Афоризм

♫ Daughter — Medicine — Я тебе говорил, что это не моя работа, мудила. Я не собираюсь прибегать к тебе в фартуке каждый раз, как ты поманишь меня пальцем и швырнешь мне деньги. — Тогда зачем ты пришел? Пауза. — Потому что все слишком хреново, чтобы я мог не признаваться в том, что мне нужны деньги. Но богом клянусь, если это снова одна из этих твоих идиотских вечеринок, я заберу деньги, уйду и больше не… — Нет. Это был… разовый случай. Здесь только пара моих старых друзей. Ты, возможно, их знаешь. — Звучит угрожающе. — Просто заходи уже, ладно? Я не заставлю тебя делать ничего такого, что ты не хочешь. — Конечно же нет, Хэ Тянь. Ты ведь никогда так не делаешь. За этим последовало шуршание пакетов и еще немного ругани, а затем Чжэнси услышал, как дверь наконец снова открылась. К тому моменту, как в дверь позвонили, они посмотрели уже полфильма. Хэ Тянь играл в телефоне, лениво растянувшись на диване, но тут вдруг подскочил и рванул к выходу. Он прикрыл за собой дверь, и Цзянь И с Чжэнси могли лишь додумывать, о чем шел тихий, приглушенный разговор за ней. — Я надеюсь, это легально? — спросил Чжэнси, глядя на Цзяня и раздумывая, возможно ли, что их разговоры о еде и меню Хэ Тянь понял в каком-то совершенно ином ключе. Цзянь И свернулся в другом кресле напротив него, изогнувшись так, как тело вроде бы не должно было гнуться. Он пожал плечами и лишь скосил глаза на дверь, когда Хэ Тянь впустил парня внутрь. Чжэнси увидел волосы, недовольное выражение лица, бровь с выбритой полосой и презрительно скривленные губы — возможно, просто непроизвольная реакция на неуверенность, — и этого оказалось достаточно. — Ну уж нет, — сказал он, вскакивая на ноги. — Уебывай отсюда. — Чжань… — Нет, Хэ Тянь. Нет. — Он почувствовал, как ладони сами собой сжимаются в кулаки, а шрам на костяшках пальцев тянет кожу. — Только не он. Ладно? Рыжий шагнул вперед, сузив глаза, уже готовый начать плеваться ядом. — Прошу прощения, но, полагаю, это не твоя квартира, так что хрена с два я стану слушаться твоих указаний. — Верно, — подал голос Цзянь И. — Она моя. Только тогда, кажется, Рыжий узнал его. Узнал не так, как узнал бы любой другой человек, — лишь слегка приоткрыв рот и приподняв бровь. — О, бля, — пробормотал он почти беззвучно. — Ты жив. — Да, в этом мы похожи, — ответил Цзянь И. Он перешел в сидячее положение, заставив Чжэнси поморщиться — конечности и кости не должны двигаться вот так. — Соскучился по мне? — Не то чтобы очень. — Похоже, большинство людей тоже. Чжэнси сглотнул и хотел было сказать что-то, но Хэ Тянь испепелял его взглядом, а Цзянь И тем временем уже встал и направился к нему. — Все купил? — спросил он, сунув голову в пакет — он вечно во все совал свой нос: в журналы (журналы Чжэнси), в книги (книги Чжэнси), в еду (еду Чжэнси), как будто просто посмотреть было недостаточно. Как будто обязательно нужно было идти до конца, оставить свой след на всем — руками, глазами, языком. И если это был не эвфемизм для описания того, как он делал абсолютно все, то Чжэнси даже не знал, как еще это назвать. — Почти. Только побегов бамбука не было. — Какая жалость. Цзянь И провел Гуань Шаня в кухню, открывая шкафы и ящики с посудой, показывая, где что лежит, как будто он готовил здесь всю свою жизнь, как будто здесь не было ничего нового, а баночки с приправами не были все еще липкими от отклеенных ценников. Вскоре масло зашипело в воке, и Чжэнси услышал шуршание упаковки от готового теста — «Я не мог приготовить все с нуля, Хэ Тянь. Я тебе не осьминог» — и стук ножа по разделочной доске. Чжэнси снова включил фильм, и Цзянь И растянулся рядом с ним на диване, сунув ногу ему в лицо, и он разозлился бы, если бы не чувствовал в этот момент огромное облегчение. Теперь у него бывает плохое настроение, мелькнуло в голове. Возможно, он уже не был тем же парнем, который всегда и перед всеми изображал беззаботность — по крайней мере, до поры до времени. Теперь он весь словно состоял из крохотных неровностей, как крохотные трещины в костях, которые необходимы, чтобы нарастить новые мышцы, и, возможно, все они были разными версиями его самого. И с каждой из них приходилось обращаться по-своему, общаться по-разному. Чжэнси не знал, что думать об этом, потому что не знал, всегда ли теперь будет так, ведь Цзянь И, должно быть, все еще не в духе и чувствует себя уставшим, потому что тренировался с китайской мафией три года и вернулся меньше суток назад. Серьезно? — послышался тихий голосок. Я должен просто принять это за чистую монету? Без осуждения и сомнений? Насколько я знаю, он запросто мог все это время просто шляться по Европе. Но другой голос сказал ему, что вообще-то в этом был смысл. И, пожалуй, ему очень хотелось бы, чтобы это было не так.

***

— Здесь очень острые ножи. — Правда? — Как будто их только купили или никогда прежде не использовали. — Можно и так сказать. Гуань Шань странно посмотрел на него, затем пожал плечами и потянулся, чтобы взять горстку пак-чой и другой зелени, которую Хэ Тянь не сумел опознать. Обычно Хэ Тянь старался держаться подальше, потому что любая его попытка прикоснуться к чему-нибудь заканчивалась сожженным луком, пересоленным бульоном и абсолютно резиновым мясом. Но он имел привычку задерживаться, наблюдать за тем, как он работает, так что Гуань Шаню приходилось работать с этим. Это приводило к постоянным шлепкам по рукам и израненным ногам в попытках увернуться, когда он нес что-то через всю кухню и не собирался останавливаться — здесь же кипяток, Хэ Тянь! — Что это? — спросил Хэ Тянь. Гуань Шань проследил направление его взгляда. — Это желатин, идиот. — А это? — Семена кунжута, идиот. — Назови меня идиотом еще раз. — Иди… Пожалуй, было не лучшей идеей делать такое в чужой квартире, в присутствии парня, который тебя недолюбливает, потому что ты недостаточно вежливо с ним обращался, и другого парня, который, очевидно, в последнее время слишком часто имел дело с ножами, если те отметины на его спине, которые он мельком видел, когда его футболка задиралась, что-то значили. Но внезапно он выхватил один из ножей из подставки и прижал к его горлу, звякнул металл, и какая-то его часть сочла забавным выражение мрачной паники, сверкнувшее в глазах Гуань Шаня, и то, как он замер под его руками. — Уйди от меня на хер, — пробормотал он, опустив глаза, не шевелясь, даже не пытаясь сопротивляться. Он даже руки не поднимал, вцепившись в кухонную стойку, только вот — оу. У него в руке все еще был другой нож. Больше и явно острее этого, и он вполне мог бы успеть воткнуть его в живот или в бок Хэ Тяню, прежде чем кровь перестанет течь из его горла. Хэ Тянь отступил и с грохотом швырнул нож на стол, не глядя на него. Он услышал, что Цзянь И с Чжанем вдруг перестали спорить, а звук на телевизоре, кажется, стал тише. — Шоу окончено, — сказал он им, стоя к ним спиной, а лицом — к Гуань Шаню. Теперь он резал свинину для клецок на маленькие кусочки тем самым ножом, который Хэ Тянь прижимал к его горлу, как будто ничего не случилось. Ничего не напоминало о произошедшем, кроме маленькой красной полоски, просто отметины от давления, на его шее. — Я стараюсь, — сказал ему Хэ Тянь. Это было извинение, причем не очень хорошее. Он засунул руки в карманы и вертел в пальцах зажигалку, не зная, что еще делать. Такие моменты всегда заставляли его чувствовать себя немного идиотом — тем самым, что на букву «к». — Был бы признателен, если бы ты прилагал побольше усилий, — ответил Гуань Шань, не глядя на него, сконцентрировав внимание на готовке. У него даже руки не тряслись, как обычно бывало, когда Хэ Тянь заговаривал с ним — даже если он просто говорил. Не позволял себе таких вольностей, как сейчас. — Если сделаешь так еще раз, я уйду. — Не сделаю. — Это точно, не сделаешь. Фильм продолжался, и он услышал, что они разговаривают, и придвинулся поближе к Гуань Шаню, проигнорировав то, как он напрягся. — Он выглядит счастливым, — сказал он, заглядывая через его плечо — рост позволял это сделать — глядя, как нож размеренно двигается в исцарапанных руках. — Как думаешь? — Что? — Цзянь И, — продолжил Хэ Тянь тихо. — Я думал, он будет чудить, но он, кажется, в порядке. Учитывая обстоятельства. Гуань Шань пожал плечами, бросая взгляд на пару на диване. — Пожалуй, — ответил он. Он соединял края теста такими точными, аккуратными движениями, что Хэ Тяню пришло в голову, что он не промахнулся бы, если бы ему пришлось использовать против него нож. Не то чтобы он осознал это только сейчас. — Я бы сказал, что ты тоже, но ты вообще-то всегда выглядишь странно счастливым. — Правда? — Ну. Таким счастливым, как человек, только что убивший кота, которого он всей душой ненавидел. Хэ Тянь моргнул. — Вот как? — Именно так. Особенно с твоей жуткой улыбкой. — Ты считаешь, что моя улыбка жуткая? — Ну. В смысле. Нет. Не на таком лице, как у тебя. Но она могла бы быть. Хэ Тянь внимательно посмотрел на него, на острый профиль его лица, на сосредоточенно нахмуренные брови в попытке сфокусироваться на еде, настойчивой близости Хэ Тяня и его вопросах. — Таком лице, как у меня? Гуань Шань резко вдохнул — едва заметно — и этого оказалось достаточно, чтобы Хэ Тянь почувствовал что-то странное в груди. — Блядь, — сказал он. — Я просто… ты засранец, ясно тебе? Он сделал шаг назад, и если бы Хэ Тянь остался стоять неподвижно, он бы оказался прижатым к нему, покрасневший, с головой на его плече, и хотя Хэ Тянь позволил себе предаться этим мыслям на короткое мгновение, он все же отступил и позволил ему поставить тангбао в пароварку. Лапша уже была готова и плавала в бульоне с зеленью и кусочками свинины, тофу покрывался золотистой корочкой в воке вместе с зеленым луком и курицей, которую, по его словам, он купил по уценке. — Ты что, плюнул в еду? Хэ Тянь бросил взгляд на Чжаня, который подошел и положил локти на стойку, привлеченный запахом жареной свинины, теста и кипящего соленого супа. Уже шли финальные титры, и Хэ Тянь понял, что совсем позабыл о том, что фильм ему нравился, когда появился Гуань Шань. Он даже ни разу не взглянул на экран, что вообще-то было вовсе не странно, учитывая, что Рыжик всегда был ему куда интереснее, чем любой фильм о богатеньких детях. (Может, это из-за того, что он был полной противоположностью им — то есть самому Хэ Тяню? Он не знал точно, но ему хотелось верить, что дело не только в банальном социальном неравенстве.) — Даже если и так, — сказал Гуань Шань, устанавливая таймер на телефоне. — Что дам, то и будешь жрать. — Ты… — Сиси, поможешь мне накрыть на стол? — сказал Цзянь И, подходя к нему сзади. Он дружелюбно улыбался, но взгляд был серьезным и предостерегающим. Какое-то время Чжань ничего не говорил, даже не шевелился. Он просто стоял и смотрел на Гуань Шаня, как будто прекрасно осознавая, что они находятся на кухне, где полно острых ножей, где есть дверца холодильника, и тяжелые сковородки, и полотенца, которые отлично смотрелись бы в виде тугой петли на чьей-нибудь шее. — Конечно, — наконец медленно произнес он. Он отошел, не поворачиваясь к нему спиной, и Хэ Тянь заметил, что Гуань Шань так и не отпустил ручку котелка, когда закончил раскладывать тофу. Цзянь и Чжань вытащили миски и тарелки из одного из шкафов — симпатичные, сделанные из голубого и белого фарфора. Они были недешевыми, и Чжань заставил Цзяня ополоснуть их водой, прежде чем поставить их на огромный дубовый стол между кухней и гостиной, за которым запросто могли бы уместиться десять человек. Хэ Тянь почти ощутил признательность, когда заметил, что Цзянь И поставил приборы на четверых, а не на троих. Когда тангбао были готовы, Хэ Тянь поставил дымящиеся корзинки с ними на стол, а Гуань Шань притащил тофу и лапшу, а еще приготовленные на пару овощи и рис, которые сделал позже в качестве гарнира. — Я впечатлен, — сказал Цзянь И, обводя глазами стол, над которым клубился пар, оседая на окнах гостиной и кухни, размывая огни города в темноте. Хэ Тянь почувствовал, как желудок сводит от голода. Гуань Шань лишь пожал плечами и сел, не глядя на Цзяня, — неуверенно, постоянно замирая, словно ожидая, что один из них вот-вот спросит, что он творит — он же не собирается есть вместе с ними, правда? Словно один из них сейчас за шкирку вытащит его за дверь и швырнет ему пару купюр, как будто он просто занимается обслуживанием, а его клиентам нет никакого дела до его собственного комфорта. Гуань Шань откинулся на спинку стула с чем-то вроде вздоха, как будто он справился и теперь мог сидеть спокойно и никуда не идти, и пока Цзянь И призывал их всех есть, угрожающе размахивая руками и крича почти что фальцетом, Хэ Тянь сжал его бедро. Гуань Шань дернулся, колено ударилось об стол, по воде в кувшине и бульону от лапши пошли волны, и Хэ Тянь приподнял одну бровь. — Что-то не так? — спросил он, накладывая себе хрустящий тофу и распаренную зелень. — Ублюдок, — пробурчал Гуань Шань. Хэ Тянь широко улыбнулся, потому что да, это было правдой. Чжань хмуро жевал с таким видом, как будто ему только что вырвали зуб. Цзянь И задумчиво чавкал лапшой, забрызгивая стол. Хэ Тянь оглядел стол, угрюмое молчание вокруг, выражения их лиц — будто жуют камни, хотя все прекрасно понимали, что это, вероятно, самое вкусное из того, что им доводилось пробовать за последнее время, — и подумал, что это один из самых ненормальных и заряженных тестостероном обедов, на котором ему когда-либо приходилось присутствовать. И, господи, как же ему это нравилось.