Афоризм

♫ Hans Zimmer — The Rest of My Life — Ты купил собаку. — Недалеко от школы открылся приют. У нее были грустные глаза. — Нельзя просто взять и купить собаку. — Как видишь, можно. — Ты хоть знаешь, как за ней ухаживать? Ты за собой-то следить не умеешь. — Кормить, поить, гулять дважды в день. И мыть время от времени. — Ты сейчас о собаке или о себе? Цзянь И проигнорировал его. — Это нетрудно. Думаю, мы поладим. Чжэнси нахмурился и взглянул на собаку. Она была черной, с внимательно поднятыми заостренными ушами; Цзянь И сказал, что это лабровчарка, а Чжэнси поначалу подумал, что Цзянь И так пытается разговаривать по-немецки. Она жевала мягкую игрушку, которую Цзянь И, по его словам, купил в «Икее» — что-то наподобие репы — и уже отгрызла ярлычок и принялась за кисточку из зеленой ткани на макушке. — Тебе вообще можно держать здесь животных? Цзянь И пожал плечами. — Ни разу не встречал арендодателя. Арендодательницу. Кого бы то ни было. — Это должно быть в контракте… — Мне вообще-то плевать, Чжэнси. Чжэнси вздохнул и начал вытаскивать пластиковые контейнеры с едой из пакета. Собака наблюдала за ним и пускала слюни от запаха тушеной свинины, конджи с яйцами, курицы с бобами и стручковой фасоли, обжаренной с имбирем и, вероятно, слишком большим количеством чили. Цзянь И достал миски и палочки, и они сели есть на диване перед телевизором, наслаждаясь глутаматом натрия, соленой свининой и обжигающей остротой фасоли, и смотрели документальный фильм о похитителях украшений и мошенниках восьмидесятых. — Это мое, — сказал Чжэнси. Собака положила голову на диван и уставилась на него, и он прижал миску с едой к груди. Он обратил внимание на выдранные клочки шерсти на ухе, на хвост, казавшийся короче, чем должен быть, на впалые бока. — Жадина, — сказал Цзянь И. Он взял из тарелки кусок свинины и, наклонившись так, что все лицо Чжэнси оказалось в волосах, пахнущих шампунем с ванилью, позволил собаке осторожно взять его из пальцев. — У него прививки есть? — спросил Чжэнси с сомнением. — Ее зовут Авель. — Это, случайно, не тот чувак из Библии, который убил своего брата? — Вообще-то имена не всегда должны значить что-нибудь и иметь двойной смысл. Чжэнси лишь закатил глаза, услышав его защищающийся тон. Цзянь И был таким с того момента, как они вернулись в квартиру. Весь день он забрасывал Чжэнси сообщениями с фотографиями и подписями типа «Выглядит знакомо, правда?! #скучаюбезтебя», и своими селфи в уже измятой форме, и тоскливыми кабинетами, и тем, что он ел на обед — что-то вроде карри с хлебом и гроздью винограда — и именами одноклассников, которые казались ему забавными — по его словам, его любимыми были Бао Хуань и Кай Футонг. Это действительно было забавно, и Чжэнси вздрагивал после каждого сообщения, стараясь слушать лектора и глядя, как его собственные сообщения с прошлой ночи уползают все выше, и в конце концов их уже нельзя было увидеть, если не промотать вверх. А сейчас, когда день затягивался густым серым туманом, он был мрачным и резким и пытался обороняться по любому поводу, хотя Чжэнси и чувствовал, что он сам сегодня придирчивее обычного, но он не понимал, что случилось. Это из-за того, что он сказал вчера? По поводу того, что он ничего не чувствует? По поводу его взяток? — Что-то случилось в школе? — спросил он и протянул Авель кусочек курицы, как бы говоря: «Вот видишь, я тоже могу быть милым». Она не схватила его, а аккуратно взяла, стараясь не задеть зубами пальцы, и он почесал ее за ухом, когда она положила голову ему на колено. Он задумался, где она была раньше, откуда у нее эти царапины и отметины и почему ее черная шерсть не такая пушистая, какой могла бы быть, и что Цзянь И увидел в ней такого, что, вероятно, видел в самом себе. Он надеялся, что сходство было не в том, что ему тоже грустно. — Ты о чем? — сказал Цзянь И, не отрывая глаз от экрана и медленно жуя. Один из ведущих рассказывал, как группа мошенников подделывала деньги, сумма которых измерялась в миллионах, и Цзянь И смотрел с таким вниманием, словно заучивал, запоминал все это, с напряженными плечами и немигающим взглядом. Такой же вид часто бывал у него в школе, и этот вид всегда подсказывал Чжэнси, что он был подходящим человеком для того, чтобы списать у него домашнюю работу, а еще часто заставлял задумываться о том, что было бы, если бы Цзянь И смотрел вот так на него. — Ты какой-то странный, — пожал плечами Чжэнси и потянулся к столу, чтобы положить себе еще тушеной свинины. — Ты даже не рассказал мне ничего, кроме теорий о половой жизни твоих одноклассников, и не то чтобы это не было захватывающе, но ты даже не сказал, как прошли уроки. Помнишь ли ты что-нибудь со школы. Интересно ли было. Завел ли ты друзей. — Это старшая школа, Сиси. Единственное интересное занятие — строить догадки по поводу других. — Это не так. Если бы это было правдой, ты бы туда не вернулся. Цзянь И сухо улыбнулся ему. — Конечно. Может, он и не хотел, чтобы это прозвучало так насмешливо, но, господи, оно все равно прозвучало. Что-то вроде «давай сойдемся на этом, Чжэнси», вроде «ты, похоже, не в состоянии справиться с реальностью из моих уст, так что давай сделаем вид, что ты прав». И Чжэнси бесило, что их отношения теперь стали вот такими. Недоговоренность, предположения, гнетущая мрачность невысказанного. В принципе, что-то такое было между ними всегда, потому что Чжэнси видел, как Цзянь И смотрел на него, когда думал, что он не замечает, или когда Цзянь И думал, что он спит, сжимая его ладонь в своей. И Цзянь И часто говорил «Я в порядке», когда Чжэнси отлично знал, как ему тяжело, и говорил «Если…» и так и не заканчивал предложения, потому что думал, что еще не до конца готов задать этот вопрос. Разница сейчас, возможно, была лишь в том, что Чжэнси не был уверен, что хочет услышать настоящую причину. Разница была в том, что он совсем не знал, что было скрыто за словами, в то время как в прошлом он видел это хотя бы частично, как собственное отражение в осколках разбитого зеркала. Он задумался, возможно ли, что причиной этому послужило то, что его не было рядом. Потому что Цзянь И прошел всю школу, прошел больше половины своей жизни в твердой уверенности, что остаток ее он проведет вместе с Чжэнси. Сколько раз он говорил о том, как пойдет вместе с ним в старшую школу? В университет? Будет работать с ним? Был так слепо зависим от их дружбы и даже не рассматривал возможность того, что что-то может случиться иначе. Чжэнси пришлось спросить себя, что он думает об этом. Возможно, он должен был быть счастлив, что они наконец-то немного отдалились, потому что когда он стал старше, он подумал, что ему не помешала бы передышка. Но Цзянь И был таким тихим и не напрыгивал на него, не прикасался и не толкал, как прежде делал постоянно, как будто другие способы общения без физического контакта были ему незнакомы, и эта перемена была ошеломляющей и выбивала из колеи. — Это твой первый день, Цзянь И. Ты старше, чем они, и нет смысла притворяться, что ничего не произошло за эти годы. Ты же знаешь, требуется время, чтобы привыкнуть к чему-то подобному. — А как прошла твоя старшая школа? — спросил Цзянь И. Возможно, он просто пытался сменить тему, но по крайней мере его голос наконец звучал заинтересованно. По телевизору ведущая направлялась в тоннель, где воры прятали мешки с драгоценностями в старом поезде, и ее голос эхом отдавался в холодном туманном воздухе — кажется, дело было где-то в горах, — а свет позади нее отдалялся все сильнее и в конце концов превратился в крохотную точку на горизонте. — Это же старшая школа, Цзянь И, — эхом повторил его собственные слова Чжэнси. — Единственное интересное занятие — строить догадки по поводу других. — Сволочь, — сказал Цзянь И, но, по крайней мере, он улыбался, и Чжэнси почувствовал, как на душе немного потеплело. Он пожал плечами. — Нормально. Поначалу было странно, потому что тебя там не было. Я долго искал и долго ждал, но ни то, ни другое, очевидно, не имело особого смысла в случае с человеком, которого просто невозможно было найти. — Но ты все равно искал. — Искал, — ответил Чжэнси. — Уроки оказались проще, чем я предполагал. Возможно, благодаря тому, что ты не засовывал жвачку мне за ухо, не бросался в меня карандашной стружкой и не вытворял какую-нибудь еще дребедень. — Отказываюсь от любой ответственности, — сказал Цзянь И. Он наклонился и теперь почесывал морду Авель, издавая дурацкие звуки, от которых она размахивала хвостом и каждый раз стукала им по ноге Чжэнси, заставляя его морщиться. — Даже не сомневаюсь, — ответил Чжэнси. — Мне нравились естественные науки. Я много работал с учителями физики. Они помогли мне с подачей заявления в институт. — А история как? — Неплохо, — сказал он, потому что знал, что Цзянь И всегда любил историю, особенно рассказы о всяких битвах и крупных предательствах древних политиков и все такое, так что ему не понравилось бы, если бы он признался, что было скучно и большинство уроков он просто прогулял. — А Хэ Тянь? — Хэ Тянь, как бы ему этого ни хотелось, предметом школьной программы не являлся. — Я имел в виду, как ему старшая школа, идиот. Чжэнси задумался. — Он редко появлялся, — сказал он, вспоминая. — Это вообще-то было странно, учитывая, что в средней школе у всех учителей он был любимчиком, даже когда вел себя как сволочь-манипулятор с классным руководителем. — А где он был? — Не знаю. Он никогда не рассказывал. Думаю, он был расстроен тем, что ты исчез. Или не расстроен. Хэ Тянь вообще умеет расстраиваться? — Он пожал плечами. — Мы пару раз тусовались с ним, играли в баскетбол, смотрели фильмы, но он всегда был твоим другом, так что… это было как-то странно. — А Рыжий? — О, он там был. Чжэнси задумался, как же Цзяню И, должно быть, хотелось все это знать, когда он был не здесь (называть это иначе он отказывался). Как часто ему просто хотелось узнать, в порядке ли они все? Или даже не это — просто знать, что они ели на завтрак, или задали ли им домашку, или что они делали в выходные или в среду в четыре часа утра. Чжэнси вспомнил, что это же Цзянь И, так что он, скорее всего, думал и о чем-то довольно странном — типа того, какого цвета были на них трусы, дрочили ли они в последнее время и сколько раз на этой неделе они ходили в туалет. — Звучит так, будто ты хочешь сказать о нем что-то другое. Чжэнси нахмурился. Он поставил свою миску на пол и позволил Авель доесть остатки еды, даже если, вероятно, этого делать не стоило (Цзянь И сам захотел ее, сам притащил ее домой, так что справится с последствиями, если что) и даже если она обслюнявит дорогущий китайский фарфор. — Он связался с плохой компанией. Не знаю всей истории. В то время действовало много банд, и, говорят, отец Рыжего тоже был как-то замешан. — Что-то серьезное? — Думаю, да. Слышал, где-то в городе была поножовщина, и пару людей убили. Борьба за территорию или что-то такое. Не знаю, был ли там Рыжий, но большую часть второго года он занимался общественными работами. — Поэтому ты не хотел видеть его здесь? — сказал Цзянь И. — Потому что поначалу я подумал, что это из-за того случая в средней школе, но потом вспомнил, что ты вроде как говорил, что тебе даже жаль его. — Я слышал, что он связался с наркодилерами. Может, сейчас это уже прекратилось, и я не знаю, занимался ли он этим сам, но точно знаю, что он был как-то связан с этим в старших классах. Мне такое не по душе. — Наркотики есть везде, Чжэнси. В любом городе, на любом континенте. — Это не значит, что я должен быть счастлив видеть того, кто их поставляет, у себя… у тебя дома. — Ты же сам сказал, что не знаешь точно, занимался ли он этим. Нельзя осуждать человека за такое, если ты не знаешь наверняка. Это несправедливо. Чжэнси вздохнул. — Я знаю, — ответил он. Хэ Тянь говорил ему то же самое. По крайней мере, когда Чжэнси упоминал это, он лишь пожимал плечами и говорил, что это не его дело. Только вот он не был дураком и прекрасно понимал, как Хэ Тяня беспокоит тот факт, что парень, которым он одержим, рано или поздно окончит жизнь убитым. Цзянь И заколебался. — Они с ним вроде как?.. — Вместе? — Ну да. Вчера они казались ужасно милыми вдвоем. — Не хотел спрашивать. Ты же знаешь Хэ Тяня. Да и Рыжего знаешь достаточно, чтобы понять. — Я всегда думал, что после того, как Хэ Тянь выкинул этот номер перед всей школой, Рыжий рано или поздно зарежет его во сне. — Думаю, за это время произошло больше, чем мы знаем, — тихо произнес Чжэнси, думая о том, как Цзянь И сделал это с ним. На глазах у его сестры. Не так жестоко, как, очевидно, сделал это Хэ Тянь, схватив Рыжего за горло так, словно не собирался позволить ему даже дышать. Он сделал это, повинуясь бешеному, перепуганному порыву, испустив вопль вроде того боевого клича, что древние воины издавали для храбрости. Поначалу Чжэнси подумал, что ему ни разу не приходила в голову идея о том, чтобы жестоко расправиться с Цзянем во сне (он бы не сопротивлялся и не шумел и, возможно, даже не проснулся бы), но потом он вспомнил все те случаи, когда нещадно бил его всякий раз, как Цзянь И оказывался слишком близко, и ему стало стыдно. А разве вы не делаете то же самое по отношению друг к другу с тех пор, как он вернулся? — произнес внутренний голос. Причиняете друг другу боль, чтобы скрыть смущение? Только на этот раз вы немного повзрослели и словами теперь умеете пользоваться лучше, чем кулаками. Чжэнси не стал слушать, а, возможно, стоило бы. Через какое-то время они продолжили смотреть телевизор, руками доедая остатки еды прямо из контейнеров, перепачкав пальцы жиром. Потом Цзянь И сел за домашнее задание и каждые пять секунд задавал вопросы, и Чжэнси только диву давался — настолько все было наоборот. Когда Цзянь И почти закончил и вот-вот должен был начаться старый фильм про Франкенштейна, он поднялся и направился на кухню — взять стакан воды и ноутбук, чтобы написать конспекты лекций. Он остановился, когда услышал странный звук, и взглянул в сторону двери, где у стены стоял столик с пустыми фотоальбомами, свечами и вазой с ароматической смесью. Школьная сумка и обувь Цзяня И валялись под ним, и до Чжэнси дошло, что случилось. — Эм, Цзянь И? — Да? — отозвался тот, не поднимая головы от учебника. Если бы Чжэнси повернул голову, он бы увидел, каким юным он выглядел в тот момент, но он был занят тщетными попытками сдержать смех. — Похоже, Авель нагадила на твою школьную сумку. Цзянь И выругался.