Куколка (Голубая любовь в розовой пижаме)

— Неужели ты до такой степени хочешь меня? — Чон угрожающе навис над старшим, уложив обе ладони на уровне головы, сжимая пальцами наволочку. — Ауч, — поморщился блондин. — Отвечай! — гортанный рык, не предвещающий ничего хорошего для парня под ним. — С чего ты взял?! — Тэ не знает куда деть глаза, заливаясь краской. — Да ты издеваешься?! Ты кончил с моим именем! — Гуки и сам готов дать задний ход, но проклятая гордость не даёт это сделать. — Ну, допустим… Но вообще, с чего ты решил, что это ты? — Тэ понял одну вещь: раз нельзя избежать смерти, так получи хоть удовольствие напоследок. А сейчас наивысшее наслаждение - доконать младшего до последней капли. — В смысле? — щурится брюнет, с подозрением оглядывая красного от смущения Ким Тэхёна. — Я сказал «Куки»… «Печенька»… — в глазах старшего появляется искорка, которую зажигают в них чертята. — Подожди, ты хочешь сказать, что дрочил на печенье? — несколько опешил младший, но вовремя взял себя в руки (Чон Чонгук, это же Вишня, когда ж ты привыкнешь!). — Ну, а что, я же по твоим словам извращенец,— блядский язык одним коротким мазком прошёлся по верхней губе, ударяясь металлическим шариком по кромке зубов. — Ты специально меня злишь?! Чего ты добиваешься? — Гук невольно проследил за этим движением взглядом (Пирсинг точь-в-точь, как у него самого. А ведь торгаш убеждал, что украшение в единственном экземпляре! Вот же наъёбщик!). — Ничего, отвали, — наигранно надул губы Тэ, отворачиваясь от обжигающего дыхания. — Нет, блядь, не отвалю, Ким! Не отвалю! — слишком близко. Это слишком близко. Все системы сигналят красными огнями. Но отступать уже никто из них не хочет. В груди становится как-то очень горячо и тесно. Между ними каких-то жалких несколько сантиметров и это приравнивается почти к смерти. — Отстань, придурок, — паника накатывает волнами. Тэхёну уже ничего не хочется, только оказаться где-нибудь далеко-далеко от младшего и его насилующего взгляда. — Хуй тебе. Отвечай, — Чонгук и сам уже не понимает, почему не останавливается. Почему до сих пор почти лежит на старшем. Ноздри ловят пьянящий запах вишнёвого десерта, и это будоражит, отнимая последние силы у злости. Младший следует за ароматом, проводя кончиком носа по пульсирующей артерии. Этот запах… Господи… Так пахла его первая девушка. Такая красивая и смелая. Её запах… Приторно сладко, сладко до тошноты. Этот запах… Их первый секс… Нереально жадные быстрые движения на простынях дешёвого мотеля. Они летали, теряясь во времени и пространстве. Потом было утро. И она ушла, а он искал… Этот запах на подушке… Она больше не вернулась… Этот запах… Он так долго искал его, боясь всё-таки найти… И теперь этот запах так близко, нужно только принять его… Чонгук закрывает глаза, вдыхая глубже, вбирая в лёгкие всё без остатка. Голова идёт кругом, одурманенная воспоминаниями. — Пусти-и-и… — заскулил Тэхён, пытаясь высвободиться из мёртвой хватки младшего. Это уже переходит все пределы и границы. Губы младшего мажут по пульсирующей венке. Тело Тэхёна реагирует быстрее, чем он это сам замечает. Внизу живота снова скручивается тугой узел. Откуда?! Он же только что кончил?!Кровь приливает к члену, он конвульсивно дергается. — А-а-х… — и блондин почти теряет сознание от оргазма, марая каплями спермы напряжённые животы обоих. Реальность бьёт похлеще, чем кнут. Вишня вспоминает, что давно хотел написать завещание, но не понимал почему. Так вот именно для таких моментов оно и нужно. Потому что сейчас его будут убивать. Может быть, даже расчленят на тысячу маленьких Тэхёнчиков. — Твою мать! — орёт Чон, быстрее молнии спрыгивая с постели и несясь ванную. — Я убью тебя, Ким Тэхён, молись, сука белобрысая! — А чего мне молиться? Я исповедовался на днях… Это тебе нужно, ты ж у нас с праведной дорожки свернул ненароком. А к моей ориентации Боженька давно привык, — Вишня шмыгнул изувеченным носом, закуривая тонкую сигаретку. — И вообще, ты чего так распсиховался? (Нападение - лучшая защита, неправда ли?) Ким Тэ, решив, что штаны надевать смысла уже нет, и так как был в одной пижамной кофте, пошлёпал босыми ногами в ванную к младшему. — С чего? С чего?! Ты сначала дрочишь на меня, а потом тычешь своим шлангом бритым! И, бляха муха, на мне твоя сперма!!! Ты кончил на меня, пиздец! Ты кончил на меня, идиота кусок!!! — Гуки почти сдирает кожу со своего пресса мокрым полотенцем, брезгливо отмачивая его в тазике. — И что? — опирается на стену блондинчик, затягиваясь сигаретным дымом. — Ну, сперма, у тебя она тоже есть. И подожди, как ты назвал моего малыша?! Шланг?! Это может у тебя там шланг, а у меня единственный и неповторимый членик. Тэ заботливо смахнул невидимую пылинку со своего агрегата. То, что он без нижней части одежды, как-то особо не напрягало, да и возможности продемонстрировать свои прелести может больше и не представиться. — Ты совсем страх потерял?! Приперся ко мне без трусов и трясёшь своими причиндалами! Если сейчас же не уберешься, я твой хер с корнем вырву и сожрать заставлю! — хмурится Чон, кидаясь махровой тканью в сторону оборзевшего хёна. Тот ловко уворачивается, довольно лыбясь. — Не бойся, мой хороший, ничего нам этот кролик-дегенерат не сделает, — блондин ласково погладил своё возбуждение, словно домашнего котёнка. Пробегаясь пальцами от головки и до опустошенных яичек. - Вот увидишь, он нас с тобой ещё умолять будет, чтобы мы его почтили своим вниманием. Прямо на коленях перед нами стоять будет. А мы ещё подумаем, простить его или нет. — Ты больной?! — Гуки срывает крышу окончательно. Его первый раз в жизни так смогли вывести из себя. Унизить, растоптать и выбесить. — Нет, ты просто свихнувшийся педераст! Как ты можешь вообще такое мне говорить?! — Угу. А ты недотраханный зажатый прыщавый подросток, а не мужик. Тебе, наверное, и бабы то давали лишь из жалости. Только и можешь, что носом своим воротить. Да кому ты нужен, щеночек. Думаешь, одной твоей смазливой физиономии хватит, чтобы быть альфа самцом? Хрена с два, меня нужно ещё заслужить! — Да ты совсем припух?! Смерть свою ищешь, так не старайся - нашёл! — одним прыжком до притихшей жертвы. — Ударишь? — нагло дымом прямо в лицо. — Нет, — Чонгук и сам не знает, что делать дальше, но бить старшего как-то рука не поднимается. Воспитание или что ещё, но кулаками махать для него последнее дело. — Поцелуешь? — сталь серых глаз наблюдает за изменениями на лице брюнета. — Да иди ты в жопу, Ким Тэхён. — Гуки не выдерживает гляделок, первым отводя взгляд. — В жопу? Не, я конечно могу, хотя, и не пробовал… Но если ты хочешь… Но я думал, что будет наоборот… — блондин почувствовал слабину и мастерски давит на больную точку. — О, Господи! Да за что мне всё это?! Просто уйди, сгинь, изыди! — отстраняется брюнет. — Брысь?.. — подсказал блондин, скользя хитрющими глазёнками по мощным бёдрам крольчонка, облизываясь на манящий бугорок под тонкой тканью. — Ну, просто не так обидно. — Ага, брысь, блядь! — теперь пришла очередь и ему краснеть. У него колом стоит от всего происходящего и это большая…. Нет, даже огромная проблема. — Ну, хорошо, мы пойдём спать, — Тэхён качнул бедром, сверкая ягодицами. — А ты, как остынешь, приходи. И да, громко не стони, — ну вот последнее уже совсем нечестно. — Бля-а-а-дь… — стонет Гук, хватаясь за ствол обеими руками, представляя грудастых девиц из просмотренного накануне порно. Кончить хочется безумно, но почему-то перед глазами настойчиво всплывает образ голубоглазого блондина. Его юркий язык и эти грёбаные блядские пухлые губы. — Сука-а-а! Кончить от одного пошлого образа - это приговор. (Чон Чонгук, поздравляем тебя с первым гейским опытом.) Осторожными шажками, чтобы ненароком не разбудить главный раздражитель. Так же тихо шмыгая под одеяло и блаженно расслабляясь. Чонгуки, об этом мы подумаем завтра… *** Первые лучи солнца трогают заспанное лицо младшего. Тэхён открыто любуется «своим мальчиком». Такой красивый и беззащитный, что от желания прикоснуться сводит кончики пальцев на ногах. Но он держится, понимая, что это совсем небезопасно в свете недавних событий. Полоска света постепенно перемещается со лба на подрагивающие тёмные ресницы. « Какой же он милый ребёнок» - сердце пропускает очередной удар. Оторваться невозможно. Милым кажется всё, даже эта струйка слюны на подушке. Гуки морщится во сне и открывает опухшие глазёнки. — С добрым утром, солнышко, — Ви выдаёт самую трогательную улыбку из своего набора. — Ты можешь просто со мной не разговаривать? — хмурится, как от зубной боли, младший, поворачиваясь на другой бок, подальше от этого долбоёба. — Нет, это скучно, а я не люблю, когда мне неинтересно, — блондин тычет пяткой в чоновскую поясницу через слой одеяла. Но тот лишь устало вздыхает, давно смирившись со своей участью быть заёбанным вот этим придурком. — Тогда я могу тебе хотя бы не отвечать? — удар ладонью по тонкой лодыжке скорее на автомате, чем для защиты. — Не-а. Что хочешь на завтрак? Что вообще предпочитаешь кушать по утрам? — ковыряние большим пальцем ноги доканывает похлеще, чем сам его обладатель. — Твой отрубленный хер на блюде, можно средней прожарки, с кровью, — шипит младший, поднимаясь с постели. Ведь не дадут же уже нормально поспать. — Фу-у-у, дурак! — морщится блондинчик, поднимаясь вслед за новеньким. Раз жертва сменяет место дислокации, нужно двигаться за ней. — Штаны надень, придурок, я не обязан на тебя смотреть, — совсем беззлобно и это даже напрягает. (Ну, наори хоть, так же не интересно совсем. Ну, Куки! Ну, пожалуйста! ) — Не обязан, но почему-то смотришь… — и всё, чего он добивается, так это мягкой игрушкой по заднице. (А интересно, он туда и метился или просто не быть ему снайпером? Ладно, потом узнаем, а сейчас нужно привести себя в порядок.) *** — Хосоки-и-и! Какими судьбами? — светится от счастья Ким Тэхён, вытирая руки о повязанный на стройных бёдрах фартук, дабы обнять любимого друга. — Решил проведать своих чертят. Смотрю, ничего не меняется? — парень приглаживает свои абрикосовые волосы, разглядывая маленькую, но уютную кухоньку, на которой была проведена не одна ночь за задушевными разговорами-пьянками. — Да что тут изменится? Кушать будешь? — кажется, что режим заботливая хозяюшка не имеет тумблера априори у этого блондинчика. Главные цели жизни - накормить, обогреть, обнять и затискать. (Последовательность может меняться в зависимости от ситуации.) — Буду немного, я скучал без твоих завтраков. Приучил, а мне теперь мучайся, вон как похудел без твоей стряпни! — демонстративно похлопывает по и правда истощённому телу старший. — Был бы ты бабой, вот женился бы, не задумываясь. Тисканье за щёчку, это самое милое, что он может себе позволить по отношению к этой диве. — А ты чего такой хмурной? — Да так… — пушистые реснцы вздрагивают. — А если точнее? — Всё норм. — Заметно. Вишенка, я тебя который год знаю, мне хоть не нужно врать! — но Ви только пыхтит себе под нос, закусывая и без того израненные губы. — О, привет. Ты новенький? — вежливо кланяется Хоби, привставая с места. — Слухи не врут, ты - действительно хорошенький. — Угу, — хмыкает Гуки. — А что ещё не врут слухи? Его слова благополучно пропускают песком сквозь пальцы и доверчиво тянут ладонь для приветствия: — Чон Хосок, а тебя как звать? — Чон Чонгук, — только из вежливости. — Ух ты, тоже Чон. А какими судьбами тебя в этот вертеп занесло? Ты не похож на нас. Прости, Тэ, но он правда не похож на плохого мальчика, — Гуки ухмыляется, не дай Боже на вас походить. — Хоби, я не могу на тебя злиться, ты же знаешь, — очаровашка ТэТэ в действии. — Так что произошло? Какая кошка между вами пробежала? Да ладно, я же вижу: вы друг на друга, словно на врагов смотрите. — Он дрочил на меня! — палит контору, да и себя в придачу, Чонгук, заливаясь до кончиков ушей краской. — У него на меня встал! — сдаёт с потрохами новенького Вишня (Ну, а что, ему можно, а мне нет?! И вообще, он первый начал!). — Ох! А теперь нормально и подробнее! — давится чаем Хосок, немного прифигев от таких новостей. — Он дрочил на меня! И кончил с моим именем, как так можно?! — тычет пальцем младший, пытаясь воззвать к совести блондина. — О! — только и может выдавить из себя гость. — А у него встал! Встал на меня, понимаешь!? Как у натурала может встать на парня, вот объясни мне, Хосоки мой ненаглядный? — Эм-м… Ну, чисто теоретически, и у меня бы на тебя встал в такой ситуации… — (Не, ну это вообще подстава! Я у тебя поддержки искал, а ты мне вот такое выдаёшь! Ты на чьей стороне, Чон, сука, Хосок?!) — Да, блядь, ты так стонал, что и у мертвого встанет! — оправдывается уже не так решительно младший, сминая ткань футболки. — То есть, ты возбудился от моего стона? — блондин приближается с грацией пантеры к своей жертве, не оставляя вариантов на побег. — Да как не возбудиться, когда в метре от тебя порнуха полным ходом?! — загнанный в угол крольчонок испуганно дергает носиком. — Значит, тебе понравилось? — бинго, малыш, вот ты и попался. Металлический шарик елозит меж губ, сильно нервирует, привлекая внимание. Чону хочется поймать этого долбаного провокатора и выдернуть его к чертям собачьим. — Да заебал ты меня уже! — шипит брюнет, когда его мочки легонько касаются ногтем, играя с колечком-серёжкой. — Парни?.. — слабая попытка Хоби призвать к разуму душится на корню. — Я тебя не ебал и не собираюсь. Я же вроде бы сказал, что предпочитаю быть снизу, — мило оскаливается Тэхёни, щелкая зубами в миллиметре от уха новенького. — Да хоть посередине! Мне это до звезды! — чуть не рычит младший, снимая с себя загребущие руки блондинчика (И когда он успел забраться ему под одежду?!). — На групповушку намекаешь? Прости, солнышко, но я не готов тебя ни с кем делить, — дуется Ким, вставая в позу. — Иди на хуй! Просто иди на хуй! — стрелка терпения как-то резко встала на ноль. — Малыш, я согласен, снимай штаны, — дергает ткань походу бессмертный Вишня. — Да фак, фак, фак! Фа-а-а-ак!!! — вой на весь район послужил будильником для всех соседей. — Мальчики?! — напоминает о своём присутствии Чон Хосок. Он осторожно оттягивает от побагровевшего Гуки блондина, усаживая того на стул рядом с собой. Наблюдая одним глазом за младшим (Не дай Бог ещё чего натворит, а потом придумывай, куда девать два трупа.). — Ну, а чего он? — мычит ТэТэ, которому насильно пихают кусок мяса в рот, чтобы хоть на немного заткнуть. — Моя дорогая и обожаемая Вишенка, вот ты пойми только одну вещь. Только молча слушай, ок? — второй кусок в распахнутый рот. — Вот жил себе парень столько лет… Кстати, сколько тебе лет, Чон младший? — Восемнадцать, — отозвался нервно закуривший брюнет. — Жил, значит, парень восемнадцать лет. Погоди, сколько?! Ким Тэхён, твою за ногу, ты с каких пор из «пидорасов» в «педофилы» переквалифицировался?! — в ответ неразборчивое мычание сквозь чавканье и пожимание плечами. — Ладно, об этом мы чуть позже наедине с тобой поговорим! Так вот. Жил себе парень столько лет своей жизнью. Встречался с девушками. Ведь встречался же? — Да, — Гук расплылся в робкой улыбке. — Во-о-о-от… А потом этот паренёк попадает в нашу славную компашку. Кстати, расскажем дяде Хоби, какими судьбами тебя к нам занесло? — Чонгук кивнул в ответ уже более дружелюбно. Хосок рассуждал, как нормальный мужик, чем вызывал доверие к себе. — И глазом парень не успел даже моргнуть, как ты, Тэхёни, начал к нему свои шары подкатывать, и, зная тебя, весьма нагло и беспардонно. Вот и скажи мне теперь, мадемуазель Вишня, как ему себя вести с тобой? Я на его месте давно бы моську тебе начистил. Прости, но это честно. Чон старший тут же сгреб в охапку друга, примерно представляя, что сейчас начнётся. Но на удивление всех блондин лишь шмыгнул носом и виновато опустил свои очи в пол. — Можно я тебя буду звать иногда в гости? Ты - волшебник. Так присмирить эту стерву походу только тебе под силу?! — беззлобно рассмеялся младшенький. Но его радость нагло прервали. — Джей-Хоуп? — вошедший Юнги как вкопанный встал на пороге кухни. — Не ожидал тебя увидеть. Старший смущённо взъерошил мятные волосы. — Не ожидал или не хотел, Юнгиния? — Хосок боясь показать волнение, облизнул мгновенно пересохшие губы, протягивая руку. — Думай как хочешь, мне похуй, — бледная моль упорхнула из комнаты, не оставив надежды на нормальный разговор, ох как нужный сейчас Чон Хосоку. — Эм… Гуки, мне нужно прошвырнуться по магазинам, не составишь мне компанию? — Ким чуть не насильно потащил младшего за собой из кухни переодеваться. В спальне общение состояло из языка глухонемых. Даже недалёкий во взаимоотношениях Чонгук примерно понял в чём дело по лежащей и смотрящей стеклянным взглядом в потолок фигуре маленького хёна. — Тише, всё хорошо, — Хоби нежно погладил по белоснежной щеке старшего. Он прошмыгнул к нему в комнату сразу же, как только младшие покинули её, перебравшись в прихожую обуваться. — Услышат же, — шикнул Юнги, съеживаясь от прикосновения. — Тише, малыш, — кровать прогнулась под тяжестью ещё одного тела. Пальцы до синевы сжали бёдра старшего, плотнее приближая к своему паху. — Хочу тебя, — горячее дыхание опалило шею. — Сейчас? — испуганной зверушкой Мин Юнги шарахнулся на край постели. — Да, — настырности Хосоку не занимать. Он слишком долго думал над этим вопросом и теперь терять даже жалкие пять минут не было никаких сил. — Но… — Шуга прокусил до крови щёку изнутри, решая для себя весьма трудный вопрос. — Плевать. Хочу! — Чон резко перевернул непослушного хёна на лопатки, поудобнее усаживаясь на его сведённых бёдрах. — Боже… — Юнги показалось, что весь воздух за мгновение сгорел ко всем чертям в его прокуренных лёгких. — Ну же, малыш, — младший склонился над опьяневшим от ощущения любимого тела на себе Сахарком. — Подожди, пусть хоть уйдут, - так тихо, будто подписал пакт о вывешивании белого флага. — Не могу, соскучился страшно, я… — абрикосовые пряди сжали тонкими пальцами, притягивая ближе, не давая закончить. — Хоби… — почти вскрик, ибо поцелуи этого мужчины подобны самой сладкой пытке. — Хочу… Мой… — первая метка поверх уже пожелтевшей, оставленной Папочкой. — Ох… Хосоки-и, — дугой под умелыми ласками, доводящими до исступления. — Да, малыш. — Прекрати меня так называть, я смущаюсь, — ну почему с ним хочется быть слабым, растекаясь по его ладоням патокой? — Серьёзно, малыш? — толстовка слетела неожиданно быстро, обнажая дрожащее от желания тело. — Прекрати или сейчас же пойдёшь прочь, — но почему-то пальцы цепляются за плечи, когда губы медленно спускаются до вздымающейся груди, обводя шершавым языком сосок, оттягивая зубами серебряные штанги. — Какой грозный хён. А если вот так сделать? — ловкие пальцы быстро справляются, вжикая замком молнии на скинах. Пробираясь к пульсирующей плоти, обхватывая её кольцом. — Убери свои руки, иначе… — стонет уже в полный голос Мин Юнги, задыхаясь от наслаждения. — Что же иначе? Ну, Юнги… Что иначе? — дразнится младший, проходясь несколько раз по стволу. - Сбежишь? — Что? — Сбежишь как тогда, решив всё за обоих? — Юнги вскрикивает от неожиданного укуса над ключицей. Джей-Хоуп слизывает проступившую кровь, влажно целуя упрямое чудо. — Почему ты решил всё за меня? — Ты… я… думал… — Замолчи, теперь моя очередь решать! — штаны летят вслед за толстовкой, оставляя Шугу беззащитно обнажённым. Хоби плотоядно осматривает хёна, думая с чего бы начать. Вот так почти изнасиловать мужчину ему приходится впервые. Опыта ноль, но вот желание почти рвёт ткань брюк через ширинку. Решение принято и первыми на очереди становятся бёдра. Пара укусов на почти девичьих округлостях. Дальше впалый живот, исчерченный чернилами замысловатых узоров, понятных лишь его обладателю. Томное дыхание жертвенного ягнёнка подтверждает правильность действий. Впалость пупка вылизана до блеска, доведя до судорог в ногах. Пересчитаны все рёбра и впадинки под ключицами. Всё-таки он замечательный маньяк. Талантливый и быстро обучающийся. Юнги закатывает глаза, сдаваясь без боя на милость своего мучителя. Принимая своеобразное наказание за прошлые грехи. Ничего не скажешь - заслужил. Он не был так нежен и аккуратен в свою очередь. Хосок еле держится, сгорая от желания взять всё и сразу. Но нельзя. Его цель - наказать, заставить так же сгореть, отдаться целиком и подчинится. Первое прикосновение к розовой головке и Юнги подбрасывает, как от удара током. Кончик языка собирает мутную каплю, пробуя на вкус. (Ну что, Хоби, не так противно, как казалось, жить можно…) По кругу, лаская нежную плоть, этот минет ты запомнишь надолго, милый! Полными губами по всей длине, запоминая каждую вспухшую голубоватую венку. Невесомо по поджатым яичкам, неожиданно вбирая сразу оба во влажную полость рта. Старший мечется на покрывале, задыхаясь, лупя почём зря плечи и взлохмаченную башку младшего придурка, возомнившего себя альфа самцом. Вдоволь наигравшись, Хосок без предупреждения берёт на всю, откашливаясь, подавляя рвотные позывы. Движения вымерены донельзя. Не так медленно чтобы наскучить, но и не так быстро, чтобы дать старшему кончить раньше времени. Ведь это будет не по плану. Он должен умолять его. Как тогда умолял сам Чон Хосок. Ещё немного, пока его не начинают самостоятельно насаживать на упругую плоть, больно натягивая пряди на затылке. Вот она та грань, за которой нужно остановиться. Хоби с пошлым причмокиванием выпускает из своего плена сочащийся смазкой и слюной член.       Смотреть в затуманенные чернотой похоти глаза хёна бесполезно, как и ждать благодарный поцелуй. И поэтому (прости мою душу грешную, Господи, и благослови , Люцифер, на грех), приступим к главному. Властно перевернув старшего, Чон слегка приподнял его попку, подложив под неё для удобства подушку. Одним пальцем по впадинке меж бледных, словно снег, ягодиц, чуть надавливая на растраханное колечко мышц. Немного задумавшись, Хоби склоняется над призывно оттопыренным задом, даря пошлый засос на левой половинке, и заворожённо принимается наблюдать, как его палец погрузившись полностью движется внутри, ища нужную точку. Юнги сладко стонет, и за эти звуки младший готов душу дьяволу продать, лишь бы слышать их чаще. Готов на всё… — Ну что, малыш, готов? — вопрос риторический. — Тогда погнали… Наспех сброшенная одежда и блестящая от слюны головка любовно обводит сфинктер, не торопясь, мучая непреклонного хёна. Совсем немного с нажимом, на пару миллиметров вглубь и остановка. — Да ты издеваешься?! — хрипит Мин Юнги, зарываясь лицом в подушку. — А ты попроси. Скажи это, малыш, — такого Хосока он ещё не знал. Куда делся весельчак и вечное солнышко любой компании? Теперь лишь тёмный бархат порока. Тело пронзают тысячи маленьких иголочек, разгоняя волны желания. Такому Хосоку хочется не то что бы отдаться, хочется преклоняться до конца своей никчемной жизни. — Да трахни ты уже меня, — так тихо и жалобно, что комок подбирается к горлу. Дважды просить не требуется. Чон врывается в податливое тело наполную, обхватывая тонкую талию сильными руками. Локоны цвета морской лазури взметаются вверх, путаясь с абрикосовыми. Горячая ладонь скользит по позвонкам, пересчитывая на память и добравшись шеи, перехватывает гортань, сдавливая кадык. Движения грубые, остервенелые, как наказание за старые обиды. — Как ты мог тогда сбежать и бросить меня после всего, что между нами было?! Сбежать, как последний трус, оставив на меня все это?! — Хоби-и, — заходится в стоне старший, когда головка проезжается по простате. — Прости меня-а… — Скажи это, — плавно, точно по комочку нервов, повторяя движения. — Скажи, как тогда. — Люблю… — Ещё. Громче! Ну же, громче! — младший опрокидывается на спину, не выходя, укладывая Юнги на себя. Бёдра толкаются наверх, подкидывая сладкого хёна. Ладони блуждают, лаская одуревшего от счастья Мин Юнги. — Люблю! Я люблю тебя… — его заполняют до краёв горячими струями спермы, заставляя кричать от надвигающегося анального оргазма. Перед глазами плывут цветные огни, когда ему не дают прийти в себя, начиная надрачивать в сумасшедшем темпе, снова придушивая, лишая последней зацепки за реальность. Он кончает, конвульсивно выплёскивая густые капли семени себе на живот и грудь, марая руку Чона. Дальше сбитое дыхание и жалкие попытки насытится поцелуями пересохших губ. — Пусти, пить хочу, — шепчет обессилено Юнги, ужом выскальзывая из жарких объятий. — Не пущу, а то опять сбежишь, — улыбается Джей-Хоуп, целуя во взмокший висок любимого. — Пусти, куда я теперь денусь… *** — Они что, тоже того? — Гуки пытливо смотрит на фифу, гордо вышагивающую по правую руку. — Чего того? — блондинчик поправляет черные солнцезащитные очки на пол лица. — Ну, я думал Хосок-хён нормальный мужик, но вот теперь… — младший закусывает щёчку изнутри, засовывая руки поглубже в карманы. — Ой, там слишком долгая история. — Расскажи, мы вроде никуда не спешим, — не унимается Чонгук. Ну, интересно же, до жути. — Хорошо, а что мне за это будет? — хитрит Вишенка. — Это большой секрет, так что стоит дорого. — Ладно, одно желание. Но только не похабное, — предупредительный тычок под дых. Тэхён морщится, но сдерживается, желание того стоит. — У меня есть одна задумка на сегодняшнее выступление. Если доверишься мне и сделаешь всё, что я скажу… — Идёт! — новенького распирает любопытство. — Эм-м… Они знакомы ещё с детства. Как тебе объяснить-то… Они братья. — Что?! — Да не родные, не пугайся же ты так, — ржёт старший, видя, как Чон младший меняется в лице. — Юнгини попал в его семью уже в средней школе. Его взяли из детдома и некоторое время они даже жили в одной комнате. — Оу… — Ну да. А потом Шуга сбежал… И они встретились только через несколько лет, уже в нашем клубе. — И? — А что и? Всё было прекрасно и мило в их дружбе, пока Юнги как-то по пьяни не трахнул Хоби. Тэ заметил, что это уже девятый круг вокруг их дома. — Мин трахнул натурала? — Ага, да ещё и в любви признался. А на утро слинял, прислав смс-ку, что всё было чудовищной ошибкой. — Жесть… — скривился Гуки, присаживаясь на лавочку. Да тут такие страсти, оказывается, творятся, похлеще, чем в теле-новеллах у сестры. — А Джей-Хоуп после этого уехал работать в Америку. Его не было больше года, — Вишня пристроил свою попку поближе к младшенькому. — Пошли, что ли кофе выпьем? Я знаю тут неподалёку маленькую кофейню. Там, надеюсь, у них надолго. — Пошли, заодно номер обсудим... И руки убери, а то я не Хосок, могу и сломать.