Семь кругов долга

      Одежда неотвратимо намокала, пропитываясь тягучими липкими каплями. Даже повязка не спасала. Хотя какая там повязка — оборванные полосы нижних рубах, примотанные поверх комбеза. Сильно и крепко, но без сноровки. Так что кровь всё же подтекала. И это было плохо. Если он совсем загнется, то… старший? С ним всё нормально будет. Он это точно знает, пусть и не любит парень армию, а может, даже и возненавидел сильнее, чем хрустящий песок на зубах, но он всё равно выживет, выдержит, выберет свою дорогу. А младший?       Хуже всего было то, что младший напоминал ему Дею. У Лерта были её глаза: серые, внимательные, тёплые. Такие же, как у неё, легкие и мягкие губы и привычка слегка их закусывать, когда думал или принимался мечтать. Практически одинаковые черты лица, особенно когда мальчишка улыбался. Даже эта дурацкая манера приподнимать плечи, и слегка кривить бровь. Эта схожесть стала бросаться в глаза с самого детства. А к годам одиннадцати мальчишка стал на лицо копией своей матери. И когда Дея умерла, то видеть её взгляд, её мимику, её движения в собственном сыне было дико, просто невыносимо больно. И тогда он выбрал самый, казалось бы, простой для себя вариант: не видеть или видеть как можно реже. Потому что рвать каждый день себе сердце — это слишком тяжело даже для такого, свыкшегося с болью и потерями солдата, как он.       Борг ненавидел своё безволие, злился и ругался на себя последними словами — если бы он не повелся на уговоры жены, если бы настоял на своём, то сейчас, возможно, его Дея была бы жива. А так и жену не сберёг, и сына упустил. Если бы он мог — он бы умер за этого идиота. Пусть самая жестокая и мучительная смерть, но только бы с гарантией, что Лерт останется целым и живым.       Хотелось кашлять. Но раненый бок отзывался мерзкой болью даже на вдох и выдох. И было страшно кашлянуть, вдруг боль окажется такой, что он не сможет её вытерпеть молча. А показаться слабаком сейчас было опасно. Борг терпел, прижимая сильнее рукой рану. Самое время было бы задуматься о том, как выбраться из случившейся передряги да пацана вытащить, но в голову отчего-то лезли только воспоминания и ни одной толковой мысли.       Верс был похож на него, больше по характеру, чем внешне. Замкнутый, дикий, резкий. На пределе злости терпевший многочисленные порки и нагоняи, но не уступающий, умеющий держаться до конца, непокорный. Он и в учебку поехал с тем условием, что «хрен с тобой, отец, я закончу обучение, но дай слово, что потом оставишь меня в покое». И он дал слово. И внимательно просматривал рапорты, в которых лейтенанты учебки педантично докладывали ему обо всех происшествиях, касающихся Верса. Парень не скуксился, не опустился до подлости, не стал мразью. — У вас хороший сын, полковник, — на одном из приёмов, пожимая руку, сообщил ему заведующий академией. — Жаль, что только один, — пробормотал тогда Борг, отвечая на рукопожатие.       Лерт был не такой. Слишком капризный, плаксивый, слезливый, изнеженный, избалованный. Он всегда, чуть что, прибегал жаловаться к маме. А когда Деи не стало, кажется, мальчишка стал своим нытьём доставать приставленного к нему капитана… А эти его дурацкие выпендрёжные поступки? Понять бы зачем он такое вытворял. Но сейчас не время и не место. Борг пригляделся к сыну — даже странно, что валяется на полу молча. Ни слова, ни вздоха, ни взгляда в его сторону. Как будто он ему и не отец. То ли действительно характер прорезался, то ли по давнишней привычке обиделся и «пусть всем будет хуже». Полковник вдруг подумал о том, что с огромным бы облегчением сгрёб бы этого засранца за воротник, да встряхнул посильнее, а то и ввалил бы по первое число, чтобы всю дурь на всю оставшуюся жизнь выбить. Хотя… в их теперешнем положении, сколько той жизни осталось и у него, и у парня? Ещё и рана эта… чем больше тянуть, тем хуже. И дым…       Борг всё же закашлялся, хрипло, надсадно и мучительно. Рана отозвалась резкой болью, от которой потемнело в глазах. Кто-то поддержал его за плечи, уверенно и осторожно. Когда сумрак перед глазами чуть размылся, Борг увидел склонившегося над ним Шенга, тоже кашляющего и растерянного. — Помоги мне встать, — тихо прошептал Борг. Это было отдалённо похоже на озарение, но с таким призрачным шансом на успех, что в другой ситуации он бы первым обозвал свою идею бредом. — Зачем? — удивился Шенг. — Лежи лучше. — Помоги и… выбираться надо…       Такой взгляд Шенг уже видел. Взгляд конченого психа, готового переть с пустыми руками на колонну солдат из приграничных рубежей. Очередная свара за землю, в которой блокпосту Районов содружества пришлось слишком плохо, слишком мало боеприпасов, слишком много раненых, и ни капли времени, которое нужнее воздуха. И капитан Борг решил потянуть время. Он отправился скоморошничать перед армией противника, попутно сломав две челюсти пытавшимся его удержать. Борг уверенно шел навстречу наступающим, на ходу срывая с себя одежду. Капитан оглянулся один раз и этот взгляд врезался в память Шенга, пробрал до печенок.       Несколько рубежников пальнули по ненормальному, скорее для острастки, чем желая подстрелить. Но повелись на вызов. Борг уложил в рукопашке троих из рубежников. Безоружный против любого противника с любым оружием в руках. И этим выторговал день жизни для всего блокпоста. Рубежники сдержали слово, данное ненормальному, вышедшему одному, без броника, с голым торсом, против небольшой, но армии. Стали лагерем, а назавтра подтянулись основные силы Федерации… — Давай… выбираться… — согласился Шенг, подхватывая Борга и поднимая его на ноги. И внезапно оказался в профессиональном боевом захвате с приставленным к горлу ножом. Полковник держал его крепко и правильно, грамотно закрывшись от ошеломленно застывших солдат. — Спокойно, парни. Я полковник Борг, командующий Северным районом. Хотите, можете попробовать прикончить меня прямо сейчас, но полковник Шенг, командующий Южным районом, умрет раньше.       Борг говорил хорошо, убедительно, только сильно пошатывался, от раны, потери крови, слабости. И Шенг осторожно качнулся назад, прижимая Борга к стене, и вцепляясь в держащую нож руку. Не для того, чтобы сдвинуть лезвие от своей шеи, а чтобы не дать полковнику свалиться на пол. — Преступник — сын полковника, — выкрикнул Шенг. И лейтенант сметливо вздёрнул парня и тоже приставил тому к глотке нож. — Отлично, — Борг снова закашлялся, но заложник понятливо и незаметно двинул ему локтем в целый бок, сбивая дыхание и приступ кашля. — Отлично. Разбирайте баррикаду. Все доски в щит. Открывайте двери.       Шенг, заметив, что его парни колеблются, с матным разъяснением повторил приказ. Лейтенант дураком не был: он видел, что его полковник мог почти без ущерба сбить захват, тем более что удерживал его раненый. И когда солдаты занялись работой, придвинулся вплотную к своему начальнику. — Зачем это представление, полковник? — Селдер смотрел на Борга, но вопрос адресовал Шенгу. — Воздухом подышать захотелось… свежим, без гари… — усмехнулся Шенг. — Что мне следует делать? — шепотом спросил лейтенант, готовый выполнить в точности абсолютно любой приказ. — Ты вот что, парень… — тихо и серьёзно попросил Борг, — если не выйдет договориться, то… убей его… чтоб люди не мучили… — Обещаю, полковник.