Семь кругов долга

      Тогда, семь лет назад, не было никаких пышных церемоний. Была главная площадь, куда к полудню пришли все парни, чьи имена были занесены в список принятых на обучение. Были довольные родственники, которые стояли по периметру и радостно кивали или махали руками своим сыновьям. Был полковник, который прижал кулак к груди в ритуальном жесте. Была длинная вереница вездеходов, которые равномерно взбивали и сминали дорожную пыль. И была какая-то нелепая обида, что его собственный отец ему лично не сказал даже слова. Только общая речь для всех новичков.       Зато теперь церемония отъезда была обставлена со всей пышностью. Парадное построение, громыхание барабанов, пышные слова о долге и чести. И фальшивые объятия полковника северного района Федерации. Верс сжался и лишь для вида положил руки на плечи отца. Лучше бы как тогда, коротко: «Ваша задача: как можно лучше пройти курс обучения, чтобы у нашего района было будущее». И сильный гулкий удар кулаком в грудь. Так было честно. — Впервые в истории нашей Федерации младший сын командующего поступает на обучение в академию другого района, — торжественно вещал Шенг.       Версу хотелось зажать уши, потому что у него в этом лицедействе самая жалкая роль — заложника, а отыграть надо так, словно он почётный гость. Впрочем, с ним и носиться будут как с треснувшим гладышом — не так поставишь и расшибётся, развалится на куски, выплеснув наружу всё говно, что долго хранилось внутри. И он стоял и улыбался, преисполненный радостью и высоким доверием. Только вот на обожжённых губах и опалённом лице улыбка смотрелась страшно. — Надеюсь, что в дальнейшем мы продолжим эту традицию, и будем взаимно отправлять молодых и перспективных парней в учебные заведения дружественного района, — хриплым и неестественно бодрым голосом подхватил Борг.       Конечно, будут. Верс чуть прищурился. Пошлют ненужных и среди них парочку парнишек посообразительнее, но лишь таких, кому можно доверять полностью. Потому что за семь лет можно не только научить мальчишек сражаться, но и переучить их на свою сторону. А кто смышлённый, так их припугнут: чтобы науки постигали, но на должности в армии другого района не поглядывали.       Верс тоже должен был сказать что-то по случаю, но когда ему об этом сообщили, то он просто обматерил посланца, а потом слово в слово повторил всё обоим полковникам. Борг и Шенг переглянулись и единодушно решили, что молчание парня на церемонии можно сразу объяснить тем, что на пожаре дыма наглотался. Зато теперь он мог, вытянувшись в струнку, слушать, изображать улыбку и молчать. И также молча приложить кулак к груди, отдавая дань уважения своему району, а затем протянуть руку для ритуального надреза, принося клятву верности южанам. И так же равнодушно смолчал, когда режущая кромка ножа не слегка царапнула кожу, а вгрызлась в запястье. Верс не отдернулся — он и так перенес слишком много боли, а тут всего лишь порез, пусть глубокий и резкий, но не сквозная рана. Он поднял голову — хотелось увидеть глаза того, кто поранил руку, но мужик скривил губы, демонстрируя презрение, и отвернулся. Зато вместо нескольких капель кровь в чашку полилась струйкой.       С отъездом тоже затягивать не стали. После клятвы у него было немного времени, пока проверяют перед выездом вездеходы. Но с кем прощаться и обмениваться обетами, Верс не знал, да и не хотел ни с кем болтать под именем Лерта. Поэтому ушел к пепелищу, нашел там не слишком запачканное бревно и сел, опустив голову. Стекающая с пальцев кровь смачивала пепел и грязь. — Руку давай, — зло приказал Герен. И, не дождавшись ответа, сам схватил парня за локоть, кое-как поддёрнул рукав и полил из берестяной фляги на рану. От болезненного ожога Верс вздрогнул. Ординарец меж тем сноровисто перевязывал ему руку куском чистой холстины. — С этим чуть позже поговорят, расспросят душевно, зачем он так кровь пустил. — Как знаешь… — Верс… — начал было Герен, но парень вдруг коснулся рукой его губ, останавливая и призывая к молчанию. — Приятель, ты обознался, — сухо, со злой насмешкой произнес Верс, — старший сын полковника Борга умер несколько дней назад. Я — младший сын командующего северным районом Федерации. Баско сцежи до браци, Верс.       Герен прокусил губу до крови: такими словами прощались с мертвыми и было страшно слышать эти слова из уст живого, который так говорил самому себе. Верс наклонился, зачерпнул рукой пепел, смоченный кровью, сжал в кулаке. — Знаешь, это всё что осталось. И теперь самое главное просто всё забыть. Так всем будет легче, — Верс постарался отшвырнуть подальше комок. — Всё, надо идти. Прощай. — Ещё свидимся, — тихо, не то спросил, не то попросил Герен. — Прощай, — жестко повторил Верс, упрямо качнув головой.       Три вездехода уже ждали перед открытыми воротами. Верс, следуя указаниям бойцов Шенга, залез в первый, а следом втиснулось ещё девять человек, и это при том, что в одну такую крытую телегу могло забраться не больше пяти-шести. Места было мало, бойцы устраивались вплотную друг к другу. В том вездеходе, с Версом, были парни с северного района, в двух оставшихся — воины из личного взвода Шенга. С ним действительно отправили самых преданных. Три десятка человек и ещё одно отделение в наружной охране.       Верс сел на пол возле стенки, но кто-то из бойцов тронул его за плечо и попросил пересесть в серёдку. Верс перебрался на указанное место - с решением командира охраны он был не согласен, но спорить не стал. Незачем заранее показывать, что он тоже боец. Пусть его даже свои принимают за перепуганного мальчишку. А деревянные борта вроде неплохо защищают от выстрелов, но если на них нападут, то он сумеет развлечься напоследок. В груди жарко и болезненно-сладостно вспыхнул затаившийся до поры до времени огонь Зова. Знать бы, на что эта сила отреагировала: на скорую поживу или на близкую смерть своего хозяина?       Вездеходы плавно тронулись с места, и лишь тогда Верс припомнил, что после тех объятий на площади больше не сказал отцу ни слова, и даже не глянул в его сторону. Но ему ещё тогда, как его делали похожим на Лерта, стало безразлично, что и как будет с ним самим. Верс выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы — на каком-то ухабе вездеход подкинуло, и кто-то из парней навалился на него. — Не повредился? — шепотом спросил командир, одной рукой придерживая Верса, а второй отодвигая бойца. — Тихо. Я знаю, что у тебя раны. Сдвиньтесь чуть в бок, парни.       Бойцы старательно попыхтели, выполняя приказ, но пересаживаться было некуда. В вездеходе вшестером с поклажей было тесновато. — Пить хочешь? — командир снова тронул Верса за руку, привлекая внимание и протягивая сшитую из кожи фляжку.       И парень понял, что его везут и охраняют по условному знаку — четвертинка. Как и положено возиться с гражданскими, которые могут запаниковать, по глупому сдохнуть, сунувшись на линию огня, сорваться, заорать, побежать не в ту сторону. Несмысленыш, которого надо водить за руку и поить водой, а то сам не сообразит. — Нет, у меня есть запас, — Верс покачал головой и, пользуясь своим положением, нагло привалился к командиру, пристроив голову тому на плечо. Вездеход мерно потряхивало на ухабах, а ему сильно хотелось спать, сказывалась бессонная ночь. И какая разница, что будет потом. Он просто устал.