Я - легенда

      Тянулись последние недели лета. К учебному году уже всё было готово: я справил себе новую школьную форму, которая подходила под мой рост и сидела безупречно, приобрёл все необходимые учебники разной степени подержанности и был готов возвратиться в Хогвартс. Магглы порядком надоели мне за время каникул, не терпелось вернуться в мой мир. Тем более, что эта паршивая маггловская шлюшка Ньюэлл распустила обо мне самые гнусные сплетни, которое только можно было представить. По разным версиям я был девственником, импотентом и даже гомосексуалистом. Меня провожали насмешливыми взглядами, а за спиной слышались шепотки. Я держался как мог, чтобы не дать волю моему гневу.        Не то чтобы досужие сплетни маггловских выродков ранили моё самолюбие или огорчали меня. Скорее меня раздражало постоянное напоминание о непростительной глупости, которую я чуть было не совершил. От одной мысли, что я позволил грязной маггловской девке усесться мне на колени и вытворять этакие вольности, становилось тошно. Где только был мой рассудок? Надо было вытолкать Ньюэлл взашей, как только она переступила порог моей комнаты!        Злило и неуважение приютских оборванцев. Видите ли, те сироты, которые росли вместе со мной и были не понаслышке знакомы с моей загадочной силой, в большинстве своём уже покинули приют. Кто-то вырос, кто-то умер или сбежал, кого-то перевели в другое учреждение… Конечно, остались ещё те, кто помнил мои дохогвартские выходки, но их россказни почти не воспринимали всерьёз. Многочисленные же новички считали допустимым смеяться надо мной, наследником Салазара Слизерина.        Сперва я смотрел на это сквозь пальцы. Что с них было взять? Я прекрасно понимал, что через пару лет мои так называемые насмешники либо будут мотать срок, либо менять пелёнки нагулянному ублюдку. В лучшем случае — работать от рассвета до заката за копейки на каком-нибудь заводе. Меня же ждало блестящее будущее, в этом я не сомневался. Словом, убеждая себя подобным образом, я с королевским достоинством игнорировал смешки, летевшие мне в спину. До одного не самого приятного вечера.        Я вернулся с Косой аллеи затемно. Подмышкой я нёс дорогую и редкую книгу об артефактах, которую мне дал почитать Сильвий Лестрейндж. Ничто не предвещало неприятностей. Я подошёл к двери своей комнаты, уже протянул руку, чтобы отворить её… И тут увидел на двери огромные кривые буквы, выцарапанные чем-то острым.        «Гомик и импотент» — гласила неровная, съехавшая вправо, надпись.        Меня обдало жаром негодования. Порывисто обернувшись, я успел заметить, как хлопнуло несколько дверей на этаже, за которыми послышался сдавленный смех.        Усилием воли я подавил гнев и молча вошёл в свою комнату. К счастью, внутри всё было в целости — не зря я запирал её на ключ. Положив книгу на стол, я зашагал взад-вперёд по спальне. Душила бессильная ярость. Как же унизительно было существовать в этом клоповнике! При этом я прекрасно понимал, что несоизмеримо сильнее всех этих жалких магглов, что нескольких росчерков волшебной палочки хватило бы, чтобы раз и навсегда угомонить их… И я вынужден был терпеть. Более того, я даже не мог дать выхода моему гневу, ведь это было чревато выбросом стихийной магии. Это было простительно ребёнку, но ученику Хогвартса не простят любую магию вне школы. Успокоиться? Закрыть глаза на это унижение?       Нет. Нельзя было оставить всё так, как есть. Я знал характер этой приютской рвани — стоит спустить мелкие проделки, и вскоре я вернусь к вскрытой двери и пустому чемодану… Тут был только один закон — сила. И нужно было напомнить о том, что в этих стенах я являюсь самой грозной и страшной силой, связываться с которой опасно для жизни.       Решение было на поверхности. Легилименция! Я начал изучать этот раздел ментальной магии не так уж давно, но однозначно делал большие успехи. У меня был природный талант к данной науке. С детства я мог заставить животных подчиняться без всякой дрессировки одним усилием мысли. Я не сомневался, что с магглой будет немногим сложнее. Возможно, дело было в том, что выдающийся талант в легилименции был присущ многим потомкам Салазара Слизерина, как я читал во многочисленных книгах, живописующих моих предков.       Итак, способ мести был выбран. Оставалось только придумать, как его применить.       Уже лёжа в постели я долго размышлял над тем, как бы мне поквитаться с Кэйт Ньюэлл. Сначала воображение рисовало заманчивые и красочные сцены, как я заставляю её подняться на крышу и шагнуть с неё. Потом вспомнился кролик Билли Стаббса, и я представил, как Ньюэлл добровольно лезет в петлю. Но, успокоившись, я был вынужден признать, что подобные кардинальные меры были бы слишком неосмотрительны с моей стороны. Кто-нибудь в Хогвартсе мог бы заинтересоваться делами в приюте. Тот же Дамблдор. Вряд ли бы удалось что-то доказать, но всё же осторожность не помешает. Не хватало из-за маггловской идиотки получить проблемы.       Стоило вспомнить об этом, и я сам удивился тому, с какой лёгкостью обдумывал убийство человека. Не то чтобы мою голову раньше не посещали подобные желания… Но после убийства папаши и его семьи я однозначно стал смотреть на это проще. Такова человеческая природа: однажды перешагнув рамки дозволенного, уже не видишь ничего запретного в некогда преступных вещах…       Тогда я успокоился и решил, что просто подожду удобный повод. В приюте постоянно что-то случалось: кто-то падал с лестницы, травился какой-нибудь дрянью до кровавой рвоты, наступал на гвоздь… Словом, я не сомневался в том, что до начала учебного года успею расплатиться по счетам.       Я держал Ньюэлл в поле зрения несколько дней и, как и ожидалось, случай представился уже к концу недели. Кейт Ньюэлл назначили дежурной по кухне — это было в порядке вещей, старшие девочки часто помогали по хозяйству. Лучше и не придумаешь.       Терпеливо дождавшись времени, когда начинают готовить обед, я как бы невзначай зашёл в кухню. Дородная повариха вовсю стряпала, время от времени раздавая указания своим помощницам. Среди прочих по кухне сновала и Ньюэлл. На меня она зыркнула быстрым, насмешливым взглядом. — А ты что здесь делаешь? — обратилась ко мне повариха.       Такие приветствия были вполне в духе приюта. Я уже давно свыкся с этим. — Мне сказали, что нужна помощь, — невинно отозвался я. — Передвинуть что-то.       Повариха нахмурилась и посмотрела по сторонам. Она чувствовала себя полновластной хозяйкой на кухне и частенько спорила с миссис Коул, ревностно защищая свою власть. В этот раз тоже подумала, что директриса вновь вторгается в её владения, и ответила мне довольно сурово: — Вот что, ты пока не мешайся под ногами… Не видишь, обед готовим?! Не до перестановок! — Так я пошёл? — живо отозвался я, изображая радость на лице и уже разворачиваясь.        Лодырей она тоже не любила, насколько мне было известно. И отказаться вот так просто от рабочей силы тоже не могла.  — Сядь пока и жди, когда освобожусь! — велела повариха, и махнула рукой на стул в углу. — Картошку вон почисть, не сиди сиднем!        Я изобразил лёгкую досаду, но всё же взял нож и ведро картошки и принялся за дело. Время от времени я кидал быстрые взгляды на Ньюэлл. Под понукания поварихи она выпотрошила несколько куриных тушек не первой свежести, кое-как нарубила их и должна была положить в большущую кастрюлю, которая уже стояла на огне. Это был лучший момент. Всё происходило быстро, но с такой точностью, словно я был кукловодом, а Ньюэлл — безвольной марионеткой.        Кейт Ньюэлл, дуя на надоедливую прядку волос, потащила целый таз с рубленным мясом к кастрюле. Бросила всего один взгляд на меня… И уже не смогла отвести глаза. Одним мощным рывком я проник в её разум без каких-либо преград или трудностей. Уловил обрывки каких-то совершенно банальных мыслей — о том, что надо украсть яблоко, когда повариха отвернётся, и о том, как незаметно улизнуть на всю ночь… А потом, буравя её глаза взором, я стал мысленно внушать: подойди к кастрюле, опусти руки в воду, подойти к кастрюле, опусти руки в воду…        Смехотворно, насколько легко это было. Сопротивления не больше, чем у дворняжки или бродячей кошки. Немного колебаний, звенящая пустота в голове и вот уже она повторяет как мантру про себя мои же указания. Медленно приближается к кастрюле с пустым, словно отрешенным взглядом. Я владею её волей, направляю. Это так же просто, как если бы я захотел опустить в кипяток безвольную куклу. Вот Ньюэлл поднимает тазик с мясом над кипящей, бурлящей водой, медленно опускает руки вниз… Ещё ниже… Её инстинкты начинают сопротивляться, девушка замирает. Но я смотрю на неё в упор, заставляю вновь подчиниться. И вот она опускает в кастрюлю не только тазик с мясом, но и руки — по запястья, по середину предплечья… — Ой, да что же ты?! — закричала повариха, кидаясь к Ньюэлл.        Зрительный контакт был утерян, Кейт закричала, зажмурилась, шарахнулась назад… Кастрюля опасно накренилась, мгновение балансировала на боку… И вот медленно опрокинулась на пол, обдавая ноги Ньэлл кипятком.        На кухне поднялась суматоха. Кейт Ньюэлл орала и рыдала в голос, вокруг неё сгрудились другие девочки, повариха с криками суетилась вокруг. Кто-то побежал к миссис Коул… Я же, бросив удовлетворённый взгляд на раздувшиеся волдыри, украшающие кожу Кейт, тихо поднялся и вышел.        Кейт Ньюэлл получила совершенно страшные ожоги, обезобразившие её руки и ноги. Доктор сказал, что вряд ли когда-нибудь получится совсем свести шрамы. Ньюэлл, лежащая в постели вся в бинтах, рыдала целыми днями. Все сплетни про меня забылись — в приюте говорилось только о том, как Кейт сама опустила руки в кипяток. Время от времени в этой истории звучало и моё имя. Добавляло эффекта и то, что Ньюэлл как заведенная твердила, что не знает, что на неё нашло, что она была как под гипнозом. Что она помнит, как подходила к кастрюле и как опускала руки в кипящую воду, но не могла остановиться. Пыталась приплести туда и меня, заявляя, что помешалась после моего пристального взгляда. Но разве кто-то из магглов мог бы воспринять это всерьёз? Ведь на кухне было полно народу, и несколько человек могли подтвердить, что я сидел в углу и занимался картошкой, когда Ньюэлл обварилась. Только миссис Коул, помнящая множество удивительных историй, которые со мной случались, допустила, что я могу быть как-то причастен к несчастью на кухне. — Ты как-то связан с тем, что произошло с Кейт Ньюэлл, Реддл? — напрямую спросила она, вызвав меня к себе в кабинет на следующий день после происшествия. — Я был на кухне, мэм, и видел, как это произошло, — невинным голосом отозвался я.        Миссис Коул поджала губы. Слишком много случайностей было со мной связано. Слишком часто я оказывался в центре неприятных событий. Директриса кожей чувствовала, что что-то тут нечисто, но не могла уличить меня. — Ты разве не ссорился с Кейт Ньюэлл, Реддл? — спросила она, сощурив глаза. — С чего вы это взяли, мэм?        Миссис Коул поморщилась, показывая, что не желает даже слушать мои лживые изумления. — Ньюэлл клянется, что ошпарилась из-за тебя, Реддл. Другие девочки говорят, что незадолго до случившегося ты смотрел на неё в упор и даже не моргал.        Женщина прокашлялась — сказанное ей самой показалось глупостью. Директрисе всё же не пристало повторять глупые истории перепуганных подростков. — Многие смотрят на Кейт, — заметил я.        Коул поморщилась, показывая, как ей неприятен даже намёк на блудный образ жизни, который Кейт Ньюэлл вела до недавних пор. Потом она с неожиданным раздражением уставилась на меня. — До сентября осталось две недели, Том Реддл. И если до этого момента случится ещё хоть что-то в этом духе… Так и знай, я найду на тебя управу! Напишу в твою школу, может, там за тебя возьмутся!        Я напрягся. Почтового адреса Хогвартса у Коул никак не могло быть, скорее всего она блефовала. Разве только Дамблдор подкупил её и велел следить за мной. Но это было глупостью. Дамблдор не любил меня, но вряд ли стал бы тратить время на то, чтобы вынюхивать что-то про мои развлечения на каникулах. — Я не могу быть ответственным за все беды, случающиеся в приюте, мэм, — заявил я. — Мне и самому довелось пострадать от хулиганства… — Да-да, дверь, — устало прервала Коул и махнула рукой. — В сентябре запланирована покраска стен, пройдёмся и по твоей двери. А пока что просто не обращай внимания. — Хорошо, мэм, — вздохнул я.        Надпись на двери уже была мне безразлична, собственно.        Коул кивнула на дверь, давая мне понять, что разговор окончен. Я презрительно ухмыльнулся и вышел прочь. Больше нам не о чем было разговаривать.        Оставшиеся дни каникул я готовился к учебному году и наслаждался тем богобоязненным страхом, который приютские обитатели вновь испытывали ко мне. Меня обходили стороной, замолкали, когда я оказывался поблизости, и старались лишний раз не попадаться на глаза. Это было прекрасно.        Забегая вперёд, Кейт Ньюэлл мой урок пошёл на пользу. Я сделал то, что было не под силу миссис Коул и розгам: эта маггла перестала шляться и в корне изменила своё поведение. С такими-то ожогами на руках и ногах мало кого привлечёшь… Вскоре её перевели в католический приют, где Кейт примирилась с миром и со своим новым уродством. И даже, как будто, изъявила желание стать монашкой. Но в это я уже слабо верилось. Впрочем, инферналы эту магглу знают, что с ней потом было.

***

       Лето кончилось, пора было возвращаться в школу. Хогвартс встретил традиционным пиром, привычным и родным запахом плавящегося воска и промасленных факелов, а также новостью, которая меня совершенно ошарашила — Миртл Уоррен стала привидением.        Когда я узнал об этом от Кровавого Барона — я был одним из немногих учеников, до разговора с которыми он снисходил — удержать ровное выражение лица было крайне сложно. Смертельная бледность покрыла моё лицо, как я увидел в отражении кубка. Шум Большого зала отдалился. В голове пульсировал один вопрос: она что-то кому-то сказала?        Я медленным взглядом обвёл стол преподавателей. Директор Диппет, стремительно постаревший за лето (наверное, он чем-то болел, потому что дряхлел слишком скоро) спокойно беседовал с Дамблдором. Слагхорн, посмеиваясь, что-то рассказывал профессору Вилкост. Пожилая профессор Фортинбрас вовсе клевала носом. Нет, если бы хоть одной живой душе стали известны обстоятельства смерти Уоррен, профессора бы не были столь беспечны. Как минимум, разбирали бы Хогвартс по кирпичикам в поисках Тайной Комнаты. А за меня бы уже взялись авроры. — Что же Уоррен не видно? — безразлично уронил я. — Посмотрели бы, пропали или нет её прыщи с превращением в привидение.        Мальсибер прыснул от моей злой шутки. Остальные тоже ухмылялись. — Наверное, она настолько нудная, что остальные привидения просто запретили ей показываться на глаза, — заметил Сильвий. — Скорее всего, — согласился я. — А жаль, я бы спросил у неё, каково это — умирать. — От яда огромного паука, вероятно, довольно неприятно, — вставил Розье. — Не все привидения помнят сам момент своей смерти, — вставил Нотт. — И о том, что на другой стороне, тоже понятия не имеют. Они-то там не были. — Как по мне, и при жизни то было противно на Миртл глядеть, — хмыкнул Мальсибер. — Да и как привидение она меня лично не интересует. Не кидалась бы навозными бомбами, как Пивз, и того хватит. — Оливию Хорнби она третировала всё лето, — включилась в наш разговор Меррилин Уоррингтон. — Это ведь из-за неё Уоррен умерла. Хорнби дразнила Уоррен очкастой дурой, поэтому та и побежала рыдать в туалет. — Ну а Хорнби тут причём? Миртл умерла, потому что сидела и размазывала сопли по унитазу, — грубовато сказал Сильвий.        Меррилин поморщилась и повернулась уже прицельно ко мне. — Просто ужасно, что этот кошмарный паук притаился в туалете. Если бы не ты, Том, я бы до сих пор боялась выходить из гостиной Слизерина. — Он кусал только грязнокровок, ты-то тут причём? — опять вклинился Сильвий.        Уоррингтон только закатила глаза и отвернулась. — Девчонки такие дуры, — намеренно громко прокомментировал Сильвий и уткнулся в свою тарелку.        Я же думал только о том, что могла помнить Миртл. Она умерла довольно быстро. Может, даже не успела узнать меня. Взглянула в глаза василиска, и всё. Или успела?.. Но тогда бы она уже кому-то рассказала…        Настроение, бывшее отличнейшим по причине возвращения в Хогвартс, сделалось скверным и напряженным. Я задумчиво хмурился, не обращая внимания на друзей и на разговоры вокруг меня. Нужно было срочно узнать, что помнит Миртл.

***

       Потекли однообразные учебные дни. По сравнению с пятым курсом нагрузка была смехотворной, и шестикурсники наслаждались свободой. Один только я крутился, как уж на сковородке, разнюхивая про Миртл Уоррен. Вглядывался в каждую полупрозрачную призрачную фигуру, которая встречалась на моём пути. Но уже через пару дней место обитания Миртл выяснилось.        Я вышел из библиотеки как-то вечером (читал кое-что про магические артефакты, надеясь понять, что за кольцо попало мне в руки) и не успел пройти мимо печально известного женского туалета, как оттуда с визгом выскочили Скарлетт Гринграсс и Меррилин Уоррингтон. Увидев меня, девушки подбежали. — Том, там что-то есть! — задыхаясь от испуга, воскликнула Скарлетт и вдруг вцепилась в мой локоть. — Вдруг как завоет в закрытой кабинке! У меня просто сердце упало! — в тон ей рассказывала Меррилин. — Слава Мерлину, ты оказался рядом, — облегчённо выдохнула мисс Гринграсс, не отпуская моего локтя.        Я коснулся её дрожащих пальчиков успокаивающим движением. Мне было приятно, что она так за меня схватилась. С того момента, как мы столкнулись на платформе 9 и ¾, Скарлетт дулась за то, что я так и не написал летом. Поджимала губки, здоровалась сквозь зубы. — Это наверняка шуточки Пивза, — спокойно проговорил я. — Что вы как первокурсницы? — Да какой там Пивз, Том? — отмахнулась Меррилин. — Это, наверное, дух Уоррен!        Я оживился и, отцепив от себя Гринграсс, с интересом направился прямиком в женский туалет. — Надо же проверить, вдруг это не Уоррен, — объяснился я.        Испуганные, но любопытные слизеринки гуськом двинулись за мной. Я машинально достал палочку, готовый усмирить Пивза, если это и в самом деле он. Но завывания, которые я услышал с порога, были совсем не в духе школьного полтергейста. Кто-то надсадно выл, всхлипывал и замогильно стонал с напускным трагизмом. — Кто здесь? — грозно спросил я и постучал по двери закрытой кабинки кончиком палочки. — Я!!! — истерично завопила проступившая через дверцу голова Уоррен. — А ты что забыл в женском туалете?! Немедленно убирайся!!!        Я опешил. Обе слизеринки, застывшие в дверях, рты открыли. К виду привидений все ученики Хогвартса давно привыкли, но видеть Миртл Уоррен — которая совсем недавно ходила по тем же коридорам и сидела в тех же классных комнатах, что и мы — прозрачной, бледной и призрачной, было удивительно. — Что ты воешь? — резко спросил я. — Нарочно пытаешься пугать?        Уоррен осеклась, воззрилась на меня через призрачные очки с возмущением и обидой. Я уж думал, опять начнёт ругаться, но она как залилась слезами с новыми силами! Рыдала так, что прозрачные слёзы сыпались градом. Выплыла из кабинки — такая же несуразная, как и при жизни, с двумя глупыми хвостиками, в мятой форме. Картинно заломила руки. — Легко сказать — не выть! — протяжно и надсадно протянула она. — Сидишь тут целый день! Одна! Никто и слова доброго не скажет! — Как будто при жизни говорили, — негромко заметила Меррилин.        Миртл налетела на неё так резко, что девушка невольно отпрянула. — Конечно! Давайте издеваться над Уоррен! Как это смешно — Уоррен стала призраком! Как забавно! — А ты помнишь, как умерла? — с живым блеском в глазах спросила Скарлетт. — Это было страшно?        Теперь Миртл Уоррен не внушала никому страха или хотя бы уважения, как другие привидения. Она была всё той же вечно ноющей Уоррен, которая и была-то интересна такой девушке, как Скарлетт, только по причине своей бестелесности. — О, это было невыносимо! Страшно, мучительно, трагично! — с энтузиазмом начала бывшая рэйвенкловка.        Я весь подобрался. Неужели, помнит? Покосился на слизеринок, с интересом слушающих Уоррен. Что с ними делать, если сейчас расскажет? — Давай по делу, — одёрнул я.        Призрачная идиотка обиженно на меня зыркнула. — А ничего не буду при Реддле рассказывать! — заявила вдруг она. — Гадкий мальчишка! Я и умерла из-за такого, как ты!        По спине пробежал холодок. Я с замиранием сердца ждал, что она ещё скажет. Но Уоррен принципиально молчала и, важно надувшись, отплыла к окну. — Из-за мальчишки? — оживилась Меррилин. — Ничего не скажу, пока Реддл здесь! — крикнула Миртл Уоррен через плечо. — Что же, не то чтобы это сильно меня интересовало, — с прохладцей уронил я и с достоинством покинул туалет.        Далеко я не ушёл, правда. Остановился на лестнице, чтобы подождать однокурсниц. Ожидание показалось томительно долгим, хотя прошло каких-нибудь пятнадцать минут. Наконец, я услышал легкие шаги слизеринок и их приглушенные голоса. Спустившись на один пролёт, девушки столкнулись со мной. В зелёных глазах Гринграсс и в голубых — Уоррингтон вспыхнуло одно и то же выражение радостного удивления и жеманного кокетства. Читался и вопрос — кого из них я поджидаю? Девчонки… Конечно, других ведь причин, кроме амурных, у меня не могло быть. Впрочем, большой интерес к Миртл тоже не следовало показывать. Я вздохнул — нужно было выбирать. Мне было всё равно, выбор стоял скорее между тем, чью обиду мне вызвать — Мальсибера или Лестрейнджа. — Скарлетт, я хотел кое о чём поговорить с тобой, — напрямик выдал я.        В других обстоятельствах, возможно, я бы не был столь решителен. Но ситуация вынуждала действовать без сомнений и колебаний. — Да, Том, конечно, — чуточку порозовев, проговорила Скарлетт.        Меррилин, улыбнувшись с таким видом, словно даже рада за нас, пошла дальше. — Не буду вам мешать, — сказала она напоследок с особенной интонацией, коей девушка может сообщить своей товарке что-то таинственное, недоступное мужским ушам.        Скарлетт проводила её выразительным взглядом и, дождавшись, пока подружка скроется из виду, первой заговорила: — Ты, наверное, Мерлин знает что обо мне подумал, Том? Поэтому не писал?        Видно было, как ей невтерпёж объясниться. Я даже проглотил это надоедливое «Том», поскольку и сам хотел поскорее узнать волнующую меня информацию. — Нет, что ты, — поспешил сказать я, смягчив голос. — Бумажку с адресом потерял, только и всего.        Я выжал улыбку и слегка коснулся руки Скарлетт, как бы говоря, что я к ней прекрасно отношусь. В душе же я злился, что она заговорила раньше меня и свела разговор на эту тему. Как теперь выспросить про Миртл? — И как ты мог? — с шутливым упрёком спросила девушка и вдруг сжала мою ладонь. — Не очень-то хорошо быть таким рассеянным.        Повисла пауза. Скарлетт держала меня за руку и смотрела сияющими глазами. На её личике было выражение ожидания. Наверное, мне нужно было что-то сказать или сделать. — Что Уоррен рассказала? — выпалил я.        Гринграсс как-то разочарованно поникла. — Ничего путного. Она ровным счётом ничего не поняла, дурёха. Помнит только, что вышла из кабинки на голос мальчика и увидела два жёлтых глаза. — Помолчав, она добавила. — У пауков-то их побольше…        Поёжившись, Скарлетт шагнула поближе ко мне. Я же, испытав огромное облегчение, был так рад, что не смог сдержать улыбки. Гринграсс всё понимала по-своему: просияла в ответ, сильнее сжала мою ладонь своей маленькой рукой. Стала игриво покачиваться из стороны в сторону, задорно стреляя глазками. — Так и будем здесь стоять? — спросила она, глядя из-под полуопущенных ресниц. — Да, ты права, уже пора возвращаться на Слизерин, — кивнул я и потянул Гринграсс вниз по лестнице. — Подожди! — упёрлась она. — Ты же хотел поговорить о чём-то, помнишь?        Я опомнился и стал придумывать, что можно ей наплести. Как назло, от облегчения у меня из головы всё вылетело. — Я думал о тебе летом, — наконец, сказал я.        Это было правдой в какой-то степени. Долгими ночами, ворочаясь без сна в своей кровати, я нет-нет да вспоминал наши поцелуи в туалете, в воображении рисовалось бурное продолжение, а рука невольно распускала завязки пижамных штанов…        Скарлетт потупилась, силясь скрыть счастливую улыбку. Она стояла на ступеньку выше, наши лица были вровень. До меня наконец дошло, чего она дожидается, и я сперва нерешительно, а потом уже смелее подался к ней. Девушка не отпрянула. Тогда я поцеловал её в губы. На этот раз от них веяло клубничной свежестью губной помады, что мне понравилось. Я обнял Гринграсс, прижал к себе, целуя. Но она вдруг засмущалась, глупо хихикнула, отвернулась. — Что такое? — поинтересовался я. — Глупо получается, — прошептала Скарлетт, упираясь руками мне в грудь. — Мы ведь даже не встречаемся, вроде бы…        Теперь, когда в моих объятьях была хорошенькая слизеринка, а не грязная маггла, я был готов выслушать немного подобного вздора. — Разве? — спросил я, глядя на её алеющие губки.        Тело наливалось свинцом, приваривалось к фигурке Гринграсс. Во мне словно что-то плавилось, медленно разгораясь всё сильнее. Отпускать её я не хотел. — Ну, конечно. Когда люди встречаются, они сидят вместе с Большом зале, вечером смотрят закат с Астрономической башни или гуляют у Темного озера, ходят в Хогсмид вместе… — стала перечислять Скарлетт, упрямо отводя головку в сторону, едва я начинал тянуться к её губам.        Меня зло взяло. Не успели поздороваться после лета, она уже рассказывает, что от меня требуется! С прохладной улыбкой на губах я отпустил Гринграсс и поднялся на ступеньку выше, чтобы смотреть на неё привычно, сверху вниз. — Что же, ты в этом разбираешься получше меня, — проговорил я, удерживая всё ту же улыбочку на губах.        Скарлетт нахмурилась, поняв, что я намекаю на её общение с Флинтом. — А что это ты ухмыляешься, Том? — спросила она с прохладцей. — Что тебе Флинт наплёл? — Который из них? — с любезным внимание уточнил я. — Фредерик, — уже совсем холодно уронила Гринграсс. — Мало ли, что друзья могут обсудить между собой, — туманно проговорил я.        Скарлетт вспыхнула и её зелёные глаза загорелись злобой. — Ну и слушай дальше своих друзей, — посоветовала она и, круто развернувшись, поспешила прочь.        Я в задумчивости остался стоять на лестнице. Кажется, назревала новая дилемма. Девушки мне очень даже нравились, но терпеть их капризы я был не в силах. Мне не понравилось, что мне с самого начала озвучили список пунктов, которые я должен был бы соблюдать. Злило и то, что денег у меня по-прежнему не было — того, что выделял Хогвартс, с трудом хватало на подготовку к учебному году. А чтобы выгулять ту же Гринграсс в Хогсмиде, нужно было раскошелиться хотя бы на две чашки чая.        Нет, не будет Лорд Волдеморт унижаться, гоняясь за избалованными слизеринскими принцессками. Сами будут бегать. Не Гринграсс, так Уоррингтон. Или любая другая.        Я твёрдо решил, что сам больше не буду предпринимать ровным счётом никаких шагов. Без большой необходимости, как сегодня, конечно.

***

       Были в моей жизни вопросы куда серьёзнее проснувшегося интереса к женскому полу. Из-за призрака Уоррен я мог больше не волноваться, но тут появились другие вопросы для размышлений. Создание двух крестражей, по всей видимости, не прошло бесследно.        Ещё летом Сильвий Лестрейндж заметил изменения во мне. Я тогда жестко осадил его, но в Хогвартсе и другие стали поговаривать, что я стал каким-то другим. Сначала Гринграсс растрепала всем, что я бездушный и похотливый ловелас, потом кто-то поддакнул, что Том Реддл и всегда-то был сдержан на эмоции, а теперь от него и вовсе веет холодом, а как взглянет — жуть берет. Я относился к этому с презрением, считая обыкновенными сплетнями, которые так любит плодить женский пол. Пока сам Слагхорн не спросил меня после урока, всё ли со мной хорошо. — Разумеется, профессор, — проговорил я, выдавливая дежурную улыбку. — Почему вы беспокоитесь?        Слагхорн, подкручивая ус, прокашлялся, задумчиво на меня глядя. — В прошлом году я думал, что вы так напряжены из-за СОВ, мой мальчик, — заговорил он. — Но теперь вижу, что вас что-то гнетет, Том. Со мной вы можете поделиться!        Я оторопел. Неужели и правда я разгуливал по школе с таким кислым видом и на всех смотрел волком? — Или любовная тоска снедает? — попробовал пошутить Слагхорн.        Он потянулся, чтобы по привычке похлопать меня по плечу, но, наткнувшись на мой взгляд, сделал это как-то неуверенно. Нужно было срочно сгладить этот момент. Я нарочито томно опустил глаза долу и задержал дыхание, поднатужился, пытаясь вызвать румянец на щеках. — Так вот в чём дело! — обрадованно воскликнул декан. — Ну, у меня уж от сердца отлегло! Ничего, Том, первая любовь всегда такая — оглушает, да-с, — протянул он.        Я хранил смущенное молчание, бросая на профессора быстрые взгляды, полные неловкости. — Кто же прекрасная дама? Уж не мисс Блэк ли? — продолжил развеселившийся Слагхорн.        Теперь я твёрдо посмотрел на него в упор, но смягчил этот взор улыбкой. — Джентельмен не может порочить имя дамы, — в тон ему ответил я, пытаясь сделать улыбку дружелюбной.        На том Слагхорн, очень довольный собой и своей проницательностью, меня отпустил. Я же крепко призадумался. А ведь зельевар был прав. Я действительно изменился и уже не мог закрывать на это глаза.        Во-первых, я заметил физические изменения. И раньше-то я отличался абсолютным здоровьем и большой выносливостью, но теперь я стал как будто неуязвим. Я почти не чувствовал усталости, не чувствовал холода, практически не ощущал боли. Последнее я обнаружил, когда точил перо: я аккуратно водил палочкой у самого кончика и случайно задел собственный палец. Я бы ничего не заметил, если бы несколько капель крови не упали на пергамент. Но не это было главным — порез затянулся меньше, чем за час, и следа не осталось! Также моя работоспособность возросла многократно. Я выполнял домашние задания со смехотворной лёгкостью за часок-другой, мог всю ночь читать про тёмную магию или артефакты, а потом спокойно учиться весь день и не чувствовать сонливости. Даже чувство голода, не покидающее меня с тех пор, как я себя помнил, притупилось. Я стал улучшенной версией самого себя.        Во-вторых, резко произошла переоценка ценностей. Это не редкость в подростковом возрасте, но то, насколько внезапно я охладел ко всем юношеским забавам, не могло не быть замечено. Шутки из серии подбросить навозную бомбу гриффиндорцам стали казаться глупыми. Болтовня об учёбе наводила на меня скуку. Мелкие страстишки были мне чужды — даже обмен колкостями с Вальбургой Блэк перестал меня забавлять. Всё, чем жили мои сверстники, стало казаться мне какой-то бессмысленной, глупой тщетой и суетой. То ли дело — высшие разделы Тёмной Магии! Я читал взапой всё, до чего мог добраться. Придумал благовидную причину — научный труд про малоизвестные и древние темные ритуалы и заклинания — заручился поддержкой профессора Слагхорна и получил постоянный доступ в Запретную секцию. Декана Слизерина нельзя было винить в чрезмерной беспечности — никому в голову не могло прийти, что герой школы, недавно спасший всех грязнокровок в замке, может замышлять что-то дурное. Как никто не мог предположить, что школьник шестнадцати лет способен в рекордные сроки осваивать магию, которая даётся не каждому взрослому. Я набирал себе целые груды старинных фолиантов, обкладывался ими со всех сторон и делал вид, будто пишу свою работу. А сам исподтишка копировал особенно заинтересовавшие меня абзацы в свой дневник…        А артефакты?! С тех пор, как мой палец украсил перстень с загадочным чёрным камнем, я страстно заинтересовался старинными артефактами. Прочитал в школьной библиотеке всё, что можно было. Историю я всегда любил, и некоторые легендарные предметы, принадлежащие основателям Хогвартса, к примеру, безудержно меня влекли. Тем паче, что не всегда их свойства были до конца изучены. Взять хоть утерянную диадему Рэйвенкло — неужели она и правда добавляла ума? Но как такое возможно? Или вот перстень Гонта — я кожей чувствовал, что он не так прост, как кажется. Хотя, возможно, дело было в том, что в кольце заключена частица моей души. А медальон Салазара Слизерина? Я прочитал про него в одной книге про моего великого предка. Это меня особенно заинтересовало — я вспомнил, как Морфин Гонт упоминал какой-то медальон. Могло ли быть такое совпадение? Но медальон Слизерина, как было указано в книге, находился в частной коллекции. И всё же я хранил надежду однажды прикоснуться к истории, а, может, и завладеть ею. Кто, как не я, должен по праву владеть столь легендарными вещами, завещанными мне по праву рождения?       Ещё я страстно увлёкся легилименцией, да так, что просто ни дня не мог прожить без того, чтобы не поупражняться в ней. Мои навыки в этой области росли стремительно, и сентябрь ещё не успел подойти к концу, как я уже знал: Лестрейндж безнадёжно влюблен в Алиссандру Яксли, профессор Вилкост устала и собирается на пенсию следующим летом, а Абраксас Малфой думает только о том, как выпросить у отца новую метлу. Мне доставляло удовольствие узнавать самые сокровенные тайны людей. Не из праздного любопытства — увольте! Но потому, что в дальнейшем это могло быть мне полезным. Изучать человеческий разум под микроскопом, препарировать его вдоль и поперёк — что может быть более занимательным? Подобно кукловоду дёргать за ниточки, манипулировать, подталкивать человека к выполнению моей воли… Это ведь был разрешённый аналог Империуса! По крайней мере, в исполнении умелого легилимента. Много историй шестого курса были связаны именно с легилименцией, но это достойно отдельного разговора.        Ещё я стал задумываться о своём будущем после школы. Это, пожалуй, было самым важным. Сомневаюсь, что крестражи повлияли на мой жизненный путь. Разве только слегка подтолкнули к осознанию одной простой истины — пост министра магии это вовсе не сосредоточение власти. Политики лгут и изворачиваются, подстраивают своё мнение и даже свой образ жизни под народ. Придётся слушать и министерских чиновников, и простых обывателей волшебного мира. А попробуешь ввести на самом деле жёсткий, хотя и очень нужный закон, и все от тебя отвернутся. Политики, как и в мире магглов, боятся брать на себя ответственность за крутые решения.       Если я хочу на самом деле стать великим волшебником, если я хочу истинной власти — я должен идти другим путём. Я, который смог добиться бессмертия в шестнадцать лет, не мог довольствоваться каким-то постом в министерстве. Я должен был перевернуть уклад волшебного мира и установить свою собственную, единоличную власть. Приходилось интересоваться политикой, я читал прессу, обсуждал решения Министерства с профессорами, пытался понять, какие настроения веют в обществе. Словом, я был сосредоточен на великих целях. Всё остальное отошло на задний план. Даже моё увлечение Вальбургой Блэк ослабло. Мне всё ещё было приятно на неё смотреть, и желал я её во сто крат сильнее, чем любую другую девушку. Но сердце не ускоряло свой ритм, даже когда мисс Блэк проходила так близко, что я мог уловить цветочный флёр шампуня и её собственный, свойственный каждому человеку запах, раньше до одури круживший мне голову.       Вдумавшись во всё это, я не на шутку озадачился. Можно было искать и дальше оправдания. Но истина была в том, что я на самом деле изменился. Причина была в крестражах. Они наполнили меня силой, хладнокровием и уверенностью в своей неуязвимости. Мне уже казалось, что я всесилен. А что, если создать ещё один крестраж? Или ещё три? Семь хорошее число. Насколько сильнее я стал бы? Насколько неуязвимей!       Найти информацию в библиотеке не представлялось возможным. Те жалкие несколько строк, что были написаны про крестражи, я давно знал наизусть. Как и письмена из Тайной Комнаты. Помочь мне был в силах только кто-то из преподавателей, кто в силу жизненного опыта и большой образованности мог что-то знать. Но к кому можно было обратиться с подобным вопросом? Легче было сразу попросить научить меня исполнять Аваду Кедавру!       Профессора Хогвартса, за исключением Дамблдора, относились ко мне исключительно хорошо. Профессор Фортинбрас был так стара, что, пожалуй, знала и о норманнском завоевании не понаслышке. Она могла что-то знать о крестражах. Но была слишком близка с Дамблдором и чрезмерно болтлива. Профессор ЗОТИ Галатея Вилкост, отставной аврор, много знала о темной магии. Но по профессиональной привычке она могла заинтересоваться, почему это я расспрашиваю про крестражи. Профессор Кеттлберн разбирался только в волшебных существах, про которых с энтузиазмом рассказывал нам на уроках. Профессор Бири едва ли интересовался чем-то кроме обожаемых мандрагор… Про Бинса и говорить нечего. Оставался только Слагхорн. К тому же, с ним я был в достаточной степени близок.       Готовился я к разговору тщательно. Заранее приобрёл в Хогсмиде сушеные ананасы — любимое лакомство Слагхорна, подготовил правильные слова. И стал дожидаться собрания Клуба Слизней, чтобы профессор был в нужном разговорчивом настроении. Главное было устроить так, чтобы разговору никто не помешал…