* * *
Как только выяснилось, что свадьба Кейтилин и наследника Севера откладывается на неопределенный срок, гости стали один за другим покидать Риверран. Северяне, памятуя о набегах одичалых, поспешили прийти на помощь лорду Рикарду или позаботиться о своих землях. Речные лорды тоже убрались восвояси, обещая вернуться по первому слову ее отца. Роберту Баратеону скоро прискучили расспросы о ночи перед исчезновением его невесты, и он, воспользовавшись приглашением Джона Аррена, уехал в Орлиное Гнездо, прихватив с собой Неда. Под кровом Талли остался только младший из Старков, Бенджен. Бóльшую часть времени он проводил на тренировочном дворе, но иногда, когда тревога за сестру одолевала его, искал общества Кейтилин. Девушка как могла успокаивала его, но в глубине души всё больше переживала за жениха, безрассудно отправившегося требовать правосудия, и подругу, от которой до сих пор не было вестей. Редкие письма Брандона не могли развеять ее страхи, а вскоре они и вовсе перестали приходить. Весна гордо шествовала по владениям лорда Хостера, но сердце Кет в этот раз почти не радовалось клейкой молодой листве, набирающим цвет вишням и яблоням, птичьему гомону и ранним розово-золотистым рассветам. Прошло две недели с того дня, когда в последний раз прилетел ворон от Брандона. По подсчетам Кейтилин он уже должен был прибыть в Королевскую Гавань и узнать, там ли Лианна и принц Рейегар, поэтому отсутствие новостей угнетало ее и заставляло истовей прежнего молиться Семерым, прося защитить путников. Поиски лорда Хостера не увенчались успехом. Люди, разосланные им по всем Речным Землям, возвратились ни с чем. Некоторые, правда, рассказывали о синеволосом барде из-за Узкого моря, но южнее Перешейка бродячие певцы не были редкостью, так что никто не придал этим байкам значения. Лорд Блэквуд, который был дружен с отцом, а потому вернулся в Риверран к именинам Эдмара с двумя старшими сыновьями, его сверстниками, тоже не рассказал ничего утешительного. — Весной всё приходит в движение, — говорил он лорду Хостеру на вечернем пиру, — на дорогах полно бродяг, крестьян, странствующих рыцарей. Кто-то едет в столицу за славой, кто-то пытается купить зерно, недостающее для посева, или, наоборот, продать излишки припасов. Всех проезжающих проверить невозможно. К тому же, мы не знаем, что у беглецов на уме, а потому не можем предугадать, куда они могли отправиться. Худощавый черноволосый Титос Блэквуд, напоминавший в профиль одного из воронов, изображенных на гербе его дома, был опытным воином, и лорд Хостер прислушивался к его мнению. Вот и сейчас ее отец кивнул в знак согласия, тяжело вздохнул и переменил тему. Он принялся расспрашивать гостя о здоровье жены и детей, о работах в полях и о недавней поездке к Божьему Оку. Повседневные заботы Блэквуда мало интересовали Кейтилин, и хотя она с притворным вниманием слушала вассала отца, мысли ее были далеко. Но стоило лорду Титосу упомянуть, что не далее как неделю назад он вернулся с Острова Ликов, где возблагодарил богов за рождение очередного сына, как девушка насторожилась и прислушалась. Она вспомнила, что Лианна мечтала побывать там и сетовала, что выйдет замуж по обряду Семерых, а не под сердце-деревом Острова. Может, подруга отправилась как раз туда? Нет, даже если она и была там, лорд Блэквуд ее не встретил, иначе уже рассказал бы об этом отцу. — Давно я не видел среди зеленых людей такого оживления, — усмехнулся гость, одним глотком осушив кубок. — Старейшина Эорик всё толковал об исполнении древнего пророчества, но толком ничего не объяснил. Сказал лишь, что богов нужно благодарить не только за здравие жены после родов, но и за солнечный свет, за тепло и за жизнь всего царства людей. Ума не приложу, что он имел в виду. — А что островитяне? — поинтересовался лорд Хостер, подзывая слугу со штофом вина, чтобы вновь наполнить кубки. — Странный народец эти зеленые люди, — хмыкнул Титос Блэквуд. — Они будто пришли из глубины времен, из Века Героев. Обычно они не интересуются тем, что происходит на том берегу Божьего Ока, но теперь определенно что-то переменилось. Вера в старых богов вновь набирает силу. Северяне снова стали просить благословения под тамошними чардревами. Я слышал, будто совсем недавно там побывал какой-то северный лорд со своей невестой и внушительным эскортом. Говорят, их обвенчал сам Эорик, а на другой день они исчезли, будто сквозь землю провалились. Да только это всё сказки, так я вам скажу, — проговорил он, заметив, что Кейтилин уставилась на него не в силах и слова вымолвить. — Вас что-то напугало, миледи? — поинтересовался лорд Титос, обменявшись полным недоумения взглядом с ее отцом. — О нет, милорд, всё в порядке, — поспешно заверила Кет. — Ваши рассказы удивили меня, только и всего. Сложно поверить, что кто-то поедет через полкоролевства ради свадьбы на Острове Ликов. Лорд Брандон рассказывал мне, что на Севере в каждом мало-мальски значимом поместье есть свое сердце-дерево. — Божье Око — священное место, миледи, — возразил Блэквуд, и улыбка тронула его тонкие губы. — Как бы ни было прекрасно здешнее обиталище Семерых, уверен, вы бы не отказались от возможности помолиться в Звездной септе Староместа. — Пожалуй, вы правы, — не стала спорить Кет, однако теперь она только укрепилась в мысли, что северный лорд из рассказов островитян — вовсе не лорд, а леди. Титос Блэквуд гостил в Риверране еще неделю, и всё это время замок был полон смеха и детских голосов. Даже Лиза, в последние месяцы ходившая мрачнее тучи, повеселела. — Может быть, если Лианна не найдется, отец выдаст меня за Роберта Баратеона, — однажды заявила она, мечтательно возведя глаза к потолку. — Что значит «не найдется»? — задохнувшись от возмущения, переспросила Кет. — То и значит, — пожала плечами ее младшая сестра. — Принц вряд ли вернет ее раньше, чем развлекаться с ней ему прискучит. — Боги, Лиза, где ты набралась таких выражений? — Все об этом только и говорят: и слуги, и гвардейцы. Все. — Тебе не пристало пересказывать глупые сплетни, — с укором заметила Кейтилин. — Вовсе они не глупые, — обижено надула губы Лиза. — Люди не станут болтать без причины. А если это всё не для твоих благородных ушей, продолжай отрицать очевидное. Кет с ужасом поняла, что сжала руки в кулаки, чтобы ненароком не дать сестре пощечину. Ей оставалось только возблагодарить богов за то, что маленькие Блэквуды играли с Эдмаром в саду и не видели этой отвратительной сцены. На другой день после отъезда лорда Титоса, когда Кейтилин одевалась к завтраку, одна из служанок доложила ей, что Утерайдс Уэйн, стюард Риверрана, дожидается ее в соларе и просит поторопиться. — Миледи, ваш лорд-отец просит вас как можно скорее посетить его. Дело не терпит отлагательств, — проговорил стюард, едва Кет вошла в солар. — Что-то случилось? — невольно вырвалось у нее при виде обеспокоенного выражения лица Уэйна. — Не могу знать, миледи, — вздохнул стюард, а когда Кейтилин поспешила следом за ним к покоям отца, добавил, понизив голос, — Лорд Хостер получил письмо, по-видимому, очень важное. Он как раз читал его, когда я принес ему счетные книги. На нем лица не было, миледи, и он, едва завидев меня, велел разыскать вас. Кейтилин внезапно ощутила, что ей не хватает воздуха. Ее отец редко терял самообладание, а раз уж на нем лица не было, значит, произошло нечто действительно ужасное. Неужели принц и впрямь похитил Лианну? Войдя в отцовский кабинет, Кет с трудом узнала лорда Хостера. Лицо его было бледным, губы плотно сжаты, между нахмуренных бровей залегли морщины. В одной руке он сжимал уже порядком измятый лист, увенчанный сломанным кружочком белого воска, другой теребил рыжую с проседью бороду. Услышав шаги, он поднял на дочь глаза и впервые за долгие годы указал ей не на скамеечку подле его ног, а на тяжелое дубовое кресло ровно напротив его собственного. — Кейтилин, — обратился он к ней глухим, будто чужим голосом, когда она села, — твой жених обвинен королем в измене и брошен в темницу вместе со своими спутниками. Государь потребовал, чтобы лорд Рикард немедленно явился в столицу держать ответ за преступления сына. Сбылись мои самые серьезные опасения. — Нет… — прошептала Кет, судорожно вцепившись в подлокотники. — Этого не может быть… — Прочти, — отец протянул ей письмо. Рука ее так дрожала, что листок прыгал перед глазами. Ей пришлось дважды перечитать скупые строки послания, чтобы наконец осознать, что всё это значит. — Неужели Брандона казнят? — чуть слышно спросила Кейтилин; все внутренности ее сжались в тугой комок, к горлу подступила тошнота. — Он наследник Хранителя Севера. Кровь великого дома не станут разбазаривать, — возразил лорд Хостер. — Лорд Рикард попытается доказать невиновность сына. В худшем случае его отправят в изгнание. — Благие боги, — скорее подумала, чем произнесла Кет, чувствуя, как у нее темнеет в глазах. Словно сквозь пелену она увидела, как отец вскочил с места и кинулся к ней; его губы двигались, но слов она не могла разобрать. В следующий миг всё скрылось во мраке.* * *
Возвращение из Королевской Гавани в Утес Кастерли было поистине самым ужасным путешествием за всю ее жизнь. Весенние дожди размыли грунт Золотой дороги, и широкий тракт превратился в череду зловонных канав и исполинских луж, в которые лошади проваливались иногда почти по брюхо. Серсея всей душой ненавидела тесную и неповоротливую повозку, которую делила с дядей и служанкой. Как только они выбирались на более или менее ровный участок дороги, дядя приказывал гнать без остановки, так, будто их преследовали полчища снарков. Поначалу Серсея тоже торопила возницу, но вскоре решила, что умирающему отцу она ничем не сможет помочь, а потому и спешить некуда. Однако когда она поделилась этими мыслями с дядюшкой, тот так отчитал ее, что она пообещала себе не разговаривать с ним до самого Утеса. Сир Киван несколько раз пытался помириться с племянницей, но она только напускала на себя обиженный вид и принималась смотреть в подслеповатое окошко колымаги, гордо именовавшейся каретой. Только когда перед ними наконец выросла громада скалы, словно сливающейся с родовым замком Ланнистеров, Серсея сменила гнев на милость. — Я не сержусь на вас, дядюшка, — сказала она с достоинством, — но прошу вас быть более сдержанным в речах своих, ведь недалек тот день, когда я стану королевой. Дядя Киван ошарашено заморгал, и тогда она, не дав ему опомниться, чмокнула его в щеку в знак окончательного примирения. Тот расхохотался. — Ты еще сущее дитя, Серсея, — сказал он, утирая выступившие на глазах слезы. Она скромно потупила взор. Пусть все считают ее наивным и взбалмошным ребенком, ей это только на руку. При дворе она успела кое-чему научиться. Никто не должен знать, что у тебя на уме и чего от тебя можно ожидать на самом деле. Главный урок она усвоила лучше прочих еще и потому, что училась этому, наблюдая за отцом. Мысль о лорде Тайвине вырвала ее из самодовольных грез, в которых она была бесстрашной и коварной Львицей Утеса, и заставила забеспокоиться. — Я хочу увидеть отца, — сказала она дяде, когда кавалькада преодолевала Львиную Пасть. — Меня бросает в дрожь от мысли, что я не успею с ним попрощаться. — Я переговорю с мейстером и, как только он разрешит, пошлю за тобой, — ответил сир Киван, выбираясь из повозки на свежий воздух. Он подал племяннице руку, и она осторожно, чтобы не запачкать подол дорожного платья, ступила на розоватый булыжник внутреннего двора. Как бы Серсея не скрывала этого, в глубине души она была рада оказаться дома, подальше от свихнувшегося короля, его льстивой свиты, вони костров и синяков и слез королевы. С отъездом лорда Тайвина двор перестал быть блистательным и превратился в смердящее болото. Здесь, в Утесе, она могла наконец вздохнуть полной грудью. Чтобы почувствовать себя счастливой, не хватало лишь присутствия Джейме. Если бы только можно было вызвать его сюда… И тут Серсею осенило! — Дядюшка, — обратилась она к сиру Кивану, снова напустив на себя встревоженный вид, — Джейме очень беспокоится за нашего лорда-отца. Я говорила с ним перед отъездом, на нем лица не было. Нельзя ли послать ему весточку и вызвать его домой? Батюшка обрадовался бы этому, я уверена. — Серсея, он теперь гвардеец короля, он не может покинуть просто так своего господина, — нахмурился дядя, шагая подле нее по просторной, освещенной факелами галерее, проделанной в толще горы и ведущей в верхние уровни цитадели. — К тому же, Белые плащи отрекаются не только от суеты мирской жизни, но и от принадлежности к роду. Джейме лишь даст повод заподозрить себя в измене, если попросит у короля разрешения навестить отца. — Неужели ничего нельзя сделать? — теперь огорчение Серсеи было непритворным. — Ничего, Серсея, ничего, — твердо сказал сир Киван и ускорил шаг. Серсея поджала губы. Они всегда чересчур осмотрительны, особенно дядя. Тот вообще редко делает что-то по собственному разумению, только смотрит в рот старшему брату. Если таким слабовольным он уродился в своего отца, ее деда, не удивительно, что при лорде Титосе над Ланнистерами смеялся весь Запад. Достигнув наконец жилых покоев, сир Киван отдал прислуге распоряжения и распрощался с племянницей до ужина. Серсее хотелось остаться наедине с собственными мыслями, но ее тут же окружили служанки. — Что вам угодно, миледи? — спросила Эллин, старшая из них, ведавшая хозяйством еще при жизни леди Джоанны. — Ванну, да погорячее, — мрачно бросила Серсея, предвкушая, как сейчас будет распекать этих куриц за нерадивость. — Вода уже нагрета, миледи, — вопреки ее ожиданиям ответила Эллин. — Прошу вас, — и служанка широким жестом распахнула дверь в купальню. Стоило ей погрузиться в почти обжигающую, подслащенную благовониями воду, как раздражение стало отступать. Служанки суетились вокруг, спеша отмыть ее дочиста с головы до ног. Потом явилась ее горничная Джой, уже успевшая помыться и переодеться с дороги. Она подстригла Серсее ногти, расчесала ее волосы так, что они стали похожи на поток расплавленного золота, и помогла облачиться в скромное платье из мягкой зеленой шерсти. Серсея сошла к ужину в прекрасном настроении. За длинным дубовым столом в трапезной ее уже дожидался дядя Киван. Увидев всего два прибора, Серсея недоуменно огляделась. — Где же тетушка Дорна и малыш Лансель? — поинтересовалась она, усаживаясь напротив. — Гостят у старого лорда Свифта, — сухо проговорил дядя, и Серсея поняла, что подробностей не дождется. Хозяйству нужна женская рука, особенно если владелец замка болен, а кастелян в разъездах, тем удивительнее отсутствие жены сира Кивана. Серсее начинало казаться, что что-то тут неладно. «Чем болен отец?» — спросила она себя. Если его поразила заразная болезнь, зачем было вызывать будущую принцессу домой и подвергать ее опасности заразиться? К тому же, здоровье у лорда Тайвина всегда было отменное. Может он свалился с коня и сломал себе что-нибудь? — Могу ли я навестить батюшку? — спросила Серсея после недолгих размышлений. — Мейстер Грейлин надеется, что через пару дней ты сможешь с ним поговорить, — уклончиво ответил дядя. — Означает ли это, что ему лучше? — уточнила Серсея, не будучи уверенной, что поняла дядю правильно. Тот с сосредоточенным видом поглощал кусок запеченной с пряностями свинины, по-видимому, гадая, что ответить. — Пожалуй, что так, — нехотя проговорил он наконец. — Но его нельзя сейчас тревожить, — поспешно добавил он, видя, как племянница изменилась в лице. — Разумеется, — закивала Серсея. Тревожить отца она и не собиралась, а вот отправить весточку Джейме нужно было как можно скорее. Быстро доев свою порцию мяса и овощей, она поспешила в воронятню. Лестницы и галереи, уходящие вверх под небольшим углом, казались бесконечными, и скоро Серсея выбилась из сил. Проклиная про себя долгий переезд в тесной повозке, сделавший ее ноги слабыми, она с каждым шагом шла всё медленнее. Когда она наконец достигла вороньей вышки, уже стемнело. Дверь в комнатушку мейстера была приотворена, на пол падала узкая полоска света. Стукнув пару раз для порядка, Серсея с усилием толкнула тяжелую створку и вошла. Мейстер Грейлин что-то сосредоточенно писал, низко склонившись над столешницей. Услышав скрип двери и звук шагов, он поднял на Серсею взгляд и подслеповато прищурился. Казалось, он был неприятно удивлен, увидев ее здесь. — Не ожидал вашего визита в столь поздний час, миледи, — сказал он, откладывая перо. — Чем могу служить? От Серсеи не укрылось, что Грейлин, едва завидев ее, сложил листок, на котором только что делал пометки, и сунул его в резную шкатулку, стоящую рядом с письменным прибором. — Я желаю как можно скорее написать и отправить письмо, — сказала она, подавляя начинавшее подниматься в душе раздражение. Мейстер — всего лишь слуга хозяина замка, а этот Грейлин слишком много на себя берет, да к тому же имеет секреты от дочери своего господина. — Позвольте спросить вас, куда следует послать ворона? — почтительно, но с холодком проговорил мейстер, освобождая место и протягивая ей письменные принадлежности. — В Королевскую Гавань, само собой. — Сожалею, миледи, но это невозможно. — Невозможно? — опешила Серсея. — Что это значит? Я требую объясниться. — Таков приказ вашего лорда-отца, — без тени сочувствия ответил мейстер. — Лорда Тайвина? — переспросила она, изо всех сил пытаясь осознать происходящее. — Точно так, миледи. — Но он же при смерти, — с сомнением проговорила Серсея; большая черная капля собралась на кончике ее пера и наконец скатилась вниз, марая бумагу. — Милорд отдал распоряжение еще находясь в добром здравии, — возразил Грейлин, и его ответ показался Серсее уклончивым. Если нельзя писать в Королевскую Гавань, то куда же можно? Поджав губы, она отодвинула от себя испачканный листок и взяла новый. «Леди Дорне Ланнистер», — вывела она размашисто, набросала несколько дежурных фраз, справляясь о здоровье тетушки и ее новорожденного сына, и принялась нагревать плошку с воском в пламени свечи. Когда она уже собиралась запечатать послание, мейстер внезапно остановил ее. — Я должен предупредить вас, миледи, что о состоянии вашего лорда-отца или о ваших делах здесь вы не должны писать ни слова, — проговорил он. — Извольте удостовериться, — процедила Серсея, всё больше раздражаясь. Грейлин помедлил пару мгновений, будто размышляя, даны ли ему на это полномочия, но в конце концов взял листок и, близоруко поднеся его к самым глазам, просмотрел письмо. — Пожалуй, в поместье лорда Свифта ворона послать можно, — задумчиво проговорил он, и его тон окончательно вывел Серсею из себя. Она выхватила у мейстера злосчастный клочок бумаги, смяла его и бросила на едва тлеющие в жаровне угли. Одной искры оказалось достаточно, чтобы пламя разгорелось ярче и принялось стремительно пожирать послание. — Напишу леди Дорне в другой раз. Когда добьюсь от отца объяснения происходящего, — угрожающе пообещала она и вихрем вылетела из убогого мейстерского обиталища. Поначалу Серсея хотела идти к отцу немедля, но потом рассудила, что время уже позднее, а больным обычно велят отдыхать побольше. Гневные речи подождут до утра, решила она, да и ей необходимо собраться с мыслями. Сон освежил ее, и проснулась Серсея, точно зная, как поведет предстоящую беседу. Завтрак она приказала подать в свои покои и ела неспешно, наслаждаясь свежим хлебом, подогретым молоком и прочими яствами, а главное — одиночеством. Она даже почти раздумала жаловаться отцу на мейстера, но всё же решила исполнить дочерний долг и проведать больного. Покои лорда Тайвина располагались двумя ярусами ниже ее собственных; окна их выходили прямиком на Закатное море. Попасть в опочивальню можно было двумя путями: преодолев роскошно обставленные приемную и солар или пройдя по потайной лестнице, соединявшей личные комнаты лорда Ланнистера и комнаты младших членов семьи. Детьми Серсея и Джейме любили наперегонки нестись по узкому пролету, едва не сбивая друг друга с ног. Тогда еще была жива их мать, леди Джоанна, и они без конца спорили о том, кто первый будет говорить с ней и усядется к ней на колени. После ее смерти лорд Тайвин запретил им пользоваться потайным ходом, объяснив, что их беготня неуместна, а шум, производимый ими, просто невыносим. К тому же, сказал он, они с этой поры прежде всего его вассалы, а потому должны вести себя соответствующим образом и не входить в его покои без доклада. Серсея никогда прежде не нарушала его запрета, но теперь она почитала себя взрослой и почти равной отцу, а потому решила не утруждать себя «обходной» дорогой и нудным ожиданием в приемной. Сойдя вниз по узким и крутым каменным ступеням, она вынырнула из-за пыльной занавеси и очутилась в отцовском соларе. Дверь в опочивальню была распахнута, и, помедлив немного на пороге, Серсея решилась войти. Шагнув внутрь, она с трудом подавила возглас изумления — комната была пуста.