Я - легенда

       Я оказался в камине не знакомой мне комнаты и прежде, чем выходить из него, огляделся. Это была гостиная, обставленная безвкусно, но дорого. Ярко-фиолетовые обои, куча всевозможных безделушек на тумбочках и столиках. Золотые канделябры с зажжёнными свечами. Диванный гарнитур, из-за которого торчат чьи-то ноги… Ага, значит, всё пошло по плану.        Выйдя из камина, я заглянул за диван и увидел распростёртого на полу Фебуса Лестрейнджа. Видимо, он свалился замертво там, где стоял. А Сильвий то где? Я стал озираться и нашёл своего товарища в кресле в углу комнаты. Он как будто спал, съехав на левый подлокотник. Оба не подавали ни малейших признаков жизни. Я направился к Сильвию, и под ногами у меня хрустнул бокал из-под отравленного вина. Надавив на скулы Лестрейнджа, я открыл ему рот и влил в него для верности весь пузырёк отвара. Сильвий не шевелился, и я на мгновение поддался волнению — а что если я отравил-таки единственного человека, которого считал другом? Но вот Лестрейндж приоткрыл глаза, увидел меня перед собой и, вздрогнув, сел. — Получилось?! — хрипло воскликнул он. — Напиток живой смерти сработал как нужно, — отозвался я, ходя по комнате и уничтожая улики. — Эванеско!        Исчезла бутылка с отравленным вином, стоящая на столе. Следом за ней я избавился от осколков бокалов. — В доме есть домовик? — спросил я. — Есть. Очень старый, он почти не выходит из кухни, — отозвался Сильвий, поднимаясь и разминая спину, словно после долгого сна.        Я кивнул и жестом подозвал Лестрейнджа к его брату, лежащему на полу. Мы оба склонились над Фебусом, рассматривая его. Сильвий вытащил из кармана маленькое зеркальце и поднёс к носу брата. — Дышит, гад, — констатировал он. — Неси огневиски, — приказал я.        Сильвий не заставил себя ждать. Подойдя к угловому стеклянному шкафу, он вытащил две стеклянных пузатых бутылки и вернулся. — Не знаю, хватит ли, — посетовал он. — Фебус в этом деле не новичок.        Я нахмурился — должно было хватить. Не хотелось прибегать к другим методам и оставлять улики. Сильвий тем временем откупорил первую бутылку и, разжав брату рот, бесцеремонно протиснул горлышко между зубом. Огневиски забулькало, потоком выплескиваясь в глотку Фебуса Лестрейнджа. Мы с Сильвием присели на корточки, силясь понять, задыхается молодой человек, или нет. Но, видимо, мой товарищ был прав, и мастерство Фебуса давало о себе знать даже, когда он спал. Огневиски вливалось в него, словно по большой трубе. Или же негодяй заснул так крепко, что даже безусловные рефлексы не срабатывали, и он не кашлял.        Сильвий убрал опустевшую наполовину бутылку. С уголков губ Фебуса струилось огневиски. Он уронил голову на бок, был смертельно бледен. Мы никак не могли понять, умер ли негодяй, или жизнь ещё теплится в нём. Фебус Лестрейндж в принципе выглядел неважно — двухдневная щетина на обрюзгшем лице, мешки под глазами. Тут у него в груди что-то заклокотало, и мы с Сильвием буквально прижались к его брату ушами. Клокочущий и булькающий звук нарастал, грудь Фебуса сотряслась. Он дёрнулся пару раз, и обмяк. Из рта молодого человека сильнее потекло огневиски вместе с белой пеной. Его лицо стало приобретать синеватый оттенок. — Кончился, — констатировал я, выпрямляясь.        Сильвий, желая убедиться лично, опять поднёс зеркальце к носу брата. Он продержал его не меньше двух минут, но стеклянная поверхность так и не запотела. Тогда мой товарищ выпрямился и облегченно вздохнул. От его волнения не осталось и следа, я видел лишь сосредоточенность и удовлетворение. Когда Лестрейндж перевёл взгляд на меня, на его губах расцвела жестокая, торжествующая улыбка. — Умер, — подтвердил он.        Я стал торопить Сильвия — мы не могли оставаться в лондонском доме слишком долго. Нас мог обнаружить старый домовик с кухни, или же какие-нибудь приятели Фебуса, решившие заглянуть к нему на ночную попойку. Мы ведь не знали о его планах и не могли быть уверенными, что кто-нибудь не явится в любую минуту. Но Сильвий всё никак не хотел уходить. Он раз за разом подносил зеркальце к носу брата, тыкал его носком ботинка и, кажется, хорошенько пнул бы, если бы я не стоял рядом. — Нужно перенести его на диван, так естественней, — заявил Сильвий, приятно удивив меня.        Он сам отлеветировал тело брата на большой диван и уложил его. Окинул взглядом результат своих трудов и опять мстительно улыбнулся. — Не верится, что всё получилось, — проговорил Сильвий негромко. — Я хочу кричать от радости… — Успеем поговорить о твоих чувствах, — нетерпеливо бросил я, входя в камин. — Идём!        Сильвий в последний раз бросил на братца пристальный взгляд и зашёл следом за мной в камин. Через несколько мгновений мы вернулись в гостиную дома у озера и, взглянув на часы, я подсчитал, что Сильвий отсутствовал час, а я — всего полчаса. — Мантикора меня раздери начетверо, нужно выпить, — решительно заявил Лестрейндж, выходя из камина.        Он взял со столика початую бутылку огневиски и залпом сделал несколько глотков. Отставил её, шумно звякнув по столику, и едва не разбив. Сгрёб меня своей ручищей за плечи и как следует сжал. — Том, да будет благословен тот день, когда я сел в твоё купе в «Хогвартс-экспрессе» шесть лет назад! Ты, а не Фебус, мне брат! — В честь этого можешь перестать меня называть поганым маггловским именем, — заметил я, похлопывая Сильвия по спине. — Я готов называть тебя, как скажешь, Волдеморт! — радостно воскликнул Сильвий, отцепляясь от меня и опять хватая бутылку огневиски. — Дьявол, да я мечтал об этом, сколько я себя помню! О, какую свободу я теперь ощущаю! Горы могу свернуть! И сверну, дементоры бы их побрали! Том, Том, выпьем за нового хозяина Йоркшира!        Разошедшийся Сильвий схватил два стакана и щедро плеснул в них огневиски. Один протянул мне и звонко стукнулся о него своим. Я едва отпил, а Лестрейндж бахнул свой залпом. Ахнул и поморщился, покачал головой. — Хозяин Йоркшира, — повторил я с усмешкой. — А плёл-то про фамильную честь, которую срочно пора спасать… — Одно другого не исключает, — заметил Сильвий осипшим от стакана огневиски голосом. — Ох, Том… Волдеморт! Ох, и покажу я теперь им всем… Если бы здесь сейчас была Яксли, я бы тоже не растерялся!        Речь Сильвия становилась всё более несвязной, и мне на силу удалось его успокоить и вытащить на террасу. Нам обоим нужно было показаться оставшимся гостям. — Мерлиновы подштанники, когда это Лестрейндж успел так набраться? — ахнул Мальсибер.        Игра в оборотня уже кончилась, видимо, и теперь оставшиеся гости сидели на террасе, лакомясь остатками ужина. — Что тут у нас… — пробормотал Сильвий, шаря взглядом по столу. — Долли! — рявкнул он громовым голосом. — Ну-ка быстро подай что-нибудь горячее!        Домовая эльфийка с удивлением взглянула на буянившего хозяина и, горестно вздохнув, аппарировала в большой дом за едой. Мы с Сильвием сели среди остальных. Оставались Мальсибер, Розье, Нотт и Булстроуд и Эйвери. Девчонки, по всей видимости, рассосались. — А мы думали, что вы оба до сих пор ловите где-то в лесу Уоррингтон или ещё кого-то, — усмехнулся Розье. — Зашли в дом немного передохнуть, — отозвался я.        С хлопком появилась Долли и поставила на стол целое блюдо отбивных. Сильвий накинулся на них, как волк, подавая пример остальным. Перекидываясь шуточками, все мы славно закусили. Потом допили остатки огневиски. Лестрейндж выглядел таким весёлым и радостным, как никогда на моей памяти, но все списали это на алкоголь. Я подтрунивал над Ноттом, который только недавно, оказывается, проводил Акерли домой. Смеялся вместе с Розье над тем, как Мальсибер пытался поцеловать Гринграсс, а она заявила, что он ещё ничего не сделал, чтобы заслужить такую честь. А сам думал о том, что, если бы не Сильвий, мог бы провести вечер куда приятнее…        Время клонилось к полуночи, но Вальпургиевы Рыцари никак не хотели расходиться. Мальсибер предложил отправиться на Косую аллею и завалиться в какой-то новомодный бар. Все, кроме нас с Лестрейнджем, поддержали эту идею, но в последний момент Эйвери заколебался и, взглянув на часы, заявил, что он, пожалуй, поспешит домой. Наконец, мы с Сильвием осталось вдвоем на террасе.        Ветра всё ещё совсем не было, ночь была по-летнему душной и теплой. В кустах у озера горели огоньки клаббертов. Долли бесшумно убирала со стола. — Не знаю, как ты, Том, а я спать, — зевая, протянул Сильвий. — Я всю предыдущую ночь не спал… — Возможно, я всё же искупаюсь перед сном, — протянул я, глядя на манившую серебристую поверхность озера. — Говоришь, гриндилоу тут не водятся? — Если и были, наверняка Мальсибер с Розье их распугали сегодня, — отозвался Сильвий.        Лестрейндж пожелал мне спокойной ночи и аппарировал в Холл. Я встал и опёрся на перила террасы. Сна не было ни в одном глазу. Ночь была просто изумительной — звёздной, жаркой… Жаль, конечно, что Уоррингтон не дождалась меня.        Я спустился с террасы и направился прямиком к озеру. День был долгим, и только теперь я ощущал, что слегка утомился. Убийство Фебуса Лестрейнджа не вызывало у меня никаких эмоций кроме тихой радости от того, что одним делом стало меньше. Дело было в жаре — из-за неё тело будто свинцом наливалось. Взбодриться в прохладной воде озера и смыть с себя всю усталость казалось хорошей идеей.        На берегу я разделся донага, запустил в небо небольшой Люмос и ступил в воду. Было куда теплее, чем можно было ожидать, и я, решившись, бросился в темноту озера, нырнул и проплыл под водой несколько футов. Истинное наслаждение после такого долгого и душного дня. Вынырнув, я пощупал ногой дно и, убедившись, что глубина мне по плечи, поплыл на спине. Плавал я не очень хорошо, но всё же мне нравилось находиться в воде. В небе светились мириады звёзд, волшебный лес вокруг жил своей жизнью и издавал загадочные звуки время от времени. Большой авгурей пролетел надо мной, потревоженный кем-то.        Краем глаза я заметил какое-то движение на берегу и, присмотревшись, ясно разглядел белеющий в ночи женский силуэт. Первым делом я подумал, что это какой-нибудь местный призрак, но по мере приближения девушки к воде, всё больше убеждался в том, что она из плоти и крови. В свете Люмоса я разглядел Меррилин Уоррингтон. Она точно меня увидела и узнала, потому что хитро улыбалась и шла прямиком ко мне. — А мне сказали, что мисс Уоррингтон благовоспитанно удалилась домой, — громко проговорил я, плывя к берегу. — Я заблудилась в лесу, а ты даже не хватился меня! — с упрёком заметила девушка.        Над ночным озером наши голоса были хорошо слышны, даже кричать не приходилось. — Как вода? — полюбопытствовала Меррилин, останавливаясь у кромки озера. — Почему бы тебе самой не проверить? — отозвался я, вставая и проводя руками по лицу и по волосам.        Вода была мне по пояс. В бледном свете звёзд и молодого месяца моя бледная кожа как будто светилась. Уоррингтон смотрела на меня пристальным взглядом. — Отвернись, — тихо проговорила она, берясь за застёжку платья.        Чуть помедлив, я всё же встал к Меррилин спиной. Происходящее приятно щекотало нервы. От моей усталости не осталось и следа. Было интересно, насколько далеко готова зайти Уоррингтон.        Я услышал, как Меррилин заходит в воду. Воображение уже рисовало её обнаженное тело, и я очень хотел развернуться и посмотреть на девушку. Но, опасаясь, что этим её спугну, ждал. Только когда плеск воды раздавался совсем близко от меня, я обернулся.        Меррилин, зябко ежась, уже по пояс вошла в воду, обнимая себя руками. Она была абсолютно нагая, но стеснительно закрывалась от меня, пока не подошла вплотную. И, без лишних слов, закинула руки мне на плечи и прижалась ко мне. — Обними меня, Том, — прошептала она. — Мне холодно.        Мои руки легли на талию девушки. Скользнули по её телу, обвили, прижали. Небольшая грудь Меррилин упиралась в меня, и я чувствовал затвердевшие соски. Далее я уже не колебался. Запустил пальцы в густые каштановые волосы, заставил Уоррингтон откинуть голову и властно, требовательно поцеловал. Она ответила с какой-то покорностью, отдаваясь на мою милость. Прогнулась в спине, прижимаясь ко мне, подчиняясь рукам, стискивающим её, как тиски. Мне безумно нравилась её хрупкая фигурка, легкая и нежная, и, понимая, что девушка совершенно обнажена, я страстно желал исследовать всё её тело. Ладони мои двинулись ниже, скользя по ребрам Меррилин, тонкой талии, спускаясь на округлые ягодицы, которые я с силой сжал.        Уоррингтон и тут не отталкивала меня, с каким-то упоением продолжая целоваться. Она перебирала мои волосы, нежно гладила лицо маленькой ручкой. И только иногда вздрагивала или ахала мне в губы, когда я сжимал её слишком сильно. Моё мужское естество отвердело, жаждало продолжения. И ничуть не смущало Меррилин, упираясь ей в живот.        Мне было мало одних прикосновений, я оторвал девушку от себя, крепко сжав её плечи, и впился в неё взглядом. Глаза Меррилин были прикрыты, губы покраснели и припухли, грудь быстро вздымалась. У Уоррингтон была очень красивая грудь — упругая, с крохотными сосками, по-девичьи нежная и аккуратная. Я потянулся к ней, чувствуя потребность сжать эти восхитительные полушария, припасть к ним губами… Но Меррилин вдруг рассмеялась и отпрянула, а потом и вовсе нырнула. Видимо, опять затевала какую-то игру, раззадоривая меня. В самом деле, это было уже лишним. Я жадно вглядывался в темную гладь озера, высматривая, где Уоррингтон вынырнет. Мною владело единственное желание схватить её и овладеть тут же.        Наконец, Меррилин вынырнула в стороне и провела рукой по лицу. С самым невозмутимым видом поплыла вокруг меня. Я, подобно хищному зверю, только и ждал, когда она приблизится. — Что такое, Том? Разве не собираешься ты меня догонять? — весело спросила она. — На сегодня игр хватит, — повелительно заявил я.        Меррилин перевернулась на спину и легла на поверхности воды. Её волосы намокли и окружали её, подобно ореолу. Тонкая фигурка в свете Люмоса казалась прозрачной. Я всё же подошел, но только для того, чтобы взять Уоррингтон под колени и под лопатки и направиться уже вместе с нею к берегу. Девушка, кажется, только того и ждала, потому что с готовностью обвила мою шею рукой и прижалась ко мне. — Ты ведь и сам поджидал тут меня, разве нет? — игриво спросила она. — Конечно.        Я уже начинал привыкать к тому, что девчонки периодически мелят всякую чепуху, развлекая самих себя. Приходилось подыгрывать и соглашаться, если, конечно, чепуха была невинной.        Выйдя на берег, я покрепче перехватил Меррилин, которая просто таяла от блаженства. В её глазах всё это было невероятно романтично, я полагаю. Тогда как я чувствовал себя хищником, схватившим добычу и несшим её в своё логово. И всё же оставлять волшебную палочку на берегу не хотелось, и я поставил Уоррингтон на землю, чтобы забрать свои вещи. Не говоря ни слова, я взял одежду и волшебную палочку в охапку, а Меррилин подняла своё платье и прижала к груди, прикрываясь. Я протянул ей руку, недвусмысленно приглашая в дом у озера. И девушка дала мне свою маленькую ладонь. — Только ты не должен никому рассказывать, — озабоченно проговорила мисс Уоррингтон, поднимаясь по ступеням террасы. — Разумеется, — согласился я.        Тоже знакомая песня. Что же, я никогда и не стремился разбалтывать о своих делах.        Зайдя в дом, я не дал Уоррингтон опомниться, и сразу же потянул её в свою комнату. Швырнул свои вещи в кресло, вырвал из её рук платье. И, желая как следует видеть Меррилин, махнул рукой в сторону светильника на прикроватной тумбочке, зажигая его. У Уоррингтон вырвался восторженный возглас. Ещё один жест в сторону двери, и она захлопнулась, а замок повернулся сам собой. Наконец, мой взор упёрся в Меррилин. Она, окончательно сраженная тем, как мастерски я владею беспалочковой магией, сама отступила к кровати и села на неё, глядя на меня снизу вверх.        Черт её знает, что эта чистокровная девушка тут делала, и какие у неё были мотивы. Я не стремился в этом разбираться. Мой взгляд жадно шарил по её обнаженному телу. — Ой! — вдруг воскликнула Меррилин. — Мне на секундочку показалось, что у тебя настоящий огонь в глазах. Должно быть, это из-за светильника.        Я улыбнулся. Глупышка, к светильнику-то я стоял спиной. — Это из-за тебя, — заявил я, сам удивляясь, откуда понабрался таких приёмов.        Уоррингтон заулыбалась и покорно переместилась на середину кровати, когда я опустился на покрывало. Какое же блаженство! Это не школьный коридор, где всё происходило в одежде и впопыхах. Запертая комната, Меррилин, жаждущая отдаться мне, золотистый свет огня, освещающий её тело. И я буквально накинулся на Уоррингтон.        Нет ничего головокружительнее первого опыта, когда всё ещё ново и свежо, всё вызывает восторг, каждое прикосновение дарит удовольствие, и возбуждение заполняет собой всё тело, оглушает, заставляет забыть обо всём на свете. Женское тело, столь желанное и запретное, оказывается в моей полной власти. И я как будто удивляюсь, как Меррилин устроена, как всё гармонично и изящно в её хрупкой фигурке. Я ещё не знаю, что мне нравится больше, и в одинаковый восторг меня приводят изящные ключицы, красивые тонкие руки, юная грудь, линия талии, такой тонкой, что я, кажется, мог бы переломить её, если б захотел. Волнующие изгибы упругих, горячих бедер, между которых темнеет соблазнительный треугольный островок, стройные ноги, переходящие в маленькие ступни. Я исследовал всё тело Уоррингтон, лаская его нежными прикосновениями, чертящими контуры ключиц, потом сжимал почти до боли манящую и приковывающую внимание грудь, целовал плечи и шею, восхищаясь шелковистой нежной кожей. Меррилин стонала, тая от моих прикосновений, подставляя под мои поцелуи тело, извиваясь и изнемогая от нетерпения. Но я не спешил, желая как следует насытиться ею. Как мне тогда не хватило этого с Вальбургой!        Член пульсировал от нетерпения, и вот я согнул ноги Уоррингтон в коленях, — какие чудные колени, резные, с трогательно выступающими косточками, — и развёл их в стороны. Меррлин не напряглась, что лишь подтверждало мои догадки о наличии у неё некоего опыта. Она только закрыла улыбающееся лицо руками, отчего-то опять слегка засмущавшись. И приподняла бедра мне навстречу, когда я направил член в её лоно. Меня оглушили уже знакомые ощущения горячей влаги и трепещущей тесноты. Меррилин ахнула и застонала, закусив кулачок. Но это были стоны удовольствия.        Весь мир, все ощущения сузились до пьянящего удовольствия, растекающегося по телу с пульсацией крови с каждым новым толчком. Меррилин закинула на меня ноги, скрестив их на моей спине, и металась по подушке, вскрикивая и стоная. Её дрожащие пальцы впились в мои напряженные руки, упирающиеся в кровать по обе стороны от девушки. Перехватив запястья Меррилин, я завёл её руки за подушку и крепко сжал. Теперь я врывался в неё быстро и жёстко, чувствуя, как каждое движение приближает меня к удовольствию. — Ах, Том! — вскрикнула девушка, вздрогнув от особенно резкого толчка. — Ты мог бы быть и понежнее!        Я немного замедлился. И в самом деле, куда спешить? Я ведь могу растянуть удовольствие, прочувствовать его, смакуя каждый миг. И я стал двигаться медленней, каждый раз входя до основания и наблюдая за реакцией Меррилин. Она вновь откинулась по подушку с расслабленным видом и тихонько стонала, двигаясь мне навстречу в такт моим движениям. Её ротик исказился в женственном сладострастном оскале, Меррилин запрокинула голову назад. — Даа, Том, так… Продолжай… — лепетала она.        Склонившись, я обнял Уоррингтон, и услышал, как быстро и бешено колотится её сердце в груди. Вжимая девушку в кровать, я чувствовал, как вся она будто горит в моих объятиях, слышал, как шумно она хватает воздух ртом, как дрожит от удовольствия. Я как со стороны услышал мой собственный тихий стон, свидетельствующий о разрядке, я зажмурился, прижавшись лбом к мокрым волосам Меррилин, и всё тело пронзило удовольствие, зародившееся в мужском достоинстве и взорвавшееся в паху.        В решающий момент Меррилин по-змеиному извернулась, соскальзывая с члена, и семя выплеснулось на её живот. Подождав, пока удовольствие утихнет, я откатился в сторону и обессиленный, сам не свой, вытянулся на кровати. В комнате было жарко, как в аду, по моему лбу струился пот. Окно распахнулось, едва я бросил на него взгляд. — Надо же быть осторожными, — прошептала Меррилин, убирая с себя последствия нашей любви откуда-то взявшейся волшебной палочкой. — Потом нужно будет достать одно зелье, чтобы не было последствий.        Закончив, она блаженно потянулась и прильнула ко мне.        А меня наконец осенило, что от секса бывают последствия. И как я только раньше не подумал? С Блэк-то я об этом и не вспоминал. Хорошенькое будет дельце, если выяснится, что я заделал ей ребёнка! Одна мысль об этом отчего-то привела меня в ужас. Нет, плодить ублюдков мне совершенно не хотелось. И в особенности отвечать за это перед отцами юных и не очень сознательных слизеринских леди. — Как хорошо, — промурлыкала Меррилин, по-кошачьи притираясь ко мне всё плотнее. — Как я рада, что решилась…        Уоррингтон стала гладить мою грудь едва ощутимыми касаниями тонких пальчиков. Одну ногу она для удобства закинула на меня. Я машинально поглаживал девушку по волосам, которые уже подсохли и начинали пушиться. Было что-то очень приятное в том, чтобы вот так ощущать тепло другого человека рядом с собой. И всё же я размышлял о том, что это придало Меррилин столько решимости. Я был у неё не первым, и уже это было удивительно — Уоррингтон имела довольно хорошую репутацию, и ожидать от неё такой страстности было никак нельзя. Хотелось бы узнать, что делалось в хорошенькой голове Меррилин. Да вот только близость её разгоряченного тела опять подействовала на меня. Заметив это, Меррилин хихикнула и коснулась ручкой вновь отвердевающего члена.        Всё началось по новой. Вот только в этот раз я велел Уоррингтон встать на четвереньки, что она и сделала с большим воодушевлением. Вскрикнула, когда я вновь вторгся в неё, и схватилась за изголовье. Так мне понравилось больше: один вид изогнувшейся спины и задранной попки возбуждал несказанно. Волосы Меррилин, растрепанные и курчавые после купания в озере, я взял в руку и накрутил на кулак. Мне доставляло удовольствие властвовать над Уоррингтон, чувствовать, как она угадывает мои желания и уступает им. — Ах, Том! — воскликнула она, когда я чересчур увлёкся и начал насаживать девушку на себя с каким-то остервенением.        Пришлось смягчиться. Я уже приноровился — понимал, что если я замедляю темп, то приближение удовольствия оттягивается. Отпустив волосы Меррилин, я провёл руками вдоль её красивого гибкого тела. Вновь появилось ощущение, как и тогда с Вальбургой, что мне всё это снится. Слишком приятно, слишком красивая картина перед глазами… — Ещё, Том, ещё, — изнывая от сладострастной истомы, простонала Меррилин, двигаясь мне навстречу.        Я чувствовал, как дрожали её бедра. Лоно девушки увлажнялось всё сильнее, стонала она всё несдержанней. Значит, ей больше нравится, когда всё происходит медленно и чувственно. Интересно, так со всеми девушками? Или они устроены по-разному?..        Но вскоре сколько-нибудь оформленные мысли покинули мою голову, поскольку и я приближался к разрядке. И всё же на задворках сознания я помнил о возможных рисках, а потому, когда я почувствовал, что вот-вот кончу, я поспешил вытащить член. На этот раз семя оказалось на упругой маленькой попке Меррилин.        В ту ночь я практически не спал. Наконец-то дорвавшись до женского тела, будучи в комфортном уединенном месте, я терзал Уоррингтон до рассвета. Наши потные тела сплетались раз за разом в самых причудливых позах, на которые у меня хватало фантазии. Ощущения уже несколько притупились, мучала жажда, но колоссальный запас юношеской страсти рвался из меня лавиной. Небо уже розовело в лучах восходящего солнца, когда Меррилин взмолилась о пощаде. Разрумянившаяся, с алеющими губами и блестящими, шальными глазами, она без сил раскинулась посреди постели, прошептала, что больше не может, и попросила принести ей воды.        Я был так заботлив, что сходил в гостиную за графином и, влив в себя два стакана, принёс попить и ей. В теле чувствовалась лёгкость, а колени пружинили, как если бы я был не трезв. — Лестрейндж ведь не явится сюда ни свет, ни заря? — прошептала Меррилин, натягивая на себя тонкую простыню вместо одеяла. — В мою спальню он точно не станет ломиться, — успокоил её я. — Хорошо. Тогда я посплю, — подавляя зевоту, пробормотала девушка, и повернулась на бок.        Красивый силуэт, обнаженное плечо… Я завороженно провёл рукой вдоль её обнаженной спины. Мне уже не казалось, что я вижу сон. Напротив, я чувствовал, как реальность впивается в каждую клеточку моего тела отголосками удовольствия. Я находил естественным то, что произошло между нами. Льстило, что, несмотря на мой скудный опыт, и Меррилин было хорошо в эту ночь. Спать всё ещё не хотелось, хотя было уже около пяти утра.        Я сходил в ванну и вышел на террасу в одном полотенце на бедрах. Казалось, что жизнь моя играла новыми удивительными красками. Я был даже благодарен Лестрейнджу за то, что тот так удачно предоставил мне дом у озера в пользование. Ощущения были непередаваемые. Распаленное бурными ласками тело острее чувствовало свежий утренний ветерок, двигаясь, я ощущал уставшие мышцы, как если бы занимался гимнастическими упражнениями, но это была сладкая усталость. Даже аппетит и тот разыгрался не на шутку и, вызвав заспанную Долли, я велел ей принести что-нибудь на завтрак. — Завтрак ещё не готовили, сэр, — заволновалась она. — Булочки только поставили в печь… — Принести что-нибудь, что осталось со вчерашнего дня, — приказал я. — Да, и кофе.        Я готов был проглотить всё, что бы мне не подали. Со времён создания первого крестража я не испытывал столь зверского голода. Поэтому, когда Долли принесла остатки мясного пирога, сыр и ветчину, это растаяло в считанные минуты. Я опёрся на перила, потягивая ароматно пахнущий кофе, задумчиво глядя озеро. Мда, кто бы мог сказать несколько лет назад, когда были ещё сомневающиеся в моём происхождении, как легко чистокровные слизеринки будут падать в мои объятия…        Пока я философствовал сам с собой, из дома, тихонько ступая на цыпочках, вышла Меррилин. Она тоже не утруждала себя с одеждой и повязала на манер тоги белоснежную простыню. Её волосы пришли в полный беспорядок, но мне понравилось, как это выглядело. Напоминало о том, что она только встала из кровати, где мы провели ночь. — Не спится? — поинтересовался я, опять отворачиваясь к озеру. — Авгурей завопил прямо над окном, — посетовала Меррилин, обнимая меня сзади и целуя в спину. — И я жутко голодная к тому же. — Позову домовика, пусть принесёт ещё что-нибудь, — проговорил я.        Меррилин удалилась в ванную, чтобы не показываться домовой эльфийке Сильвия, а я в это время оделся. Если после завтрака явится Лестрейндж, хотелось встретить его хотя бы в штанах. Долли на этот раз принесла свежих булочек, масло, джем и ещё всякую всячину. Меррилин, вернувшаяся на террасу уже во вчерашнем платье, была очень довольна. — Тут довольно славно, — заметила она, утолив первый голод. — Ты всё лето проводишь у Сильвия, Том? — Я не люблю, когда меня называют этим именем, — проговорил я. — А к Сильвию я приехал погостить и не знаю, как долго здесь пробуду.        Не говорить же мне, что я в принципе живу у Лестрейнджа с начала каникул, потому что мне больше некуда податься. — Да, мальчики зовут тебя Волдемортом. Кстати, почему? — спросила любопытная Меррилин. — Я взял себе это имя, потому что старое мне не подходит.        Бирюзовые глаза Уоррингтон вспыхнули любопытством. — Про это Моргана знает, что болтают, — заявила девушка, намазывая уже вторую булочку маслом. — Что ты — потомок Салазара Слизерина. Или какого-то другого очень древнего чистокровного рода. Что ты внебрачный сын кого-то очень влиятельного…        Я не спешил отвечать, выслушивая все теории. Забавно, что Меррилин решила, будто я сейчас всё ей выложу. Можно подумать, что ночь, проведенная в моей постели, наделяла её особыми привилегиями. — Слишком много вопросов, — сказал я, когда Меррилин умолкла, чтобы съесть свою булочку с маслом и джемом. — Лучше расскажи, какой бес в тебя вселился прошлым вечером, что ты полезла за мной в озеро?        Меррилин чуть покраснела и засмеялась. Игриво взглянула на меня из-под полуопущенных ресниц. — Разве молодость — это не время для безумств? — ответила она вопросом на вопрос. — Через год я закончу Хогвартс и буду уже не столь свободна. — Что это значит?        Уоррингтон покачала головой. — Нет, я пока не хочу говорить. — Пожалуй, и так понятно: выезды в свет под присмотром маменьки, поиск подходящей партии, — предположил я. — На самом деле, партия уже есть, — шепотом, словно нас мог кто-то подслушать, проговорила Меррилин. — Поэтому важно, чтобы ты сохранил наш маленький секрет.        Я рассмеялся. Вот так Уоррингтон! Великий Салазар, я даже не мог предположить, что она настолько ловко обстряпывает свои дела! — Признаться, это меня удивило, — заметил я. — Но удивление это, конечно же, приятное.        Меррилин подняла улыбающееся личико. Её бирюзовые глаза сузились. Ну чисто ластящаяся кошка с хитренькой, нахальной мордочкой. — Вообще-то это пока секрет, но тебе я расскажу, — заявила Уоррингтон, которой теперь явно хотелось поговорить. — Видишь ли, Том, я уже несколько месяцев как помолвлена. Брак мой будет исключительно по расчёту, и я могу сказать, что расчёт этот превзошёл все ожидания. И жених меня просто обожает… — Но, видимо, это не очень-то взаимно, — заметил я.        Уоррингтон равнодушно пожала плечами. — Мне достаточно, чтобы любили меня, — подумав, заключила она. — Но и я буду хорошей женой, правда. Вот только мне немного грустно от того, что в моей супружеской жизни страсти не предвидится. Поэтому-то я и решила, что могу позволить себе немного удовольствия. — Как практично, — усмехнулся я.        Меррилин удивляла меня всё больше. И всё же я испытывал облегчение от того, что наша связь будет иметь временный характер, и в конце ни одна из сторон не будет иметь претензий. Мне это подходило. — Практично или нет, но ведь от этого никому плохо не будет? — хмыкнула Уоррингтон. — Ты мне всегда нравился, Том, и я захотела использовать выпавший шанс. Ещё и родители так вовремя уехали на выходные… — Действительно, вовремя, — согласился я. — А что же ты будешь делать, если жених потребует объяснений, Меррилин? Уоррингтон опять хмыкнула и передёрнула плечами. — Кто сказал, что он их потребует?        Рассказывать подробности девушка наотрез отказалась, но это и не требовалось. Аккуратно заглянув в её мысли, я увидел обрывки воспоминаний о том, как Меррилин соблазняет слегка смущенного, но весьма довольного мужчину средних лет. Он был не примечательной, если не сказать серой наружности. Теперь же, сидя со мной на террасе, Уоррингтон посмеивалась про себя и думала о том, как ловко она придумала. Жених уверен, что между ними страсть и любовь, а невеста в это время забавляется в своё удовольствие. И уже прикидывает, как приберет к рукам приличное состояние благоверного.        Закончив завтракать, Меррилин обольстительно улыбнулась и, подойдя, уселась мне на колени. Она нежно взяла моё лицо в свои руки и поцеловала меня в губы. — Разве можно винить меня в некоторой слабости? — невинно поинтересовалась она. — Если хочешь знать, от тебя без ума половина школы.        Она опять принялась целовать меня, ерзая на моих коленях. Отвечая Уоррингтон, я думал о том, как всё славно сложилось. Мы оба использовали друг друга для удовольствия и не хотели ничего больше. Разве это нельзя было назвать удачей?