Афоризм

♫ Young the Giant — Mind Over Matter Брат Хэ Тяня любил эту кофейню, потому что здесь, пожалуй, делали самый вкусный малиновый латте в Нанкине. Каждый раз, приходя сюда, он заказывал одно и то же: вафли с лесными ягодами, чашку кофе, чтобы взбодриться, и иногда пшенную кашу с кокосом и изюмом — Хэ Тянь не хотел признавать этого, но выглядела она довольно аппетитно. Его брат любил эту кофейню, потому что внутри было темно, и все было обставлено в индустриальном стиле, и невозможно было найти два сочетающихся между собой предмета мебели. На полках стояли книги, под столиками валялись настольные игры, вай-фай позволял без проблем отвечать на электронные письма. Персонал был медленным и не особо дружелюбным, но Хэ Тянь с братом придерживались мнения, что не стоит обращать хоть какое-то внимание на то, насколько люди доброжелательны. Он написал брату вчера по дороге от Гуань Шаня, когда его руки все еще тряслись, а кости ныли от напряжения, что означало, что он наверняка вот-вот сотворит какую-нибудь глупость. Как обычно, ответ пришел почти мгновенно, и Хэ Тянь знал, что брат наверняка был очень занят в тот момент и еще ближайшие три месяца, но если ты хочешь, можем встретиться прямо сейчас, Тянь. — Как мило, — сказал бы Гуань Шань, возможно, не настолько иронично, как ему самому хотелось бы. — Всегда готов бросить все ради младшего братика. А Хэ Тянь, вероятно, цыкнул бы и толкнул бы его локтем, а потом, после некоторых раздумий, поцеловал бы его в шею. Но: нет, ответил Хэ Тянь брату. Сейчас было не самое подходящее время. Сейчас было слишком рано, потому что боже, неужели он и впрямь настолько облажался? Ему было холодно, ему не хватало прикосновений, и он никак этого не ожидал. Он думал, что, возможно, лицо Гуань Шаня хоть на секунду смягчится, потому что, возможно, он уловит искренность в его словах, потому что на этот раз он чуть ли не впервые не притворялся и не разыгрывал спектакль. Он действительно имел все это в виду. Каждое произнесенное слово. Даже недобрые вещи, которые он наговорил после того, как Гуань Шань начал кричать на него, не желая слушать то, что он пытался ему сказать. Может, дело было в «прости», потому что он говорил это слишком часто и обычно без особого раскаяния. Может, ему стоило прекратить извиняться за то, что так трудно было изменить. — Ты будешь говорить или так и будешь продолжать пялиться на свой тост? — сказал ему брат. Хэ Тянь заскрипел зубами, поднимая на него взгляд. Он потягивал кофе и просматривал почту на телефоне. Он был в костюме, потому что в какой-то момент года два назад все стало для него довольно серьезно (его слова, не Хэ Тяня), и теперь он редко носил что-то другое. — Я и вовсе не хотел бы говорить с тобой, если бы у меня был выбор. — Ого, Тянь Ти. Ты помогаешь мне все меньше переживать из-за того, что я отложил важное совещание ради встречи с тобой. Отличная работа. Но его брат не встал и не ушел, как бывало раньше, когда Хэ Тянь знал, что вел себя слишком нагло и вообще отвратительно, а после брат посылал ему смс «У тебя все в порядке?», и Хэ Тянь начинал чувствовать себя еще паршивее, чем раньше. Когда-то он ненавидел своего брата — сейчас он понимал, что, вероятно, в нем говорила обычная обида. Потому что отец считал, что он шел по жизни всегда несколько правильнее самого Хэ Тяня, он видел в нем честность, разумность и нравственность, которыми Хэ Тянь никогда не обладал. Его отец был одним из тех немногих, кто видел его насквозь, и он всегда сжимал челюсти за обедом, когда Хэ Тянь улыбался, и это было неискренне, и его отцу это не нравилось. Его отцу вообще-то мало что нравилось. — Мне нужна работа, — сказал Хэ Тянь. Он ткнул вилкой в свой французский тост, двигая его по тарелке. Он уже насквозь пропитался сиропом и вряд ли был бы вкусным в холодном или разогретом виде, но сейчас Хэ Тяню не хотелось есть. — Работа. — Я так и сказал, разве нет? — Ну, иногда ты говоришь одно, а подразумеваешь совсем другое. Нужно было удостовериться. — Сколько угодно. Его брат положил телефон на стол, экраном вниз — теперь он посерьезнел — и сделал еще один глоток кофе, глядя на Хэ Тяня. Его волосы были все еще влажными после душа (он причесал их пальцами), на нем была старая футболка, джинсы и серая куртка-бомбер, а на улице было адски жарко, как часто бывает в конце лета, когда духота давит и душит, и ты не можешь дождаться осенних холодов. Но сегодня ему не хотелось раздеваться, когда случившееся все еще причиняло мучительную боль. — Ты хочешь работать в компании или?.. — Да. Иначе я бы не стал просить тебя, так ведь? — Я просто собираю информацию, Тянь Ти. Не обязательно быть таким засранцем. Хэ Тянь злобно покосился на него и засунул в рот кубик льда из кофе. Лед обжег язык, и зубы свело от холода, когда он начал жевать. — Ты хочешь делать то же, что и я, или работать в офисе? — Хочешь сказать, ты не офисная крыса? — Мы все сейчас носим костюмы, Тянь Ти. Я просто умею не запачкать свой. Когда его брат получил повышение, их компания изменилась, потому что в газетах начали писать, что они в своих черных нарядах похожи на соучастников Триады и что они, вероятно, только маскируются под охранную компанию. А финансовые аудиторы всегда были заинтересованы в них. Слишком заинтересованы. Забавно, как много может сделать простой костюм. Как он расширил клиентуру. Как ударил по доходам газет, потому что теперь придраться им было не к чему — они выглядели подобающе. Отец всегда говорил, что к взяткам и манипулированию следует прибегать лишь в крайнем случае, и Хэ Тяню было интересно, считалась ли эта смена образа за нечто подобное. Он не мог понять, почему когда он менял то, как он выглядел и кем он являлся, это было неправильно, но когда его брат сделал то же самое с целой компанией, это было хорошо, его похвалили и он получил еще больше ответственности. Еще никогда Хэ Тяню так сильно не хотелось закричать «это несправедливо». Так что да. Когда-то он его ненавидел. Глядя на то, как отец выбирал и отдавал предпочтения, хотя все знают, что у родителей не должно быть любимчиков. В детстве он спекулировал тем фактом, что, возможно, у его отца была какая-то интрижка, и женщина притащила его к ним на порог и ожидала, что он «разберется» с ним, но мать слишком любила его, чтобы по-настоящему осуждать его за это, и в этом была ее вечная беда. Теперь он был старше. Теперь он видел, что, боже, его брат действительно очень способен, и это никакое не притворство, как ему хотелось верить. На самом деле, в его представлении его брат был солидным, монолитным камнем, а Хэ Тянь — лишь его картонным макетом. — Мне придется спросить отца, — сказал его брат. — Он все еще генеральный директор… — Забудь, что я просил, — пробормотал Хэ Тянь. Ему не хотелось, чтобы он побежал к отцу, чтобы сказать: «Смотри-ка! Наконец-то он старается!», а отец просто пожал плечами и, возможно, послал бы ему СМС «Не облажайся». — Это из-за денег? — Что? — Тебе нужны деньги? — Что? — повторил он. Он даже не думал, что кто-то всерьез может спросить его об этом и поверить в это. — Нет. Нет, все в порядке. — Но ты не хочешь, чтобы я говорил отцу. — Ты же знаешь, какой он. Брат уставился на него. Честное слово, у него было лицо сурового ублюдка, и озадаченность на нем смотрелась странно. Оно было не таким, как у Хэ Тяня — высокие скулы и что-то почти женственное. У его брата была квадратная челюсть, широкий лоб и широкий нос — шире и площе, чем у Хэ Тяня. — Я не скажу отцу, если ты объяснишь мне, в чем дело. Ну конечно, подумал Хэ Тянь. Половина его бизнеса сводилась к сделкам и переговорам и к тому, чтобы достичь желаемого и в то же время заставить собеседника поверить, что и он тоже достигает желаемого. — И не лги мне, — добавил его брат, нарезая вафли на кусочки. — Ты знаешь, что я этого не люблю. Не то чтобы он этого и в самом деле не любил. Он просто слишком хорошо разбирался во лжи, в том, как строились предложения, сбиваясь на нарушениях логики, как они начинались и заканчивались определенными словами, как менялось лицо и срывался голос, выдавая ему всю правду. Хэ Тянь знал, что он считает это все просто скучной и бесполезной тратой времени. — Мне скучно, — пожал он плечами, и, в общем-то, это не было ложью. — Нужно чем-то заняться. — Ты вроде говорил, что собираешься открыть свое предприятие? — Просто дело не пошло, — ответил он уклончиво. Это была просто необдуманная идея, которая пришла ему в голову после окончания старшей школы. Он не собирался в университет, хотя учителя из кожи вон лезли, чтобы написать ему рекомендации и помочь с поступлением. Они говорили, как им жаль, что у него недостаточно амбиций для этого, что он самый лучший их ученик. Он знал, что последнее — наглая ложь: его оценки всегда были средненькими только из-за скуки и апатии, но он знал, что они чувствуют себя обязанными говорить это, и, возможно, они и сами хотели в это верить, чтобы его образ, сложившийся в их головах, был полным. — А еще что-нибудь? Кто-нибудь? Может, ты пытаешься кому-то что-то доказать? Хэ Тянь сузил глаза. — Что? — Потому что я не беру на работу людей с самоотверженной миссией или тех, кто находится в поиске себя. Мне это не нужно. Иди работать в книжный магазин и мечтай сколько угодно, если ты хочешь этого. — Дело не в этом. Его брат наклонился вперед, отодвинув тарелку, положив локти на стол и сплетя пальцы так, словно вот-вот начнет проповедь. — Уверен? Я все ждал, когда ты упомянешь имя того рыжеволосого парня, а ты так этого и не сделал. У Хэ Тяня в голове что-то замкнуло. На секунду. — Что за хрень, — сказал он, чувствуя, что горит, и скинул с себя куртку. — Думаешь, я за тобой не слежу? Хэ Тянь оскалил зубы, услышав эти слова, полное отсутствие какой-либо попытки защититься. Ему явно даже извиниться не хотелось. В отличие от некоторых людей, он никогда не признавал, что сделал что-то не так, с гримасой раскаяния. — Ты не должен был этого делать. — Конечно, должен был, — ответил ему брат. — Ты неделями не отвечаешь на мои сообщения, а вижу я тебя только тогда, когда тебе что-то нужно. Можно подумать, я не буду вглядываться в людей, с которыми ты проводишь время. — Ты мне пытаешься что-то сказать? Сказать, что мне не стоит с ним общаться, как будто мне шестнадцать лет? — Нет, — сказал его брат. Он откинулся на спинку стула, допивая остатки кофе. — Тебе не шестнадцать. И ты в любом случае меня не послушаешь, — он вздохнул. — И я не хочу, чтобы ты меня ненавидел. И… этот парень когда-то ввязался в какое-то дерьмо, но он не плохой человек. Мир был к нему несправедлив, вот и все. Хэ Тянь закусил губу. — Отец знает? — Конечно же, нет, — сказал брат. Его брови были нахмурены. — Он бы не… Хэ Тянь знал, что его отец бы не, если бы он узнал. Не стал бы помогать ему деньгами, не включил бы его в завещание. Может, даже написал бы письмо в местный совет — просто чтобы сообщить, какие люди живут в городе и какой он хороший гражданин, что информирует их об увлечениях Хэ Тяня. Даже не из неприязни, а просто потому, что он так думает. Он вспомнил, как тогда в средней школе вернулся домой. Один парень из отделения разведки компании показал его отцу фото того, как он целует Гуань Шаня перед школой — кто-то из детей сделал фото на мобильный и выложил в интернет — и единственной причиной, по которой он не взбесился так, как должен был взбеситься, и не вышвырнул его за дверь, был тот факт, что Гуань Шань плакал, а Хэ Тянь сжимал руку вокруг его горла. Потому что унижать другого человека, чтобы поставить его на место, было нормально. Но парню целовать другого парня просто потому, что ему захотелось — нет. — Я бы так с тобой не поступил, — сказал его брат. — Можешь делать… можешь быть тем, кем хочешь. — Даже если я — причина того, что инфраструктура нашего общества рушится? Его брат закатил глаза. — Ты прекрасно знаешь, что это чушь собачья, — сказал он, только вот какое-то местное должностное лицо недавно сказало это, и его цитировали в газетах и в интернете, и многие люди согласились с ним — кивая головами, когда читали газету, строча комментарии на новостных сайтах и в блогах. Конечно, не все в это поверили, но Хэ Тянь знал, что какое-нибудь другое должностное лицо никогда не пропустят на телевидение, если оно попытается оспорить это суждение, и никто об этом даже не узнает. — Больше не хочу говорить об этом, — наконец пробурчал Хэ Тянь, опустив глаза, вертя широкое металлическое кольцо на большом пальце. — О нем. — Но я прав? Ты делаешь это ради него. Чтобы доказать ему что-то? — Не твое дело. Лишь после он осознал, что он просто должен был сказать ему заткнуться. Сказать «нет». Отсутствие сопротивления с его стороны лишь доказывало его правоту. Доказывало, что он хотел сделать это только для того, чтобы Гуань Шань подумал, что он нормальный. Что у него есть амбиции, а не только дядина квартира, машина и деньги отца. Что он способен работать, что он чего-то стоит, что он нормальный член общества, который получает доходы и платит налоги правительству. Что он предлагал ему помощь не потому, что это просто бумажки, которые для него ничего не стоят, просто врожденное желание богатенького мальчика решить все проблемы разбрасыванием денег. Это было потому, что он повзрослел и видел, что ему больно, и хотел помочь ему, и Гуань Шань мог бы отплатить ему позже, если захотел бы, потому что так делают взрослые. Они одалживают и берут в долг, и дают обещания, и все такое, и это не только способ контролировать других. Не только то, что Гуань Шань видел в школе, в городе, между всеми остальными. Может, в этом не было смысла, может, это ни к чему бы не привело, но теперь он хватался за любую возможность не позволить себе сделать что-то плохое. Он больше не хочет казаться ему плохим. Брат Хэ Тяня сказал ему, что посмотрит, что можно сделать, — Хэ Тянь знал, что сделать он сможет, скорее всего, немало, потому что его брат обладал достаточной стабильностью и влиятельностью, — и заказал еще одну чашку кофе у официантки, которая сказала «Конечно», даже не притормозив, и пожала плечами так, словно с большой долей вероятности она этого не запомнит, но можно подождать и проверить. — Над чем ты работаешь? — наконец спросил Хэ Тянь. Иногда его брат забывал, что находится вместе с людьми, и начинал действительно делать что-то на телефоне, стуча пальцами по кнопкам и хмуря брови так, словно его окружали сплошные проблемы, требующие немедленного решения. — Не могу сказать тебе, Тянь Ти. — Даже если я начну у тебя работать? — Даже тогда. Каждый клиент имеет право на конфиденциальность. Хэ Тянь пожал плечами и воткнул вилку в свой французский тост. Сейчас он стал холодным и липким, но ему чем-то нравилась эта сладость, от которой сводило зубы. Он закусил губу. — Когда вы встречались с Цзяньхуа… Вы с ней много ругались? — Не особо, — сказал его брат. Он все еще не смотрел на него, но Хэ Тянь был даже рад этому, тому, что он никогда не удивлялся ничему из того, что он ему говорил. В старшей школе он пытался задавать вопросы Чжаню, но Чжань всегда краснел и смущался, когда слышал что-нибудь о сексе, отношениях или о чем угодно, что не касалось баскетбола и комиксов. — Иногда бывало, но ничего особо серьезного. — А почему тогда вы расстались? — спросил он, когда официантка подошла, со стуком поставила кофе на стол и забрала тарелки. — Работа, — легко ответил он, как будто это его не очень-то заботило, либо потому, что Цзяньхуа не слишком много значила для него, либо потому, что его работа всегда значила больше. — Но у вас были хорошие отношения? Пока вы встречались? — Конечно. Секс был отличным. У нас вообще было немало хорошего. Мы обедали вместе, готовили друг для друга. Вместе уезжали на выходные. Ну, ты понимаешь. — Конечно, — Хэ Тянь пожал плечами. — Я понимаю. Он не стал больше ничего спрашивать — подумал, что это его выдаст. Его молодость. Его случайную жестокость. То, что он не до конца понимал, что такое нормально. Спустя полчаса, когда его брат попросил счет и натянул куртку, Хэ Тянь задержался ненадолго. — Если ты наблюдал за мной, ты должен был знать, что Цзянь И вернулся, — сказал он. Его брат лишь пересчитал купюры в кошельке и положил несколько на стол. Если в чем-то он и был лучше Хэ Тяня, то, очевидно, в умении скрывать свои эмоции. В отличии от Хэ Тяня, он не пытался заменить их чем-то другим, как будто он чувствовал что-то другое, он просто не выражал вообще ничего. — Так ты знал? — осторожно повторил Хэ Тянь, наблюдая за ним. — Не знал, — ответил его брат. Они прошли мимо стойки на пути к выходу, и он заказал малиновый латте с собой. Он сделал глоток розового напитка и сказал: — Так его мать, значит, тоже здесь? Хэ Тянь закатил глаза. — Ну ты и развратник. Ей же под сорок. — Вообще-то тридцать шесть. Всего шесть лет разницы. У меня были женщины и постарше. — Они у тебя были. Мило. Его брат показал ему средний палец, и Хэ Тянь сделал то же самое. Это был простой, понятный и всеохватывающий жест. — Наслаждайся своим латте, Барби, — сказал он брату. Было позднее утро, они находились в центре города, так что на улицах уже было довольно многолюдно, и ему пришлось натянуть солнцезащитные очки, чтобы спрятаться от яркого света. — Спасибо, что пришел поболтать. Брат одарил его чем-то вроде улыбки, и перед ними возникла блестящая черная машина с затемненными окнами. Водитель в костюме вышел и открыл перед ним дверь, и его брат скользнул на заднее сиденье, захлопнул дверь и опустил стекло. — Всегда пожалуйста, — сказал он. — И не пропадай, А-Тянь. — Конечно, — сказал Хэ Тянь, чувствуя что-то вроде укола совести — он знал, что они не виделись только по его вине. Не потому, что он забывал. Он просто… не делал этого. — Не забудь про работу. — Не забуду, — ответил его брат. — Я буду на связи. Хэ Тянь кивнул, и машина уехала куда-то под тихий шум мотора, а он еще долго стоял там, а потом раздался гром, и в итоге он насквозь промок, потому что начался дождь.