Я - легенда

       Ни в коем случае не подумайте, что в этой части моих детских воспоминаний речь пойдёт о душевной боли. О нет, когда ты сирота в приюте тридцатых годов такая роскошь, как душевная боль тебе почти недоступна. Так уж вышло, что боль от розог куда как более ощутима. И, как легко предположить, вскоре после своих выкрутасов я смог убедиться в этом на собственном опыте.       Прошел день, в течение которого меня никто не трогал, словно про меня забыли. Ещё вечером я крепко заснул вскоре после того, как вернулся в приют. Утром же я проснулся один в запертой комнате. Никто не явился, чтобы накормить меня завтраком или обедом, и что самое обидное, под матрасом нашли и изъяли пакет сухарей. Вероятно, меня сдал кто-то из соседей по спальне.        Будь я наивен по своей природе, я мог бы предположить, что всё моё наказание состоит из домашнего ареста и голодовки. Но я никогда не был наивен, и не смел надеяться, что после той штуки, что я устроил с доктором, и после того, как вёл себя с миссис Коул, не отведаю самых сильных розог.        И я ждал. Ждал на удивление спокойно. Что же, это плата за моё слишком эмоциональное поведение. Я должен был вести себя хитрее. Но что-то повлияло на меня, заставив на время лишиться уже в те годы столь привычного для меня хладнокровия. Мог ли я сказать, что страдал от любви к матери, которую никогда не видел, и которую у меня фактически отняли, не пожелав приложить чуть больше усилий к её спасению? Нет, не думаю. Я всё же не мог заставить себя питать какие-либо чувства к этой неизвестной мадам, хотя в глубине души и понимал, что должен бы. Зато меня не покидало ощущение, что меня обокрали, что лишили чего-то, что было моим по праву. Я хотел убить доктора своими руками за то, что он так пренебрежительно отнесся в своё время к моей матери, а, следовательно, и ко мне. Но именно эти эмоции доставили мне столько проблем. Я дал себе зарок ещё хоть раз вляпаться в неприятности из-за чувств.        Ещё кое-что. Я раз и навсегда разочаровался в Боге в тот день. Он стал для меня ничем. Раз и навсегда я отбросил все те максимы, что вбивали в мою голову с раннего детства. То, что должно было быть для меня основной догмой, было разбито в пух и прах неутешительной реальностью. Нет, если бы Бог существовал, он бы не допустил такой несправедливости, что произошла с моей матерью.        После обеда я услышал, как в замке стал поворачиваться ключ. На пороге возникли Марта и двое самых крепких парней из старшей группы. Она захватила с собой подкрепление? Что же, это скорее приятно – она меня опасается. - Реддл, ты пойдешь с нами, - строго сказала Марта таким голосом, что я тут же представил себя арестантом в самой суровой колонии.       Сопротивляться было бесполезно и бессмысленно, поэтому я смирно прошествовал между двумя конвоирами в кабинет миссис Коул. Моему самообладанию и хладнокровию в те минуты можно было только позавидовать, и я ещё надолго в глазах других сирот оставался образцом мужественности и стойкости. Но только по той причине, что мало кто видел, в какой ступор я впал, обнаружив в кабинете миссис Коул ещё и Вула! Ого, Том, сколько внимания к твоей персоне! - Добрый день, - ровным голосом поздоровался я, хотя в душе и появилось волнение. - Добрый день! – ахнула миссис Коул. – Нет, вы посмотрите, он ещё разговаривает! На твоём месте, Том Реддл, я бы вовсе не открывала рта и не поднимала глаз. - Но вы сами учили нас здороваться, мэм! – деланно удивился я.        В ту же минуту я проклял свой неуемный язык, так как заприметил бочку с готовыми розгами. - Да, я вижу, что моя сестра не преувеличивала, - покачал головой мистер Вул. – И вы были правы, мадам, этот мальчишка совсем отбился от рук. - Какая жалость, - тяжело вздохнула миссис Коул. – Раньше я знала Тома, как очень прилежного ученика и примерного ребёнка. - Он никогда не знал розог, видимо, это и подтолкнуло его к проступкам, - предположил Вул. – Для первого раза, думаю, хватит десяти ударов.        Миссис Коул кивнула и, подойдя к бочке с розгами, стала деловито их перебирать. Я молчаливо наблюдал за её действиями. Хотя мои конвоиры удалились, дверь подпирала собой Марта, окно миссис Коул располагалось достаточно высоко, и никаких выходов я перед собой не видел. Оставалось стоически перенести наказания и держать свой злосчастный язык в узде. - Спусти штаны и ляг на скамью, Реддл, - велела Марта. – И веди себя смирно.        Я немного помедлил, но все же выполнил то, чего от меня требовали. Мысленно я уговаривал себя потерпеть, ведь десять ударов – это не так уж и много. Главное изобразить покорность и смирение, больше ничего и не требуется.       Скамья, стоящая у окна, оказалась неприятно холодной, и я поморщился. - Позвольте мне, миссис Коул, - пробасил Вул, забирая у директрисы прутик.        Я напрягся. Как, Вул!? О, о его порке слагали легенды. Ох, и почему не миссис Коул?        Я с ужасом вслушивался в тяжелые шаги приближающегося Вула. Я надеялся, что произойдет что-нибудь, что остановит его. Как тогда, в пещере на пляже, когда мне на помощь пришла загадочная и непонятная сила. Но вот Вул остановился совсем рядом со мной, розга свистнула в воздухе, и, хотя я до последнего надеялся, что что-нибудь произойдет, на мой несчастный зад обрушился такой удар, что я вскрикнул и дернулся, а Вул усмехнулся. - Лежи смирно, Том Реддл, и думай о своём поведении! – приказал мне проклятый толстяк.        О, теперь я ни секунды не сомневался в том, что он наслаждается моим унижением и моей болью. Но хотя место, на которое пришелся первый удар, немилосердно жгло, я всё ещё пытался терпеть.       Второй удар оказался не менее болезненным, и я опять дернулся, но хотя бы не закричал, а только закусил губу. Глаза защипало от непрошенных слёз. Злобные выродки, они все пожалеют! Никому не спущу! О, была бы у меня сила, если б я только мог, я бы в эту же секунду всех их поубивал!        Третий удар пришелся на то же место, что первый, и у меня из глаз посыпались искры, а на лбу от напряжения выступил пот. Всё моё тело напряглось в ожидании следующего удара, который не заставил себя ждать. Все так же закусывая губу, я уперся лбом в холодную скамью.        Сколько ненависти я испытывал, какое острое унижение, какая жуткая боль! И как пережить оставшиеся шесть ударов?       Пятый удар оказался таким зверским, что разорвал кожу, и я сдавленно зашипел. Из глаз на полированную скамью брызнули слёзы. О, если есть в этом мире какое-то божество, пусть произойдёт чудо и это закончится! Боль была такой страшной, что у меня даже перед глазами помутилось на несколько мгновений. - Гордыня не позволяет ему кричать, - констатировал Вул. – Что за несносный ребенок! А вы его еще и баловали, миссис Коул. Ну и змею же вы пригрели! - Да, вопиющая неблагодарность, - согласилась миссис Коул.        Прежде, чем взять себя в руки, я метнул через плечо такой яростный взгляд, что ещё больше всех возмутил. - Ни тени раскаяния, миссис Коул, ни тени раскаяния, - покачал головой Вул. – Ну, ничего, я тебя научу…        Я увидел, как заблестели его глаза, когда Вул посмотрел на плоды рук своих. У него над губой даже выступили капли пота, так ему понравилось зрелище моей окровавленной плоти.        Шестой, седьмой и восьмой удары прошлись по спине, причем специально по одному и тому же месту. Вул знал своё дело – он сек с оттяжкой, бил и тянул розгу к себе по спине, сдирая кожу. Выжидал между ударами несколько минут, чтобы я успел прочувствовать все от первого обжигающего прикосновения розги до «послевкусия», когда вздувшаяся кожа словно горела. И только боль начинала утихать, прямо на то же место обрушивался новый удар, и кожа лопалась, её саднило так, что я даже переставал дышать. Горячая кровь заструилась по моим бокам. Мне хотелось вскочить и броситься на Вула – и будь что будет. Я бы вцепился в него хоть зубами, но я не мог не понимать, что это добавило бы мне еще несколько десятков ударов. Да и сил, признаться, у меня уже не было. Порка была такой жестокой, что лишала возможности шевелиться. - Нет, вы только посмотрите, терпит! – ахнул Вул. – Ну, держись, щенок, ты у меня наплачешься!       И он стал обхаживать меня так яростно, что я задохнулся и закашлялся. Девятый и десятый удар, крест накрест располосовавшие мою спину, словно вышибли из меня дух, и я только мог открывать и закрывать рот, не в силах ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни закричать. Удары сыпались с такой силой и скоростью, что после пятнадцатого я потерял им счёт. В первые секунды я вцепился в скамью с такой силой, что посадил пару заноз на пальцы (что, впрочем, заметил намного позже), и, зажмурившись, уткнулся лбом в холодную скамью. Боль была адская, мне казалось, что прутья сдирают с меня кожу лоскутами. Но куда сильнее была моя ярость. К счастью, тут мою голову посетила гениальная мысль – я весь обмяк, уронил голову на бок, и прикрыл глаза, изображая потерю чувств. Вул успел всыпать мне ещё пару раз, прежде, чем Коул его остановила. И я не могу описать, насколько тяжело мне было изображать глубокий обморок вместо того, чтобы орать во всю глотку. К счастью, Вул часто порол до потери сознания, поэтому никто не удивился. - Мистер Вул, остановитесь! – воскликнула миссис Коул. – Вот незадача, мальчишка лишился чувств! - Это с ним от злобы, - решил Вул, тяжело отдуваясь.        Всё ещё изображая обморок, я подумал, что он не так уж и не прав. Потому что в те минуты мне хотелось убить всех и вся, обрушить приют на головы этим подлым злодеям, не оставить камня на камне. - Господи, не хватало только проблем из-за Реддла! – заволновалась миссис Коул. – Марта, неси скорее мазь! А я поищу нашатырь! - Что ему будет, миссис Коул. Вы слишком нежны с этими детьми. Словно не знаете, что на них только одна управа – розги! – пробасил Вул.       С этими словами он открыл окно, зачерпнул своей ручищей снега с подоконника, и утёр им моё лицо. Я дернулся, выдав себя, и от безысходности сделал вид, что пришел в себя. - Ох, ну хорошо, - тут же успокоилась миссис Коул. – Реддл, ты можешь встать?       Мне было больно даже пошевелиться, но я кое-как сел и привел свою одежду в порядок. А тут Вул, схватив меня за подтяжки, рывком поставил меня на ноги. У меня закружилась голова, и я пошатнулся. - Мистер Вул, не трогайте его уже, - взмолилась миссис Коул. – Нам ведь потом лечить… Да сами посмотрите на этого мальчишку – косточки тонкие, бледный такой. Все мы тут бьёмся об заклад, что его папаша был каким-нибудь дворянчиком. Он не для таких испытаний. - Этой логикой вы руководствуетесь, позволяя ему безнаказанно делать всё, что вздумается?        Миссис Коул замялась, растерянно глядя на Вула и нервно разглаживая складки на юбке. - Тоже мне, сквайр, - презрительно хмыкнул Вул. – Был бы из родовитых, не оказался бы тут. Эй, ты, вынес урок?        Так как я молчал, буравя ненавидящим взглядом пол, Вул отвесил мне не очень сильный подзатыльник. Я вскинул на него глаза, и с удивлением увидел, что толстяк замер от удивления. Он опять занёс руку. - Не смей так пялиться… - Мистер Вул! Да он не в себе, разве не понятно? – затрещала миссис Коул, быстро подходя и, взяв меня за плечо (это отдалось болью от лопаток до бедер), подводя к дверям. – Через несколько дней я поговорю с Реддлом ещё раз, а сейчас пусть идёт. - Ладно уж, коли вы так настаиваете, - надменно бросил Вул. – Но, как по мне, вы чрезмерно мягки.        Миссис Коул выставила меня за дверь, велев идти к Марте, чтобы та помазала мои раны. Но, едва она закрыла за собой дверь, я со всех ног бросился прочь. Хотелось найти угол, где никого нет, и дать волю слезам и обиде. В итоге я убежал на задний двор. Днём ребята слепили там огромного снеговика и я, особо не раздумывая, схватил попавшуюся под ноги палку и обрушился на него со всем гневом, что только был во мне. Задыхаясь от слез и ярости, я лупил по снегу, что было сил, не обращая внимания на боль в спине и ягодицах, пинал и топтал снежные комья, помял ведро, бывшее шляпой, и перебросил его через забор.        Когда я остановился, моя рубашка была мокрой от пота и крови, волосы взмокли и лезли в глаза. Но я не чувствовал никакого удовлетворения, мне не стало легче ни на йоту, даже боль не отрезвляла. В таком состоянии меня и нашли Денис Бишоп, Билли Стаббс и Эрик Уолли. - Что, Рэддл, старина Вул задал тебе трепку? – насмешливо поинтересовался Бишоп.        Я молча смотрел на него исподлобья, всё ещё сжимая в руке свою палку. - Да Рэддл помутился рассудком! – засмеялся Стаббс. – Эй, Томми, правда, что ты хлопнулся в обморок, как девчонка? - Лучше оставьте меня в покое, - прошипел я, переводя тяжелый ненавидящий взгляд с одного мальчишки на другого. - А то что? – усмехнулся Бишоп. – Твои штуки, видно, больше не работают. Что, не прошли фокусы с Вулом? - Да что болтать с ним, давайте бить Реддла! – предложил всем Стаббс. – Он давно нарывается! - И почему ты, Билл, спускал ему? – покачал головой Эрик Уолли. – Бей его, ребята!        Они всем скопом кинулись на меня. В свои восемь я был достаточно высоким и крепким, и, не смотря на то, что нападавшие были старше, я решил оказать сопротивление. Хотел ударить палкой Стаббса по голове, но он подставил руку, и моё оружие сломалось. Но я не растерялся, сжал в кулаке обломок, и бросился в драку.        Эх, если бы при каждом движении спину и ягодицы не пронзала боль, может, поединок закончился бы не так плачевно. Я успел только несколько раз ударить кого-то, но обидчики хватали меня за руки, лишая свободы движений, и валтузили свободными конечностями что есть сил. Вскоре меня повалили на снег, и стали самым подлым образом пинать так, что единственным выходом было закрыть голову руками. Причем Стаббс специально пинал меня по спине, причиняя мне тем самым невыносимую боль.       Меня спасло то, что старшие девочки, увидев драку из окна, подняли шум, и Марта прибежала нас разнимать. Я к тому моменту уже потерял сознание и пришёл в себя только в лазарете. Всё тело жутко болело, одна рука не гнулась и жутко опухла, я начал кашлять. В тот же вечер у меня резко появился жар, который не спадал всю ночь. Пришлось вызвать врача, всё того же ненавистного мне Стоуна. Выяснилось, что у меня перелом одной из костей предплечья, а так же стремительно развивающаяся пневмония.        Впереди были долгие месяцы болезни, когда я лежал на кровати и смотрел в окно под потолком, за которым было серое тусклое небо.