Я - легенда

      Через пять минут я стоял перед столом миссис Коул, и ошалело слушал про то, что мою комнату, конечно же, не оставляли пустой на протяжении прошедших десяти месяцев. И что мне следовало бы понимать это и не доставлять ей хлопот. Да и вообще, я мог бы взять на себя труд сообщить о своём возвращении.        Я стоял, держа в руке чемодан, и слушал, не зная, как объяснить этой идиотке, что отправить ей письмо с совой было бы не лучшим решением. Брало зло. Я был уставшим, голодным и в совершенно дурном расположении духа. А тут — пожалуйста, моя комната занята! — Реддл, я не знаю, какие условия в твоём пансионе, но тут у нас не появилось новых спонсоров, — жестко выговаривала миссис Коул. — Поэтому я пока что определю тебя в одну из общих комнат, а потом… — Миссис Коул, я должен готовиться к следующему году! — воскликнул я в отчаянии. — Как я смогу спокойно заниматься, когда рядом будут орать дети?        Да, ко всему прочему, место нашлось только в младшей группе. Мне предлагали спать в одной комнате с недоносками от трёх до пяти лет! — Заниматься сможешь в общем классе, когда он будет свободен, — отрезала миссис Коул. — И не смей меня перебивать, Том Реддл. Я вижу, что ты совсем отбился от рук. Так вот, тут правила не поменялись! И хорошо бы тебе крепко это помнить, а не то розги освежат твою память.        Я задохнулся от возмущения. Опять я был никем и ничем, и об меня вытирали ноги. Я ненавидел маггловский мир, магглов, приют и миссис Коул. — И поставь уже свой чемодан на пол, что у тебя там, золото что ли? — устало вздохнула миссис Коул. — Не понимаю, почему ты не мог оставить его в комнате Уокера или внизу… — Да этот Уокер выглядит, как малолетний уголовник! — вырвалось у меня. — Простите меня за несдержанность, миссис Коул, но я правда боюсь за своё имущество. — Так или иначе, Реддл, а пока что ты поживешь в младшей группе, — строго проговорила миссис Коул. — Может, потом поставим вторую кровать в комнате Уокера.        Я едва не застонал. Это была моя, моя комната! А не этого новенького! — Всё, Том, иди и не докучай мне, — отрезала директриса. — У меня ещё целая куча работы. А ты иди найди Марту и скажи ей, что я велела постелить тебе в комнате малышей.        Таким образом, мало того, что я вернулся в ненавистный приют, так ещё я был совершенно лишен личного пространства. Через час, съев миску почти остывшего супа и кусок серого хлеба, я лежал на кровати, слушая, как хнычет мой трёхлетний сосед, и сверлил потолок ненавидящим взглядом. Мерлин и Моргана, и так мне предстояло провести следующие два месяца!        Когда на следующий день я появился на завтраке, на меня то и дело кидали неприязненные взгляды. Меня и раньше-то не любили, а уж теперь, когда я учился в частной школе… Старые знакомые вроде Бишопа предпочитали ненавистно смотреть на меня издалека, новенькие, которые ещё не связывались со мной, не боялись показать своего презрения. Разве что Абрамсон плюхнулся рядом со мной и начал расспрашивать про школу. — А лупят сильно? — был его главный вопрос. — Не меня, во всяком случае. — Хотя бы так, — заметил Оливер. — У нас Вул совсем осатанел, чтоб его черти взяли. Раз в месяц лично порет наиболее провинившихся. Об меня как-то розги сломал…        Мне было не очень интересно, что у них тут происходило. На первый взгляд не изменилось абсолютно ничего. Только появилось несколько новых ребят. А в остальном — та же беспроглядная унылая серость и атмосфера безысходности. Миссис Коул с утра имеет такой же помятый вид, как и обычно, поскольку по-прежнему любит пропустить стаканчик. На столе — овсянка. Сироты все какие-то одинаковые: в серой одежде, с худенькими лицами и тоскливыми глазами. Мне и самому уже тошно было, даже без рассказов Абрамсона. — В декабре был тиф, пара мелких откинулись. А марте оказалось, что Люси Берри залетела, и её перевели в какое-то другое место. Во, ещё Джеквуда по осени прирезали в пьяной драке, — воодушевленно перечислял Оливер.        Типичные будни нашего приюта. После Хогвартса мне казалось, что я попал в какой-то чумной барак, где копошились нищие и прокаженные, обречённые на вечное хождение по мукам. У всех тут было что-то не так. И чаще всего одна проблема накладывалась на другую. Драки, сквернословие, дурные привычки и мелкие кражи были скорее последствиями страшных и необратимых событий. Не удивительно, что миссис Коул поддавала время от времени. Я бы и сам, верно, запил, если бы проводил в этой клоаке больше двух месяцев в году. — Потом ещё вши пошли, и некоторых девчонок даже обрили. Во визгу было! Кэти Стреттон, правда, всё равно находила клиентов, и её отправили в исправительное учреждение при монастыре. А Скотта из старшей группы загребли за то, что пырнул полисмена заточкой… — Спасибо, я уже понял, что на приют все казни египетские обрушились, — хмыкнул я. — А? — не понял Оливер. — Говорю, ничего не меняется. Скажи лучше, Абрамсон, что это за ублюдок поселился в моей комнате?        Весь учебный год я старательно пытался разговаривать, как приличный человек, но разве в этом презренном клоповнике поняли бы нормальную речь? Приходилось адаптироваться. — Уокер — парень со стальными яйцами, — сообщил мне Абрамсон, склонившись к столу, чтобы его ненароком не услышали. — Его пару раз забирали в участок, но всё обошлось. У нас с ним дело. — Стоило бы догадаться, — хмыкнул я. — Дельный паренёк, не из робкого десятка, — заключил Оливер. — Ты тоже присоединяйся, у нас есть пара безотказных схем… — Нет-нет, это не моё, — решительно отрезал я.        Абрамсон оказался разочарован таким ответом. Видимо, затем и подсел ко мне, чтобы ангажировать в их шайку. Как только я отказался, Оливер заскучал, а вскоре и отсел в сторонку.        После завтрака Марта меня обрадовала — в мою старую комнату умудрились воткнуть ещё одну кровать, и с этого дня я могу опять жить там. Я тут же поинтересовался, куда поставили вторую кровать — на стол или на потолок. Марта обругала меня, назвав зажравшимся поганцем, и я уныло поплёлся наверх.        Вторая кровать была воткнута под окно. Причём заталкивали её туда с такой силой, что свезли чугунной спинкой краску на стене. Бедная моя комната, во что тебя превратили… Стол отъехал к той же стене, где стоял шкаф, и, чтобы подойти к кровати, мне приходилось просачиваться бочком. Кляня про себя и Уокера, и всю организацию в приюте, я приволок в комнату свой чемодан и, вытащив из него маггловские вещи, задвинул под кровать.        Как раз, когда я разложил немногую одежду на своей кровати аккуратными стопочками, намереваясь убрать в шкаф, на пороге появился Уокер. Я сделал вид, что не замечаю его, и продолжил заниматься своими делами. При этом я тоскливо подумал о том, что моя палочка в самом дальнем углу чемодана, да даже если бы и была под рукой, то использовать её мне было бы нельзя. Подходящих тяжёлых предметов в поле зрения тоже не было, и я решил, что если поганец полезет, то придётся дать ему в зубы кулаком. Мне всё больше казалось, что я попал в тюрьму, в которой всё решает грубая сила. Великий Салазар, дай мне сил.        Тем временем Уокер плюхнулся на свою кровать и стал наблюдать за мной маленькими белесыми глазками. Он явно что-то замышлял. — Оливер сказал, ты не хочешь быть в деле, — сказал он с типичным выговором трущоб, безобразно коверкая слова.        Я задался вопросом, был ли приют Вула настолько отвратительным год назад, или же я настолько переменился? По крайней мере, мне казалось, что невозможно было вообразить места гаже. Но пока что я молчал, желая сперва понять, в каком настроении этот малолетний уголовник. — Что, слишком хорош для этого, а? — спросил Уокер.        Тут я заметил, что он жуёт табак. Возможно, что отчасти поэтому его речь была настолько невнятной. — Я не по этой части, вот и всё, — отрезал я, подходя к шкафу.        Открыв дверь, я скривился. Невозможно описать, насколько некогда мой личный шкаф был загажен. На верхней полке была комками напихана одежда, вешалки были погнуты, внизу скопилась груда бумажек, фантиков, яблочных огрызков, старых газет и другого мусора. Прижав к груди стопку своих вещей, я скривился и захлопнул шкаф. — Как можно так срать там, где живешь? — не выдержал я. — Ишь ты! А я птица вольная, и тут ненадолго! — ответил мне Уокер, которого я уже ненавидел сильнее, чем кого бы то ни было под этой крышей. — Этого "ненадолго" хватило, чтобы устроить из комнаты помойку!        Я был вынужден вытащить из-под кровати свой раздолбанный чемодан и сложить вещи обратно в него. Затем повернулся к Уокеру, который наблюдал на меня неосмысленным взглядом, продолжая жевать табак. Его лицо показалось мне настолько тупым и безобразным, что я как никогда чётко осознал смысл выражения «просит кирпича».        Вздохнув полной грудью и выдохнув, я заговорил. — Вот что, я тут тоже ненадолго. Раз уж так вышло, что нам придётся делить комнату, давай постараемся друг другу не мешать? Стол и эта кровать мои, и ты даже близко к ним не приближайся. А я не буду претендовать на твою территорию — от шкафа до твоей кровати, идёт?        Прошу обратить внимание на то, что я пытался договориться по-хорошему. Я никогда не стремился сразу устраиваться разборки без крайней нужды, и даже в этом одиозном случае надеялся решить всё без ссоры. Это при том, что при моей любви к порядку, одного того, что Уокер сделал с комнатой, было достаточно, чтобы влепить ему проклятье покрепче промеж глаз. — Ты будешь таскаться по моей территории каждый день, — заявил Уокер. — Придётся платить мне налог. — Что?! — воскликнул я немного более высоким голосом.       Изумлению моему не было предела. Это тупое жвачное животное вторглось на мою территорию, обезобразило комнату, которая ещё недавно было совершенно новенькой, и ещё с меня же за это хочет поиметь денег?! — Что слышал, — ответил Уокер, и сплюнул табаком за свою кровать.        Меня замутило от омерзения. — Слушай, ты, кусок… — начал было я, надвигаясь на мальчишку.        Он тут же вскочил на ноги и засучил уже один рукав, когда к нам вошёл Абрамсон. — Эй, что это вы тут затеваете? — усмехнулся он. — Остынь, Генри, с Томом мы не воюем.        Я удивлённо вздёрнул бровь. Что это за защитник выискался? Уокер был удивлён не меньше. Он, вероятно, был убежден, что в два счёта меня побьёт. Роста мы были почти одинакового, только он был более крепким. Но Абрамсон очень выразительно на него посмотрел. — Помнишь, что я говорил?        Уокер был очень недоволен, что ему помешали, и с возмущенным бурчанием отошёл от меня. — Так и хочется ему задать, чтобы не зазнавался, — сказал он, обращаясь к Оливеру, словно меня тут и не было. — Весь приют хочет, — согласился Абрамсон. — Проблема в том, что Том всегда отвечает в самый неожиданный момент, и с ним лучше дружить.        Оливер посмотрел мне прямо в глаза, и я взглянул на него прямо и вызывающе. Пусть не думает, что после этого дешевого фарса я проникнусь к нему симпатией и стану помогать в грязных делишках.        Оба мальчика вышли, обсуждая меня вполголоса, и я тяжело опустился на свою кровать. Скользнул взглядом по обезображенной комнате и вздохнул. Палочкой пользоваться было нельзя, а вот о заточке пора было задуматься.        Разумеется, в эту ночь я почти не спал. Хотя под подушкой у меня уже лежал карандаш, заточенный поострее, я всё же чувствовал страшное напряжение. Давно уже я не спал с врагами в одной комнате. Уокер тоже всё ворочался и недовольно пыхтел. — Реддл, спишь? — спросил он наконец-то. — Не дождёшься, — парировал я.        Уокер хмыкнул. — Мне все наперебой рассказывают, что ты с нечистой силой знаешься.        Я улыбнулся в темноте. Эх, жаль нельзя было пользоваться магией… Я бы показал ему нечистую силу. — Врут, небось, — сквозь зевок проговорил Уокер, от чего его голос стал совсем невнятным. — Но ты знай, я этого всего не боюсь. У меня крест имеется.        А вот тут я прислушался внимательнее. Неужели наш хулиган такой суеверный? И если так, то зачем, Мерлин ты мой, он сообщает мне о своих слабостях вслух? Непроходимый кретин. — И ты знаешь, как использовать этот крест? — спросил я, для порядка, замогильным голосом. — Знаю, будь уверен.        Я усмехнулся и уже совершенно спокойно развалился поудобнее, а вскоре и заснул. Похоже, главным злом здесь всё же был я.        С моего возвращения в приют прошла неделя. За это время мы с Уокером прониклись к друг другу ещё большим омерзением. Не могу даже сказать, кто из нас двоих больше не выносил другого. Наша главная борьба разворачивалась в комнате, конечно. Я мелом провёл границу, заявив, что угол у окна мой. Комната разделилась на две части — чистую и хлевоподобную. И стоило мне потерять бдительность ненадолго, как мусор Уокера буквально разрастался на мою территорию.        Я не мог понять, откуда берутся люди такого сорта. Для человека ведь естественно стремиться жить в приемлемых условиях. И одно дело — лениться, а совсем другое — откровенно мусорить. Я был готов удавить этого подонка за вечно разбросанные по полу фантики, бумажки и огрызки. Ещё Уокер время от времени храпел во сне, и я постоянно не высыпался. Не говоря уже о том, что этот презренный человек не имел ни малейшего понятия о личной гигиене и, набегавшись за день на жаре, лишь иногда омывал пальцы рук и немножечко лицо. Так что вонь буквально сшибала с ног, и приходилось держать окно открытым. В окно летели мухи, которые жужжали ночи напролёт, и я ругал своего соседа на чём свет стоит.        Он меня тоже терпеть не мог. Буквально всё во мне. Моё стремление к чистоте он воспринимал как личный вызов и постоянно стремился устроить в комнате больший беспорядок. Книжки, которые аккуратными стопками выстроились на нашем столе (библиотечные, свои я из чемодана не вынимал) он марал и рвал, не в силах найти им другое применение. В столовой он постоянно старался пролить или просыпать на меня что-то из еды, прекрасно зная, что для меня крайне важно быть опрятным.        Словом, это было бесконечной войной, но от решительных действий мы оба пока что удерживались. Я — поскольку знал, что кончится всё выбросом стихийной магии и меня выгонят из Хогвартса. Уокер же из-за того, что Абрамсон встал на мою защиту. И всё же пора было что-то предпринять, иначе бы я попросту задушил его во сне, сойдя с ума от этого отвратительного храпа и от брюзжания мух. Вдобавок, я пару раз видел, как подлец коситься на мой чемодан с явным интересом, и приходил в ужас от одной мысли о том, что этот маггл испортит мои вещи. Палочку я теперь носил при себе, боясь, как бы Уокер её не сломал. Я ждал вестей от Сильвия, да и даже если бы он не написал, отправился на Косую аллею один, чтобы найти способ защитить себя и без применения магии. Мало ли зелий было…       Как как-то раз, сидя в комнате и читая книжку про Слизеринов, я вдруг услышал стук в окно. Подняв глаза, я увидел филина, держащего в клюве письмо. К счастью, моего соседа в этот момент не было, поэтому я, прикрыв дверь, спокойно подошел к окну и, открыв его, взял у птицы конверт. Филин переминался с лапы на лапу и явно чего-то ждал. Я вскрыл конверт и прочитал письмо, написанное размашистым почерком Сильвия Лестрейнджа:       «Привет, Том!       Как ты? Надеюсь, магглы ещё не сильно достали.       В воскресенье буду на Косой аллее, сможешь присоединиться? Можем встретиться в «Дырявом котле» в десять утра. Филин ждёт твоего ответа.

Сильвий Лестрейндж».

      От радости я не смог сдержать ухмылки. Наконец-то напоминание о магии в этом богом забытом месте… А то мне стало иногда казаться, что Хогвартс мне только приснился — таким серым, безжизненным и не меняющимся изо дня в день был приют.       Не теряя ни минуты, я перевернул пергамент и написал карандашом ответ:       «Здравствуй, Сильвий.       Магглов уже видеть не могу. Конечно, в воскресенье буду в «Дырявом котле» в 10:00.»       Я замялся, прежде, чем подписаться. Моё плебейское имя казалось мне невозможно жалким. Оно приравнивало меня к тысячам других Томов, и я всегда его ненавидел. Так что я поставил только две буквы «Т.Р.», а затем засунул письмо обратно в конверт и протянул большой важной птице.       В ближайшее воскресенье я сразу же после завтрака отправился на Косую аллею. Хотелось взять с собой мантию, чтобы маггловская одежда не бросалась в глаза, но надо было беречь школьную форму — в этом году я хотел обойтись без покупки новой мантии, намереваясь лишь отпустить края старой. Впрочем, поход в ателье я отложил на другой раз, поскольку при Сильвии позориться не хотелось. Я заранее решил, что при Лестрейндже буду покупать только учебники и письменные принадлежности. На последнем я намеревался сэкономить, поскольку весь прошлый год заимствовал перья и чернила у Сильвия.       Без пятнадцати десять я вошёл в «Дырявый котёл». Сильвий уже ждал меня, сидя за столом в углу. Он встал мне навстречу, чтобы пожать руку. — Привет, Том! — радостно поздоровался Сильвий. — Привет, — буркнул я.       Лестрейндж был в красивой и, сразу видно, - дорогой мантии шоколадного цвета. Да и вообще он выглядел превосходно, даже ботинки были начищены до блеска. Я же щеголял в затертых штанах уродского серого цвета и застиранной, вылинявшей рубашке. Трудно было не ненавидеть Сильвия время от времени, хотя после Уокера мой школьный друг буквально был усладой для глаз.       Лестрейндж, не заметив моего настроения, уже показывал мне на домовую эльфийку, стеснительно прячущуюся за его стулом. Это было жалкое создание в тоге из наволочки с вышитой буквой «Л». — Это Долли, — представил Сильвий. — Она вроде как присматривает за мной, ты не обращай внимания.       И домовик-то у него был собственный… Нет, решительно невозможно было учиться на Слизерине, не имя за душой ничего.       Мы вышли на задний дворик «Дырявого котла». Сильвий начал расспрашивать меня про магглов, и тут я отвёл душу, расписывая приют во всех красках. Лестрейндж, слушая, только диву давался и, наконец, окончательно проникнувшись уважением, проговорил: — Как ты только там выжил, Том… Я бы рехнулся! — Я уже близок к этому, — хмыкнул я. — Прошлым летом я преспокойно готовился к учебе в своей комнате, а теперь это невозможно.       Сильвий задумался. — Может, купим снотворного зелья сна без храпа для твоего соседа-маггла? — предложил он. — Будет сложно подливать ему каждый вечер, — покачал я головой. — Яду бы ему купить…       Вдруг меня посетила такая блестящая идея, что я остановился на полушаге. Лестрейндж удивленно на меня взглянул и счёл должным сказать: — Том, я не против, но это может открыться. — Да я не о яде! Сильвий, ведь магглы боятся всего неизвестного. А этот Уокер спит с деревянным распятьем в надежде, что это меня отпугнёт. Так вот. Пусть Долли его напугает!       Мы синхронно обернулись на домовую эльфийку. Она вытянула тоненькую шейку, вслушиваясь в наш разговор, и её огромные уши от любопытства раскрылись и поднялись. — Том, она даже малого ребёнка не испугает, — заметил Сильвий. — Ты не понимаешь, — начал я объяснение, продолжая шаг. — Магглы — идиоты. Они до такой степени скучно живут, что обожают пугать самих себя всякими ужасными историями и страшным кино. — Страшным чем? — Это такая движущаяся картинка. Вроде волшебной фотографии или портрета. Только двигается долго, часа полтора, и там сюжет. Ну, как в книге.       Сильвий недоверчиво на меня поглядывал, и мне пришлось более подробно рассказать ему про кинематограф. На этапе пересказов фильмов ужасов, Лестрейндж хохотал, как ненормальный. Мы как раз сели в кафе-мороженном Флориана Фортескью и, сделав заказ, продолжали обсуждать мой зловещий план. — Словом, магглы до того сами себя довели, что боятся всего неизвестного. Хорошо бы Долли ещё передвигалась на четырёх костях и рычала время от времени. И этого Уокера как ветром сдует, — заключил я. — Это замечательная идея! — воскликнул Сильвий. — Долли ещё изваляется в саже, чтобы вообще быть ни на что не похожей. — Что же это вы задумали, молодой хозяин, сэр, — заскулила эльфийка, приложив ручонки к пылающим щекам. — Чтобы Долли вела себя как упырь… — Долли, тебе было сказано исполнять мои указания! — напомнил Сильвий, до глубины души возмущенный тем, что прислуга пререкается с ним при мне. — Хозяйка сказала — разумные указания, — осторожно напомнила домовая эльфийка. — А ты, может, хочешь сказать, что я говорю неразумные вещи? — возмутился Сильвий.       Тут произошло нечто очень странное. Долли вдруг ойкнула, шлепнула себя по губам, и, обхватив ручками ножку стола, давай биться об неё головой! Я опешил и на всякий случай отодвинулся на стуле подальше. На приказания Сильвия успокоиться она не реагировала, поэтому Лестрейндж, ругаясь, полез под стол, чтобы выволочь её оттуда. В этом время нам принесли мороженное, и официант недовольно поморщился. — Молодые люди, домовиков сюда брать не рекомендуется. Тут приличные люди отдыхают. — Да? Я не видел вывески, — растерялся Лестрейндж.       Официант неловко пожал плечами. — Да разве такое сейчас вывесишь?       Сильвий закивал с загадочным видом. Эти оба точно понимали друг друга. — Что там он говорил про домовиков? — решил поинтересоваться я, когда официант отошёл достаточно далеко, чтобы нас не слышать.       Долли к этому времени успокоилась, и Сильвий, косясь на официанта, старался незаметно пихнуть её ногой поглубже под стол. Я с интересом наблюдал. — В некоторые заведения запрещено приводить домовиков. Отец говорит, раньше всюду были таблички вроде «с домовиками нельзя» или «гоблинов не обслуживаем». Но сейчас времена другие, правительство более либеральное. Глядишь, скоро у нас будет и министр магглорожденный, — хмыкнул Лестрейндж.       На некоторое время мы замолчали, поглощая мороженное. Долли время от времени выглядывала из-под стола, и пожилая ведьма, сидевшая неподалёку, недовольно на нас поглядывала. Когда пришло время расплачиваться, Сильвий настоял на том, чтобы угостить меня. Мы вышли из заведения, а Долли напоследок схватила со стола остаток вафельной трубочки Лестрейнджа и с удовольствием слопала. — Она совершенно не обучена себя вести, — вздыхал Сильвий. — Слишком молодая. Но у нас договоренность — я не рассказываю родителям об её провинностях, а Долли не слишком болтает о моих делах. — А почему она билась головой о стол? — спросил наконец я. — Домовики все полоумные, — отмахнулся Лестрейндж. — Некоторые так расстраиваются от того, что огорчают хозяина, что тут же сами себя наказывают.       Мы зашли во «Флориш и Блоттс» и купили часть учебников. Их несла Долли, и мы с Сильвием, не обремененные тяжелой ношей, весь день шатались по Косой аллее. Долго проторчали в магазине шуточных волшебных товаров доктора Фейерверкуса, где Сильвий купил несколько хлопушек. Мне тоже захотелось что-нибудь приобрести, но я и без того уже раскошелился на новенькие учебники вместо того, чтобы найти подержанные. Около магазина «Всё для квиддича» Лестрейндж буквально прилип к витрине, на которой красовалась спортивная метла. Мне это было безразлично, хотя многие мальчишки, проходя мимо, тоже останавливались и были не в силах пройти, не поглазев на метлу с аккуратно подстриженными прутиками и блестящим отполированным древком.  — Всё бы отдал за такую, — мечтательно проговорил Сильвий, наконец-то отходя от витрины.       Увидев полнейшее равнодушие на моём лице, он решил пояснить причины своего восторга. — Это же «Комета-180»! Она быстрее и маневреннее даже «Чистомета-3»!        Лестрейндж болтал о спортивных метлах до тех пор, пока мы не зашли поглазеть на животных в «Волшебный зверинец». Там было очень интересно, и я даже совсем забыл о грядущей мести Уокеру. Говорящий ворон важно чистил клюв о жердочку, пурпурные жабы, способные выбрасывать свой зеленый язык на десять футов — вот бы такую в приют! — а также крысы, уморительно прыгающие через своих хвосты, как через скакалку.        Потом мы пошли в «Дырявый котёл». Сели пообедать, а заодно обсудить план действий. Заговорщически перешептываясь, мы строили план, как бы нам покрепче напугать Уокера.