Семь кругов долга

      Это было дикое… неистовое чувство, которое зарождалось где-то в глубине груди. Вспыхивало огнем и разгоралось в сердце, а потом катилось обжигающей волной по венам. Тело горело таким испепеляющим жаром, что казалось — само собой оно парило, вращалось, двигалось, жило. Пьянящее ощущение, небывалая лёгкость, и безумная радость.       Наверное, что-то похожее ощущали древние… прапрапрадеды его рода, когда разрывали на себе рубахи и телогреи, и с голой грудью и пылающим взглядом шли на копья и мечи врагов. И побеждали, оплачивая победу щедрыми мерами своей и чужой крови.       Верс чувствовал себя неуязвимым, свободным, победителем. Он никогда прежде так не дрался. Да и вообще, после того, как на втором году обучения в общей свалке невесть как покоцали ножом нескольких парней, четверых так вообще до смерти, старался избегать подобных мероприятий. Рассуждая, что удовольствия в том, чтобы быть избитым или самому разбить кулаки, нет никакого. А тут… ему казалось, что он не дерется в захудалом сарае с тремя слегка пьяными сокурсниками, а пляшет на лезвии кинжала, того самого, который по старинной легенде разрезает напополам полотно мира. Разольюсь по каплям не кровью, а чистой росой И напьюсь закатом, что воду окрасит алым. Уйду с прямым взглядом тропою дикой босой — Для боя последнего жизни единой так мало.       Верс даже не заметил, как количество нападающих увеличилось. Агеру надоело подпирать стенку и он присоединился к Фешу, Жаферу, слегка потеснив в сторону Збыша. Но даже четверо старательно пыхтящих атакующих не смогли ничего существенного сделать взбесившемуся парню. Они больше мешали друг другу. И часть мощных ударов просто «гасилась», не доходя до цели. А вот Верс постоянно бросался на рожон и, будь его противники чуть более решительными, могли спокойно отжать его из угла и оглушить сзади.       Парень слышал хруст, правда, в опьянении боя он так и не разобрался, кому и что сломали. Он как будто не чувствовал достававшихся ему самому ударов, не замечал хлеставшей от перенапряжения из носа крови. Пытался распробовать невесть откуда взявшийся металлическим привкус во рту и почему-то очень чётко видел серые до прозрачности глаза Дерека. Парнишку удерживали на коленях, с заломленными назад руками и с насильно запрокинутой головой. Верс долго потом пытался сообразить, как из такой позы можно взвиться на ноги и вывернуться из захвата. Но Дерек, который шириной плеч и мощностью мышц значительно уступал держащим его Сведу и Керсену, ухитрился сделать это.       Керсен рухнул мешком на пол с проломленным виском. Свед скорчился, тихо подвывая — из-под плотно прижатых к лицу пальцев стекали тёмно-красные ручейки. Верс срубил Збыша с подкатом, вынеся напрочь коленный сустав и добил локтем в горло. Приглушенный хрип показался громогласным воплем. Каким-то чутьём ощутил заносимую для смертельного удара руку и прыгнул через голову, выбрасывая в бок шустрого противника ноги. Осмыслить, как он так исхитрился, хотелось, но обстановка не располагала. Да, их всех тренировали одинаково: пробежки по пятнадцать километров, многочасовые спарринги и боёвки. Но когда срывается с креплений сдерживающая внутренняя пружина, когда окружающий мир словно замедляется, а каждое движение боя напоминает па вечной пляски между жизнью и смертью — становится неважно всё остальное. Потому что есть только твоё тело, твоё действие — и есть твои противники, которые вдруг воспринимаются такими неловкими, медленными и неуклюжими.       Агер подобрался слишком близко и попал в петельный захват, короткий рывок — и на утоптанный земляной пол осел ещё один труп с неестественно повёрнутой головой. Рванувшийся на выход Феш неудачно споткнулся о подставленную Дереком ногу, а позвоночник ему сломал Верс — прыгнув с силой на спину торопливо поднимающегося человека. Жафера парни взяли в клещи, неотвратимо наступая на него и ударили одновременно: Верс под сердце в смертельную точку, а Дерек «клювом» из пальцев в основание шеи. — Всё, пошли отсюда…       Верс долго пытался понять, чего от него хотят. Ему было мало… до обморока хотелось ещё битвы и этого дикого, хмельного ощущения победы и неуязвимости… — Дыши… тихонько. вдох и выдох…       Оказывается, он действительно забыл, как это делать. И ещё хорошо бы стереть с глаз эту клубящуюся плёнку, переливающуюся то чернотой ночного неба, то огненными всполохами. — Пойдем на воздух… там тебе станет лучше… Двигайся…       Верс не чувствовал, как Дерек уже настойчиво берет его под локоть, профессионально придерживая руку так, чтобы, в случае чего, легко взять на болевой приём. Даже странно, что он до этого не замечал, какие у худощавого и слабоватого внешне паренька мускулы — словно отлитые из железа.       Ну, на улице действительно стало легче. Но как только возбуждение и сумасшедший азарт стали спадать, начало реально трясти. Дрожь била так сильно, что даже зубы вызванивали-выстукивали с какой-то издевательской громкостью. Руки тряслись по страшному — Верс так и не смог зачерпнуть снега, чтобы обтереть лицо. Умывал пригоршнями снега его Дерек. И Верс жадно хватал и даже слизывал подтаявшие комки с жёсткой ладони.       А потом они просто долго лежали рядом в белой пустоте, не чувствовали ни холода от белоснежного покрывала, ни пощипывающего кожу мороза. Голова кружилась, а сверху, в чёрной безграничности неба, шатались в своей пляске звёзды. — Ты мне можешь объяснить, что это было? — Верс едва шевелил языком. — Зов крови моих предков, — тихо объяснил Дерек. Парень словно бы стеснялся рассказывать. Но после того, как они вышли из сарая, оставив шесть трупов, стеснительность выглядела кощунством. — Сегодня последняя ночь перед выпуском… нас могут и простить… — Я могу сказать, что… что это я сам… если ты будешь молчать, то на тебя никто не подумает, — раздумчиво предложил Дерек. — Как ты это… да кто тебе поверит? — Верс даже рассмеялся, хрипло и надрывно. — Увидишь… мне точно поверят… — Дерек слегка повернул голову. Всматриваясь пристально и с каким-то непонятным интересом. — Этот зов мы поймали вдвоём… значит, мы теперь либо братья с тобой… либо партнеры на всю жизнь. — Да пошел ты… — открестился Верс.