. Вы в одних и тех же чертогах. Вы вместе – и любовь каждого из вас к другому лишь побуждает вас творить еще большую красоту...»       «Ты и правда начал прозревать глубины, брат».       Голос, вплетенный в причудливые движения танца так же, как и его собственные мысли, принадлежит явно существу мужского рода. Не пола, как мысленно подчеркнул для себя Тур,– а именно рода. Пол – это для тела – Рослого или животного. Это для смертных. А для них – только род – на основе которого, наверное, когда-то пол и был создан...       «Ты прав, – все не таково, каким видится смертным. То, что каждый из нас в свое время скрывается от них – не значит, что и друг для друга мы становимся невидимы...»       «Скоро и смертные смогут увидеть это, – присоединился к нему другой голос, на сей раз ожидаемо женский. – Если, конечно, будут знать, что именно они должны увидеть. Запомни это, брат, и передай тому, кто еще остается с Детьми Завета: пусть скажет им, что наш танец, каким бы причудливым им он ни виделся, ничем им не грозит. Ты не забудешь этого, брат мой?       «Я запомню все, что ты скажешь, госпожа моя. Все, до последнего слова».       «Это не все, что тебе нужно знать о нашем танце, брат, – снова зазвучал мужской голос. – Когда мы соединимся, и смертные увидят это – знай: это знак и для тебя. Тогда закончатся твои сроки в мире Детей Завета, и мы встретим тебя здесь – где тебе и надлежит быть. Тогда ты придешь, чтобы остаться, брат».       Хоть это и почти невозможно в этом мире, полном света и радости, он огорчается.       «Мне придется уйти одному, госпожа моя? Но Глядящих Вглубь должно быть двое – и я знаю, кто этот второй. Разве ему не место рядом со мной?».       Голоса его собеседников какое-то время молчали, и сами, они, казалось, чуть погрустнели, сделались серьезнее, и будто... Тише?       «У каждого своя история, брат наш, – чуть позже заговорил снова Светлоликий. – И не чужие истории нам обсуждать. Но второй Смотрящий Вглубь точно так же волен в своем выборе, как и ты. Помни и об этом тоже, когда встретишься с ним снова. Хочешь ли ты еще о чем-нибудь спросить нас, брат?».       Что же, пожалуй, да.       «Кто я, господин и госпожа моя? Если тот, кого Рослые называют Величайшим – то где смертный, которым я был? И как могло случиться, что на смену тому Змею пришел его убийца?»       «Ты задаешь вопросы, на которые сам знаешь ответ, брат. Все просто – и все не таково, как видится. Присмотрись – и ты увидишь... Ты знаешь, кто ты. Равно как знаешь и то, что мы – не господа тебе. Ты ровня нам, названый брат наш. Как ровня и тому, кого, как тебе кажется, ты убил. С твоей помощью он обрел счастливую вечность. Но ты ведь уже давно знаешь об этом, не так ли?..»       Конечно, знает. Двух потоков света, виденных им в лекарской, ему не забыть.       «А смертный ли ты... Конечно, смертный. Только ты не знаешь, что это такое, брат. Пока не знаешь. Но очень скоро тебе откроется и это. Совсем скоро».