Я - легенда

      Я принял решение посетить Литл-Хэнглтон, ещё будучи в Хогвартсе. Вернувшись в маггловский мир, я сразу же начал планировать свой визит к Гонтам. Вариант воспользоваться магией или одолжить у Лестрейнджа метлу я не рассматривал. В мире магглов шла война, подниматься в небо было небезопасно, в особенности в Лондоне. Аэростаты, прожектора, зенитные установки… Я совершенно не хотел испытать на себе все эти чудеса маггловской техники. Да и чары надзора могли среагировать на сомнительную активность в районе моего приюта. Поэтому я узнал, как добраться до Литл-Хэнглтона маггловским транспортом. Путь на поезде, как оказалось, занимал два часа. Оставалось найти деньги на билеты.        Конечно, я располагал кое-какими средствами. Но это были деньги от фонда Хогвартса, которых и так едва хватало на подготовку к учебному году. К шестому курсу мне нужно было и форму обновить, потому что я прибавил несколько дюймов за год и короткие школьные брюки смотрелись уже совсем позорно. На поездку в Литл-Хэнглтон нужно было достать денег.        В приюте Вула такие вопросы решались довольно просто. Деньги у сирот водились, нужно было только знать, у кого спрашивать. У мелких воришек, промышляющих в барах и в людных местах вроде рынков. И у старших девочек, которые оказывали весьма определенные услуги солдатам из ближайшего госпиталя. Оба сегмента были под покровительством местных хулиганов, пришедших на смену шайке Бишопа. Хотя моя мрачная слава в приюте и обеспечивала мне полнейшую неприкосновенность, всё же из-за денег можно было попасть в неприятную ситуацию. А магию вне Хогвартса я использовать не мог…        Но я был бы не я, если бы не нашёл выход. Нужно было лишь иметь глаза и уши, чтобы увидеть возможности. Немного подслушивания, манипуляций и угроз, и вот уже через пару недель с начала каникул я прекрасно знал, кто и чем занимается. Из всех воспитанников приюта Вула я безошибочно угадал слабое звено, которое могло быть мне полезно.        Его звали Кристиан Бейкер, и это был самый смазливый мальчик из всех, что мне доводилось видеть. Бледный, тонкий, с роскошной каштановой шевелюрой, которая вилась локонами от природы, с огромными синими глазами. Лет пятнадцати, хотя выглядел младше. В приют он попал в начале войны, когда осколками фугасной бомбы убило его вдовую тётушку. До этого Кристиан учился в частной школе, где, видимо, и понабрался всякого. Уж не знаю, как он попал в приют Вула, но, видимо, оплачивать его содержание в пансионе больше было некому.        Я практически сразу заметил, как сильно он отличался от других мальчиков. Если надо мной раньше смеялись как над белоручкой, неспособным гвоздь забить, в этом случае всё было ещё более запущено. Достаточно было взглянуть на маленькие женские ладошки Бейкера. Общался он тоже больше с девчонками, но при этом ни к одной не питал явного интереса. Разговаривал, жеманно потряхивая волосами. Походка была плавная, грациозная. Во всех жестах угадывалась какая-то совершенно другая, отличная от мужской, природа. И всё же я удивился, когда как-то раз, возвращаясь с Косой аллеи, застал интереснейшую картину.        Дело было поблизости от военного госпиталя. Я срезал через знакомый мне переулок, через который почти не ходили — с улицы его было практически не видно из-за нависающего крыльца одного из домов. Однако же, в этот раз я услышал приглушенные голоса. Один — точно мужской, и по его низкому ласкающему тембру совершенно понятно, что разговор ведётся любовный. Я уж хотел обойти милующихся магглов, но потом подумал, с какой это стати? И, презрительно морщась, пошёл прямо на них. Были сумерки, я не мог толком разглядеть их лиц. Даже внимания бы не обратил, если бы один из парочки вдруг не вздрогнул и не пискнул испуганным голоском, узнав меня. Я повернулся на звук и увидел за широкой спиной офицера выглядывающего Бейкера! Их поза, рука офицера на его шее, слегка растрепанный вид юноши — всё говорило о том, что я понял происходящее правильно. — Какие-то проблемы, парень? — вызывающе спросил у меня военный.        Я медленно растянул губы в улыбке. — Что вы, сэр, никаких проблем, — протянул я и, прислонив руку к твидовой кепке, словно отдаю честь, пошёл дальше.        Вот это да! Не то чтобы какая-либо маггловская грязь могла меня удивить, я с детства насмотрелся всякого. Но такого мне ещё видеть не доводилось. Я слышал, что в частных школах для мальчиков периодически вспыхивали скандалы из-за «грубой непристойности», как это называли. В старой доброй консервативной Англии был и закон, предусматривающий уголовную ответственность за мужеложство. Мне лично не было совершенно никакого дела до гомиков, хотя я и представить не мог, что привлекательного можно найти в мужской заднице. Но в сложившейся ситуации увиденное могло сыграть мне на руку.        Я не успел пройти и квартала, когда за спиной раздался топот — Кристиан Бейкер догонял меня. Запыхавшийся, с алеющими щеками и испуганными глазами, он ещё больше напоминал девчонку. — Том, подожди! — воскликнул он. — Ты всё неправильно понял! — Да, видимо, ты хотел записаться в армию, — усмехнулся я. — Ты скажешь кому-нибудь? — не слушая меня, испуганно спросил юноша. — Скажешь? Послушай меня, пожалуйста! Это не то, чем кажется на первый взгляд! Это серьёзно! — О, даже так? — меланхолично поинтересовался я, замедляя шаг и идя размеренно и степенно. — И что же ты готов сделать, чтобы я держал язык за зубами?        Бейкер растерялся и захлопал глазами. Я с отвращением понял, что он ищет в моём взгляде подтверждение своим догадкам. — Нет-нет, ты меня не интересуешь, — поспешил сказать я. — Но офицер наверняка платит тебе за… приятное времяпровождение? — Да как ты можешь? Что ты знаешь о настоящем чувстве? — обиженно и возмущенно воскликнул Кристиан. — Вообще-то ничего, — усмехнулся я. — И избавь меня от подробностей, будь так добр. — У меня нет денег, — заявил малолетний кинедон*. — Но тебе ведь совершенно незачем кому-то рассказывать, не так ли? — Может быть, я добропорядочный христианин? — хмыкнул я. — Содомия порицается Богом, если ты не в курсе.        Бейкер покраснел ещё гуще. Мои издёвки здорово его задевали. И всё же он отважился на ответ. — Ты не христианин. В приюте говорят, что ты продал душу дьяволу.        Я не выдержал и рассмеялся. Мой высокий смех разнёсся по пустынной ночной улице. — Скорее я придерживаюсь антропоцентризма**, — поправил я.        В глазах собеседника не отразилось ни малейшего понимания и я, вздохнув, опять заговорил. — Нюансы меня не волнуют. Двадцать шиллингов, если не хочешь, чтобы я ославил тебя на весь приют.        Бейкер даже всхлипнул. — Откуда я их возьму? — дрожащим шепотом спросил он. — Полагаю, как минимум пару способов ты знаешь, — презрительно заметил я. — Ничего не получится, это слишком много, — пробормотал юноша, лихорадочно перебегая взглядом с меня на мостовую. — Что же, решать тебе, — пожал я плечами. — Времени даю до пятницы.        Думаю, что он всё же обманывал меня, и офицер платил ему за услуги. По крайней мере, в пятницу Бейкер, осунувшийся и с красными глазами, принёс мне ровно двадцать шиллингов. Я не стал уточнять, как именно он их достал. Деньги есть деньги, в конце концов. И этой суммы как раз хватало на билет туда-обратно, и еще немного оставалось.        В приюте, к счастью, не очень-то следили за воспитанниками. В назначенный день после ужина я незаметно выскользнул через чёрный ход и поспешил на вокзал. Я не сомневался в том, что никому и в голову не придёт проверить, у себя ли я. До вокзала добрался довольно быстро — всё ещё помнил, как пользоваться маггловским транспортом. Я вообще всегда удивительно хорошо ориентировался даже в незнакомых местах. На вокзале купил билет до станции Литл-Хэнглтон и в восемь вечера сел на последний поезд, отправляющийся из Лондона. Я намеренно выбрал именно это время, чтобы никто не заметил меня в толпе обыкновенных работяг, направляющихся за город после длительного рабочего дня. Не знаю, почему с самого начала этого путешествия я старался быть незаметным. Интуиция подсказывала, что о моей поездке к Гонтам никому не следует знать.        Поезд, стуча колёсами, нёсся через луга и пригороды. Солнце, алея, скрылось, за горизонтом. Опустились сумерки, стали видны первые звёзды. Пассажиры в большинстве своём спали, утомленные тяжелой работой и летним зноем. Я сидел у окна, прислонившись виском к раме, и смотрел на них. Думал о том, какой будет моя встреча с Гонтами. Разумеется, я не ждал идеалистического воссоединения с семьёй. Но страстно желал получить ответы на все мои вопросы. И просто увидеть тех людей, чья кровь текла в моих жилах.        По мере приближения к Литл-Хэнглтону количество пассажиров уменьшалось. Большая часть вышла раньше. И всё же на платформе мне удалось затеряться среди оставшихся магглов. Выйдя со станции, пришлось отстать от них, чтобы не вызвать вопросов.        Я шагал по просёлочной дороге, вдоль которой тянулись густые живые изгороди. Совсем тонкий молодой месяц давал совсем мало света, а использовать магию я опасался. Где-то впереди басом переговаривались мои попутчики, и я шёл за ними. Вскоре на моём пути встретился указатель с двумя стрелками. Одна указывала в ту сторону, откуда я пришёл. Надпись на ней гласила «Грейт-Хэнглтон, 5 миль». Вторая стрелка указывала вперёд и на ней значилось: «Литтл-Хэнглтон, 1 миля». Я пошёл прямо. Вскоре дорога повернула влево и круто пошла под уклон. Передо мной открылся вид на долину. Угадывались огоньки деревушки и силуэт церкви. По другую сторону холма возвышался красивый большой дом, несомненно принадлежавший какому-нибудь эсквайру.        Как мне сказал Лестрейндж, Гонты жили перед спуском в долину. Я догадывался, что нахожусь где-то совсем рядом, но в темноте и зарослях было невозможно разглядеть решительно ничего. Я чуть было нарушил запрет на колдовство вне Хогвартса, но тут меня осенило спуститься в деревню и найти фонарь. А то, как знать, может, Гонты тут уже не живут, и использование магии вызовет вопросы у Министерства.        Путь под гору дался легко и быстро. Через считанные минуты я уже шёл по улице вдоль аккуратных маленьких домиков. Возле одного из них я остановился — на крыльце висел фонарь. В самом доме свет не горел, видимо, его обитатели уже спали. Воровато оглядевшись, я толкнул калитку — не заперто. В местечках вроде Литл-Хэнглтона обычно не очень-то пекутся о безопасности, не запирают калитки… Как глупо. На перилах крыльца нашлись и спички. Я захватил и их.        Жители пригорода легли спать рано, так как была середина рабочей недели. В Литл-Хэнглтоне царила тишина. Никем не замеченный, я возвратился на тот холм, где по моим расчётам должна была быть лачуга Гонтов. По правде сказать, рыская в зарослях посреди ночи, да ещё и с маггловским фонарём, я чувствовал себя идиотом. Подумалось, что тут точно не может быть никакого жилища, и что я зря тащился в такую даль. Но вот я свернул на узенький просёлок, окаймленный ещё более высокими и густыми зарослями жимолости. Извилистая каменистая тропинка была в рытвинах, шла под уклон. Раз или два я споткнулся и едва удержал равновесие. Когда я уже решил возвращаться, среди тесно растущих деревьев показался силуэт какого-то строения. Чем ближе я подходил, тем более запущенным мне казался этот убогий домишко. Чудо, что я вообще рассмотрел его в таких густых зарослях. Стены лачуги заросли мхом, черепица осыпалась, и местами через дыры проглядывали стропила. Вокруг росла крапива, такая высокая, что доставала до крошечных окошек с грязными стеклами.       «Наверное, там уже давно никто не живёт», — решил я. — «Невозможно, чтобы волшебник жил в таком месте».       Но всё же я решил проверить наверняка. Вдруг все эти густо растущие деревья и колючие кустарники — только защита от магглов? Внутри лачуга может оказаться настоящим особняком. Заклятие невидимого расширения широко использовалось волшебниками, живущими по соседству с магглами.       Подойдя к двери, я увидел приколоченные к ней останки змеи. Это натолкнуло на мысль, что я пришёл, куда нужно. Впервые за прошедшие недели я ощутил волнение. Сердце ускорило свой ритм. Решившись, я громко постучал. Ответа не последовало, и я толкнул дверь. Раздался противный протяжный скрип заржавевших петель, и я шагнул внутрь.       Одного беглого взгляда по сторонам было достаточно, чтобы я твёрдо решил: это самое грязное и запущенное место из всех, что я видел. Потолок ровным слоем покрывала паутина, пол был чёрным от въевшейся сажи, на грубо сколоченном столе валялись немытые миски и плошки вперемешку с объедками… В углу комнаты было кресло, у ножки которого стояла зажжённая свеча. В кресле кто-то сидел. Я пытался разглядеть неопрятного вида мужчину, но он так зарос волосами и был настолько неухожен, что разобрать его возраст или черты лица не представлялось возможным. Зато он тоже вглядывался в меня. — ТЫ! — взревел вдруг хозяин лачуги, вскакивая на ноги. По полу со звоном покатились пустые бутылки. — ТЫ!       Он бросился на меня, размахивая руками. В одной была волшебная палочка, в другой блеснул нож. — Стой! — громко произнёс я на парселтанге.       Мужчина резко остановился и врезался в стол. На пол посыпалась заросшая плесенью посуда. По доносившемуся до меня запаху дешевого пойла я догадался, что этот человек пьян. Я смотрел на него во все глаза и не верил в то, что могу иметь хоть что-то общее с этим существом. Не мог так выглядеть потомок Салазара Слизерина… — Ты говоришь на нём? — спросил мужчина на змеином языке. — Да, я на нём говорю, — отвечал я, входя в дом и притворяя за собой дверь.       Душили отвращение и разочарование. Хотелось спалить эту позорную хижину дотла. Но сначала я должен был узнать, почему Меропа Гонт оказалась одна в Лондоне. Слишком долго я мечтал узнать правду. Но знает ли её этот человек? Он явно моложе, чем должен был бы быть мой дед. — Где Марволо? — спросил я. — Помер, — ответил незнакомец. — Помер много годков назад, а то как же?       Грубая отрывистая речь, низкий интеллект на лицо… Великий Салазар, только бы он не был моим родственником… — Кто же тогда ты? — хмурясь, спросил я. — Морфин, кто же ещё? — Сын Марволо? — предположил я. — Ясное дело, сын, а…       Он отбросил с лица грязные свалявшиеся волосы, чтобы получше меня рассмотреть. На пальце мужчины я заметил перстень с чёрным камнем. Даже в слабом освещении он был как бельмо на глазу в этом убогом жилище. Видимо, единственная ценная вещь. — А я тебя за маггла принял, — прошептал Морфин. — Здорово ты на того маггла смахиваешь. — Какого маггла? — резко спросил я, и по спине пробежали мурашки. — Маггла, в которого сестра моя втюрилась. Он тут в большом доме при дороге живёт, — заявил Морфин и неожиданно сплюнул прямо на пол между нами. — Ты на него здорово похож. На Реддла. Только он теперь постарше будет, нет? Постарше тебя, коли присмотреться…       Меня объяло холодом. Мой отец тоже живёт тут, совсем близко… Реддл, Том Реддл-старший… О, Мерлин и Моргана, как же колотится сердце.       Морфин, пьяно пошатываясь, привалился к краю стола. Его маленькие косящие глазки пытались сфокусироваться на мне. — Он, понимаешь, вернулся, — грубым тоном добавил мужчина.       В душе моей творилось что-то невероятное. Как будто все эмоции и тревоги, сдерживаемые на протяжении последних недель, разом поднялись. Все чувства обострились. Я слушал Морфина с затаённой пока яростью, наблюдая за ним и прикидывая, на что способен этот жалкий человек. Волшебник он, должно быть, никакой, учитывая состояние дома. Да и пьян… Скорее всего, агрессивен. Точно ни с кем из деревни не общается. Нелюдимый, выпивающий дикарь. Никто бы не удивился… — Значит, Реддл вернулся? — спросил я, делая шаг к Морфину. — Ага, бросил её, и правильно, гнида такая, мужа ей подавай! — воскликнул мужчина, и опять сплюнул на пол. — Обобрала нас, понял, перед тем как сбежать! Где медальон-то, а? Медальон Слизеринов, где он?       Я ничего не ответил на этот пьяный поток бессвязного бреда. В голове пульсировало два слова — «бросил её». Кровь отхлынула от лица, меня обдало волной ледяной ярости. Она поглотила меня с головой за секунду, хотя внешне я наверняка оставался спокоен. А мой дядюшка, распаляя сам себя, продолжал, размахивая кинжалом: — Осрамила нас, потаскушка! А ты-то кто таков, заявился сюда, с вопросами лезешь? Всё уж кончилось, нет, что ли?.. Всё кончилось…       Он глянул куда-то в сторону и пьяно зашатался. Я шагнул вперёд и коротко рассёк воздух волшебной палочкой снизу-вверх. Когда только палочка оказалась в моей руке?       Морфин покачнулся и грузно осел на пол. Мой невербальный Ступефай надолго оглушил его. Что делать дальше, мне было ясно. Ярость задавила все остальные чувства во мне, и мною вновь владела холодная сосредоточенность. Я забрал палочку Морфина, снял с его руки старинный перстень, потушил свечу у кресла, и покинул лачугу Гонтов. Мой шаг был твёрдым и уверенным, по крутой тропинке я поднялся, ни разу не оступившись. Выйдя из зарослей, я вновь увидел на холме за долиной большой дом. Путь мой лежал именно туда. Ничто в ту ночь не могло меня остановить. Никакая сила. Не помня себя, я преодолел долину и стал подниматься на холм к дому Реддлов. Чужая палочка совершенно развязывала мне руки, и я уже не старался вести себя осторожно. Подойдя к высоким кованым воротам, я, не останавливаясь, выписал в воздухе зигзаг Алохоморы. И прошёл в зелёный ухоженный сад. Время было позднее, около одиннадцати ночи. В доме горело только несколько окон на втором этаже. Что же, прислуге очень повезёт, если на ночь она уходит в деревню…       Я вошёл через парадный вход, как хозяин, и медленно осмотрелся. Каждая клеточка моего тела была полна ненависти. Ненависть же вызывал и каждый предмет в холле. Лестница с ковром, портреты на стенах, хрустальная люстра. Роскошь, богатство и достаток. Изображенные на холстах магглы в богатых одеждах имели явное внешнее сходство со мной. Это тоже несказанно злило. А каков контраст после лачуги Гонтов! Неудивительно, что маггловский ублюдок считал, что ему всё позволено, и бросил бедную девушку, натешившись с ней!       Не помня себя, я ринулся вверх, перескакивая через две ступеньки. Только услышав голоса, доносящиеся в приоткрытые двери гостиной, я замедлил шаг и взял себя в руки. Пусть сперва узнают, кто я. Пусть поймут, что обречены. Я хочу, чтобы все Реддлы, которых я найду в эту ночь, поняли, кто и почему их убил. — Томас, и всё же, я полагаю, следует пересмотреть условия ренты, — звучал властный женский голос. — Арендаторы платят меньше сотни фунтов в год, это смешные деньги. — Отец, я сам готов заняться этим вопросом, — раздался приятный мужской голос. — Я обдумываю возможность вложиться в разведение скота. Может быть, выделить часть земли под это… — отвечал второй мужской голос, принадлежащий человеку в возрасте.       Я прислушался ещё. Беседовали трое. Двое мужчин и женщина. По всей видимости, семья. Обсуждали финансовые вопросы, называя такие суммы, на которые приют Вула существовал в течение нескольких лет.       Толкнув дверь, я прошёл в гостиную. Это была большая комната с высокими окнами. У камина сидели хорошо одетые люди. Пожилая пара на диване и мужчина средних лет в кресле. Моё появление удивило, но не испугало их. — А ты ещё кто такой? — грубо окликнул пожилой маггл.       Он был седовлас, со старомодными бакенбардами. Волевой подбородок, сильный взгляд. Он тут хозяин, сразу понятно. — Погоди, Томас. Это, должно быть, новый лакей. Но тебе было велено явиться утром, мальчик! — надменно проговорила женщина.       Тоже уже почти седая, волосы высоко уложены. Несмотря на возраст, видно, что когда-то была красива. Благородные черты лица, холодные серые глаза.        И вот из кресла поднялся третий. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина лет сорока. Его внешнее сходство со мной было просто поразительным — совершенно тот же овал лица, высокие скулы, прямой тонкий нос и карие глаза. Мы были очень похожи. Удивительно, что старики не заметили. Наверное, уже зрение не то. А вот Том Реддл — мой папаша — побледнел, как только увидел меня. Он, кажется, не мог поверить своим глазам, потому что просто молча таращился на меня. — Нет, я не лакей, — холодно проговорил я, закрывая за собой дверь и проходя в гостиную. — Неслыханная наглость! — возмутился старик. — Как ты вошёл в дом?        Видимо, моя поношенная одежда особенно выводила его. Смотрел на меня, как на какого-нибудь оборванца и попрошайку. Я же не спешил вынимать палочку. Хотелось сперва посмотреть, как они себя поведут. — Том… — тихо проговорила женщина, уже прижимавшая к глазам очки на цепочке. — Этот мальчик… — Вы наблюдательны, мадам. Впрочем, фамильное сходство и впрямь налицо, — презрительно проговорил я, глядя на большой семейный портрет над камином.        Там было изображено всё семейство. Мой папаша на портрете был совсем юношей примерно моих лет. Я был его копией. — Как ты посмел сюда явиться? — проскрежетал Реддл, наконец, обретя дар речи. — Объяснит мне кто-нибудь, что происходит? — прогрохотал старик, Томас Реддл.        Я молчал. В душе всё клокотало от чёрной злобы. Какая роскошь — бархатные портьеры, персидский ковёр, резная мебель… В маггловском доме… А потомки Салазара Слизерина живут в лачуге, подобно скоту. Да и сам я где провёл первые одиннадцать лет моей жизни? В нищете, голоде, среди тифа, холеры и вшей. — Это… Это ублюдок той женщины… — тяжело дыша, словно ему вдруг сдавило рёбра, выдавил из себя Том Реддл.        Все три Реддла умолкли, глядя на меня так, словно увидели нечто неописуемо мерзкое. Они ещё не понимали, зачем я пришёл, но уже были полны отвращения. Я был совершенно чужеродным пятном в этой дорого обставленной гостиной. Смел стоять на персидском ковре в своих стоптанных башмаках, дышать одним с ними воздухом! Как же явно читались их мысли! — Вам в этом доме не рады, — заговорила старуха высоким и холодным голосом. — Зачем вы тут? — Ясно, зачем, — хмыкнул пожилой Реддл. — За деньгами.        Мой отец расхохотался. Холодно и презрительно, ощущая своё мнимое превосходство над подростком шестнадцати лет. Над сыном несчастной оборванки, которую он потехи ради соблазнил и бросил. Вероятно, его неимоверно смешил тот факт, что я пришёл в их дом, на что-то надеясь. — Ни пенни! — воскликнул он, отсмеявшись. — Я и матери твоей не оставил ни пенни, и ты не получишь ничего от нашей семьи! — О, я пришёл не за деньгами, — обманчиво спокойно протянул я. — Что? — тут же воскликнул Реддл. — Уж не думал ли ты, что наша семья примет отродье деревенской сумасшедшей с распростёртыми объятьями? Это мамаша тебя подослала?        Он усмехнулся, подбоченясь и глядя на меня сверху вниз. — Ты не знаешь, что с ней произошло? — резко спросил я, вскидывая на Реддла уничтожающий взгляд. — Мне нет никакого дела ни до этой женщины, ни до тебя самого, — насмешливо уронил мужчина. — В этом доме тебе не рады, денег ты тоже не получишь. А попробуешь шантажировать — попадёшь в околоток. Главный Констебль графства*** — давний друг нашей семьи. Так что ты зря проделал этот путь, мальчик. — Ведь вы были женаты, — вспомнил я, сощурившись. — Ты бросил собственную жену.        Пожилая леди поднялась со своего места. Она оставалась абсолютно спокойна и холодна, когда как старик-Реддл и мой папаша вовсю насмехались. — У тебя нет никаких доказательств, что ты имеешь хоть малейшее отношение к нашей семье, — проговорила моя бабка металлическим голосом, не терпящим возражений. — О, поверьте, у меня нет никакого желания доказывать своё родство с магглами, — выплюнул я.        Старики переглянулись, а вот по красивому лицу Тома Реддла впервые пробежала тревога. — Знай своё место! — рыкнул на меня старший Реддл, очевидно, посчитав слово «маггл» каким-то новым ругательством. — И лучше уходи сам, пока можешь!        Он сделал несколько шагов, указывая рукой на дверь. От возмущения его морщинистое лицо покраснело. Но я не шелохнулся с места. — Она умерла, — коротко сказал я, пристально глядя на отца. — Оказалась на улице в лютую зиму, потому что ты бросил её без средств к существованию, не так ли?        Том Реддл задышал шумно и быстро, его глаза полыхнули злобой. — Я не желаю ничего слышать про эту женщину! — вдруг воскликнул он, теряя терпения. — Убирайся прочь, малолетний шантажист! Пошёл вон!        Видимо, такая вспышка гнева была не свойственна для моего папаши, поскольку старики посмотрели на него с удивлением. С чего это такие эмоции? — Ты ведь знал, что она волшебница, — скорее констатировал, чем спросил я, делая несколько шагов к отцу. — Мальчишка бредит вслух, — холодно отрезала женщина. — Нужно звонить в участок и сразу же в лечебницу. У Гонтов всегда были не все дома, он пошёл в эту породу.        Я не сводил глаз с лица Тома Реддла и видел, что он испугался. Не меня, конечно. Испугался, что я ещё больше его ославлю в округе. Я был уверен, что этот человек знал, что Меропа Гонт была волшебницей. Может быть, поэтому и бросил её. — Вытолкать его взашей! — восклицал тем временем старик, беря трость, прислоненную к дивану, на котором он сидел. — Даже слушать не желаю этот болезненный бред! — Погоди, Томас, мы должны быть уверены, что мальчишка не станет шататься по округе и рассказывать о нас невесть что! — поспешила сказать женщина. — На лицо явное психическое расстройство, я позвоню доктору Шеффилду…        Она встала, намереваясь подойти к телефонному аппарату на тумбочке. — На вашем месте, мадам, я бы этого не делал, — жестко проговорил я. — Эта встреча семейная, привлекать лишних людей ни к чему. — Ах ты наглец! — не вытерпел в конце концов старик, и, подходя ко мне, замахнулся тростью.        Со времён приюта мои способности передвигать предметы взглядом лишь усилились. Сейчас, в момент сильнейшего эмоционального напряжения, мне хватило лишь впиться в трость взглядом, и она застыла в воздухе, словно её кто-то подвесил. Глаза старика стали размером с галлеоны, и он несколько раз дёрнул рукой, пытаясь освободить трость. Пожилая леди застыла в изумлении, Том Реддл поспешил на помощь отцу. — Не смей в этом доме… — начал было он.        Я быстро вытащил палочку Морфина Гонта из кармана и сделал всего один взмах, от которого Тома Реддла оторвало от пола и отшвырнуло. Он с грохотом перевернул кресло, в котором сидел до этого, и ударился о стену. Его мать вскочила с места, отец ахнул. Трость упала из его ослабевшей руки. — А теперь говорить буду я, — произнёс я громко и чётко, поигрывая волшебной палочкой. — Ступефай!        Старик, наклонившийся было за тростью, так и замер. Пожилая леди сочла за лучшее не шевелиться. Том Реддл в это время кое-как поднялся, кряхтя. В его глазах читалось возмущение и непонимание. — Не мог же ты не знать, что она была волшебницей, — с сомнением протянул я. — Что происходит, Том? — сквозь зубы процедила женщина, косясь в мою сторону. — Как он это делает? — Та женщина на самом деле умела странные вещи, — сказал, словно выругался, Реддл. — Опоила меня чем-то и женила на себе против воли. Как будто в здравом уме я бы польстился на… — Реддл покосился на меня и догадался умолкнуть. — Волшебство это или что-то другое, но я отделался от той женщины, как только прозрел. — Бросил одну без средств к существованию, — поправил я. — И она умерла через несколько минут после моего рождения. Успела только дать мне презренное маггловское имя отца. Том Реддл-младший. Отвратительно. — Я-то тут причём, если эта женщина умерла в родах? — зло спросил мой отец, потирая ушибленное плечо.        Реддл посматривал на волшебную палочку в моих руках. На его лице читалось всё большее беспокойство. Он уже начинал понимать, что я куда сильнее и опаснее, чем он ожидал. Но ещё не мог представить, насколько. Кажется, он всё ещё верил, что деньги и положение делают его неприкосновенным. — Её звали Меропа Гонт! — не выдержал я. — Называй её по имени, ты, маггловская мразь!        Это было слишком для меня. Слишком. Этот богатый дом, в то время, как сам я рос в забытой богом клоаке. А моя мать — в какой-то лачуге… Надменные, сытые лица, в то время, как я не мог вспомнить ни дня из жизни в приюте, когда бы не был голодным. Эта атмосфера чванливого довольства и высокомерия, когда как я буквально выживал среди насилия, болезней, тухлой еды, избиений старших… Моя мать гниёт в могиле, я сам чудом выжил в приюте Вула, а мой папаша Реддл прохлаждался в своём великолепном особняке все эти шестнадцать лет! К слову сказать, я даже военной формы не заметил, хотя маггловская война была в разгаре. Видимо, Реддлы считали себя выше этого, предпочитая оставаться в комфорте и безопасности. — Юноша, отпустите моего мужа, ему плохо! — воскликнула миссис Реддл приказным тоном.        Старик и правда покраснел до багрового оттенка. Не очень-то полезно в его возрасте стоять, согнувшись, минут пять к ряду. Что же, мне хотелось, чтобы все Реддлы дожили до кульминации этой судьбоносной встречи. — Фините, — нехотя проговорил я, указывая палочкой на старика.        Тот, кряхтя и постанывая, кое-как распрямился. — Займите своё место, сэр, — деланно-учтиво сказал я. — Разговор будет долгим. — Томас, — властно позвала женщина.        Отдуваясь и бешено вращая глазами, старик-Реддл прошествовал к дивану и тяжело на него опустился. Он был настолько поражен действием Ступефая, что с него разом смыло всю спесь. — Видимо, моя несчастная мать была не очень хорошей волшебницей, раз ты в таком изумлении, папа, — проговорил я с горькой усмешкой.        Прошёлся по гостиной, глядя на явно дорогие предметы интерьера. Позолоченные канделябры на каминной полке, резные часы с маятником, ещё одна хрустальная люстра… Неудивительно, что Гонтов, живших в грязной лачуге, эти магглы считали отбросами общества. — Чего ты хочешь? — процедил Том Реддл.        Я резко остановился и внимательно на него посмотрел. Задумчиво постучал волшебной палочкой Морфина по ладони. — Как будто ты можешь мне что-то предложить, — хмыкнул я. — У нас нет недостатка в деньгах, — заговорила пожилая леди. — На какую сумму вы рассчитывали, когда шли сюда? Утроим её и разойдёмся полюбовно.        Я насмешливо взглянул на неё. Нельзя было не отметить хладнокровие моей бабки, она держалась получше своих мужчин. Но, тем не менее, она была из тех надменных леди, которые, видя сироту на лондонской улице, презрительно поджимали губы и покрепче сжимали в руках ридикюль. Высокомерная, холодная, лишенная жалости и сострадания. Брюзжащая о необходимости работных домов для сирот, считающая таких, как я, недостойными лучшей жизни. Наверняка была несказанно рада, когда сыночек вернулся в отчий дом без жены. — Вы полагаете, что я пришёл за деньгами? — поинтересовался я, останавливаясь и глядя на пожилую мадам. — Я полагаю, что другие ваши родственники вам вообще ничего не могут предложить, поэтому вы здесь, — неприязненно заключила она. — О, Гонты дали мне нечто куда более ценное… — задумчиво протянул я, вновь играя палочкой. — Магию. Надеюсь, что все присутствующие уже уверовали в то, что я волшебник?        Последовала тишина. Три пары глаз неотрывно следили за мной со всё возрастающим опасением. — И очень сильный волшебник, — с нажимом добавил я, взглянув на Тома Реддла старшего. — Меропа так не умела, — тихо проговорил он, глядя на мою палочку. — Да, это на самом деле удивительно, — кивнул я. — От союза откровенно слабой волшебницы и самого распоследнего маггла родился столь одарённый ребёнок. Полагаю, дело в том, что моя мать была из древнего и некогда великого рода. Впрочем, не буду пускаться в подробности, ибо вам они ничего не скажут. Если коротко, папа, ты очень сильно ошибался, когда возомнил, что можешь так обойтись с Меропой Гонт и остаться безнаказанным. — Она сломала моему сыну жизнь! — не вытерпела пожилая леди. — Обманом женила на себе! Том не мог даже развестись с нею, не осрамив всю нашу семью! — А, конечно, вы скрывали этот брак, — догадался я. — Презренные, жалкие магглы! Вы даже не понимаете, насколько ничтожны перед лицом настоящего волшебника! Вся ваша гордыня основывается на кое-каком имуществе и мнимом статусе! — Не смей так… — начал было старик, и я нетерпеливо взмахнул палочкой, закрывая ему рот с помощью Силенцио. — Неужели вы ещё не поняли, что одним взмахом волшебной палочки я могу сделать с каждым из вас, что пожелаю? — вопросил я, посмеиваясь. — Тебе это так не сойдет с рук, — храбрясь, проговорил Том Реддл. — И у вас есть свои законы. Я знаю об этом. — Некоторые заклинания являются Непростительными, — проговорил я, словно соглашаясь. — Знаете, почему они так называются? Потому что их использование настолько против природы человека, что простить и оправдать это никак нельзя. По крайней мере, так принято считать. Империус — подчиняет человека, лишает способности мыслить самостоятельно. Я мог бы заставить вас, к примеру, убить друг друга. И никто и никогда не доказал бы, что вы это сделали не по своей воле. Могу представить эти заголовки в газетах — «Том Реддл, эсквайр, убил собственных отца и мать». Банально? Да, соглашусь. Лучше бы добавить красок. Как насчёт «Инцест в доме Реддлов, сын убивает отца из ревности к матери»? Вот это уже что-то. На фоне такого никто бы даже не вспомнил про брак с Меропой Гонт. Второе Непростительное — Круциатус. Тоже весьма занятое проклятье. Причиняет настолько невыносимую боль, что человек может сойти с ума. Не представляю, каково это. Говорят, что каждую клеточку тела просто разрывает от боли, как будто все кости дробят одновременно, раскалённые щипцы вырывают куски плоти, а внутренности заживо раздираются в клочья… Интересно, это зависит от пола и возраста — то, сколько человек способен продержаться при этой адской пытке? Как думаете, кто из вас первый потерял бы рассудок? На каком этапе вы решили бы, что смерть является избавлением, и стали бы умолять о ней? Есть и смертельное Непростительное. Даже произносить его вслух страшно. Вдруг у меня получится с первого раза? Я ведь очень талантливый волшебник, лучший в моём поколении уж точно. Впрочем, всему нужно учиться, не так ли? И в истории магглов бывали случаи, когда палачи справлялись не сразу, отрубая голову с восьмого, пятнадцатого удара? Может быть и с заклинанием может быть так же, я ещё не пробовал. Но, полагаю, это крайне неприятно — когда жизнь вытягивают по кусочку. Наверняка весьма болезненно.        Когда я завершил лекцию, на Реддлах буквально не было лиц. Старик был красным, как будто его вот-вот хватит удар. Том Реддл и его мать, напротив, были пепельно-бледны. В их глазах наконец-то читался ужас. Я тем временем снял с Томаса Реддла Силенцио, поскольку мне хотелось услышать и его мольбы. — Это невозможно, — пробормотала пожилая леди, качая головой. — Просто дурной сон… — Дурной сон? — переспросил я, смеясь. — А что вы скажете на это?        Я направил палочку на отца. Одно его присутствие буквально сводило меня с ума, сильнее ненавидеть кого-либо я просто был не способен. Искреннее желание причинить ему боль, отомстить за мою мать и за меня самого вылилось в первый в моей жизни Круциатус. — Круцио! — воскликнул я, направив палочку Морфина на родного отца.        Красивое лицо Тома Реддла исказила ужасающая гримаса, он упал на колени как подкошенный и протяжно закричал. Скорчился, прижавшись лбом к полу. На этом действие Круциатуса закончилось. — Том! Мой мальчик! — воскликнула пожилая леди, кидаясь к сыну и помогая ему подняться. — Чудовище… — простонал старик Реддл, дрожа и глядя на меня со смесью ненависти и страха. — Фамильная черта, — пожал я плечами. — Или, быть может, вы всё ещё считаете себя лучше? Ты, который бросил беременную женщину? Или, быть может, кто-то из вас двоих, ни разу не озаботившихся вопросом, где она и где ваш внук? — Я даже не знал, что она беременна! — воскликнул Том Реддл, немного придя в себя.        Я заглянул в его разум. Среди смятенных мыслей пульсировал главным образом вопрос — знаю ли я, что он бросил Меропу на пятом месяце? Знаю ли, как он ударил её по лицу, уходя, а потом в живот, надеясь, что дурнушка скинет плод? — Круцио! — закричал я опять, и вновь по правой руке к палочке прокатилась огненная сила Непростительного.        Том Реддл закричал, выгибаясь в спине и откидываясь на руки своей матери. Заскреб ногтями по ковру, стал сучить ногами в лаковых ботинках. Я упивался его болью, неотрывно следил за тем, как на лбу вспухает вена, как неестественно кривится тело в судороге, как эпилептически выстукивают дробь зубы. — Хватит, хватит! — закричал старик, грузно поднимаясь и шагая ко мне.        Я сбил его с ног заклинанием невидимого хлыста, и старший Реддл упал на пол как подкошенный, глухо застонал. Наверняка ещё никто в жизни так с ним не обходился. Чтобы ещё больше унизить его, я перешагнул через старчески дрожащее тело и приблизился к отцу и бабке. — Я читаю все твои гнусные маггловские мыслишки так, словно они написаны на листке бумаги, — вкрадчиво сообщил я. — На пятом месяце, полагаю, беременность уже заметна? Или ты просто так пнул её ногой в живот?!        Мой голос сорвался на звонкий крик, сдерживаться больше не было сил. Ураганный гнев сметал всю выдержку. Магия пульсировала, собираясь в мощный тугой комок в груди. В животе что-то сжалось, меня кинуло в жар, а потом в холод. С кончика чужой палочки сыпались зеленые искры. Я знал, что у меня получится. — Я, Лорд Волдеморт, приговариваю тебя, Реддл, к смерти. Тебя и весь твой поганый род, — процедил я, возвышаясь над дрожащими магглами. — Погоди, я дам тебе денег! Много денег! Этот дом, другую недвижимость! Всё, что захочешь! — затараторила женщина, чей голос уже не был столь властным и холодным, как раньше.        Взмахом палочки я отбросил её в сторону, словно пинком. Пожилая леди ахнула и ничком упала на пол, схватилась за живот. Реддл быстро обернулся к ней, лицо его перекосила судорога. — Мою мать ты позволял себе пинать, — прошипел я, зловеще нависая над магглом. — Так вспомни же её в свою последнюю минуту. — Нет, нет! Не убивай меня! Я ведь твой отец! — срывающимся голосом умолял Реддл, отползая и выставляя перед собой руки. — Вспомни Меропу Гонт! — закричал я. — Потому что не кто-нибудь, а её сын пришёл убить тебя! Авада Кедавра!        Полыхнула мощная зелёная вспышка, от которой разошлась ощутимая ледяная волна, всколыхнувшая полы моего пиджака. Ещё мгновение Том Реддл смотрел на меня испуганными глазами, в которых потухала жизнь. И вот он медленно отклонился назад и упал на пол. — Нееет! — рыдая, закричала женщина срывающимся голосом.        Я резко повернулся к ней. Ни капли жалости не было в моей душе, ни капли сострадания. Они были ничем для меня, и рука моя оставалась тверда. — Авада Кедавра, — проговорил я ещё раз, наставив палочку на мою бабку.        Она подняла руку в тщетной попытке заслониться. Вторая ослепительно-яркая Авада Кедавра отразилась в её расширившихся от ужаса серых глазах. С бескровных губ сорвался тихий стон, и женщина безжизненно откинулась на пол. Теперь единственным звуком в комнате оставалось хрипение старика, который, дрожа и кряхтя, пытался подняться на ноги. Ему это удалось к тому моменту, как я подошёл почти вплотную и вновь поднял палочку. — Нет! — хрипло воскликнул он, поднимая руки в ужасе.        Я видел его мысли. Там даже не было боли от потери жены и сына! Только желание выжить любой ценой! Мерлин и Моргана, как же они все отвратительны! — Авада Кедавра! — воскликнул я в третий раз.        На этот момент заклинание получилось очень сильным. Таким, каким оно должно было быть, вероятно. Старика не просто обдало зелёной вспышкой, но даже с силой оттолкнуло от меня. Он упал, и пошёл гул от удара головы об пол.        И вот я стоял над трупами семьи моего отца, шумно и быстро дыша, озверевшим взглядом обозревая гостиную. Правую руку трясло так, словно у меня внезапно развился Паркинсон. А душу жгло и скручивало. От ненависти, от всей той боли, что я пережил ребёнком по вине этого человека, от всей несправедливости, убившей мою мать. Меня трясло. Теперь, когда они все были мертвы, я не сдерживался. Горло сдавливало, я как будто всхлипывал или вроде того. Хотя глаза мои оставались совершенно сухи. Но я стоял над своим мёртвым отцом-магглом, которого самолично отправил на тот свет. Я был не в себе, хотя сладкий вкус мести уже растекался теплом в груди. Но мне было мало, мало этого! Этот ублюдок должен был принести мне хоть какую-то пользу!        Повинуясь внезапному злому импульсу, я быстро вытащил из кармана перстень Гонта и свою собственною палочку. Направил её кончик на кольцо. — Всю жизнь сию я отдаю небытию, взамен прося бессмертья силу, а часть души моей я закрепляю в сей предмет — крестраж, — проговорил я слова, забыть которые было невозможно.        На кончике волшебной палочки появилось золотистое свечение, которое словно перетекло в кольцо. Я быстро подошёл к столику и, взяв с него бокал, выплеснул его содержимое в камин. Потом вернулся к телу отца и, схватив его руку, рассёк кожу волшебной палочкой. Подставил бокал. Грязная маггловская кровь потекла из небольшого надреза тоненькой алой струйкой. Невозможно было поверить, что кровь этого человека текла в моих жилах… Что же, несколькими каплями больше, несколькими меньше…        Я сделал глоток. Металлический вкус наполнил рот, вязкая, ещё горячая жидкость потекла по горлу. Но в этот раз меня не тошнило. Я чувствовал блаженство, осознавая тот факт, что буквально выпиваю жизнь Тома Реддла-старшего. Что маггл служит ещё одной ниточкой к бессмертию.        Поднявшись на ноги, я что есть сил запустил бокалом с кровавыми подтёками в камин. Звон осколков меня порадовал. Хотелось спалить весь дом к инферналам, но тогда проснулась бы вся деревня. А мне ещё нужно было дождаться утра и уехать в Лондон первым поездом.        Руки мои горели от пальцев до локтей, то ли из-за использования непростительных, то ли из-за создания крестража. Пламень начинал разрастаться и в груди. Но мой гнев был всё ещё настолько силён, что стихийная магия поднялась и наполнила тело силой. Лавиноподобная волна поднялась внутри меня и сжала что-то в груди. Словно дёрнуло за душу и вырвало что-то. Но я устоял на ногах. Магия пульсировала в каждой клеточке моего тела, ярость давала мощь. Этот крестраж был создан намного легче, чем предыдущий. Из дома Реддлов я ушёл на своих ногах, ни разу не обернувшись и даже не подумав взять что-то ценное. Ничего маггловского мне не нужно было. Ничего я больше не хотел от Реддлов.        Я вышел из дома через черный ход, обнаруженный мною на кухне. Всё же крики Реддлов могли привлечь ещё магглов, а на сегодня Непростительных было достаточно. Ночной прохладный ветерок обдувал моё бледное лицо, когда я шёл через сад Реддлов. В маленьком домике садовника или другой прислуги зажегся свет, когда я уже был у ворот. Но никто не вышел и не окрикнул меня, и я пошёл прочь. Теперь оставалось лишь подчистить за собой следы.        Расчёт мой был прост до смехотворного. Единственным волшебником в долине являлся Морфин Гонт, у которого был прекрасный мотив напасть на Тома Реддла. Я понятия не имел, знали ли в Министерстве о судьбе Меропы Гонт, но и без того, судя по поведению Морфина, мой дядюшка отличался ненавистью к магглам и агрессивным поведением. Я не сомневался в том, что подозрение падёт именно на него. А уж когда проверят последние заклинания на палочке, которую я ему верну…        Пока я шёл к лачуге Гонтов, мне казалось, что моё тело отлито из свинца, который теперь раскалился до предела. Хотя я весь горел, ощущения были такие, словно всё в этом мире мне по плечу. Не прошло ещё и получаса с убийства, а я уже чувствовал, как некий груз падает с моих плеч. За спиной вырастали крылья. В семь лет я узнал о том, как умерла моя мать из-за ленивого маггловского врача, и с тех пор постоянно меня мучил вопрос — по чьей вине она оказалась с ребёнком под сердцем на улице? И вот, спустя девять лет, я расквитался с моим отцом. Облегчение было неописуемым. Я отомстил за мою мать, я стёр в пепел моё маггловское происхождение, я больше не был Томом Реддлом ни на йоту. Лорд Волдеморт родился не сразу. Он был выкован мною самим в течение нескольких месяцев со смерти Миртл Уоррен и в ту летнюю ночь, наконец, стал самим собой в полной мере.        Больше никаких невозвращённых долгов, больше никаких тайн. Свобода для моей души, разорванной натрое. Свобода и сила, свобода и власть над собственной судьбой и над магией. Рождение нового человека без слабостей и страхов. Воцарение холодного ума над умершими чувствами брошенного, одинокого ребенка. Воцарении силы в тёмной магии. Нет больше Тома Реддла, сироты из маггловского приюта, терзаемого вопросами о судьбе матери и о личности отца. Отныне есть лишь Лорд Волдеморт, закрывший дверь в прошлое и готовый смотреть в будущее и творить свою великую судьбу. Детство и отрочество закончились, я вступал во взрослую жизнь уверенной походкой человека, освободившегося от боли, ненависти и обиды, терзавших меня с ранних лет. * Мужчина, подверженный гомосексуализму и выполняющий пассивную роль ** Воззрение, согласно которому человек есть центр Вселенной и цель всех совершающихся в мире событий *** Высокий полицейский чин в Британии