Куколка (Голубая любовь в розовой пижаме)

— Что? В затуманенном взгляде Тэхёна едва читается удивление. Мужчина в тысячный раз проклинает свой развязавшийся язык за столь несвоевременное признание. Единственный выход - это подавить момент несдержанности более сильными эмоциями. Обычно он не такой с ним, но сегодня хочется именно так… Тягуче-жарко и вместе с тем монотонно двигаясь в расслабленном теле. С каждым толчком входя глубже, под аккомпанемент хриплых стонов. Ви — одна из самых примерных сучек, с которой можно всё… Он готов на всё… Его не нужно заставлять или принуждать, главное - вовремя задавить в себе ту нежность, что несдержанно колотится, щемит сердце в могучей грудной клетке, выдавая себя лёгкой дрожью на кончиках озябших пальцев. Намджун давится чувствами, пятная губами линию позвонков. Хочется глаза в глаза, и уже почти… Он первый срывается, целуя с какой-то обреченной надеждой на взаимность. И кажется на долю секунды, что вот это всё сейчас не просто удовлетворение животных инстинктов. Что он тоже… — Джун… — в зрачках привычно скачут черти, — хочу у зеркала. «Не то! Совсем не то! Не то…» — Моя куколка хочет поиграть с Папочкой? Снова привычные маски для обоих. Блондиночка, сверкая ямочками на бедрах, бесстыдно вжимается ладонями в прохладную зеркальную поверхность. Закусывает покрасневшие губы, разглядывая собственное отражение. Он - совершенство для других, он - совершенство и для себя. Липкие от чужого пота ладони мажут зеркало, лаская двойника. Вишенка умеет делать шоу. — Я знал, — незамысловатые змеиные движения, странный танец со своим близнецом по ту сторону реальности, — я всегда это знал. Первая белёсая капля встречается с точно такой же в зеркале. — Ты демон, бездушный… прекрасный демон. Мужчина дёргает на себя, смыкая объятия. Царапая нежную кожу фальшивой грубостью, выдыхая болезненные хрипы безнадёжно влюблённой души. Глаза в глаза, как и хотел, но через тонкую грань, связывающую два мира — настоящее и прошлое. С их первой встречи ничего не изменилось… Всё тот же лисий прищур… Та же чёлка, беспорядочно спадающая на широкие темные брови. Словно это было вчера. Только взгляд не столь едкий и волосы светлее… Шесть лет назад. — Что уставился? Нравится? Слишком борзый угловатый подросток лет четырнадцати сплёвывает себе под ноги и снова с наслаждением затягивается ментоловым ядом, заполняя лёгкие до предела. Одаривает стоящего напротив молодого мужчину красноречивым взглядом сверху вниз, придирчиво разглядывая шикарное тело под классическим костюмом. Разница в возрасте и росте не пугает, лишь добавляет интерес. — Зря портишь такие шикарные губы сигаретами. Смелость незнакомца подкупает ещё больше. Кто теперь охотник или жертва - непонятно. Меж ними какие-то несколько жалких сантиметров и поцелуй вроде как неизбежен. И в глазах у обоих тьма, но… — Я тебе не по зубам, папочка. Мальчишка провокационно скользит язычком по пухлой верхней, облизывая пикантную родинку, и снова тянет сигарету, обхватывая её слишком сексуально для своих лет. — Тебе больше рот нечем занять? — ухмылка на ухмылку. Они определённо стоят друг друга. Идеальный микс. — А ты можешь предложить что-то интереснее? Горьковато-ментоловый дым выходит носом. Еще одна галочка в списке фриковости. Он любит рисковать и привлекать внимание. — Что-то большее. И перехваченный скользящий взгляд наглеца на бедра. В нём нет ни капли неуверенности или смущения. — Насколько большее? Заинтересованность обезоруживает. Тонкие пальчики тянутся к заметной выпуклости в районе ширинки. — Тебе решать, если есть с чем сравнивать. Воздух резко сгорает в лёгких от первого прикосновения. Кажется, даже сердце затихло, чтобы не мешать этому чертёнку творить беспредел. Ладошка ложится на пульсирующую плоть, сжимая колом стоящий член. — А если не с чем? Немного робко, едва краснея кончиками ушей. Слишком резкий контраст… Боже, этот мальчишка умеет свести с ума. — Даже так? Старший делает еще один шаг навстречу, заставляя плотно прильнуть лопатками к обшарпанной стене на заднем дворе ночного клуба. — Даже так, - почти шёпотом. Волнение на почти детском личике и подрагивающие ресницы под кислотно-оранжевой чёлкой, пока ладонь, словно живя отдельно от разума, исследует новую игрушку, с неподдельным интересом следя за реакцией на свои ласки. Тонкая ткань, под которой нет белья, позволяет многое и ещё немножко больше. — Значит, в мои руки попался джек-пот. Хищник захлопывает ловушку, блокируя попытку побега, по обе стороны руками. — Ты слишком самонадеян, папочка. Скорее, это ты у меня в руках. В подтверждение - более жёсткий захват потяжелевшего достоинства мужчины и снова эта наигранно-наивная ухмылочка. Эмоции сменяются столь резко, что в голову закрадываются нехорошие мысли о нестабильности психики этого ребёнка. А ещё в голове желание. Неуёмное, болезненное и незаконное… — Но тебе это нравится. И ещё, — шлейф дорогого парфюма окутывает с ног до головы хрупкое тело парнишки. Так опасно близко, — мне понравилось, как ты меня назвал. Это неправильно, но так льстит внутренним демонам, словно кусок парного мяса, кинутого в клетку к голодающему цирковому льву. — Папочка? — вертлявый язык сквозь придыхание широким мазком проходится по ушной раковине старшего, носик щекотит выбритый висок, выбивая первый гортанный рык и тяжелое дыхание у основания шеи. — А малыш не боится испытывать выдержку папочки? Что если мне похуй, что школьник? Но он не боялся… Один только взгляд светло-серых глаз и… Намджун понимает, что погибает, загораясь адским костром преисподней, где-то там глубоко в замёрзшей душе. Падает мысленно на колени перед этим худым нескладным подростком с острыми ключицами, что так бессовестно светятся сквозь расстегнутый ворот розовой рубашки. И этими пухлыми и такими манящими губами с этой чёртовой родинкой, а ещё её близнецами на кончике изящного носика и на нижнем веке, подведённом дымчатыми тенями. — Блядская. Маленькая. Дерзкая. Сладкая. Сучка, — на выдохе, обжигая кожу. — Я - Тэхён, но друзья называют меня Ви. Вишня. Запомни это имя, скоро ты будешь молиться на него. И он целует первым, мастерски завуалировав свою неопытность, жадностью к ощущениям. Они тонут, каждый понимая свою слабость. Минуты безжалостно тают, убегая сквозь пальцы талой весенней водой, растворяясь под ногами, смешиваясь с сеульской грязью, пропахшей брендами и нищетой. — Не ищи меня, я сам появлюсь, как только придёт время. Мальчишка смело прерывает поцелуй, так и оставляя старшего стоять у запасного выхода. Он уходит медленно, модельной походкой от бедра в своих стареньких потёртых конверсах, виляя худой задницей изящнее, чем все эти напыщенные девицы со сцены. И мужчина давится от желания догнать, связать и выебать во все щели. Но эта куколка достойна большего и Ким Намджун будет ждать. Ждать и гнить от непонятного чувства, зародившегося в могучей груди опасного зверя. Вторая встреча случилась внезапно, но только не для самого Ким Тэ. Облегающие, низкие донельзя, белые джинсы, исчерченные полосами обнажённой золотистой гладкой кожи. На хрупких плечах тонкий кашемировый джемпер цвета топлёного молока. Завершает образ обновленный цвет волос… Белоснежный с легким отблеском платины… И бесчисленное количество пирсинга и украшений. — Я пришёл, папочка… Скучал? Этот бархатный голос заглушил даже гремящую своими битами музыку. Намджун поднял взгляд, умирая на долю секунды, сталкиваясь с дьявольски горящими неоновыми огоньками глаз в полуметре от себя. — Ви? — выдал его только внезапно севший голос. — Значит, помнишь, — улыбнулся младший, усаживаясь на чужие бёдра. Ему уже пятнадцать и, кажется, прошла тысяча лет с их первого и единственного поцелуя. Наглости больше, и уверенности в своих силах тоже. — Как ты сюда попал? — цепляясь за последние ниточки, связывающие с реальностью. — И это всё, что тебя интересует? — мурлычет подросток, извиваясь на застывшем в шоке мужчине. — Ну, если быть точнее, у меня к тебе два вопроса. Первый это - как ты прошел мимо охраны, а точнее мимо моего несгибаемого и не подкупного брата. — А второй? — только для поддержания беседы. — И давно ты употребляешь наркотики? В точку. Парень кусает в растерянности губы и пересаживается с нагретого места на диван, пряча похолодевшие руки меж сжатых колен. — Откуда ты знаешь? — не поднимая потухших глаз. — Я живу чуть дольше тебя. Так ты не ответишь? — Не твоё дело! — резче, чем хотелось бы. — Сколько тебе лет? — Это допрос? — Мне плевать, что ты думаешь, я задал тебе вопросы и хочу получить на них ответы. — А я хочу получить то, зачем сюда пришёл. — И что же это? — Тебя, а если честно сказать, то твоё тело. Вот так просто, что хочется удавиться на собственном галстуке. Намджун заходится кашлем, поперхнувшись очередным глотком алкоголя. — Чего?! — старший удивлённо оглядывает немного сгорбленную фигурку. — Я - Ким Тэхён, мне пятнадцать, и я употребляю наркотики уже полтора года. А теперь могу тебя поцеловать, Папочка? Можешь, куколка... Воспоминания захлестнули… — Джунни! — крик вырывает из вязкой жижи обрывков прошлого, — ещё, пожалуйста, Папочка, ещё! Блондин срывается на особо низкие ноты и затухает в оргазмических судорогах, выплёскивая тугими струями густую сперму. Старший догоняет свою куколку несколькими глубокими толчками. Вишня наблюдает за ним, затраханно опускаясь на колени, и слизывает остывающие капли семени с зеркальной поверхности, передавая их в ленивом поцелуе. — У тебя есть мечта? — Ким Намджун устало смахивает пот с ещё подрагивающего от напряжения живота младшего, утягивая за собой на пушистый ковёр, растягиваясь сытым хищником после охоты. Тэ закуривает, вдохновенно прикрывая глаза. — Хочу увидеть океан… — И всё? — Папочка нежно порхает по влажной коже. — Мне мама в детстве всё обещала, но так и не свозила… — обиженно дует губы блондиночка. Джуна передергивает от одного упоминания об этой женщине. — Давай закажем билеты сейчас по интернету. Думаю, пару часов тебе хватит на сборы. Тэхён удивлённо распахивает глаза, приподымаясь на локтях и выдавая: — Что, прости?! — Думаю, ты заслужил небольшой отпуск, — старший старается унять бушующие эмоции, и именно подобное решение в сложившейся ситуации кажется самым верным, — можешь сам выбрать место в любой точке земного шара и… — Спасибо, спасибо, спасибо! — подскакивает с ковра вишнёвая задница, исполняя танец шамана какого-то неизвестного индейского племени и со скоростью света набирая что-то на выуженном с кармана брюк телефоне. — Сюда хочу! — тычет наманикюренным пальцем в экран и испаряется, оставляя после себя ванильный аромат. *** Вишня мечется трахнутой белкой под лсд по комнате от шкафа к лежащей на кровати спортивной сумке (Ну, а что, сумка для тренировок единственное, что более или менее похоже на чемодан), бросая в неё всё, что может пригодиться для отдыха. — Я один резко отупел и нихуя не понимаю или есть ещё подобные? — скрипит несмазанной телегой Юнги, восседая прямо на кухонном столе в позе буддийского монаха, расслабляя прокуренные мозги очередной порцией марихуаны. С двух сторон такие же недоумевающие взгляды. Один принадлежит Чимину, что рассеянно ковыряется в подтаявшем мороженном почему-то палочками. А второй - побуревшему от злости Чон Чонгуку, поджигающему уже четвертую сигарету. — Буду через тринадцать дней, не скучайте! Еду сами не готовьте, лучше заказывайте через Джина. Всё, у меня вылет через два часа. Чмоки-чмоки! Тысяча воздушных поцелуев и звук хлопающей входной двери. — Пиздец… — подводит черту Пак, выбрасывая испорченный, теперь уже точно, десерт в раковину. — Посуда значит на тебе, — добавляет Шуга, — и глажка… И… — И всё! — пищит, надуваясь, Чимин, пряча руки глубоко в карманы и, гордо вскинув носик-пуговку, ушлёпывает босыми пятками в душ. — Тогда уборка на тебе, — переводит стрелки старший, подмигивая Чону. — Угу… — выдавливает из себя Чонгук, туша окурок в любимом Тэхёном горшочке с домашней розой, стоящем на подоконнике. — Ну и ладненько… — Мдя… *** — Что с тобой творится? — мягкий поцелуй старшего брата вывел из пограничного состояния. — Я сказал ему, что люблю. — Ого, мой малыш совсем большой, девчонкам уже и в любви признается. Сокджин обнял со спины лежащего на огромной постели блондина. Видеть «такого» Джуни слишком больно. Что бы между ними не происходило, он всегда оставался самым родным человеком… Его маленьким братиком Намджунни. — Я - жалкий глупец, и на что я только надеюсь… — Ты не глупец, Намджун, ты просто влюбленный, — горький вздох. — Это так сложно… — А никто и не говорил, что любовь - простая штука. — Я не люблю, когда сложно. — Кто ж любит. — Это больно. Больно осознавать, что у него-то внутри ничего нет, совсем ничего. Там - пустота. — Намджун, блять! Я тысячу раз говорил, чтобы ты выбросил этого мальчишку из своей головы. — Думаешь, я не пробовал, а?! Думаешь можно взять и разлюбить. Взять и вот так разорвать всё это?! — телефон летит о стену, вслед за бокалом с виски. Кубики льда разлетаются по комнате, марая белоснежный ворс ковра дорогим алкоголем. — Тогда он сам все сделает за вас двоих, когда узнает правду, — шипит старший Ким, поднимаясь с постели. — Ты не посмеешь! — Посмею. — Не посмеешь, если хочешь ещё ходить по этой земле. — Я хочу видеть своего брата в нормальном состоянии. Хочу снова видеть его улыбку. И если для этого мне потребуется рассказать Тэхёну всё, то я это не задумываясь сделаю. — Тогда это будут твои последние слова, — пальцы сжимаются в кулаки. — Ты забываешь Джунни, я не боюсь ни тебя, не смерти. — Это ты забываешь, что тоже замешан, и не меньше, чем я. — Но не я нажал и спустил курок. Лучше скажи, что собрался делать с новеньким? — Джин становится заметно мягче, решив, что это того не стоит, и сейчас не самое лучшее время для выяснения отношений. — А я должен что-то делать с ним? — расслабленно закрывает глаза младший. — С каких пор ты позволяешь играть с твоими игрушками чужим мальчикам? — влажный поцелуй, от которого начинает приятно тянуть внизу живота. — Мой милый Сокджини, ты настолько глуп, насколько и недальновиден. У Чонгука шикарнейшая внешность и великолепные данные. Просто представь, на что это тело способно в постели. Представь, как оно извивается под тобой, прося о большем. Как стонет твоё имя. — Это всё прекрасно, но как ты этого собираешься добиваться? Сломаешь его? — Нет, здесь нужно что-то другое. Более сильное, чем страх и боль… Здесь нужна страсть… — И всё же? — Эту страсть ему подарит Тэхён. Он прекрасно справится с этой работой… А когда этот маленький крольчонок попадёт в ловушку, его заберёт себе более крупный хищник… — Ты псих… Но мне нравится. Поделишься? — Сокджин откидывается на подушки. — Только после меня, Джинни, после меня… — Но можно разыграть и на троих… — Я обещаю подумать, а пока давай спать… *** Утро. Шесть ноль семь. Не лучшее время для баров, но выпить хочется. Мысли о недавнем отъезде Тэхёни не давали нормально выспаться даже в законный, вроде как, выходной. — Вот как там наша кукла Барби без нас, а? Или отравится какой дрянью или подцепит, или, того хуже, привезет эту дрянь с собой и поделится с нами… — А тебя что больше волнует из всего этого? — сонно бормочет Чимин, не отрывая припухшего лица от подушки. — Блядь, Пак! — аж подпрыгивает на месте Мин Юнги, — что за привычка меня вечно пугать!? Я думал, ты пускаешь слюнки в своём десятом сне. — А что за привычка шататься ночами? И я, кстати, не пускаю слюни. Куда собрался? — нахмурился парень, садясь на кровати и сладко зевая. — Слюни пускаешь, и не спорь, посмотри на подушку, если не веришь, лгунишка, — Шуга потрепал розовую макушку, проходя мимо. — Я пойду, промочу горло в нашей дыре. И кстати, уже начало седьмого, твоя бесячья хуёвина, именуемая громким словом «будильник», заверещит примерно через сорок минут. — Ты садюга. — И это мне говорит человек, который вытаскивает меня из тёплой постельки каждый божий день, тащит ни в чём не повинную душу на пытки, которые почему-то называет оздоровительной пробежечкой, после которой я каждый раз хочу подохнуть, выплёвывая свои лёгкие. — Курить брось и будет легче, — пожимает плечами младший, сооружая из одеяла шалашик, в котором тепло и уютно можно доспать ещё чуть-чуть. — Серьёзно?! А может ты просто отъебёшься от меня и моей фигуры, не?! — Не… Так не интересно… — причмокивает губёшками паршивец, показывая из укрытия конфигурацию «фак» пухлыми пальчиками. — Засунь свой пальчик, сам знаешь куда. — Си непременно, только чуть позже, спать хочу. — Ага, — Мин Юнги натягивает первую попавшуюся чистую футболку и хер с ним, что это кроличья шкурка. Потом извинится. Или нет… Наверх - кожанка в заклёпках. Заспанную небритую физиономию удачно скрывает маска и черные массивные очки (кажется, ЧимЧима, но не факт, и тоже не важно). — Хё-о-о-он… — Что ещё? — Юнги-хён, принеси пончиков на завтрак, а? — хитрющая моська показывается из щёлочки, на немножко приоткрывая убежище. — Хер тебе под соусом, а не пончики, — ухмыляется Мин, со всей дури отвешивая пендель по оттопыренной попе под тканью, — подлиза педрильская, «хён» сразу я у него, видите ли. Вот побежишь жирки свои раструхивать, и сам себе купишь. — Ну хё-о-о-о-о-о-о-о-о-он! Единственное место, которое приходит на ум Юнги - родимая дыра. Пешочком минут двадцать. А с наушниками в ушах, так вообще вроде как оздоровительная спортивная ходьба. Можно потом поспорить с Паком, что это сойдет за утреннюю зарядку. — Ещё один сантиметр ближе, и я тебе въебу, — заводится с пол-оборота мятная стерва внутри миновской помятой оболочки в ответ на приближающуюся фигуру шкафоподобного охранника в домашних коротких шортиках нежно-фиолетового цвета с ромашками. — «Выебу» — более интересный вариант, не находишь? Сокджин сонно трёт глаза, наливая чашку кофе себе и тому привидению, что явилось ни свет ни заря. — Вот объясни мне одну вещь, Сокджин, ты просто тупой или полностью отбитый? — довольно хрюкает Шуга, подливая в предложенный бодрящий напиток двойную дозу коньяка. Обычно он не столь добрый по утрам, но ему прямо до чертиков хотелось глоточек этого коктейльчика. Да и вот этот громила выглядит вполне безобидно почему-то. — А вариант, что я в тебя влюблён, не устраивает? Джин услужливо режет лимон дольками, укладывая их в виде сердечка, придвигая тарелочку ближе к объекту воздыханий. — Хм… Джин, ты взрослый мужик, а ведешь себя как девка тринадцатилетняя, — хмурится миновская моська, но подношение принимает. Ну, что продукту пропадать, человек вроде как старался. — А тебя заводят только малолетки? На чуть постарше уже не встаёт, Юнгини? — подмигивает Ким, бросая в рот найденную, а точнее, спизженную клубнику, привезённую полчаса назад курьером для вечернего шоу. И щедро заливает её прямо из баллончика, взбитыми сливками, пытаясь это сделать как можно эротичнее, но выходит коряво, что вызывает всплеск злорадного смеха со стороны младшего. — Вот просто завались. У тебя настроение хорошее и ты решил докопаться до меня, а? Контейнер с ягодами ловко оказывается в руках Юнги. Попробуй теперь отбери, если культяпки не дороги! — Я тебе совсем не нравлюсь, — поникает Джин и плетётся в след куколке. — Когда ж ты поймёшь, мне не нужны трахи на одну ночь. Мин примастыривает свою задницу на мягкий диванчик в VIP-зоне. — А кто тебе сказал, что на одну. Сокджин садится напротив, прямо на низенький стол из чёрной индонезийской древесины, открывая заманчивый вид на широко распахнутые бедра и длинные мускулистые ноги с тёмными волосами. — Ой, всё, — палит себя с потрохами Сахарок, залипая на такого сонного, сексуально растрёпанного старшего. А в голове крутится надоедливой мухой — он враг, с врагами ни-ни! Ни-ни, ни-ни, ни… ничего не знаю, если враг такой секасный. И ваще, врагов принято брать в плен и пыта-а-а-а-ть… пыта-а-а-а-ть… (Мин Юнги, лучше бы ты не пёрся никуда со своим утренним стоячком, видишь, как мозгам вредно оказывается?!) — Ой, нет! Не прокатит сейчас, Мин Юнги, говори честно. Прямо как есть, нравлюсь или нет? — и облизывает пересохшие губы, в ожидании ответа, скребя в напряжении небритый подбородок. — А если да… то что? — куколка пьяно косится на широкие плечи и сильные смуглые руки охранника. Интересно, сколько же он проводит время в объятиях с железом и грушей. А еще интересно, насколько он вынослив и сколько раз за день могёт? — Что «да»? — выпучивает глаза старший, отбирая всё же контейнер с ягодами. Любовь любовью, но эта клубника буквально золотая и за неё он головой перед Намджуном отвечает. Так что иди-ка ты лесом, куколка Мин. — Значит, всё-таки тупой, — хмыкает Юнги, запивая очередную ягодку кофе с коньяком, а точнее коньяком с кофейной капелькой, ибо спиртное подливалось раза три как. — М-м? — всё так же не втыкает Сокджин. Ну, невозможно поверить, что через столько лет ледяное сердце Кая начало подтаивать, да ещё и так стремительно. Где-то крылся подвох, но вот где? — Ну, тело у тебя ничего так… местами прямо совсем ничего… Шуга сам не понимает, зачем его рот выдаёт сию тайну, но на душе от внезапного признания становится легче. Да и фиг с ним, наверное… — Ого! — Джин сейчас завизжит от счастья. Ну, ей Богу завизжит и плевать на авторитет, — Ой! Серьезно? А что именно? Скажи, ну? — не унимается, ну точно, как школьница. — Всё, завались и исчезни, больше ничего не скажу. Мятный раздавливает меж губами клубничку, не глядя, отмахиваясь от надоедливого поклонника. — А мне больше и не надо. На такое решаются один раз в жизни, так как член - один и как хвост у ящерицы больше не отрастёт. Он тянется за поцелуем, зажмуриваясь от страха. Мгновение, другое и ... ничего. Совершенно ничего… Губы-ледышки не отвечают, но и не мешают. И вот это совсем странно! — Ну, целуешься ты вполне сносно… — задумчиво выдаёт подкосевший «Кай», немного отстраняясь, пока Сокджин пытается не подохнуть от счастья, боясь даже открыть глаза. Немая сцена из дешёвой драмы затягивается и становится совсем не по себе. — Эй, принцесса, уже можно начинать дышать, — Мин Юнги отсаживается на пару сантиметров и удивлённо изучает каменное лицо старшего Кима. Глаза всё ещё прикрыты, а под вздрагивающими ресницами виднеется скопившаяся влага. — Спасибо… Юнни… — и он отмирает, шмыгая носом. — Ебать, мы нежные?! За что спасибо-то? — Просто спасибо, прости, я боль… больш… боль… — Тише, эй. Больше, что? — Бо. Больш. Бо. Чёрт! Я всё понял, короче, — заикается от волнения Джин, задыхаясь от накатившей истерики. — Ну, и что ты там понял? — Ты. Я. Я не буду. — Значит отбитый всё-таки, жаль, — Шуга хереет от самого себя, но нагло толкает рыдающего охранника и лезет к нему на колени, — губы у тебя тоже ничего, вкусные. — Это всё бальзам клубничный. — Люблю клубничку, — улыбается в поцелуй мятный, пробираясь языком меж объёмных губ, окончательно размазывая старшего по спинке дивана. (Ну разочек можно же врага помучить… Да что ж ты такой… Ох, ё! Мин, держись, помни - он сволочь, он враг, он… он козёл… он нереальный козёл… он нереальный… Сдаюсь…) Сокджин непривычно чувственный и отзывчивый на ласки, что совсем не укладывается в идеально сложенный образ убийцы. И от этого становится как-то совсем не по себе и чего-то хочется извиниться что ли… Юнги пока не решил, что делать, да и вообще ничего не решил. Об этом он подумает чуть позже. Сейчас есть дела и поважнее, например эти очешуенные влажные губы, о которых он ой как хочет позаботиться. Джин поддаётся напору младшего, робея, как девственница в первую брачную ночь. Только дышит через раз, царапая обивку дивана ногтями и вяло отвечает. — Эй, тигр? Неужели я и правда так тебе нравлюсь, а? Шуга плывёт, нет, Шуга растаял в лужицу от такой на себя реакции. Нет, ну приятно, чёрт его возьми, когда от тебя так текут… Особенно приятно, когда у тебя под задницей шевелится такая нехилая штуковина. Такая большая и горячая… — Нет, ты мне не просто нравишься… — А как, сложно? — Я тебя люблю… — Что?! — Я вслух сказал?! — Да, и тебе теперь пизда… — хищно улыбается Мин Юнги. — Пизда, да ещё и какая, — послышалось с конца зала, — мне хочется поинтересоваться, где подтверждение моего заказа? Любовники отпрыгнули друг от друга на безопасное расстояние. — Хоби?! — Чон Хосок, если не затруднит. Здравствуй, Юнги. Молодой мужчина подошел ближе. — Сокджин, будь душкой и метнись к своему братцу, разузнай насчёт вечера. — Он спит, — поежился старший, стыдливо прикрывая стояк. — Разбуди, у меня мало времени. Хоби сел за барную стойку, закидывая нога на ногу. — В следующий раз на вход добермана привяжу, — буркнул Сокджин, удаляясь. Мин залпом хлебнул коньяка из горлышка: — Хоби, ты давно приехал? — Я и не уезжал, — мужчина поправил воротник жакета. — А тебе я бы посоветовал, Куколка, привести себя в порядок. Ты танцуешь сегодня для меня и моих друзей. Я слишком много заплатил за тебя денег твоему сутенёру, изволь соответствовать. *** — Приве-е-е-е-е-т! — на экране чиминовского монитора появилась широчайшая квадратная улыбка. — Даже не начинай, я не хочу с тобой разговаривать, — пухлые пальчики потянулись, чтобы захлопнуть, но его опередили, приблизившись к камере на максимум. — Ну не-е-е-т, ты ответил на мой звонок, так поговори со мной, — расфокусированный гигантский глаз немного пугал и парень решил всё-таки поговорить. Не отстанет же, видит Бог, не отстанет! — Я. О-би-дел-ся. Чимин проследовал на кухню, усаживая свою драгоценнейшую жопку за кухонный стол, совмещая «приятное» с еще «более приятным» в виде подгорелого тоста и остывшего растворимого кофе в исполнение хозяюшки-Куки. — На что обиделся? Старший отхлебнул из чашки и, брезгливо поморщившись, метнул молнию-взгляд на Чонгука. Тот, перехватив его, закатил глаза (мол, сами заставили — сами теперь не жалуйтесь, я предупреждал), продолжая отдраивать сковороду от прилипшей яичницы. — На. То. Не отвлекаясь от занимательной войны взглядов с Чонгуком. — Чими-и-и, — не унимается блондиночка, не догоняя, что происходит по ту сторону экрана. — Нет. Персик уже вовсю перешел от испепеляющих взглядов а-ля «совсем приборзел, мелочь ушастая, знай свое место у плиты», к тычкам своей пяткой по дубовым ляжкам. Старательно пытаясь дотянуться и вмазать по святым яйкам. Чон не смог похвастаться выдержкой, и перепалка плавно перетекла в мини-драку. Старший дубасил миниатюрными стопами по ногам, бедрам и животу, заразительно хихикая, а младший, уже ржа от души, отбивался лопаточкой и прихватками. — Ну ЧимЧими-и-и-и?! Тэхён откровенно скучал, наблюдая, как веселятся без него друзья, и начинал понемногу злиться. — Нет! — неизвестно кому пискнул розововолосый, свалившись со стула. — Да! — злорадно хмыкнули оба парня. — Нет! — на Чона обрушилась новая волна тычков и ударов. — Чимини-а, я соскучился, — чуть не плача, затянул новую песню Вишенка. — Сам виноват, — огрызнулся бессмертный, запрыгивая на кроличью спину, дубася по темному затылку отобранной кухонной утварью. — Ну, мой сладкий пушистый Пе-е-е-рсик, — последняя попытка привлечь внимание друга. — В каком я месте пушистый?! Бинго! Чимин резко прервал своё увлекательнейшее занятие и, спрыгнув с жертвы, уселся на стул. Одарив на прощание Куки холодным взглядом, типа можешь идти, холоп, ты мне наскучил. — Ну, есть одно, — хихикнул Вишенка, довольный собой, — или уже нет? — Заткнись, скажешь хотя бы, где тебя носит? — Чимин не глядя отбил подачу со стороны кухарки в виде прихватки и швырнул её назад. — Я у Сюмин, помнишь её? — проворковал Тэхён. Чон Чонгук от неожиданности пропустил ответку прямо в лицо. Перчатка-прихватка глухо шмякнулась к его ногам. — Оу, передавай ей привет, — смущённо разулыбался старший. — Ты сам можешь ей это сказать. Сюмин, малышка, иди, поприветствуй тут кое-кого, — пробасил Ви, — чёрт, она в душе, но скоро выйдет. «Она. В. Душе. Она. Блять. В душе! Она! Что, за на хуй ОНА?» завыл мысленно Гуки. — Да, конечно. Чем занимаешься? — Я? Ну, в основном валяюсь на пляже, знаешь какие тут пляжи, — мечтательно закатил глаза Вишенка, — ты только посмотри какой у меня ровный загар. И вот тут чоновское любопытство взяло верх над разумом. Он немно-о-о-жечко наклонился в сторону планшета и выпал в осадок, ибо на мониторе красовалась голая, загорелая задница Ким Тэхёна. — Здрасте…