Куколка (Голубая любовь в розовой пижаме)

Мысли, мысли, мысли. Чонгуку казалось, что реальность вывернулась наизнанку, переворачивая привычный мир с ног на голову. Всё, то что он услышал, просто не укладывалось в голове. — Почему без света? Тэ клюнул губами в напряжённую шею младшего, обнимая за плечи, появляясь как всегда, чертёнком из табакерки. — Где тебя носило, чудище вишнёвое? Гук расслабленно откинулся в тёплые объятия. — Где-то там. Ты что, пил?! — принюхался блондин, щекоча нежную кожу возле уха, цепляя языком мочку, оттягивая её. — Немножко, — слегка приобалдевая, простонал Чонгук, подставляя более чувствительный участок. — Немножко, ага, — шаловливые ручонки прошмыгнули под футболку, — а у меня для тебя сюрпризик есть. — М-м? — как же хорошо, когда тебя вот так, да ещё и сюрпризик обещают, — ой… Лучше бы Чонгук не оборачивался, лучше бы пошёл баиньки и видел сейчас десятый сон. Лучше бы… Ким Тэхён не поддаётся описанию, его можно только почувствовать. Его запах, его цвет, его вкус… Он как столетнее вино, к которому страшно прикоснуться, не то, что попробовать. Можно лишь любоваться, поставив в самый тайный уголочек души, запечатывая там на тысячи паролей. Он странный, непостижимый, недосягаемый. Он… он совершенство… И когда только он так вляпался в это розовое болото? — Тебе нравится? — кокетливо откидывая серебряную прядку с глаз. Нравится? Он сейчас серьёзно? Да младший сейчас в таком ахуе, в таком… Гидроперитная сучка приобрела благородный металлический отблеск, на отросших, слегка завитых волосах. Привычные линзы исчезли, являя мягкий, серо-голубой, естественный цвет, и глаза сейчас казались даже более сексуальными, чем раньше, подчеркнутые лишь графитовым карандашом, без уже привычного смоки. А губы манили матовой фуксией, вызывая дикое желание смазать её пальцем, придавая ещё более блядский вид. Но главное даже не это. Ким, мать его Тэхён, был разнаряжен словно с модного показа Gucci, будь он трижды неладен. Стройная фигура в облегающей второй коже, прозрачной белой водолазке, поверх которой был напялен до неприличия пидорский жакет из плотного шёлка, выгодно подчеркивая все рельефы просушенного торса. В паре с вполне классическими брюками со стрелочкой. Но Куколка изменил бы себе, если бы не приготовил подлянку — образ заканчивали лучшие друзья стриптизёрши ярко-красного оттенка. — Ёп… — Забавные у тебя комплименты, — повёл бровью ТэТэ, — но да ладно, потом и над этим поработаем. — Тэха, — Чон сглотнул, поддаваясь желанию поймать и оттрахать до бесчувственного состояния. — Не-а, не так крольчонок. У меня другие планы на сегодня. — Планы? — мелкий, словно не слушая, подцепил круглую пуговичку на стильном дизайнерском тряпье, не скрывающем возбуждённые соски, которые он тут же ущипнул. Старший ойкнул, закатывая бесстыжие очи. — Да, планы, — отбрыкиваясь от настойчивых поцелуев, — так что шустренько подбирай свои яички в кулачок и быстренько лети одеваться, мы едем в клуб. И так нагло под булки дал ускорения, что бедный альфач только растерянно захлопал глазками. — Какой к чёрту клуб?! Как я с этим куда-то попрусь, а?! — Куки обидчиво поджал губы, погладив каменный стояк в штанах. — Вот с кем мы только связались, то трахается до посинения, то динамит… Член почему-то не ответил, наверное, тоже приуныл. — Знал бы, куда ты меня везёшь, лучше бы дома остался, — настроение сползало к нулю, стоило только переступить порог родной дыры, — с какого перепуга мы именно сюда припёрлись, а? Недовольный злобно зыркнул на обшарпанные стены бывшего печатного завода, а ныне самого пафосного закрытого гей-клуба, для зажравшейся азиатской элиты. – Ну, предположим, это самое шикарное место в нашем городе, — Тэхён подмигнул верзилам из охраны, проходя через главные врата, — ну, допустим, здесь самая лучшая выпивка и музыка. — Допустим, — Чонгук принял из рук подбежавших милых девчушек в латексе две черные гостевые маски, украшенные россыпью пайеток, — допустим, всё так, как ты говоришь, но есть одна веская причина, по которой мне не расслабиться в этих хоромах. — Ну, допустим, в этих хоромах наша работа, — блондинчик полной грудью вдохнул воздух, пропитанный сексом и наркотиками, — допустим, мы можем иногда быть и по ту сторону, и поверь, это доставит тебе не меньше эмоций, чем сцена. — Допустим, — шелковые ленты-завязки, плотно обхватили голову, накрепко завязанные в пышный бант на затылке, — а может, теперь предъявишь истинную причину, Ким Тэхён? — А у Ким Тэхёна завтра день рождения и он хочет гульнуть, пока об этом никто не вспомнил. Как тебе такая причина? — вишнёвая задница виляя, исчезла в толпе беснующихся, оставляя после себя совершенно растерянного парня. — День рождения, ох ты ж… — Куки суетливо забегал глазами в поисках своей блондиночки. Найти его в пучине разврата не составило большого труда, нужно было лишь мыслить, как он. Самое видное место, да и бар в шаговой доступности, а ещё адова туча кобелей, сбившихся в стаю вокруг танцующего ТэТэ. — Так, блядь! Не понял, какого хуя?! Зарычал собственник, рассекая толпу подобно локомотиву, направляясь к в конец обнаглевшей Приме. Видеть издалека, как твоего, а теперь он даже и не сомневался, парня пожирает взглядами толпа смазливых недокачков, вещь, знаете ли, малоприятная. Попасть внутрь круга – вот это задача потруднее, пришлось прорываться с боем, причём в полном смысле этого слова. С каждым ударом, кисти окрашивались в алое, превращая кулаки в мясо, пока Ви с интересом наблюдал за импровизированным измерением силы. Ну, а что, не каждый день из-за тебя рожи чистят. — А теперь с тобой, — прошипел Чон Чонгук, выхватывая за шкирку Вишню, тараня к ближайшей vip-кабинке. Благо охрана признала своих и пропустила незамедлительно, несмотря на аншлаг. И даже выделили человека, дабы звёзд случайно не побеспокоили фанаты. — Гуки, а ты чего это так взвился, неужто ревнуешь? Ким вульгарно провёл языком по золотому колечку пирсинга на нижней губе, от которого вилась тонкая цепочка к мочке уха, любимый подарок Папочки. В уже привычном полумраке клуба падший ангел, казалось, приобретал свои истинные силы, раскрывая ментальные черные крылья, превращаясь в демона ночи. Его глаза словно светились, вызывая тайные желания, сканируя душу. — Тебя? Ревновать? С чего это? Чон скорее душу дьяволу проиграет, чем признает, что вляпался по самое не могу в этого самоуверенного томбоя. — А как это тогда по твоему называется? — Скажем так, я забрал своё. Чонгук сделал шаг, пригвождая Тэхёна к стене. Захватывая запястья над головой, проводя кончиком носа по ложбинке ключиц, обдавая жаром. — А я, значит, твой, — густым баритоном заурчал соблазнитель, — и что же ты хочешь за победу? Легкий толчок бёдрами, и у бедного Куки в штанах аж задымилось. Кто бы раньше сказал, что у него на мужика так будет стоять, плюнул бы в рожу, да ещё и в челюсть завинтил бы. А сейчас всё, что он хочет, так это завалить эту каланчу на горизонтальную плоскость, задрав чертовы туфли к потолку, и… — Тэ, за что ты на мою голову свалился, а? За занавеской мелькают силуэты, двигаясь в хаотичном порядке под зажигательные биты музыки. Только вот для Чон Чонгука сейчас существует лишь один, неземной, сексуальный и такой манящий. С пухлыми губами и этими блядскими родинками, будто нарочно созданными, чтобы скинуть его с катушек. По телу прокатывается волнение в предвкушении десерта, но его обламывают так нагло, что даже возмутиться не дают. — Знаешь, что может быть круче секса? Ви выскальзывает ужом из крепких рук, присаживаясь на край стола, закидывая свои ноги одна на другую, провокационно откидываясь назад на локтях. Зверь захватил приманку, а теперь начинается самое интересное. Охота на хищника, м-м-м… Ви знает толк в играх, и сейчас он хочет насладиться ими сполна. — Даже понятия не имею, — разочарованно пыхтит хищник, разглядывая тонкие щиколотки с узкой стопой и не по-мужски маленьким размером ступней, на которых красуются ярко-алые стрипы. Так пошло, вульгарно, невыносимо заводящие двенадцатисантиметровые шпильки на стройных ногах, и Чон Чонгук кончается, как личность, приписывая себя к извращенцам. — Танго. Куколка выгибается по-кошачьи, делая в воздухе па. — Танго? Сейчас это просто слово, ничего не означающее для перевозбуждённого парня. Набор букв и только. — Танго, вертикальный секс в танце. Страсть, чувственность и экспрессия - это всё танго. Бестия одним прыжком подскакивает к стоящему у входа охраннику, перекидываясь с ним парой фраз и таинственно улыбается, маня Гуки из их укрытия туда, где неоновые лучи разрезают густой дым обители «Большого Папочки». Музыка затихает на минуту, меняя привычные молодежные «унца-унца» на горячие латиноамериканские. Чон даже не замечает, как «маски» с уважением расступаются, давая место ожившей легенде. Даже новичок на этой площадке с лёгкостью признает в юноше Диву, лучшую из коллекции куколок Намджуна. Того, кто одним лишь взмахом пушистых ресниц вызывает благоговейный трепет. Того, кто может завести толпу, едва закусив нижнюю губу. Того, кто в одежде выглядит намного развратнее, чем все эти размалеванные стриптизерши вместе взятые. — Руку, — одними губами, соблазнительно очерчивая контуры тела. Чонгук крутит башкой, пятясь назад. Только этого ещё не хватало. Тоже мне, нашёл бального мальчика. — Я не умею, — раздражённо прошипел младший, хмуря густые брови. — Эй, а как же «я великий танцор, я занимаюсь этим с детства»? — как же не поддеть любимого. Вишня кружит, разжигая огонь желания, демонстрируя себя с самых выгодных сторон. — Нарываешься или? — Или, — облизнулся блондин, плавно прильнув к партнёру, укладывая свою ладонь в его лапке, — давай, Чон Чонгук, я пока даю тебе шанс вести. Но он тает с каждой секундой. Ох, последнее было лишним, брюнет как-то совсем нехорошо улыбнулся, подхватывая вишневого камикадзе над землёй. Наслаждаясь восторженными возгласами публики. Резко вниз и куколка сползает на пол в шпагате, нагло пройдясь руками вдоль ширинки. — Сука, — ойкнул Куки, дёргая белобрысую падлу наверх. Под маской сверкнули довольные льдинки, — ну держись, видит Бог, я не хотел. Поворот и ещё один, шаг. Трям, пам-пам-пам, та-да-да-да. Трам, пам-пам-пам… Тада-да… Пара скользит по черному матовому танцполу, отдаваясь чарующей мелодии аргентинского танго. А в голове туман и только глаза цвета весеннего неба напротив. Так близко и так недосягаемо. Вроде вот он, в твоих руках. Парит, сгорая в мелодии страсти, но… Но ведь это только иллюзия, завтра он снова исчезнет словно сон. Вернётся в постель к своему хозяину, подставляясь под руку дворовым псом. Он никогда не будет пай-мальчиком. — Тэхёни, — замирая на месте, посреди большого зала. Может, это и есть то самое, чего он так долго ждал? Может, и правда, пусть будет, как будет и стоит хотя-бы попытаться? И Чонгук целует. Прямо у всех на виду, целует. А Ким и не думает сопротивляться, льнёт всей своей тушкой, чуть не запрыгивая на своего Крольчонка. — Куки-и-и… — такой смелости от мелкого он серьёзно не ожидал. — А знаешь, у меня тоже для тебя сюрприз, — подмигнул младший и подхватив на руки хёна, забрался на сцену. Была не была! Отобрав у стоящего за пультом диджея микрофон сотворил свою самую безумную выходку, не выпуская из объятий своё сокровище, висящее медалью на его шее. — Чон Чонгук, ты что сегодня принимал? — меж делом поинтересовался блондинчик, поудобнее устраиваясь. — Тебя. Тебя принимал, и, похоже, ты бьешь по голове покруче абсента. — Куки, ты… Куколку затыкают, прикладывая палец к губам и аккуратно поставив на землю, обнимают за талию. — Эй, народ, попрошу минуту вашего драгоценного внимания! Я хочу сказать перед всеми, что люблю этого мужчину. Я люблю Ким Тэхёна и хочу… Договорить ему не дали громкие аплодисменты, которые как-то быстро затихли, прерванные неожиданным появлением биг-босса. — Дамы и господа, думаю, вам понравилось наше представление, — из-за кулис выплыла знакомая фигура папочки-Намджуна, — куколки так старались, ну же, давайте похлопаем им. Публика взорвалась, заглушая протестующие крики парней, схваченных подоспевшей охраной. *** — Исчезни, глюк, — отмахнулся Юнги. Проворочавшись несколько часов в постели, он так и не смог уснуть. Улица - единственное место, где ему почему-то становилось лучше. — Хм… так ты меня ещё не называл, — усмехнулся «глюк», выходя из сумрака. — Ащ! Какого ты здесь потерял, Чон Хосок? Ничего не перепутал, твоё гнёздышко в другом краю вселенной, иди, нечего мараться добропорядочным людям, а то вдруг что подцепишь от такой шлюшки, как я. — Мин, ты никогда не изменишься. Хорс присел рядом, зябко поднимая воротник на куртке. — И давно ты тут в маньяка играешь? — Мин накинул капюшон толстовки, прячась от слишком откровенных взглядов мужчины, — только не говори, что мимо проходил. — Юнги, давай поговорим нормально, как взрослые люди. — Давай, только объясни, как это, — хмыкнул старший, вставая с насиженного места, чиркая колесиком зажигалки, — блядство. Пустая пластмасса полетела в кусты. Чон услужливо прикурил сразу две, передавая ароматный табак любимой язве. — А это без издёвок и вечных твоих подъёбов. — Не трожь святое, — миновская довольная моська выдавала хозяина с потрохами. Как говорится, что у пьяного на языке, — а помнишь, какой сегодня день? Хорс резко выпрямился:  — Юнни, я думал, ты забыл… — А разве такое можно забыть? — пальцы нервозно по фильтру. — Чон, скажи, если бы я тогда остался, что было бы? Холодные губы накрыли в нежном поцелуе, пропуская миллионы острых иголок по нервным окончаниям. Ласково касаясь ладонью щеки:  — Поехали. Пожалуйста, поехали со мной. — Не надо, Хоби, — слабая попытка отстраниться, но его никто не слушает, крепче обнимая, запуская пальцы в мягкие пряди на затылке. Перебирая, заласкивая, словно домашнюю зверушку, успокаивая начинающуюся истерику, — Хоби? — Да, Юнни. — Скажи, зачем ты сюда приехал? — Хотел увидеть тебя. — Увидел - вали. Мятный понял, если не сейчас, то никогда… Он попросту не сможет отлипнуть от него, растворится без остатка, исчезнет. — Думаешь, от меня так просто избавиться? Думаешь, я сам не пробовал выдрать чувства к тебе из сердца? Пробовал, много раз пробовал, ещё тогда, но знаешь, что я скажу тебе, мой дорогой Мин Юнги? У меня не выходит, как бы ни старался. Я люблю тебя, и этого не изменить ни мне, ни тебе. Ты – самый самовлюблённый мудозвон, упорно стоящий в своей гребанной позе «я - одинокий волк и мне никто не нужен, кроме самого себя». Ты отвергаешь, даже не пытаясь попробовать, и однажды ты и правда останешься один. Совершенно один. — У меня есть стая. — Что? — Я не один, у меня есть стая. — Ага, с вожаком-оборотнем. — Хорс, езжай домой. Серьёзно, хватит мучить меня, — Юнги отвернулся, видеть любимого и не сметь даже прикоснуться… Чон Хосок, будь он неладен, обнимает, не давая уйти, и мир замирает. Такие родные руки, тёплые, в них утопаешь. Куколка рычит, бессильно давясь слезами, задыхается, борясь со своими чувствами. — Юнни, поехали. — И куда ты меня повезёшь? В мотель или к жене в постельку? — Туда, где всё начиналось. Старый дом и, казалось, он нисколько не изменился. Всё те же занавески, обои и запах, от которого кругом пошла голова. Мин трепетно вдохнул воздух, пропитанный воспоминаниями, возвращаясь на много лет назад. Туда, где было всё так легко и просто, где зародилось самое настоящее, приносящее столько боли чувство. В полумраке комнат, в тиши ночи, и только дыхание позади. По памяти на второй этаж, скрипучие ступени, всё так же отзываются в душе теплотой. И он, всё так же на расстоянии шага, ни больше, ни меньше. Светло выкрашенная дверь и медная ручка, пол-оборота вправо… Маленькая уютная комната с двумя кроватями и втиснутым меж ними фортепиано. — Она верила, что ты однажды вернёшься. — У тебя была самая замечательная мама, Чон. И она не заслужила такого подкидыша, как я. — Ты был для неё самым лучшим. — Если бы она узнала правду. — Она знала о нас Юнги, с самого начала, даже до того, как мы сами осознали. — Знала? — Она любила тебя и приняла наши отношения, — Хоби подтянул за талию парня, — она до последнего надеялась. — Поцелуй меня, — Мин Юнги робко ткнулся губами в чужие, — поцелуй, как тогда, и давай прекратим вечер воспоминаний, и так тошно. Давай просто сделаем то, зачем ты притащил меня сюда. Куртка слетела с плеч, вслед за ней и рубашка с неподвижно стоящего Чона. Куколка твердо знает своё дело, главное засунуть свои эмоции глубоко подальше. Пряжка на ремне, молния и резко вниз на колени, стягивая брюки вместе с бельём. Не возбуждён, но и это не проблема, уверенно языком по мошонке к мягкому члену. Взгляд вверх и… Он никогда еще не чувствовал себя настолько полным ничтожеством, даже когда его ебали без перерыва в борделе. Во взгляде нет ни желания, ни презрения, там пустота. В зрачках отражается тусклый свет луны, такой же холодный, как и сам Хосок. Он словно заледенел. — Наигрался? — Ты сам этого хотел. Куколка быстро расправился со своей одеждой, представая в первозданном виде.  — Хотел - бери. В чём проблема? Я чистый, издержки работы, знаешь ли. Или хочешь чтобы я тебя трахнул, по старой памяти? — палец очертил косые мышцы живота. — Так не стесняйся, это нормально. И снова по нулям. — Что ещё скажешь? — Хосок резко сжал кукольный подбородок, всматриваясь в темные радужки, — не надоело? Его толкают на детскую постель, нависая меж раздвинутых коленей.  — Хватит, перестань Мин. Губы ласково проводят по порозовевшей щеке, невесомо касаясь прикрытых век, носа. Вниз по шее, к выпирающим на тощем теле ключицам, целуя пробитые штангами соски. Очерчивая замысловатый рисунок многочисленных татуировок языком, играясь со впадинкой пупка. Ниже, по гладкой коже к открывшейся розовой головке, вбирая её в рот. — Хо-би… ах… Мина подбрасывает, переламывая пополам, выплескивая тугой струёй. — Какой нетерпеливый хён, — смеётся Чон Хосок, слизывая мутные капли, что ненароком проронил на бледные бедра. Оставляя на их месте влажные поцелуи-метки, прикусывая яички, вырывая из миновской груди хрип. — Да трахни ты уже меня, мучитель. — Ты остался всё таким же романтиком, Юнги, — младший мазнул поцелуем по сухим губам, переворачивая старшего на живот. Такой миниатюрный, и правда словно фарфоровая кукла, изуродованная своим хозяином. Хорс и забыл, как ярко может реагировать его собственное тело на цепочку выпирающих позвонков под тонкой белоснежной кожей, как сладко ноет сердце, когда касаешься их. Однажды он совершил большую ошибку, не став бороться, но сейчас… Сейчас он готов на всё. — Мин, умоляю, прости меня! Я сделаю всё, что захочешь, я даже смирюсь с твоей чёртовой работой, только вернись ко мне. Давай начнём всё сначала. Пожалуйста, Юнни, я правда не могу без тебя. — Эй, мужик, ты ничего не забыл? Куколка хрипло рассмеялся, выгибаясь под горячими губами любимого. — Я разведусь, как только смогу найти хорошего адвоката, чтобы отсудить детей. — И всё это время ты предлагаешь мне быть в роли любовника, серьёзно Хорс?! — взвился мужчина. — Только если ты сам позволишь любить тебя. Я согласен на любое твое условие. — Любое говоришь, — мятный заинтересованно хмыкнул. Раз сама судьба подкидывает шанс, грех не воспользоваться. — Я буду с тобой, но у меня несколько условий для тебя, Чон Хосок. — Юнни, я же сказал, всё, что захочешь! — Хоби припал к припухшим губам, вылизывая их, словно опьяневший, захлёбываясь эмоциями. Поцелуй длился слишком долго, пока Мин Юнги не отстранился. — Подожди, не так быстро милый. Во-первых, ты должен развестись, во-вторых, и это главное, твоя сестра должна дать показания против братьев Ким. — Что? Какие показания? — Хорс, твоя сестричка слишком много знает и мне жизненно необходимы те сведения, что находятся в её ёбнутой головушке. Так что передай этой трусливой лесбухе, что я жду её задницу обратно в Сеуле. А пока ты перевариваешь всё это, займись делом. Куколка поёрзал под застывшим в шоке парнем:  — Хосок, блядь, отомри и вставь свой член в меня, в конце-концов! *** Чонгук очнулся от дикой головной боли, едва сумев приоткрыть опухшие веки. Размытая картинка постепенно приобрела резкие очертания в виде сидящего напротив него в большом кресле-троне Папочки. — А я тебя недооценил, щенок. Тебе в детстве не говорила мама, что брать чужое плохо - приводит порой к плачевным последствиям. — И что же я такого сделал? Парень дёрнулся, только сейчас понимая, что он привязан по рукам и ногам к каменной колонне, находящейся в хозяйской комнате. — Ты обманул меня, сказав, что натурал. Обманул, когда сказал, что мои куколки тебя не интересуют. Мужчина вальяжно откинулся на спинку кресла, пуская дым от сигары колечками. — Я не знал, что так получится. Гук потихоньку незаметно подвигал запястьями, проверяя крепость пут. — Правда? А вот у меня совсем другая информация. Но это всё мелочи, пустяки. И да, если продолжишь перебирать лапками, лассо перетянет вены и в них перестанет поступать кровь, они посинеют и занемеют, а так как разговор у нас с тобой только начался, и скорее всего будет долгим, то тебе грозит отмирание тканей, так что давай, заканчивай бессмысленные трепыхания. — Ты возомнил себя Богом? — прорычал брюнет, дергаясь и вскрикивая от резкой боли. — Нет, глупый крольчонок, я - тот, кто не прощает предательство. Знаешь, есть у русских такая поговорка, держи врага поблизости. Так что ты теперь будешь под моим надсмотром. — Я, значит, теперь тоже твой враг? — Ты взял моё без спросу. — Он не был против, даже наоборот. И мне кажется, что Тэ взрослый, свободный человек, имеющий свое собственное мнение под кого ложиться. — О-о, как мы заговорили. Смелый сопляк. Значит, не хочешь по-хорошему? Намджун оказался так близко, что можно было почувствовать его гнев, вибрирующий в воздухе. — И что теперь, запрёшь под замок? Запретишь нам общаться, серьёзно? Чонгук с вызовом вскинул взгляд. — Нет, куколка, ты сам от него откажешься. Я хочу показать тебе кое-что. Чон вздрогнул, провожая мужчину взглядом, а тот, подойдя к стене, нажал на экране шифр, и тяжёлая каменная кладка с лёгкостью сдвинулась, открывая тёмный проход. Хлопок - и тусклый свет озарил камеры с прозрачным стеклом. То, что находилось внутри, не поддавалось разумному объяснению. — Познакомься, Чон Чонгук, это те, кто не делал правильных выводов. Но ты же будешь послушным мальчиком? На губах Ким Намджуна заиграла ядовитая улыбка.