Я - легенда

      Последующие несколько лет всё шло более-менее спокойно. Я жил как будто параллельно со всем суетным мирком приюта, мне не было ни до кого дела, со мной тоже мало кто стремился связываться. После того, как повздоривший со мной Эрик Уолли скатился кубарем с лестницы и сломал руку, меня вовсе стали обходить за милю. Разве что Оливер Абрамсон всегда был непрочь перекинуться со мной парой слов, но на то он и слыл сумасшедшим ирландцем. Хотя и сам чёрт не разобрал бы, кто он был такой.       ​Что касается моих способностей – они крепли день ото дня и к той зиме, когда мне должно было исполниться одиннадцать, были уже настолько развиты, что я использовал их как хотел и когда хотел. Но всё же бывали моменты, когда странные вещи происходили сами собой. И, разумеется, в наиболее неподходящие моменты.       ​Буквально за неделю до моего одиннадцатого Дня Рождения всех обитателей приюта, не смотря на сильный мороз, погнали в церковь слушать проповедь преподобного Адамсона. Я был не слишком рад этой перспективе, учитывая то, что по воскресеньям в церкви всегда бывал мистер Вул. Но, увы, отвертеться не удалось, и когда миссис Коул, Марта и Джейн, новая помощница миссис Коул, повели рассыпающееся стадо детей в церковь, и я был в их числе.       ​В начале всё проходило нормально. Замёрзшие и румяные, мы всей гурьбой ввалились в церковь и воспитательницы рассадили нас на задних скамьях. Миссис Коул в церкви предпочитала делать вид, что она не с нами, и уходила на переднюю скамью к мистеру Вулу, оставляя Марту и Джейн на растерзание. Я сидел с краю, слева примостился Оливер. Мы с ним переговаривались, злобно обсуждая прихожан. Единственным положительным качеством Абрамсона было то, что он понимал мой ядовитый сарказм и сам умел метко и зло шутить. - Смотри, смотри, вон та старуха даже похрапывает, - пихал меня локтем Абрамсон. - Ещё бы, - фыркнул я. - Ей-то на кой бес россказни преподобного – уже отгрешила своё. ​      Оливер прыснул в кулак. - Тише, мальчики! – шикнула на нас Марта. ​      Пряча усмешку, я открыл свой молитвенник. В обложку с крестом была аккуратно вложена теория эволюции Чарльза Дарвина. - Ничё себе! – восхитился Абрамсон. – Обезьяны! - Питекантропы, - поправил я. - Как гориллы? - Да, Оливер, как гориллы. - Дай глянуть! – тут же заканючил мой сосед. - Отвяжись, Абрамсон, я читаю, - фыркнул я. - Реддл, ну чё ты начинаешь, дай! Я одним глазочком? - Заткнись, на нас уже косится миссис Коул. - Реддл, Абрамсон, цыц! – шикнула на нас Марта. ​      На какое-то время мы оба приняли смиренный вид, с благочестивым видом вслушиваясь в бешеный бред пастора. Когда Марта перестала за нами присматривать, я опять открыл на коленях молитвенник, чтобы насладиться сравнительным анализом обезьяньего и человеческого черепа.       ​Оливер заерзал рядом со мной. Он теперь, очевидно, страшно жалел, что не догадался взять что-нибудь, что бы развлекало его. Обладая слабым зрением, он не мог насладиться иллюстрациями в моей книге, как бы не косился и не изгибал свою дурацкую шею. - Что ты вьешься, как будто из тебя бесы лезут? – не выдержал я. - Том, ты – жадный ублюдок, дай мне посмотреть эту чертову книгу, - попросил Адамсон в свойственной ему манере. - Отвали, Падди, - огрызнулся я, оскорблённый хамским тоном собеседника.       ​Оливер, который был ирландцем, давно снискал себе в приюте презрительную кличку Падди*. Стоило назвать его так, как Абрамсон буквально взрывался буйным припадком. Ох, и опрометчиво же я решил оскорбить его… ​      Не успел я договорить «Падди», как Абрамсон коршуном на меня кинулся. Я только и успел треснуть его молитвенником по безмозглой голове, прежде, чем с шумом вывалился в проход между скамьями. Эволюция Дарвина предательски отскочила дальше по коридору, раскрывшись на одной из самых красочных картинок. В тот момент, когда Вул, подобно разъяренному бегемоту, бежал ко мне с красным от бешенства лицом, я зарёкся самому себе когда бы то ни было ещё оказываться рядом с чокнутым Абрамсоном. - Реддл, что ты себе позволяешь? – едва сдерживаемым голосом прошипел Вул.       ​Преподобный прервался, удивлённо на меня глядя, все присутствующие тоже оглянулись назад и с неодобрением воззрились на нарушителя порядка, миссис Коул густо покраснела. Я успел самостоятельно вскочить на ноги, но, увы, Вул поднял мой молитвенник сам, полистал, понял, что это на самом деле, и из его глаз буквально уголья раскалённые посыпались. - Реддл, - просипел он, хватая меня за шкирку и волоча к выходу.       ​Я стал упираться, так как моя курточка оставалась на скамье. Вытряхиваться на улицу в одном кургузом пиджачке мне хотелось меньше всего. Зная, как нас, сирот, лечат, меньше всего мне хотелось опять заболеть воспалением лёгких и слечь на пару месяцев.       ​Но Вул, разумеется, все же выволок меня на улицу. И, как только за нами захлопнулись двойные двери церквушки, так огрел эволюцией Дарвина по лицу, что у меня в ушах аж звон пошёл. - Богохульник! – пророкотал он. – Я с тебя семь шкур спущу! Что это такое?       ​Он ткнул мне в нос книгой. - Что это, я тебя спрашиваю?       ​Увидев, что Вул опять собирается стукнуть меня, я попытался отпрянуть, но не тут то было – этот верзила уже схватил меня своей лапищей за плечо. Он опять наотмашь ударил меня книгой по голове так сильно, что у меня перед глазами всё поплыло. - Мне жаль, - выдавил я в целях самозащиты. - Жаль тебе, паршивец? Ну ничего, постоишь на горохе часок-другой, так совсем раскаешься! Это же надо! В церкви! Во время проповеди! Ещё и в молитвенник вклеил!       ​Морозный ветер пробирал до костей, из разбитого носа под ноги капала кровь, ярко выделяясь на белом снегу, в голове шумело. Вул тряс меня, как ненормальный, и орал, брызжа слюной, что выбьет из меня всю дурь. Я же отстранённо думал, что больше двух лет почти не получал розог, и вот теперь, так нелепо, из-за идиота Абрамсона с меня, походу, кожу заживо сдерут во время порки. ​      Вул опять отвесил мне подзатыльник, от которого у меня едва голова не отлетела. Я ощутил настоящий страх за свою жизнь и стал выворачиваться из стальной хватки изо всех сил. Вул что есть сил толкнул меня с дорожки у церкви в сугроб, падая, я весь сжался, ожидая, что сейчас меня окутает ещё более страшный холод… И, приземлившись, вдруг почувствовал под руками шершавую землю.       ​Вул вытаращился на меня так, что у него глаза едва не выпали из орбит, а я сам с удивлением огляделся по сторонам. Сперва мне подумалось, что какой-то из ударов по голове стал роковым, и я сделался дурачком… Но, судя по реакции мерзкого толстяка, всё было взаправду. ​      Я, дрожащий от холода и злости, сидел на заднице на земле! На земле с сухой желтой травой! А вокруг меня возвышался сугроб. Трава слегка тлела.       ​Что происходило дальше описать во всех красках попросту невозможно. С Вулом словно сделался удар. Кляня меня на чём свет стоит и называя Антихристом, под которым горит земля, он вволок меня обратно в церковь, опять прерывая службу, и, кинувшись к алтарю, схватил с него крест и под изумленными взглядами всей паствы припечатал распятие к моему лбу. Видимо, предполагалось, что я начну дымиться и шипеть на латыни, но этого не произошло.       К Вулу кинулось сразу несколько человек, включая преподобного. Наш доблестный спонсор словно обезумел, глаза его налились кровью, на губах вскипала пена, и он только и мог открывать и закрывать рот. Я отпрянул и вжался в стену. Все наперебой спрашивали у Вула, что произошло, миссис Коул допытывалась до меня. - Что ты сделал, Реддл? - спрашивала она в десятый раз, крепко взяв меня за плечи и глядя мне в глаза. - Ничего, мэм, богом клянусь, ничего! – повторял я, мотая головой.       ​Было даже слегка неловко, что из-за меня получился такой переполох. К счастью, куда больше вопросов вызывали попытки мистера Вула изгнать из меня бесов. В общем-то, это и правда было красочно. Даже спустя многие годы я любил приводить этот случай как пример дикости магглов. Видит великий Салазар, дай волю этим дикарям, и они всё ещё пытались сжигать нас на кострах… - Да что на вас нашло!? – допытывался тем временем преподобный до Вула, который тяжело отдувался и дико вращал бешеными глазами. - Молитвенник! Вы видели, что он с ним сделал!? – пророкотал Вул, суя пастору в нос мою книгу.       ​Я зажмурился, и что есть сил пожелал, чтобы на месте теории эволюции оказался молитвослов. Ещё никогда до этого я так сильно не старался, применяя свою загадочную силу. ​      И вот пастор открыл книгу, медленно пролистал, посмотрел на Вула поверх очков, опять полистал молитвенник. Я даже дыхание затаил, наблюдая за преподобным. - Простите, мистер Вул, но я вас не понимаю, - проговорил он.       ​Вул выхватил из рук священника томик, открыл его так, что чуть не разорвал надвое, стал жадно листать, повреждая страницы. В руках у него был самый обычный молитвослов. Я облегчённо выдохнул, готовый хоть самого чёрта благодарить за помощь мне. - Тут были черепа! Обезьяны! Дарвин! – воскликнул Вул. – Да это ещё что, там, на улице, он сугроб прожёг, как будто бес из ада! ​      Толстяк, переваливаясь, подбежал к дверям и распахнул их. Но благодаря ветряной погоде и сильному снегопаду на том месте, где я упал, уже был снег. От досады Вул даже взвыл. На виске вена у него так вспухла, что я серьёзно надеялся, что с ним вот-вот случится удар. - Чертовщина! - прогрохотал он, наконец. – Ах ты, негодяй, ах ты, бесовское отродье! ​      Вул зашагал было ко мне, но кто-то из мужчин его остановил. - Опомнитесь, Абрахам! – взмолился преподобный. – Вы так долго смиряли свой характер, во имя Господа, успокойтесь же сейчас!       ​Вула усадили на скамью, ему принесли немного воды в железном стаканчике, кто-то стал прислонять платок к его красному лбу, на котором вздувались вены. Послали за доктором. ​Я, притихший и напряженный, сидел на самой дальней скамье. Какая-то женщина даже подошла и спросила, всё ли со мной в порядке, на что я поспешил ответить максимально испуганным голосом, что Вул хотел меня убить. - Мальчик со странностями, - поспешила вставить миссис Коул. – Сам не знает, что говорит. - По правде сказать, куда больше опасений вызывает мистер Вул. И что только на него нашло? – покачала головой прихожанка.       ​Миссис Коул только и могла, что натянуто улыбнуться и пожать плечами. Она была в таком шоке, что не представляла, как себя вести. Полагаю, она уже не сомневалась в том, что это я довёл Вула до белого каления, но не могла объяснить самой себе, каким же образом мне это удалось.       ​Я выставил попечителя нашего приюта чуть ли не буйно помешенным перед всей паствой преподобного Адамсона. Тут надо сказать, что Абрахам Вул был очень хорошо известен всем прихожанам данной церкви, причем как человек исключительно набожный, благочестивый и мирный. А тут он прямо в церкви накинулся на бедного сироту и зачем-то совал ему в лицо крест, явно пребывая при этом совершенно не в себе. Ох, и долго же об этом болтали на всех углах в нашем квартале…       ​Когда миссис Коул поспешно выводила всех нас из церкви, Вула уже осматривал доктор, бормочущий что-то про скачок давления и возможные галлюцинации, как следствие. Я блаженствовал, вышагивая рядом с миссис Коул. Остальные дети сторонились меня.

***

​      Так как никто, а в том числе и я, не понял, что произошло, все стали придерживаться наиболее правдоподобной версии. Согласно ей, я своими безобразными выходками настолько довёл почтенного попечителя мистера Вула, что с ним сделался нервный приступ. Ну, кто бы ещё мог считаться виноватым, если не я?       ​Не зная, что делать, миссис Коул наказала меня. Не очень сурово, скорее для вида. Я был назначен дежурным по мытью полов до Нового Года. Занятие позорное и самое неблагодарное. В декабре все, кто приходил в приют, приносил на ногах кучу жидкой грязи, и я только и успевал, что развозить её шваброй по всему полу. Марта проклинала меня и обещала выдрать, если я не буду стараться. Приходилось здорово вкалывать, чтобы поддерживать относительный порядок.       ​За неделю на руках вспухли мозоли от метлы, мышцы спины болели с непривычки, но это всё было цветочками по сравнению с тем, как же меня раздирало от злости и ненависти, когда я, стиснув зубы, вытирал очередные грязные следы.       ​Вечером Рождества, когда все дети прибежали с прогулки на праздничный ужин, Марта в очередной раз велела мне выйти в холл и пройтись там шваброй перед приездом Вулов. Под злорадными насмешками компании Бишопа я униженно поплёлся за ведром и шваброй.       ​Я уже заканчивал, когда в холл вышел Деннис Бишоп. Он всё же был самым сумасшедшим из всех обитателей приюта, потому что, раз за разом убеждаясь, что со мной что-то не так, он всё больше хотел проверить это вновь. - Трудишься, золушка? – поинтересовался он, усаживаясь на подоконник. ​      Я злобно зыркнул исподлобья. После истории с Вулом миссис Коул пригрозила, что если я окажусь замешан ещё хоть в чём-то странном, мытьё полов заменит в моей жизни походы в библиотеку. Я решил, что ни за что не буду ввязываться ни в какие конфликты хотя бы до тех пор, пока случай в церкви не забудется. ​      Бишоп вытащил из кармана и сунул в рот жевательный табак. Им баловались все старшие мальчишки в последнее время, и мой неприятель не был исключением. Некоторое время Деннис наблюдал за тем, как я работаю. - Ты делаешь успехи, - резюмировал он, чавкая. - Кажется, ты нашёл своё призвание, Рэддл. ​      Я прикрыл глаза, борясь с собой.       ​«Спокойствие, Том, спокойствие», - повторял я, как мантру. ​      Бишоп, поморщившись, сплюнул свою гадость прямо на пол и выжидательно на меня уставился. На его лице было веселье, и я очень сильно захотел как следует треснуть древком швабры по этой наглой ухмылочке. - Что, не очень-то ты смелый, - резюмировал Деннис. – И чем ты только так напугал Вула? - Ты хочешь узнать, Бишоп? – не выдержал я, разгибаясь и опираясь на швабру. - Ты сумасшедший, Рэддл, и умудряешься как-то фокусничать, - заявил мальчишка. – Но я думаю, это всё фуфло. Если бы ты на самом деле что-то мог, ты бы не драил полы, как недоумок. И что все болтают, как будто ты одержимый… - Отвали, - поморщился я, возвращаясь к своему занятию. ​      Хотя бы для вида надо было расчистить проклятый холл. - Что, думаешь, что ты особенный? – вызывающе спросил Бишоп, спрыгивая с подоконника и приближаясь ко мне. – Что ты достоин большего? Ходить с нами на уроки труда тебе не по статусу, да? - Тебе-то что за дело?       ​Я опять остановился и выпрямился, крепко сжимая швабру в руке. - Ты ничем не лучше, Реддл, поэтому не очень-то воображай, - посоветовал мне Бишоп, угрожающе на меня надвигаясь.       ​Он навис прямо надо мной, но я не шелохнулся и смотрел на него в упор. - Смелый, Реддл?       ​Бишоп толкнул меня, и я был вынужден отступить. - Что тебе надо? – процедил я. - Не фокусничай, говорил уже, - презрительно выплюнул Деннис.       ​И тут он взял и пнул ведро. Оно перевернулось, грязная мутная жижа стала разливаться по плитке. Бишоп победоносно на меня смотрел. ​      От осознания, что мне придётся перемывать пол, я сжал швабру так, что у меня пальцы свело. Бешенство, сдерживаемое уже неделю, было готово прорваться с разрушительной силой. Я как мог сдерживал его, боясь, что мне опять влетит, и стоял, не смея даже пошевелиться. Я чувствовал, как во мне поднимается мощная, как никогда, волна силы. Не просто покалывало пальцы, как это бывало раньше, нет, руки горели от локтя до запястья. В груди словно сжимался тугой пульсирующий клубок. В голове звенело. Я буравил взглядом пол, пытаясь взять себя в руки, но ничего не получалось. - Сейчас расплачешься, Томми? – глумливо поинтересовался Деннис Бишоп.       ​Тоооомми…       ​Мой взгляд взметнулся к лицу Бишопа, наши глаза встретились, и тут из меня будто что-то вырвалось. Я помню резкое ощущение пустоты в груди и звон в голове. А вот глаза Денниса расширились в ужасе, он весь затрясся и приоткрыл рот. Его лицо исказила гримаса боли, Бишоп схватился обеими руками за голову. При всём этом он не мог отвести взгляд, и всё так же смотрел в мои глаза. По лбу мальчика заструился холодный пот, а из носа потекла тонкая струйка крови. И вот, наконец, его крик огласил весь приют. ​      Двери столовой распахнулись, в холл высыпали дети и воспитатели, я перевёл взгляд на них, и только тогда Деннис смог сдвинуться с места. Он пошатнулся, всё так же держась за голову и пошатываясь, и зажмурился. От боли у него из глаз текли слёзы. - Рэддл!!! – завопила миссис Коул, коршуном кидаясь на меня.       ​Я как будто очнулся от её окрика и выронил из руки швабру, стал растерянно озираться. Миссис Коул подбежала к Бишопу и стала его осматривать. - Что такое? Он ударил тебя шваброй? – спрашивала она.       ​Деннис запрокинул голову, и шмыгнул носом, из которого всё ещё сочилась кровь. Он не мог ничего из себя выдавить, только мотал головой и хлюпал своим клювом. Разъярённая миссис Коул кинулась на меня и едва не поскользнулась на луже жидкой грязи. - Реддл!!! – опять закричала она. – Да что с тобой не так!? ​      Тут двери распахнулись и на пороге возник мистер Вул, а вместе с ним и его сестрица со своим паскудным выводком. От удивления они так и замерли на пороге. Да уж, картина была та ещё. Весь пол в грязи, Деннис заливается кровью, миссис Коул трясёт меня за шкирку. - Что тут произошло? – пробасил Вул, приближаясь к нам. ​      Я вжал голову в плечи. Ну почему, почему мне всегда так везло? - Мистер Вул, Реддл совсем сошёл с ума! – воскликнула миссис Коул. – Ударил Бишопа так, что тот слова выдавить не может! Боюсь, как бы у мальчика не было сотрясения.       ​Вул зловеще навис надо мной. Он разглядывал меня, как какую-нибудь диковинку, с удивлением и неверием. Его, как и Бишопа, должен был мучить вопрос – что за фокусы я выделываю, что со мной не так? Вдобавок, он наверняка мечтал расквитаться со мной за унижение в церкви. - Заприте его в чулане, разберусь после ужина, - распорядился Вул. ​      Я был так перепуган, что без сопротивления позволил Марте отвести меня в чулан и запереть там. Только когда захлопнулась дверка, и я оказался почти в кромешной темноте, наступило осознание того, что на этот раз наказание будет настолько суровым, что мне и не снилось. *Уничижительное прозвище ирландцев