Побратим змея

      Пустошь Великого волка цвела разнотравьем. Буйство красок, запахов, звуков... Буйство жизни, которая начиналась теперь заново – свежей, обновленной. Начиналсь, как и всякая жизнь: с хриплого дыхания на полуоткрытых губах; бисера пота на коже; с исступленных поцелуев и крепких, до хруста костей, объятий; с голодных взглядов и волн жара в бедрах; с желания единения и взаимного проникновения...       «Ты так непохож на тех, с кем я ложился в той, прошлой жизни... Твое тело другое, и откликаешься ты иначе, а я могу и отдавать, и брать. И это хорошо: прошлого уже нет. Пора начать все новое».       Они были едины с миром, который творили, и По-Ту-Сторону отзывалось на создание нового порядка – шорохом смятых стеблей травы; повевами жаркого ветра; запахом земли, взрытой судорожно стиснутыми пальцами; эхом, откликающимся на вздохи-стоны...       «Как же умопомрачительно ты прекрасен – и как же хорошо, что теперь ничто не отделяет меня от тебя и моих желаний. Я слишком долго ждал, чтобы и теперь остановиться на полпути...»       Два тела, наконец обретшие друг друга; две души, слившиеся воедино; две стихии, приближающиеся к гармонии.

***

      – Хорошо же, правда? Ведь хорошо... – Внемлющий блаженно полуприкрыл глаза, улыбаясь. – Я за всю жизнь не был так счастлив, как в этот восход... Теперь все будет, как раньше...       Он глубоко, полной грудью вздохнул, придвигаясь вплотную к Туру, кладя голову ему на плечо и не замечая, что радостная улыбка того разом померкла при его последних словах.       – Как раньше? – голос Величайшего звучал чуть напряженно. – Но ведь всего-всего изменилось...       Кныш слегка отстранился и пристально взглянул в сияющие янтарем глаза своего собеседника.        – Ты об этом, да? – тихо заговорил он. – Так мне все равно. Знаю, что ты стал духом. Что ж. Мне все эти круговороты сердце дрожало только от того, что ты можешь не вернуться. Или вернуться таким, как эти голоса в моей голове: холодным и далеким... И что ни я, ни кто-либо другой из Рослых тебе уже не будет нужен. Но вот ты здесь – и ты живой, теплый... Настоящий. А значит, просто может быть и так, что смертному становится хорош бессмертный. Ты для меня – это ты, и неважно, в каком обличье. Жаль, что тебе нельзя вернуться в селище, конечно. Но я смогу приходить к тебе. Часто приходить. А потом, может, и вовсе передам власть Ёлю и останусь тут. Если я буду с тобой, то мне все едино – По-Ту-Сторону или по эту...       – Когда-то тебе не было все едино, – Тур обнял своего собеседника за плечи, однако глухая тревога продолжала неумолимо нарастать. – Мир бессмертных был тебе хорош задолго до меня. Ты помнишь?..       В голосе его прозвучали какие-то тоскливые, отчаянные нотки, но Кныш то ли не услышал их, то ли не придал значения.       – Было дело, – беспечно признал он. – Потерянный я был тот еще, да? Благо, хоть возмужал потом. И теперь все встало на свои места.       – На свои места?.. – Тур чувствовал, что голос его охрип. Змей – вторая его ипостась, поднял голову и зашипел, обнажая клыки. Могучий хвост оплел ноги Кныша, скользя узорной чешуей по коже. Вот только Внемлющий его не почувствовал.       «Ты не увидел, кто я, хороший-мне? И, что самое горькое, ты не видишь, кто ты?..»       Тур вспомнил предостережения Светил и Величайших о Кныше, его природе и о том, что ему сложнее будет постичь истину, чем ему самому. Пожалуй, он отнесся к их словам слишком легкомысленно – и теперь пожинает плоды. Но кто же мог подумать, что все будет настолько плохо?!       – Но ты... Ты все еще слышишь их? Духов, – спросил он спустя какое-то время.       – Слышу, конечно, – Тур было облегченно вздохнул, но Кныш продолжил: – Я советуюсь с ними о том, что будет хорошо Роду. Рослые приходят ко мне со всякими вопросами, проблемами... Иногда я сам могу что-то подсказать им, но если нет – спрашиваю духов. Ведь это же хорошо, да? Я будто и правда на границе миров...       «Он так же волен в своем выборе, как и ты, брат...», – вспомнились Величайшему слова Светлоликого. Очевидный факт – но как же сложно с этим смириться!.. Особенно теперь, когда воочию видишь, как, прикрываясь меньшим благом, тот, кто тебе хорош, отворачивается от большего, тем самым прячась от выбора и шаг за шагом разрушая себя...       Впрочем, не все еще потеряно, далеко не все! Он все еще теплый, все еще светится, все еще видит красоту и добро! Пусть от того глубокого, потаенного огня, которым он пылал раньше, осталось лишь что-то поверхностное, мелкое – но это хоть что-то! А пламя можно раздуть, вернуть! Ведь он, он-настоящий, так близко! Он не мог уйти далеко, не мог исчезнуть! Просто замерз и потемнел...       Тур переменил позу, так, чтобы иметь возможность смотреть Кнышу в глаза.       – Духи – не советники тебе, хороший-мне, – мягко, но настойчиво произнес он. – Они могут, подчиняясь твоей воле, открывать тебе тайны, недоступные смертным, – но их главная роль не в этом. Ты ведь помнишь, верно? Помнишь, как все было раньше? – Кныш отвел глаза, но Тур легким прикосновением к подбородку принудил его вновь встретиться с ним взглядом. – Они были хороши тебе, и в их мире ты был счастлив. Ты помнишь?..       Тот медленно отстранился, на лице его промелькнуло печальное и задумчивое выражение, словно в тот момент он действительно ощущал те, почти забытые, легкость и счастье, которые чувствовал в Запретном лесу.       – Ты был им близок – куда ближе, чем смертным, – снова заговорил Величайший. – Разве они и сейчас не называют тебя братом?       Внемлющий кивнул, подтверждая.       – Брат – это очень близкий кровник, верно же? Теперь в твою жизнь вошли и Рослые – но твоя близость с бессмертными от этого не исчезла. Ты... Ты часто ходил за Белую границу, пока меня не было?       Кныш помолчал, затем все же отрицательно качнул головой.       – Теперь всего-всего стало иначе, – глухо заговорил он, вновь приникая к Туру. – Мне сейчас все говорят-говорят, что я меняюсь, и что раньше я был лучше. Мне и самому иногда видится, что я что-то теряю... Знаешь, иногда это так остро – будто сердце пронзает... Вспоминаю свои полеты с Величайшим... Правда, теперь уже не вспоминаю, а больше во сне вижу. Днем не до этого как-то... Ну, словом, просыпаюсь иногда – на глазах слезы, и только одна мысль – что мое место там, за Белой границей... Но потом...       – Что потом? – тихо спросил Тур, услышав, что собеседник надолго замолчал, словно не решаясь продолжить.       Кныш зябко передернул плечами, еще сильнее прижимаясь к нему.       – Потом я вспоминаю, что были ведь не только эти встречи. Была и ночь Излома. И Летние Проводы. И потом еще, с Восходом Холмов... Ну, там долгая история... Они ведь не только добрыми могут быть. И не только принимать. С другой стороны – я теперь помогаю Роду, я нашел в нем свое место. Ко мне ходят советоваться. И все обряды теперь совершенно другие, видишь? Такие, что наши-наши говорят, что теперь все со смыслом, а не так, как было при родителе. Что теперь все лучше. И тогда я думаю, что сны – это только сны. Нет смысла идти за прошлым. Я ведь уже давно не дитя – не могу же я всю жизнь в облаках пролетать. У меня есть обязанности перед Родом – и я, как могу, стараюсь совместить их с тем, что знаю и чувствую о мире духов. Что же в этом плохого? А всех послушать – так я делаю лучше, а сам становлюсь хуже. Еще и духи туда же. «Вспомни, кто ты, брат!» – со злым сарказмом в голосе передразнил он. – А кто я, и что именно должен вспомнить – как ни спрашивал – молчат. Будто им нравится изводить меня всеми этими загадками!..       – Это не так, – спокойно, но уверенно прервал его Тур. – Они не желают тебе зла. Ты хорош им, и важен для них.       Внемлющий горько усмехнулся.       – Хорош, да?.. Иногда мне в это не очень верится. Я однажды Айрат знаешь, что сказал? Что лучше бы я о духах вообще ничего не знал. Как родитель. Выучил бы обряды, и было бы все спокойно. И ты бы не ушел...       – Спокойно - не всегда означает правильно, хороший-мне. Скорее даже наоборот.       Кныш нахмурился, сердито отстраняясь от него.       – Ну так скажи мне, – потребовал он. – Хоть ты сделай мне ясным: что я делаю не так. Почему я выбираю добро для Рода – а сам будто разваливаюсь? Разве правильно все бросить и просто уйти? Так это я мог сделать еще круговороты тому – но ты же меня и удержал! – он помолчал, и Тур не спешил прерывать тишину, словно почувствовав, что мысль собеседника еще не окончена. Действительно, вскоре Внемлющий заговорил снова – тихо и как-то обреченно-устало:       – Я не знаю, чего все от меня хотят. Духи, Рослые... Теперь и ты. Я... Я думал, что мне нужно только тебя дождаться – и все будет хорошо, все сложности разрешатся. И вот ты пришел – а ничего не изменилось. Ты, как и все, говоришь загадками. Как и все, ждешь от меня чего-то, – и не спорь, не так уж я глуп и слеп, чтобы этого не заметить!.. Но я правда не знаю, что вам всем от меня нужно. Что вы видите такого, чего не вижу я. Чего вы ждете. Почему... Почему просто нельзя оставить все как есть? Разве все не пришло в гармонию? Разве не сумел я объединить в себе оба мира? И что плохого в том, чтобы хотеть это удержать? Я нашел себя. Все встало на свои места. Я доволен – и собой, и жизнью вокруг меня. Так куда еще двигаться? Ведь изменения – это риск все испортить. Почему нельзя остаться там, где я есть?       – А это невозможно, хороший-мне, – просто ответил Тур. – Пока что-то живет – оно всегда меняется. Может, незаметно. Долго. Так, что снаружи и незаметно. Но все так или иначе движется вперед по своему пути. И худшее, что можно сотворить – это пытаться помешать этому движению.       Кныш промолчал, но по упрямому выражению, появившемуся на его враз замкнувшемся лице Тур понял, что его слова собеседника отнюдь не убедили.       – Ладно, хорошо, – буркнул он спустя какое-то время. – Пусть так. Пусть изменения неизбежны. Но я не знаю, какими они должны быть. Что именно я должен сделать? Ты... Ты можешь указать мне путь? Когда-то я просил тебя обещать, что ты поверишь мне, даже если забудешь себя самого. Теперь я обещаю тебе то же. Даже если то, о чем ты попросишь, будет видеться мне лишенным всякого смысла – я это сделаю. Просто потому, что ты назвал это правильным. Ты поможешь мне?       Более сложного выбора перед Туром, пожалуй, не стояло уже давно. Что сказать тому, кто всегда знал и видел больше, чем ты сам – и добровольно отвернулся от этого знания? Разве есть что-то, исходящее извне, способное вернуть это внутреннее, потаенное зрение? Способны ли на это слова – хоть какие-то? Вряд ли. А между тем, говорить что-то нужно. Большой танец, о котором говорили Лучезарная и Светлоликий, – момент последнего, окончательного выбора, – уже близок... Раньше Тур не усомнился бы в том, что По-Ту-Сторону для Кныша в этом выборе перевесит, да так, что и выбирать бы не пришлось. Раньше все было ясно и просто... Но теперь... Теперь все слишком сложно и странно, чтобы знать наверняка. Но даже если Внемлющий и выберет мир духов – очевидно, что сейчас он сделает это не ради того, чтобы творить порядок Предвечного – а единственно чтобы оставаться с тем, кто ему хорош. А значит, он, по сути, так и не вступит на свой путь, более того, отвернется от него, оставит свое предназначение ради слепой страсти. А на обочинах пути Предвечного таится Мрак, который только и ждет оступившихся... Вот и думай, что и как сказать, чтобы защитить – и в то же время, чтобы он совершал свой выбор сам, и был в нем все так же волен – даже выбирая неверно...       Змей в нем яростно и горестно шипел, обнажая клыки, – и молодой Величайший понимал его чувства и желания тем лучше, что они были и его собственными. Что, если выйти из тени прямо сейчас? Преобразиться, и тогда пусть смотрит и не говорит, что не видел. Кныш не сможет пройти мимо очевидности, а раз увидев истину о Туре, не сможет не разглядеть ее и о себе. Разве это не будет достаточным, и в то же время не прямым, ответом?       И все же что-то Тура останавливало. При всей надежности и кажущейся выигрышности этого плана, было в нем что-то, заставляющее Величайшего сдерживать порывы своей звериной ипостаси. Как-то... Нечестно это. Выбор, сделанный в таких условиях, может, и будет правильным – но точно не будет свободным.       «Он слеп!» – слова возникали в голове Величайшего, мешаясь со вспышками ярости. – «Дай ему свободу – и он уйдет в Ничто!»       «Без свободы он и не прозреет».       – Тур, все хорошо? – голос Кныша вернул его к реальности.       – Что? Нет, я просто думал, что тебе ответить, хороший-мне. И... В ночь перед моим изгнанием ты сказал, что уже давно не видел во мне Рослого. Я тогда спросил, почему ты не сказал мне об этом раньше. Ты помнишь свой ответ?       Кныш медленно кивнул.       – Я спросил, что именно должен был сказать тебе... Ты об этом, да? О том, что тогда все ответы были перед тобой – но ты закрыл глаза? Думаешь, со мной сейчас так же? Я убегаю от ответов? Отворачиваюсь, не хочу видеть?...       - Я знаю только одно, хороший-мне, – медленно произнес Тур. – Что некоторые ответы имеют ценность только тогда, когда находишь их сам. Ты видишь, о чем я?       Кныш лишь с мрачным видом пожал плечами.       – Но мне... Мне ведь можно приходить к тебе? Даже если, как ты говоришь, я пока не нашел ответов?       – Тебе не нужно спрашивать разрешения, – Тур улыбнулся собеседнику, но тот на его улыбку так и не ответил.