Расстройство

      То, что существование — это просто череда сплошных разочарований и ошибок, Рукия поняла в тот момент, когда Исане стала судачить про слишком глубокий вырез на том самом платье Мацумото, а ее сердце дрогнуло. До знаменательной свадьбы было совсем недолго, и девушка уже успела всех оповестить, что хоть и безмерно счастлива за молодых, но оторваться не сможет — кому-то же нужно организовывать территорию для соревнований на следующий месяц. И сколько бы маленькая Кучики не внушала себе, что теперь это ее не касается, сердце не слушалось и ныло.       Спас ее замечательный подарок главнокомандующего, который за каждый недочет их отряда только рекомендовал побольше отдыхать и предлагал что-нибудь выпить. Справедливости ради, тринадцатый был завален бумажной волокитой раза в три более, чем остальные, предпочитавшие физическую активность. Тем не менее, в один прекрасный торжественный вечер Рукия не стала игнорировать заботу Киераку и совершила визит в бараки первого.       Вишневая настойка пошла даже слишком хорошо, поэтому пришлось открывать неизвестное ей ранее сахарное саке, чтобы заливать горечь сердца сладостью. Да и девушка не была против. Они разговаривали об Укетаке, их молодости, его первой любви, и все это нежно отвлекало от свадебного марша, стучавшего в ушах. Забавные рассказы о проделках в недавно восстановленной академии или о косяках в их бытности офицерами не давали думать о том, что в тот же момент где-то на грунте давали клятвы вечной любви и верности два влюбленных человека.       Утром по домам их растаскивала причитающая о странностях Нанао, но никому и дела не было до двух напившихся людей. Большинство планерок отменили, ведь основная часть офицерского состава ушла в отрыв. Все приглашенные на празднование гости, коих было много, вернулись только через три дня — невероятное было гуляние. Этого времени им с братом вполне хватило для задушевных разговоров о разлуке и отношениях. Бьякуя все удивлялся, как до сих пор столь сильные чувства, обращенные к конкретному человеку, Рукия называла не иначе как дружбой. Куросаки всегда обозначался как друг или товарищ, хотя к нему имелись совершенно иного типа чувства.       — Я хочу, чтобы с ним все было в порядке, чтобы он был счастлив и здоров, в безопасности, это вполне может подходить под описание дружбы, — вздумала поспорить тогда девушка. В этот раз слез не было, только удручающая меланхолия вкупе с желанием еще раз навестить погреб главнокомандующего.       — Несомненно, если только не учитывать боль при расставании и невероятную ревность, — спокойно апеллировал брат.       — Мне будет больно, если ты исчезнешь, и я буду дико ревновать, если ты возьмешь себе другую сестру, это тоже любовь, — рассуждала Рукия, ворочаясь и прижимаясь к теплому боку брата, который так неудачно выбрал крышу с колющимися черепками для наблюдения за звездами.       — Наверное, я не совсем правильно трактую. Я чувствовал нечто схожее, когда был с Хисаной. Ощущал то же ликование от проведенных вместе минут и ту же боль от ее потери. Но я любил ее, иначе не назвать. Когда мы впервые познакомились, то, можно сказать, стали друзьями. Мне было приятно с ней гулять и разговаривать, помогать в каких-то мелочах, однако с первого мгновения я не желал быть ей только другом, — отвечал Бьякуя, с нежностью вспоминая жену. С Рукией их мало что объединяло — различное воспитание оставило свои отпечатки. Хисана всегда понимала чужие чувства, насколько тонкими бы они ни были, а толстокожая младшая сестра все сводит к дружбе: сильной и не очень.       — Наверное, я бы тоже хотела быть ему кем-то большим, — прошептала Рукия, наконец-то засыпая на руке брата, так и не услышав его последующий ответ:       — Мне казалось, что так оно и было.

***

      Праздное ликование пришло в Готей с возвращением отпраздновавших офицеров. Приветствующие вернувшихся тут же накинулись с расспросами и требованием фотографий. Особенно голосил главнокомандующий, требуя отчетности за три прогулянных дня.       Рукия сидела у себя в кабинете и преспокойно попивала ненавистный успокаивающий чай. Травяной напиток сильно ее раздражал и ни капли не умиротворял, поэтому действовал как универсальный энергетик. Работы было много, ведь ее попросили о помощи около пяти отрядов, офицеры которых жаждали попасть на торжество.       Перекладывая исписанные листы из общей стопки в пять разных для доставки в конкретные бараки, Рукия думала о каких-то гранях взаимоотношений, про которые рассказывал брат, направляя к правильному понятию «любви». Вот только ее наглым образом прервал стук в дверь. Шино наверняка уже готовилась ко сну в казарме, а так как более девушка никого не звала, то предпочла встретить нежданного гостя у порога — мало ли какой пустой мог пробраться на их территорию, воспользовавшись пониженным вниманием к границам. В обычное время отряд Зараки берет на себя патрулирование заселенной территории, однако сейчас все их люди отвлечены, а замену выставляли в последний момент.       Но это оказался всего-навсего вернувшийся Юки, которого Рукия быстрее впустила в теплый кабинет. Девушка была удивлена, ведь после такого путешествия она бы захотела как можно скорее попасть домой, но юноша решил навестить к ней.       — Тебе понравилось? — дружелюбно начала разговор лейтенант, присаживаясь обратно за рабочий стол.       — Да, все было чудесно, но это Вы и завтра услышите от остальных. Я передал Куросаки-сану ту вещь, как и было велено. Он, в ответ, назвал Вас лгуньей. Все три дня он ходил, словно в воду опущенный, спрашивал меня, почему Вы так поступаете, но я и сам не понимаю. Даже набил морду лейтенанту Абараю, потому что он плохо за Вами следил, — грустно вещал Рюуносуке, сильно сжимая руки. — Он также просил Вам кое-что передать.       На стол из его небольшого кулака выпал мятый лист. Не проронив ни слова больше, подчиненный ушел, оставив ее один на один с тревожащим посланием. По факту, перед ней лежала скомканная салфетка со следами черной пасты. За последние семь лет ни что не давило на нее больше. Трясущимися руками, девушка потянулась развернула комок, на котором шариковой ручкой были нарисованы два кролика чаппи: один огромный с рыжими волосами, а другой вполовину меньше и с темным ёжиком между длинных плюшевых ушей, оба в черном одеянии шинигами, соединенные на запястьях нитью.       До боли в руках хотелось порвать эту салфетку, сделав вид, что ничего не было. Но трясущимися пальцами никак не выходило совершить задуманное. Да и сердце восставало против. Аккуратно разгладив рисунок, девушка положила на него несколько увесистых книг и покинула комнату.       Далее дни протекали своим чередом, только Ренджи с Иссином замучили ее своими приходами и советами в пользу посещения грунта. Бьякуя пытался принять, что все с его сестрой хорошо, но ее поведение не давало ему покоя. Трясущиеся ладони девушка постоянно прятала за длинными рукавами формы, а неловкую грустную улыбку скрывала в подушке. С кем это могло быть связано, Бьякуя осознавал вполне четко, и его порядком раздражало то, что рыжий рёка мог так запросто манипулировать дорогим ему человеком, даже не осознавая этого. Было проще, когда ее захватывали понятные ему чувства, с ними он мог помочь. Но все же одно его успокаивало — девушка не подавала прошения о командировке на грунт.       То, что с ней творилось, не могла понять даже она сама. Маленькая Кучики обрела зависимость, постоянно таская распрямленный кусочек бумаги с собой, как делала это с напульсником. Она понимала, что не имела права вновь привязываться к нему, не должна была даже тешить себя мыслями, что нужна ему. Но как же это было приятно. Желание сжечь все мосты словно испарилось духовными частицами, оставив свободное место счастью от осознания своей значимости для дорогого человека.       Только никак не получалось определиться, что делать дальше. После полученной передачки хотелось отправить ему что-то поддерживающее и воодушевляющее в ответ, однако это нарушило бы сложившуюся в девичьей голове картинку, в которой она мешает ему счастливо доживать человеческую жизнь. Еще и воспоминания о земной подруге заставляли сердце сжиматься: Орихиме наконец-то обрела долгожданное счастье и Рукия считала себя не в праве отвлекать их друг от друга. Хватило того, что жених на собственной свадьбе из-за ее заморочек ходил грустный и набил морду гостю.       Девушка разрывалась от несовместимых и необъяснимых чувств. Она очень хотела связаться с Ичиго, но знала, что простого общения спустя столько лет ей будет мало. И шинигами очень боялась неодобрения брата. Казалось, он не поймет ее и только пожурит за такие плохие мысли, поэтому его образ стал мысленным ограничителем, который постоянно всплывал в голове, как только она тянулась за ручкой и листом для письма.       Бьякуя же не понимал мотивов поведения отдаляющейся сестры, но не бросал попыток добиться ответа. Та, сжимая от страха руки при очередном вопросе, уклонялась и зажималась, хотя он даже обыденный тон менял на особенно добродушный. Однажды, во время очередного скупого диалога, ему показалось, что он попал в цель словами: «Что бы ни было, я всегда буду на твоей стороне», — только смысла в этом не видел никакого. После войны они чрезвычайно сблизились и брат, как ему казалось, не давал поводов для сомнения в нем.       И ситуация бы так и осталась неразрешенной, если бы не произошло страшное — лейтенант Кучики была найдена Кионе, которая собиралась пригласить ее на обед, без сознания. Очнулась она через несколько часов в бараках четвертого отряда под пристальным надзором медиков, спорящих, ставить ли ей в симптомы пониженный вес или нет.       Как только офицеры четвертого обнаружили, что пациентка пришла в сознание, то разбежались словно тараканы в поисках капитана Котецу. Та нашлась на редкость быстро и прогнала подчиненных из палаты лейтенанта. Исане ласково поздоровалась, так что вспомнился последний раз, когда девушка лежала здесь в качестве раненной. Семь лет назад во время войны она получила удар в спину, преломивший ее позвоночник. Госпожа Унохана потрепала еле живую девушку по голове, а затем пронзила израненное тело громовым лечебным кидо. Ни разу в жизни Рукия не ощущала такой физической боли, которая спасла ее. Спина даже спустя только лет зачастую мучила по ночам, особенно во время грома. Ужасные звуки раската даже во сне пробуждали воспоминания о хрусте ее костей.       В этот раз было приятнее: голос Котецу расслаблял и буквально убаюкивал, сообщая симптомы нервного срыва, который, по всей видимости, у нее приключился.       — Не поверишь, но в последнее время я чувствовала себя не так плохо, как до этого, так что я просто переутомилась. Все хорошо, нет никаких поводов для беспокойств, — заверила ее Рукия, готовая хоть сейчас покинуть палату. Девушка, отнекиваясь от любых уговоров врача, стала спускать ноги с кушетки. Только вот тело едва ее слушалось. Когда она приняла вертикальное положение, в голове зазвенело, ладони вспотели, а ослабленные ноги свело судорогой. Не справившись с головокружением, девушка с помощью подруги обратно легла на кровать.       — Ты сказала, что до недавнего времени чувствовала себя плохо. Если ты итак испытывала стресс, а потом с тобой еще случилось что-то серьезное, это могло усугубить ситуацию, — объясняла Котецу, проверяя ее сердцебиение и широту зрачков. — Я отчасти виновата. Мы же виделись недавно, и мне кинулись в глаза твои дрожащие руки, но я решила не лезть. Часто они в таком состоянии?       — Последний месяц руки постоянно трясет, ранее тоже была дрожь во время истерик, но я не предала этому значения, — оправдывалась Рукия, удивленно смотря на свои конечности.       — На дрожь в теле или руках никогда не обращают внимание, однако это прямой указатель на то, что тело и ум находятся в состоянии стресса. Буквально год назад ты старалась изолироваться от своих знакомых и друзей, это тогда заметили все — еще один симптом. Как насчет сна? — перечисляла медик, пока выискивала в специальной тумбочке бутылёк успокоительного. Вычислив нужный пузырек, девушка набрала необходимое количество в шприц и вколола его пациентке.       — Никак. После войны я не могу спать дольше трех-четырех часов, сразу спину начинает ломить. Примерно через сорок-пятьдесят минут меня отпускает, и я досыпаю положенные два часа, — честно призналась Кучики, замечая, что дрожь отпускает ее, а веки слишком сильно стремятся сомкнуться.       — У тебя срыв, из-за которого были проблемы со сном и пищеварением. Тебя что-то сильно тревожит на протяжении всех этих долгих лет. Я думала, что вы с братом близки, поэтому тебе есть с кем поделиться. Но если есть что-то такое, о чем не хочешь никому говорить, я могу назначить психолога, который наверняка сохранит конфиденциальность. Он мне помогал после смерти капитана Уноханы, — дружелюбно предложила Котецу, сильнее накрывая ее, уже почти уснувшую, пуховым одеялом.       — В этом нет необходимости. Я просто устала.       — Этого не бывает от усталости. Тебе должно быть очень больно, и ты не делишься этим, консервируя эти неприятные чувства в себе. Так будет ещё хуже, — рядом с порогом палаты появился темноволосый рядовой, сообщив о трех раненных офицерах одиннадцатого отряда после драки с пустым на территории восстановленного 28-го района.       — Тебе пора, я приму твои слова к сведению, — честно заверила Рукия, уже полностью не способная открыть глаза.       — То есть я даю тебе контакт психолога? — радостно спросила Исане, а затем получила отрицательный ответ. — Тогда ты на полтора месяца, пока не наберёшь вес и не восстановишь здоровье, ложишься к нам на сохранение. Я попрошу подготовить палату с удобствами. Попросить твоего брата привести вещи из поместья?       — Я же могу отказаться, — в последней попытке отбрыкаться заявила Рукия.       — Я сообщу Кучики-тайчо, и ты не выйдешь из палаты эти шесть недель даже на прогулку.

***

      Рукии казалось, что теперь она благодаря своим дурным мыслям потеряла и брата. Бьякуя почти ежедневно навещал ее и приносил каких-нибудь традиционных сладостей, которые они вместе ели за чашкой чая. Иногда к ним успевали присоединиться Юки и Шино, которая совсем недавно умудрилась в честном бою сбить брата с ног резким апперкотом. До победы над ним было еще далеко, но такой прогресс очень радовал.       Старший Кучики больше не заводил задушевных разговоров, будучи уверенным, что они, хоть и отчасти, но довели его сестру. Больше внимания он обращал на рабочие моменты: Нанао порекомендовала внести изменение в оформление рапортов о переводе, Абарай опять напортачил с отчетами с грунта, главнокомандующий рассматривает кандидатуры на должности капитанов третьего, восьмого и тринадцатого отрядов.       Рукия старалась более не расстраивать брата и лежала в больнице мирно, наслаждаясь книгами, которые давно хотела прочитать, и иногда помогая своей Мадараме с документами. Пару раз Исане с Кионе отправляли к ней психологов, но те были ловко выдворены из ее палаты. Вскоре и Бьякуя смягчился, так что шинигами решилась раскрыть свои мысли. Кучики лишь подтвердил, что примет любое ее решение, если она захочет вновь связать себя дружбой с семейством Куросаки или же порвет их узы окончательно, и поможет пережить ту боль, которую этот рёка может ей доставить.       После выхода из стационара и бурной пьянки лейтенантов по поводу ее выздоровления, девушка принялась за полноценную работу. Она так и не решилась как-либо оправдаться перед Ичиго, все еще ожидавшего, по словам Юки, ее реакции. На восьмую людскую зиму после их войны по готею прошли странные волны слухов, подтверждающие слова Бьякуи, о введении капитанов в те отряды, которые ранее возглавлялись лейтенантами. Рукия, по тем же самым сплетням, числилась в списке переназначений, то есть ее куда-то переводили.       Бьякуя, неожиданно спокойный и уверенный во всем происходящем, заверил ее, что беспокоиться не о чем. Но её не отпускал страх, что кого-то поставят на её место, а она окажется в отряде с неизвестными людьми. И через несколько дней, Исе прислала бабочку с просьбой прибыть в первый отряд.