- Здравствуй, вулканец в моей голове

Спок был странным. Он знал это. Он боялся этого. Но со стойкостью игнорировал любые попытки со стороны сверстников заставить его "проявить свою человеческую суть". Ни один мускул ни разу не дрогнул на его лице. Однако барьер контроля неслабо пошатнуло в тот момент, когда мальчик услышал голос. Сломленный, напуганный и оглушающий, несмотря на то, что это был лишь слабый шепот. Голос был настолько эмоционален, что Спок рвано выдохнул и прикрыл глаза на пару секунд, — едва заметный для людей жест, но на грани непозволительного для вулканцев. Давай, Кирк, ведь не так уж и больно. Не стони, как девчонка, просто вставай. Слова прерывались, окончания предложений тонули в рваных выдохах. Голос был мальчишеским, но слишком... слишком командным и решительным. Было неясно, сколько ему лет. Все, что Спок мог сказать: голос не принадлежал вулканцу. А еще он был напуган и ему было больно. Черт. Черт. Черт. Спок выпрямился еще сильнее, напрягся в плечах и решительно сосредоточился на ксенолингвистике, игнорируя протяжный стон в своей голове. Информация мелькала у него перед глазами, но полувулканец не смог запомнить и половины. Даже после того, как затих отвлекающий голос, Споку было сложно сосредоточиться. Это было абсолютно нелогично. С исчезновением отвлекающего фактора все должно было стать проще, но полувулканец отчего-то ощутил тяжесть. Он не смог ни объяснить, ни охарактеризовать ее, ни уж тем более избавиться от этого ощущения. Однако он нашел разумным позже обратиться с этим вопросом к матери. Аманда привычно погладила его волосы, с любовью, искрящейся в ее карих глазах, заставляя Спока чувствовать себя свободнее, унося все его страхи и даря то, что было ему так необходимо, — возможность перестать быть вечно начеку. Рядом с ней можно было "выдохнуть с облегчением", как сказали бы люди. Грейсон решила, что он испытывал волнение, сразу распознав, какого рода "тяжесть" имеет в виду ее сын. Однако она ничего не знала о причинах. Он не решился рассказать матери о таинственном голосе. Во-первых, он предполагал (надеялся), что это был единичный случай, а во-вторых, он и так... выделялся и не мог позволить себе еще одну странность. Благо Аманда решила, что проблема в давлении, которое ее сын постоянно на себе испытывал из-за матери-землянки, поэтому не задавала вопросов, но чувствовала необходимость своего присутствия. Поэтому она предложила сыграть в шахматы — наиболее приемлемый способ провести время. Так они могли и поговорить, и занять разум стратегической головоломкой. Если бы они провели вечер просто "болтая", то это бы расценивалось, как нужда Спока во внимании. Пусть он и позволял себе рядом с матерью куда больше, чем с кем бы то ни было, но такой слабости он и перед собой проявить не мог. Он был вулканцем. Бля, плохо дело. Спок мысленно вздрогнул. Физический порыв проделать то же самое он успел унять, будучи более подготовленным, нежели в тот раз, когда впервые услышал голос. Именно поэтому внешне полувулканец выглядел спокойно, словно статуя, но вот внутри него все бушевало. И, что примечательно, тяжесть отступила. Спок предположил, что, по человеческим меркам, это считалось за "облегчение". Я не могу пойти в больницу. Фрэнк меня убьет. — Спок? — Он поднял взгляд от доски на мать и только тогда понял, что "думал над ходом" примерно на 3,6 дольше необходимого при их очевидном раскладе, в котором Аманде был бы объявлен "шах и мат" уже спустя несколько ходов. ...вроде уже вырубился. Хорошо. Так. Думай, Кирк, где-то же в этом доме должна быть аптечка. — Полагаю, моя продуктивность нарушена. Стоит уделить время медитации, — что было вулканским способом сказать «я устал». Если бы я был аптечкой, то где бы я прятался?.. Нелогично, — мысленно заметил (возмутился) Спок, уже оказавшись в своей комнате. То, как он почти пулей сюда рванул (а его ускоренный шаг был тому равносилен), заставило слегка позеленеть скулы. Полувулканцу было стыдно, будто он занимался чем-то неправильным. И он еще не решил, насколько это чувство было обоснованным. Но Спок быстро отбросил эти мысли в сторону, поскольку на время замолчавший голос вернулся. Вернулся, отреагировав на реплику вулканца. Только не говори, что я схожу с ума. Спок уселся на коврик для медитаций, стараясь дышать ровно и раздумывая, насколько верным решением будет завести мысленный диалог с неизвестным и, возможно, вовсе не существующим человеком. ...сказал он голосу в своей голове. Хорошая работа, Кирк. Долго колебаться не пришлось, поскольку больше ничего полувулканец не услышал. Также он больше не строил иллюзий на тему "единичного случая". Попытки медитировать этим вечером были, мягко говоря, провальными.

***

Джим был одаренным ребенком. Он не сразу это понял, а когда понял, то это все равно не имело никакого смысла. Он все равно никому не был нужен. Для матери Джим был призраком Джорджа Кирка, для Сэма — причиной распада семьи, а для Фрэнка он был разрушителем и без того никчемной жизни. Вайона и Джордж Кирк были Соулмейтами (о чем Джим не знал), и второй раз так же полюбить она не была способна, и тем не менее Фрэнк женился на ней. Потом Вайона вернулась на службу в Звездном флоте и улетела, бросив все. Отчим свято верил, что виной тому был Джим (И был прав, — мрачно думал сам Кирк), так что ненавидел последнего всеми силами. Все стало хуже, когда ушел Сэм. Дом опустел. В четырех стенах больше не витало ничего, кроме горя, злости и перегара. Джиму доставалось и при старшем брате, но оставшись с отчимом наедине... Сначала Джим ненавидел их всех. Вайону, которая имела возможность сбежать, Сэма, который не сделал ничего, а потом тоже его бросил, Фрэнка, вымещающего на мальчике свою злость. Но прошло какое-то время и Джеймс смирился. Тогда же он решил, что не даст никому из них себя сломать. Поэтому Джим больше не тратил время не бессильную злость. Вместо этого он учился. Всякому. От чего-то, что было необходимо для выживания, до простых школьных предметов. Он должен был быть лучшим. Сначала просто потому, что он хотел убраться из этой дыры, поэтому и должен был проявить себя, но затем это еще и стало чем-то личным. В тот момент, когда он устал быть известным благодаря моменту своего рождения на "Кельвине". Когда устал, что его сравнивают с отцом, которого он никогда не знал. Он просто хотел, чтобы хоть кто-нибудь увидел в нем Джима Кирка. По той же причине он и бунтовал. И получал вдвойне, поскольку за его выкрутасы мозги промывали его опекуну. Давай, Кирк, ведь не так уж и больно. Джим приподнялся на локтях, скривившись от острой боли почти во всем теле. Он старался действовать осторожно, заподозрив трещину в ребре. Желание остаться и дальше неподвижным грузом лежать на холодном кафеле было подавлено в самом зародыше. Не стони как девчонка, просто вставай. Он продолжал подначивать сам себя, потому что, если сам не скажешь «вставай!», то никто не скажет. Кирк обхватил себя левой рукой, а правой потянулся и схватился за край раковины. Одним быстрым рывком ему удалось перегруппироваться и сесть, прислонившись спиной к стене. Черт. Черт. Черт. Джим заглушил протяжный стон, который пусть и не сорвался с его губ, но все равно прозвучал где-то в закоулках сознания. Некоторое время он просто сидел в тишине, нарушаемой лишь его мерным дыханием, и думал. Точнее, не думал. Позволил себе зависнуть, уставившись в одну точку. Затем поднялся, опершись на всю ту же удивительно полезную и крепкую раковину, навис над ней и заглянул в зеркало. Лицо было самой целой частью его тела. Умно со стороны Фрэнка оставлять невидные для посторонних повреждения, хотя чаще всего он нажирался так, что не вспоминал и об этом простом правиле. Джим сделал пару неуверенных шагов, отходя от раковины ровно настолько, чтобы в зеркале над ней было видно его торс, и медленно, стараясь не вызвать своими движениями еще больше боли, приподнял край футболки, чтобы оценить ущерб. Бля, плохо дело. Выглядело и правда плохо. Большой фиолетовый синяк на боку почти пугал. Почти. Джим не позволил этой эмоции себя контролировать — мыслил отстраненно и расчетливо. Я не могу пойти в больницу. Фрэнк меня убьет, — было первой его мыслью. К тому же ему не нужна была слава бедного ребенка, брошенного на растерзание злого отчима, в добавок к его статусу "сын погибшего героя Джорджа Кирка". У журналистов случилось бы перевозбуждение от такой крупной истории, а его самого больше никогда не оставили бы в покое. То есть положиться можно было только на себя. Ничего нового. Разобравшись с этим, он решил, что достаточно будет стеснить свои движения, чтобы не тревожить ребро. Нужен был бинт. Кирк прислушался. Дверь заглушала звуки, но, кажется, он уловил затяжной храп. ...вроде уже вырубился. Хорошо. Так. Думай, Кирк, где-то же в этом доме должна быть аптечка. Он стал рыться в шкафчике, но там были лишь разные флаконы (в большинстве своем пустые), таблетки и зубная паста. Тогда он решил спуститься вниз и поискать там. Он остановился посреди гостиной, краем глаза следя за отрубившимся на диване отчимом, и раздумывал, с чего бы начать. Если бы я был аптечкой, то где бы я прятался?.. Нелогично. Джим замер, глаза слегка расширились. Он огляделся по сторонам, будто ища физическое воплощение голоса в своей голове. Естественно, не нашел. Не был уверен, хорошо это или плохо, но некоторое время опасался вести мысленные монологи, ожидая: не повториться ли это снова. Но сколько бы ни вслушивался, натыкался лишь на тишину. Только не говори, что я схожу с ума. Джим криво усмехнулся, почти стукнув себя ладонью по лбу, но все же воздержался от этого. Он подождал еще немного и фыркнул. ...сказал он голосу в своей голове. Хорошая работа, Кирк. В конечном итоге Джеймс решил, что ему просто показалось, и вернулся к своим делам. Он нашел аптечку спустя всего двадцать минут в выдвижном ящике на кухне. На самом деле, учитывая его полный набор аллергии, этой коробочке было тут самое место; удивительно, что он сразу не пришел к этому выводу. Как бы там ни было, он потуже затянул бинт на уровне грудной клетки, убрал коробку на место и отправился в свою комнату. Джим больше не вспоминал о голосе. И все же он чувствовал себя странно. Это чувство заставило его включить свет и вновь оглядеться по сторонам. Это не было похоже на паранойю. Вообще не было чем-то, что можно было описать. Он вздохнул, выключил свет и лег на кровать, уставившись в потолок.

***

Спок игнорировал голос следующие три дня. Было много стонов, криков, попыток что-то кому-то доказать. Другими словами, человеческий мальчик совсем пошатнул эмоциональное равновесие вулканца. Вместе с тем и уровень его собранности резко снизился. Сарек уже даже счел нужным справиться о здоровье сына, что было вулканским эквивалентом «ты в порядке?» Спок не был в порядке, но не мог рассказать, почему. По крайней мере, не вулканцу. Но он решил, что лишь логичным было бы поделиться с матерью. Пусть у него и ушло три дня на упрямство и борьбу с собой. Спок сформулировал свою проблему с крайней осторожностью и присущей вулканцам способностью приуменьшать значимость чего-либо. Тем не менее от Аманды не ускользнул печальный блеск в глазах ее сына. Полувулканец в который раз отметил, что она была даже слишком проницательна. — Он страдает, — утверждение, не вопрос. Ею также не было произнесено последующее «И поэтому страдаешь ты», но оно все равно повисло в воздухе между ними. Мальчик счел нужным чуть склонить голову в едва заметном кивке. — Все хорошо, Спок, это нормально. — Сам Спок сильно в этом сомневался. Обычные вулканцы не слышали голоса людей в своей голове. — Есть причина тому, что ты слышишь именно его, Спок, — сказала она, будто прочитав его мысли. — Эта причина выше нашего понимания, выше вообще всего. И это прекрасно. В тот день Спок и узнал о Соулмейтах. Это действительно было выше его понимания, и он все еще не был уверен, что ему делать. У этого не было инструкции или шаблона, как у всего прочего, но его мать была преисполнена уверенности, что все будет хорошо. Когда Спок спросил об этом, Грейсон лишь мягко улыбнулась и покосилась на дверь. Сарек пришел ровно в то время, в которое должен был, минута в минуту. Спок заметил, как засияли глаза Аманды в этот момент, заметил, как такая реакция вызвала нелогичное промедление у его отца, и уж точно от его взгляда не скрылось мимолетное прикосновение кончиков пальцев, стоило Сареку подойти достаточно близко к Аманде. Это так несправедливо. Полувулканец удалился в свою комнату, чтобы дать родителям возможность поговорить, а также чтобы самому остаться наедине с голосом в своей голове. Спок не спешил вступать в разговор, вновь только слушая, но теперь уже не игнорируя, а просто выжидая момент. Да, в теории, я мог, но это не означает, что я это сделал! Тест ничего не говорит... Это просто нечестно. Что нечестно? Тишина. Но откуда-то вулканец знал, что его услышали, знал, что земной мальчик тут. Спок уже успел понять, что логика не может помочь ему в данном вопросе, поэтому доверился ощущениям. Я знаю этот голос. Так мне... не показалось? Утвердительно. Ут... что? Черт. Спок вздохнул. Это было почти закатывание глаз по-вулкански. Он решил взять инициативу в свои руки и перевести разговор в более связное русло. Ты не ответил на вопрос. Э... Меня обвинили в том, чего я не делал, скажем так. Почему? Потому что это было вполне на меня похоже. Но это был не я. Тебя обвинили без доказательств? Ну, они посчитали, что мои сто баллов за тест — достаточное доказательство того, что я взломал базу и слил ответы. Я единственный в классе набрал все сто, но если бы я был замешан, то специально бы делал ошибки, чтобы на меня не подумали, я же не идиот. Ты набрал лучший балл, так что могу заключить, что твое утверждение верно. Ты не "идиот". Спок удовлетворенно отметил, что мальчик впервые засмеялся, пусть и немного напряженно. Этот звук был таким светлым, что вулканец почувствовал необходимость делать все возможное, чтобы вызывать такую реакцию и в дальнейшем. Кроме того, он ощутил нерациональное желание приложиться головой о какую-нибудь твердую поверхность оттого, что молчал так долго. Тебя расстроило несправедливое обвинение? Полувулканец не просто так задал этот вопрос — он чувствовал, что за негодованием его собеседника было что-то еще. Скрытая нотка страха, которая уже стала привычной, с очередным вздохом подумал Спок. На самом деле... это крупный косяк. Спок выгнул бровь, жалея, что человек не может этого увидеть. Это бы весьма красноречиво объяснило все, что он думает о сказанном. Боюсь, ни одно известное мне значение этого слова не имеет смысла в данном контексте. Возможно, я что-то упускаю. Вновь смех, еще более расслабленный и искренний. Спок не понял, чем его вызвал, но сделал мысленную пометку непременно выяснить. И повторить при возможности. Ты с Луны свалился? Даже с учетом того, что с Земного спутника было бы возможно просто "свалиться", планета Вулкан находится в шестнадцати световых годах от нее. Голос в моей голове с Вулкана? Спок почти фыркнул, но вместо этого выдал согласное «Да». Когда ответа не последовало, вулканец вновь вернулся к осторожным вопросам, вынуждая человека вернуться к теме. Так что именно тебя беспокоит? Тон был с виду беспечным, будто Спок просто хотел поддержать разговор, но ответ был для него на самом деле важен, и глупо было отрицать это перед самим собой. В общем, я далеко не пай-мальчик, — полувулканец пропустил мимо ушей очередной оборот, поскольку хотел дослушать, — но в последнее время был предельно осторожен. Даже если и вытворял что-то, меня не ловили, — нотка гордости. — Нельзя было давать лишних поводов Фрэнку... Э... Это мой отчим. Это он причиняет тебе вред? — Спок припомнил ранее услышанное «Фрэнк меня убьет» и все те случаи, когда улавливал внутренние крики и стоны. Мне нужно доказать, что это был не я, пока его, чего доброго, не вызвали в школу. На моем счету накопилось достаточно, чтобы прибегнуть к этому. А это чревато не только недовольством Фрэнка. — "Недовольством". Спок сжал губы в тонкую линию от такого преуменьшения. — Если его увидит школьная администрация, может решить, что с ним ребенку не место. И будут правы. Не в этом суть. Мне не нужно, чтобы эту историю раздули до небес. И в детский дом мне тоже не нужно. При звуке моего имени большинство и без того либо смотрит с жалостью, либо с враждебностью, а после чего-то подобного клеймо мне никогда не смыть. Спок принялся упорно думать и вспомнил, как человеческий мальчик называл себя "Кирком", но данное слово не вызвало никакого отклика. Он уже хотел было спросить, что не так с его именем, но Кирк его опередил и заговорил первым: Мне нужно доказать, что это не моих рук дело. А потом он будто пропал. Наверное, сосредоточился на выполнении задачи. Полувулканец не пытался вновь с ним заговорить, решив, что ему также есть, чем заняться. Кирк. Он уже вскользь встречался с этой фамилией.

***

Кирк сидел на последней парте и откровенно занимался самобичеванием и раздумыванием над тем, что будет делать, когда уроки закончатся и по его душу начнутся настоящие разборки. Он уставился на злосчастное "A", обведенное красной ручкой, и на подпись ниже тем же цветом: «Списанная работа». Если бы обвинение было справедливым, он бы это принял, даже упираться бы не стал, раз уж поймали, но оно таковым не было, и он злился. Джим обвел взглядом класс. Он не поднимал головы со сложенных на парте рук, пробежался глазами лишь по всем, кто был в поле его зрения в таком положении. Так как он был в самом хвосте среднего ряда, он видел почти всех. И вот где-то в этой кучке людей был тот, кто его подставил. Именно подставил. Джим зарабатывал высокие баллы по всем предметам. Многие его не любили за это. Нельзя быть известным, умным и красавчиком одновременно (Кирк слегка самодовольно усмехнулся), естественно были те, кому он всем этим насолил. Если бы кому-то просто нужны были ответы на тест, он мог провернуть все по-тихому, но ответы были позже слиты в интернет, о чем Джим и не догадывался. Конечно же, он первый, на кого могли подумать, если у него идеальный результат. Самое отвратительное то, что после этого инцидента поставили под сомнения и все остальные его результаты по другим предметам. Это так несправедливо. Конечно же было проще объяснить его оценки тем, что у него есть некоторые компьютерные навыки, чтобы взломать школьную базу, чем тем, что он гений. Но как насчет устных ответов? Ладно, он редко работал на уроках, но достаточно, чтобы понять, что он знает предмет. Почему никто не желал этого видеть? Хотя информатик вроде заступался, но, учитывая то, в чем Джима обвиняли, это делу не помогало. Да, в теории я мог, но это не означает, что я это сделал! Тест ничего не говорит... Это просто нечестно. Что нечестно? Кирк резко выпрямился. Стул заскрипел от резкого движения и привлек к его персоне взгляд половины одноклассников. Джим быстро нацепил скучающее выражение лица, взялся за карандаш и принялся что-то рисовать на краю листа, будто изначально намеревался это сделать и лишь поэтому сменил позу. Интерес к нему был быстро потерян. Сначала Кирк впал в ступор и мысли его разбегались, но он быстро подыграл своему внутреннему собеседнику и погрузился в разговор до самого звонка. Все это время он старался не задумываться над тем, что болтал с собой, будто с другим нечеловеком. Затем у него были определенные проблемы, которые нужно было решить, и он все так же не стал задумываться. Потом придется, но правильным вариантом было решать проблемы по мере их поступления. И на первом месте был Фрэнк. — Дайте мне другой тест. — Класс истории был почти пуст, когда Джим подошел к учительскому столу, лишь две девочки задержались у входа, услышав его требование, но учительница строго глянула в их сторону (не выносила, когда греют уши, — одна из причин, по которой Кирк ее уважал), и те тут же закрыли за собой дверь с другой стороны. — Миссис Синистер, ответы были слиты лишь на этот тест. Вы можете дать мне другой, может, даже сложнее, я все равно напишу. Я знаю материал и могу это доказать. Было видно, что сначала она хотела отказать, поэтому Джеймс не переставал напирать. В качестве последнего аргумента он привел тот факт, что нет никакой причины, по которой имело смысл ему отказывать, поскольку его средний уровень успеваемости вязался с оценкой. Чего ему стоило написать еще работу и доказать, что она заслуженная? Поскольку не Синистер была автором того глупого предположения, что Джим списывал все тесты по всем предметам, убедить ее, несмотря на явную к нему неприязнь из-за всей этой истории (в чем он не мог ее винить), мальчик сумел. Это была минута торжества и еще парочка таких же минут, когда он все-таки написал еще один тест (который чисто из-за вредности Синистер действительно оказался сложнее) на все те же сто баллов. С историей у него никогда не было проблем. Даты сами запоминались, достаточно было лишь слушать на уроке или разок пролистать параграф. Синистер согласилась, что его причастности тут нет. Джима аж дрожь пробрала от облегчения. Он старательно пытался ее подавить. Кирк был плох после последней... "стычки" с Фрэнком, его подташнивало, он плохо ел и из-за этого чувствовал слабость, не говоря о гематоме и больном ребре. Если бы он взбесил Фрэнка, это могло бы очень плохо закончиться. — Кирк? — Да, Миссис Синистер? — Ты слышал, что я только что сказала? — Он слышал лишь то, как бешено стучало его сердце. — Извините, мэм, я отвлекся. — На удивление, ее взгляд не был сердитым, напротив, был мягким, чего Кирк никак не ожидал — уж точно не от ворчливой учительницы истории. — Джим, все хорошо? — она обратилась к нему по имени, а не по фамилии. Еще один тревожный знак. Возможно, какие-то два и два она сложила. Нужно взять на заметку быть с ней особо внимательным. — Все отлично, Миссис Синистер, я рад, что все обошлось. — Ее взгляд отчетливо говорил, что ситуация с тестом — не то, что она имела в виду, но они оба знали, что Кирк намеренно акцентировал внимание именно на этом. Допытываться до чего-то учительница истории не стала, просто отпустила Кирка и сказала, что обязательно вычислит того, кто на самом деле влез в базу за ответами. На самом деле, он не представлял, как она это сделает, ведь он сам терялся в догадках. Никто из его одноклассников не выказывал особых способностей в области информатики. Пусть это и не означало, что таковых не имелось. Просто вычислить не было возможности. Джим опять-таки предпочитал решать проблемы по мере их поступления. Сейчас мальчика не интересовало, кто его подставил, да и не являлось особой проблемой (он не мог ответить обидчику привычным ему путем — той же монетой, потому что мог поплатиться за это тем, чего только что чудом избежал, так что не видел смысла в поисках этого человека), зато у Кирка была уже поступившая проблема. Он, возможно, сбрендил. Это был мальчик-вулканец, поэтому Джим остановился на "возможно". У его подсознания просто фантазии бы на такое не хватило, он ведь ни черта не знал об этой планете, не говоря уже о том, как далеко она от Земли (а он проверил, вулканский мальчик был предельно точен), так что всему этому должно было быть рациональное объяснение. По крайней мере, могло быть, рано рисовать в уме картинки себя средь белых стен. Он должен был поговорить с кем-то. К сожалению, вариантов у Джима было немного. Но, придя домой, Кирк отметил, что Фрэнк выглядел куда лучше, чем дня три назад. Он был не так уж и плох, когда трезв. К тому же худшего Кирк уже сегодня избежал, так что не видел ничего плохого в решении попытать счастье и разузнать у него что-нибудь, как у подобия взрослого человека и все-таки опекуна. И совершил одну из самых страшных ошибок в своей жизни. Джеймс ничего не знал о Соулмейтах, так что вполне естественно, что и не представлял, как сильно Фрэнк ненавидел само их существование. Судьба обделила его самого, изначально оставив без возможности на "жили долго и счастливо", потому что он не был предназначен Вайоне, потому что никогда не слышал никакого голоса в своей голове. Фрэнк просто пошел на поводу у судьбы и сдался. Но одиночество свое ненавидел и ему нужен был кто-то, чтобы выместить свою злобу. Начав рассказ о мальчике с Вулкана в своей голове, Джим растормошил это старое осиное гнездо. Фрэнк принялся кричать на него, внушать, что тот псих, что Фрэнк всегда это знал, что Джим всегда был слишком странным, что с ним явно было что-то не так. Внезапно трезвость отчима перестала казаться Кирку чем-то положительным, потому что в противном случае тот просто не смог бы выговорить всю эту тираду, а еще был бы не таким проворным, и, возможно, у Джима был бы шанс сбежать, прежде чем Фрэнк схватит его и пригвоздит к двери. В области ребер отдалось такой болью, что он даже вскрикнуть не смог: взгляд на пару мгновений затуманился, и Кирк почувствовал себя тряпичной куклой в руках отчима. Джим не мог сопротивляться, просто был не в силах, а Фрэнк отнес его в сарай, швырнул на пол и запер дверь, все еще крича что-то о том, что не потерпит психов в своем доме. Несколько минут Кирк заново учился дышать и пытался прояснить зрение. Сердце стучало как бешеное. Адреналин, — тут же мелькнула мысль. Когда эффект пройдет, будет паршиво. — Помогите, — едва слышно прошептал он. Не потому, что действительно надеялся на спасение, а потому, что ему было страшно и нужно было как-то дать выход эмоциям, пока они его не поглотили. Когда он повторил просьбу, в глазах слегка защипало. Джордж Кирк погиб, спасая восемьсот жизней, а его сына найдут в гребаном сарае. Избитого и замерзшего. Хотя не факт, что именно холод его убьет, возможно, это сделают голод и обезвоживание, если Фрэнк так за ним и не вернется. Кирк не знал, что убивает быстрее, и не был преисполнен инициативы это выяснять. Не путем прямого эксперимента уж точно. Но выбора у него не было. Он не мог подняться. Все тело прошило болью, и он застонал, когда попытался. Если он не будет двигаться, то точно замерзнет. Безрадостные перспективы. Джим? Возможно, Фрэнк был прав. Джим сошел с ума. Ведь откуда мальчик с Вулкана мог знать его имя, когда сам Кирк его не называл? Это был просто голос в его голове, Джим сам его придумал из-за одиночества, боли или еще чего-нибудь. Он решил игнорировать. Если выберется из этой передряги, то попросит о помощи — его вылечат. Джим.

***

Найти информацию было не так уж и трудно. Джордж Кирк был знаменитой личностью. Имя его младшего сына, родившегося в одном из спасательных шаттлов "Кельвина", так же являлось достоянием общественности. Люди, можно сказать, имели просто какой-то извращенный интерес к деталям той трагедии, к чему Спок незамедлительно ощутил острое отвращение. Теперь все прояснилось. «При звуке моего имени большинство и без того либо смотрит с жалостью, либо с враждебностью», — говорил Джим. Спок ощутил еще один нелогичный позыв, в этот раз — врезать кому-нибудь. Пришлось напомнить себе, что в политике Вулкана были четкие пункты на тему избежания конфликтов и силовых мер. Н-нгкх... Джим? Спок неким образом чувствовал его присутствие, но мальчик молчал. Почему? Вулканец спросил напрямую, но ответа, предсказуемо, не последовало. Он принялся усиленно думать над причиной, прокручивая в голове все, что слышал от человека. Вскоре его, как бы сказали люди, "осенило". В тот первый раз, когда вулканец заговорил, да и во второй, когда у них вышел полноценный разговор, реакцией Джима на голос Спока было не просто удивление, но полное замешательство и непонимание. Пусть это и было частью его культуры, но о Соулмейтах Джим ничего не знал. Спок слишком живо мог представить, какое мнение у того сложилось насчет голоса в его голове, ведь вулканец и сам думал, что с ним что-то не так. Наверное, рядом с Кирком не было кого-то, кто, как мать Спока, мог сказать, что все хорошо, что он не ненормальный. Что-то внутри полувулканца болезненно сжалось от этой мысли. Джим, я настоящий. Кирк в ответ лишь фыркнул, но эта реакция уже была лучше, чем полная тишина. Джим, как и сам Спок, отчаянно не хотел верить, что с ним что-то не так, поэтому слушал. Воспользовавшись этим, вулканец объяснил Джиму то же самое, что прежде услышал от Аманды. Он назвал свое имя, доказал, что реален, и пообещал, что однажды они встретятся. На этих словах Спок уловил всхлипы, поскольку сам Кирк подобной уверенностью не обладал. Настал черед Джима объяснять. Когда он закончил говорить, Спок чувствовал себя в высшей степени беспомощным. Ему было страшно почти в той же степени, что и Джиму. Последний, возможно, как-то уловил это, потому что вдруг начал говорить что-то о родной планете Спока, спрашивал о местной культуре. Он пытался отвлечь их обоих, и у него это получилось. Они проговорили всю ночь. Фрэнк так и не пришел. Жизнь на Вулкане не замедлялась, подобно слабевшему пульсу одного земного мальчика. Спок должен был придерживаться своего расписания, он не мог от него уклониться и уж тем более притвориться больным для этого. На Вулкане с прогулами было куда строже, нежели на Земле. Раньше Спок не задумывался над этим, но сейчас мысль казалась более чем досадной. Он был выбит из равновесия. Мысли полувулканца были слишком далеки от Вулкана, чтобы он оставался внимательным и сосредоточенным. Именно поэтому Спок подвергся очередному скрыто-агрессивному выпаду со стороны сверстников. И впервые затеял драку. Вулканец понимал, что это было неприемлемо, что он был скомпрометирован, и это доказывало наличие у него эмоций, что, фактически, считалось позорным. Но он не жалел. Пусть Спок и поддался примитивному порыву, но, выказав определенное силовое превосходство, он вызвал желательную для него реакцию. Другими словами, он, может, и запятнал свою репутацию, чего все от него и ожидали, но больше к Споку никто не лез. Джим им гордился. А потом все исчезло, Спок перестал ощущать его присутствие.

***

Кирк очнулся от настойчивого зова в своей голове. Голос был усталым и тревожным, а еще он так быстро стал родным, что мальчик не стал сопротивляться. Он открыл глаза, жмурясь от яркого света, немного дезориентированный сменой ощущений. Теперь он был в тепле и лежал явно не на жесткой земле, а на мягкой кровати. Его окружали не ветхие деревянные стены сарая, сквозь щели которых можно было наблюдать давно приевшийся вид, но светло-бежевые стены из гипсокартона. Джим! Джим чуть приподнялся. Прежде вечно спокойный голос был требовательным и сорвавшимся. Кирк знал о вулканцах не так много, но, кажется, подобное не было принято. Как, собственно, и драки, так что легкое беспокойство — это уже не так страшно. Джим усмехнулся. Все хорошо, я тут. Где бы это "тут" ни было... Он оглянулся по сторонам. Больница. Как, черт возьми, он здесь оказался? Неужели Фрэнк его сюда отвез? Нет, это что-то на грани сюрреализма. Тогда что произошло? Ты цел? Кажется, да. Я в больнице. "Джим" и "больница" вообще никогда не должны были стоять в одном предложении, поэтому Кирк был полон решимости смыться отсюда как можно скорее. Ты этого не сделаешь, Джим. Как он вообще?.. Как бы там ни было, из-за задержки, вызванной словами проницательного вулканского мальчика, Кирк был все еще в кровати, когда в палату вошли. Джим не чувствовал боли, наверное, ему ввели обезболивающее, поэтому какая-нибудь минута, и он уже был бы на ногах, что наверняка вызвало бы ругань и нотации, поэтому он был более чем рад, что не успел этого проделать. В помещении показались медсестра и... Миссис Синистер? Джеймс не особо следил за действиями первой, поскольку абсолютно недоумевал, что здесь делала вторая, и не сводил с нее глаз. Наконец медсестра проверила показатели, сканы, задала Джиму пару вопросов и вышла, оставив мальчика наедине с его учителем истории. — Это глупо, Джим, — начала она без прелюдий, — если бы ты хоть раз пожаловался — тебе бы оказали помощь. У школьной администрации не было никаких доказательств плохого обращения с ребенком, одни лишь подозрения, но если бы ты хоть раз пожаловался... — Как Вы меня нашли? — он поставил четкую и жирную точку на нежелательной для себя теме, чем заработал крайне хмурый взгляд. Но Синистер не стала настаивать. — Моего участия тут нет. Директор вызвал полицию. — Полицию?. — Это был Малкольм, — сказала она спустя какое-то время. — Что? — Тест. Малкольм был тем, кто взломал базу и в дальнейшем выставил ответы на всеобщее обозрение. К чему она ведет? При чем здесь этот дурацкий тест? Я так же не вижу связи. Но, черт, поверить не могу, что это был Томми. Он славный. Зачем бы ему со мной так поступать? Я не знаю, зачем бы кому-либо так с тобой поступать. Джим постарался подавить улыбку, спрятав ее за серьезным, внимательным выражением лица, и задал наводящий вопрос, чтобы прояснить, к чему вела учительница. Она не могла прийти сюда лишь за тем, чтобы рассказать о Томми. — В семье Малкольма не все гладко. Могу сказать лишь то, что он еженедельно посещает нашего школьного психолога. Полагаю, в приемной перед одной из таких встреч он мог услышать кое-что, касающееся тебя. — Джим все так же не понимал. — Касающееся твоих родственников. Поиском которых озаботился твой брат. Что? Сэм? — Вероятно, он понимал, что тебе скоро понадобится место, куда бы мог перебраться. И был прав. Директор связалась с этими людьми, они готовы тебя приютить. Никакого Фрэнка. Никакого детского дома. Сэм... Он твой брат, почему ты удивлен? Он ушел. Я не думал, что когда-нибудь вообще услышу о нем. Даже успел о нем забыть. Зато, видимо, он не забыл. — Полагаю, Малкольм просто позавидовал самой возможности переезда. Один из учителей услышал обсуждение, в котором имели место Малкольм и твое сомнительное отсутствие в школе. — Он знал. Он знал, что будет, если на меня повесят взлом, — понял Кирк. — Боже. — Мы пытались звонить, но из твоего дома не последовало никакого ответа. Мы подумали о худшем, и директор вызвала полицию. Невовремя, но... мы и не опоздали, слава богу. — И Джим был благодарен, но все так же молчал. На какое-то время прервалась и Синистер, но вскоре вернулась к своей первоначальной мысли. — Твоя тетя перебралась в одну колонию, — она все еще выглядела слегка расстроенной, но, казалось, слова, которые она собиралась озвучить, ее утешали, — на другой планете. В космосе. Будто на шаг ближе к Споку, — невольно подумал Джим. — Я здесь, чтобы предложить тебе отправиться к ней, в ту колонию, — она чуть улыбнулась. Ты хочешь этого? Шутишь? Я мечтал об этом. Кирк подумал обо всех тех моментах, когда глядел на звезды и думал об отце. Думал, что заставило Джорджа Кирка поступить на службу в Звездном флоте. Потом Джим подумал о той, другой жизни, с чистого листа и под другим небом. Будет ли он чувствовать то же, что и его отец при высадке на новую, неизведанную планету? Ему предлагали приключение. После всего... сложно было поверить, что это не сон. — Так что, Джим? — Синистер сделала небольшую паузу для пущего эффекта. Кирк закатил бы глаза, не будь так воодушевлен и заинтригован. — Ты отправишься на Тарсус IV?