Афоризм

♫ Say Hi to Your Mom — Blizzard — Тринадцать. — Да. — Из Латвии. — Похоже на то. — У тебя есть ее идентификационные данные? — Я сделал копию паспорта, когда она приходила сюда. Но визы нет. Срок действия истек еще в прошлом году. — Он знает, что она находится здесь нелегально? — Судя по тому, что мне удалось раздобыть, знает. Он использует второй телефон, чтобы связываться с ней. Иногда дает ей деньги. Хэ Тянь оглядел комнату. Мужчины и женщины вокруг, кажется, были несколько ошеломлены. Да и сам он, честно говоря, тоже. Он не думал, что этот мужчина и в самом деле такой… он даже не знал, как это назвать. Он-то думал, что они подловят его на незаконном скачивании музыки, или краже пакета риса из супермаркета, или неуплате налогов. Даже не предполагал, что они обнаружат… вот это. — То есть изнасилование несовершеннолетней, — сказал его брат, — и оплата услуг сексуального характера. Хэ Тянь кивнул. — В общем, да. — То есть… Не исключена даже возможность приговора к смертной казни. — Придется применить некоторое давление. — Это нетрудно, — пробормотал один парень. Он был в очках и писал ручкой, на которой, кажется, было его имя, и по одному этому Хэ Тянь мог заключить, что он юрист. — Будет возбуждено уголовное дело? — спросил Хэ Тянь. — Разумеется, — ответил юрист таким тоном, который давал понять, что это не будет вопросом нравственности и чистой совести. Хэ Тянь уже практически видел, как газеты будут восхвалять стремление компании к защите прав малоимущих. Хорошая пресса. — А девочка? — сказал Хэ Тянь. Его брат обменялся взглядами с людьми, сидящими за столом, в тесных костюмах, в дорогих ботинках, в офисе с видом на город, где на самом деле произошла вся эта мерзость, о которой он им только что рассказал. Они находились на блаженном отдалении от него, и Хэ Тянь предположил, что с такой высоты им кажется, будто исполнительная власть всегда дается вместе с некоторым благочестием. — Ее депортируют, — наконец произнес его брат. — Забота о ней — не наша ответственность. — Вы не могли хотя бы, не знаю, найти какое-нибудь Европейское сообщество, в котором ей помогли бы переоформить визу? Его брат вздохнул. — Можешь поискать что-нибудь в отделе кадров, Вэн Джин? Высокая, энергичная женщина кивнула. — Я посмотрю, что можно сделать. Брат вновь перевел взгляд на него. — Я все равно ничего не обещаю, Тянь Ти. — Я этого и не жду, — сказал Хэ Тянь. — Но по крайней мере стоит попытаться, так? — Да, — ответил его брат, и Хэ Тяню показалось странным, что чуть ли не впервые он проявляет какую-то обеспокоенность чужой судьбой, а его брату словно… нет никакого дела? С каких пор такое происходит? С тех пор, как это стало твоим отвлечением от работы и его делом. — А что насчет его бывшей жены? — спросил мужчина из пиар-отдела. На нем были очки в бирюзовой оправе, а из кармана пиджака торчал платок того же цвета. — Я понимаю, что она хочет, чтобы ему предъявили обвинение, но, что ни говори, смертная казнь — это все же нечто другое. Если она засудит нас за действия, не соответствующие тому, за что она платила, то после смерти парня мы окажемся по уши в дерьме. — Вряд ли ее это обеспокоит, — сказал Хэ Тянь. — Она была настолько зла, что ей стало в какой-то степени безразлично. Если она узнает, что он трахал тринадцатилетнюю девочку, она, вероятно, будет даже обрадована таким поворотом событий. Сидевшие за столом, кажется, были удовлетворены. Кто-то пожал плечами, кто-то приподнял брови, но все, очевидно, восприняли это без особых эмоций. Хэ Тянь молча восхищался дистанцией, которую им удавалось здесь сохранять; тем, насколько далеки они были от восприятия работы как чего-то реального. Это были лишь детали пазла: оскорбленная бывшая жена, аморальный муж, девочка, словно шахматная фигура между ними. Просто очевидец. — Мы сделаем все, что нужно, — сказал брат Хэ Тяня. — И спасибо за усердную работу, Тянь Ти. Она оказалась бесценной. Хэ Тянь лишь пожал плечами. Он не любил публичного одобрения: если он показывал, что ждал его, это говорило о нем слишком многое. Если никак не выражал своего отношения — это было слишком далеко от правды. С этого момента дело переходило в руки юристов, а пиар-отделу было сказано добиться пресс-релиза о работе компании, потому что она явно будет значительной, а потом они все ушли. Работа окончена, дело закрыто. В комнате осталось тяжелое, гнетущее молчание, которое словно ждало возможности быть прерванным. — Ты хорошо справился, Тянь Ти, — сказал его брат. Он складывал в стопку бумаги, возвращая отчет Хэ Тяня на место, в папку, вместе с той самой фотографией с камеры видеонаблюдения, с которой все и началось. Бледная кожа, откинутая назад голова, глаза — слишком большие и слишком круглые. — Очень хорошо. — Осторожнее, — сказал Хэ Тянь, наблюдая за тем, как мужчины и женщины в костюмах исчезают за дверью, словно ожившие шахматные фигуры. — Если продолжишь заваливать меня комплиментами, я могу не то подумать. Его брат закатил глаза. — Да сколько угодно. Полагаю, теперь тебе нужно заняться чем-то еще. — Очередной психованный бывший муж? — Нет, — сказал его брат. У него был задумчивый и пристальный взгляд, и Хэ Тяню не очень-то нравилось быть тем, на кого этот взгляд направлен. — Думаю, что-то другое. Что-то, как ты там сказал, посерьезнее? — Ты же знаешь, что я не это имел в виду. — Знаю. Но это было для тебя недостаточно грандиозно, так ведь? — Хочешь сказать, что я алчный? — Хочу сказать, что ты доказал, что весьма и весьма способен. Мы работаем на основе системы поощрений, Тянь Ти. — Я получу золотую звездочку? — Заткнись к чертовой матери, — но прозвучало это беззлобно. И затем: — Я хочу, чтобы ты поработал над уголовным делом. Интересно увидеть, что тебе удастся сделать. — Уголовным? — МГБ попросило нас проследить за деятельностью местных банд. Они предполагают, что они могут быть связаны с чем-то большим. — Чем-то большим? — Они расследуют случай крупной международной контрабанды из Китая. — Контрабанды людей? — Нет, наркотиков. Ему в голову не должны были прийти мысли о Цзяне. Но они пришли. И он точно не знал, почему. — Триада? — Возможно. МГБ хочет, чтобы мы просто пристальнее наблюдали за местной торговлей наркотиками. Но всегда есть главный поставщик. Если мы узнаем, откуда местные банды берут продукцию для продажи, мы должны отследить их, или по крайней мере указать МГБ опорную точку. — Ты ведь раньше работал в картеле. Я точно знаю. — Неужели? — В средней школе. Ты был в квартире Цзяня. — Разве? Хэ Тянь стиснул зубы. — Разве это не скажется не лучшим образом на твоих… отношениях с этими организациями? — Не понимаю, о чем ты говоришь. Хэ Тянь покачал головой, потому что его брат порой бывал таким ублюдком. Хотел, чтобы он принимал в этом участие, но не хотел выдавать ему всего. Только избирательно — ровно настолько, чтобы удержать Хэ Тяня под контролем и вызвать в нем непреодолимое желание врезать ему. — Я знаю, куда иду, Тянь Ти, — произнес его брат. Этой загадочной фразой он признавал больше, чем, вероятно, собирался признать. Хэ Тянь вспомнил тот вечер, вспомнил, как увидел тень брата у дома Цзяня. Его осанку, его прищуренный взгляд. Цзяня и Чжаня, трясущихся у входной двери. Гуань Шаня, который словно ждал его за углом. Позже той ночью брат сказал ему, что просто беспокоился за него, но Хэ Тянь подумал, что брат, вероятно, в ту минуту мог бы сделать очень многое, если бы Хэ Тянь каким-то образом подверг его риску, и именно эта… готовность порой тревожила Хэ Тяня. Готовность сделать все, что угодно, если он считал это необходимым. Он говорил, что его отношения закончились из-за работы, он беседовал с людьми, не отрываясь от телефона, но Хэ Тяню казалось, что в этом было что-то большее. Это был тихий гул автоматического двигателя, который контролировал сам себя во время езды и отказывался останавливаться перед чем бы то ни было. Даже, возможно, если Хэ Тянь бы стоял посреди дороги, ослепленный светом фар. — Мы работаем совместно с полицией? — спросил его Хэ Тянь, потому что, очевидно, больше ничего ему рассказывать не собирались, и потому что полиция нередко обращалась за частной помощью, а Хэ Тянь знал, что его брат никогда не упустит возможности выступить добропорядочным гражданином перед газетами. — Не в этот раз. У полиции Нанкина нет тех связей, что есть у нас. К тому же, им не всегда хватает оборудования или людей. Нам проще смешаться с толпой. — А от меня что требуется? — То же, что и в прошлый раз. Электронные письма, звонки, видеонаблюдение. Никто не в состоянии скрыться от камер, какими бы значительными людьми они ни были и от чего бы ни пытались спрятаться. — Вы будете отправлять кого-нибудь к ним под прикрытием? — Типа наркомана? — Да. — Не в этот раз. Банды местного значения обычно не такие… скрытные. Они не прячутся в тени, как Триада. Они чуть менее осмотрительны, по какой-то причине чуть более уверены в себе. Торгуют на улицах, передают друг другу травку прямо на фестивалях. Идиоты. — Он помолчал, обдумывая что-то. — Но тебе не стоит терять бдительность. Они высокомерны в своей жестокости. Они не держат рот на замке, потому что хотят похвастаться. Я не хочу, чтобы ты вставал на их пути как-то иначе, чем возможно сделать отсюда, из засекреченной компьютерной сети. — Я не настолько глуп, чтобы проникать в группу наркоторговцев. — Возможно, — сказал его брат. — Но порой ты ищешь новых ощущений довольно странными способами. Правдивость этого высказывания повисла на нем тяжелым грузом, потому что он знал, что перемахивал через заборы в школе не просто так. Знал, что как-то раз разбил машину, превратил ее в груду железа, потому что ему хотелось посмотреть, сколько она сможет выдержать. Знал, что прыгал со скал в Краби на летних каникулах, потому что хотел увидеть, что произойдет в ту секунду, когда он ударится о воду. Разумеется, не потому, что надеялся на что-то более мрачное, более окончательное. Ему просто хотелось узнать, что произойдет. — Я тебя не разочарую, — сказал Хэ Тянь брату. — Я не… Ты меня не разочаровываешь. Я просто не хочу, чтобы тебя убили. — Думаю, со мной все будет в порядке. — Конечно. Я тебе доверяю, — сказал он, и Хэ Тяню захотелось сказать ему, что не стоит этого делать, потому что доверие — слишком тяжелое и длительное бремя, чтобы возлагать его на кого-то, и он сам не был уверен, что не забудет о нем, увлеченный погоней за чем-то. Даже не то что забудет — для этого он уже был достаточно ответственным — просто покажет средний палец всем ожиданиям и надеждам других по поводу него. Кроме, возможно, одного человека. Единственного человека, которого ему не хотелось продолжать разочаровывать. Единственного человека, ради которого он сдерживался, дергал за те нити, без которых жизнь могла привести их к трагическому и неизбежному крушению. — Я принесу тебе все материалы в понедельник, — сказал ему брат, листая что-то в телефоне и поднимаясь на ноги. Хэ Тянь тоже встал, застегивая пиджак. — Ты будешь следить за одним из районов города. У меня есть также другие наблюдатели, которые отвечают за другие районы. Каждое утро вы будете встречаться и обсуждать полученные результаты. — Хорошо. — Тянь Ти... Приятно видеть тебя так часто. Я рад, что ты попросил меня взять тебя на работу. — Подожди, пока я где-нибудь не облажаюсь, а потом уж говори такое. Брат сухо улыбнулся ему, когда они направились к двери. — Ты не облажаешься. — Ты недооцениваешь мою способность разрушать все хорошее. — Ты недооцениваешь свою способность быть порядочным человеком, когда это действительно необходимо. Хэ Тянь был с этим не согласен, но не смог придумать другого ответа, так что просто сказал: — Посмотрим.

***

ТЫ МЕНЯ ИЗБЕГАЕШЬ? Сообщение оставалось без ответа уже три дня. Иными словами — вероятнее всего, да, это было так. Цзянь И написал десять разных ответов, забив всю папку с черновиками, и все они были разными: некоторые — оборонительно-резкими, другие — условно извиняющимися, еще пара — таинственными и обещавшими в ближайшее время все объяснить. В это, последнее, он и сам не верил, когда сохранял его, так и не отправив. Его пальцы в очередной раз замерли над экраном, но он не мог. Еще нет. Только не до тех пор, пока не закончится это бессмысленное ожидание. Сидение в аэропорту, в который наплывами прибывали туристы, студенты по обмену, футбольные команды, пожилые пары, держащиеся друг за друга и странные, одинокие путешественники. Он уже выпил три тыквенных фраппучино, пару раз прошелся по залу вылета, чтобы освободиться от переизбытка сахара в крови и странного чувства неуверенности, которое, как он прекрасно знал, было вызвано исключительно нервами, но ничто так и не смогло заставить его нажать кнопку «Отправить», пока все это не закончится, чтобы он мог перестать говорить Чжэнси, что играет в баскетбол или задерживается допоздна в школе. Перестать врать ему. Октябрь ударил, словно бомба, и позади были две недели бумажной работы, грубых телефонных звонков и еще более грубых угроз. Тайных денежных переводов с одного банковского счета на другой, прикрепления пропуска к лацкану, пакетиков с героином среди вызывающе ярких упаковок детских сладостей. Он несколько раз встречался с Чжэнси, гулял с Авель по району, но во всем этом что-то было не так. Он знал, что отчасти — в основном — это его вина. Но также ему казалось, что помимо этого было и что-то еще. И хуже всего было то, что он даже не мог позволить себе переживать в этот момент. Он не мог отвлекаться на чувства, когда из-за его неосторожности кто-нибудь запросто мог умереть. И он больше боялся, что этим «кем-нибудь» окажется Чжэнси, чем он сам. — Мы тебя от чего-то отрываем? Цзянь И поднял взгляд. Он сидел за столиком, липким от пролитого кофе и сливок, усыпанным пакетиками от сахара. Фэнг сидел рядом с ним, а мужчина, известный как Чжао, — напротив. Он был тощим и обладал водянистой улыбкой, его голова была выбрита, а возраст медленно и неумолимо приближался к тридцати. Его левый глаз дергался — Цзянь И любил смотреть на это, просто чтобы бесить его, — и на нем лежала ответственность за немалую часть шрамов на его спине. — Вообще-то да, — сказал Цзянь И. — Теперь заткнись к чертовой матери и не разговаривай со мной. Он пожал плечами: — Раньше ты был добрее. Мне больше нравилось, когда ты плакал. Позади него кто-то фыркнул — еще один столик с парой безобидных на вид соучастников. Пожалуй, им не стоило сидеть всем вместе, но плюс аэропорта был в том, что никто не задерживался там достаточно долго, чтобы заметить что-нибудь, все находились в постоянном движении и никогда не засиживались подолгу. Они заплатили девушке, чтобы та прошла через зал прибытия, когда взлетит самолет, и изобразила дочь Фэнга — на тот случай, если охрана следит за ними через камеры. Цзянь И молча стиснул челюсть в ответ этим людям позади, в ответ на слабую и мутную ухмылку Чжао. Следующие полчаса он следил за табло вылета, за тем, как надписи «Регистрация» сменялись на «Посадка открыта». А затем Фэнг неожиданно вздрогнул. Наклонился вперед. — Черт. Цзянь И оторвал взгляд от телефона — сообщение так и осталось без ответа — и посмотрел на табло. Задержан. — Позвони охраннику, которого мы наняли, — сказал Цзянь И. — Быстро. Фэнг уже прижимал телефон к уху. Они молча ждали, пока шли гудки, и никто больше не обменивался мерзкими улыбками и не делился воспоминаниями, которые Цзянь И находил какими угодно, только не приятными. Фэнг сидел, напряженно склонившись вперед, положив руку на стол, и все одновременно выдохнули, когда он кивнул: парень взял трубку. — Это я, — сказал Фэнг. — Что происходит? Раздался приглушенный голос, Фэнг не кивал и не издавал ни звука. Просто слушал. — И как долго это займет? Еще какие-то слова, едва слышно долетавшие до них из динамиков. Фэнг отключился, не попрощавшись, и сказал: — Из-за забастовок в Абу-Даби самолеты не могут влетать на их территорию без специального контроля. Он сказал, что беспокоиться не о чем. Самолеты задерживаются с самого утра. — А вчера, блядь, они сказать нам об этом не могли? — Теперь это уже не имеет значения, — сказал Цзянь И. — Ну конечно. Не имеет никакого значения, что один из самолетов с двадцатью пятью кило наркоты просто стоит на взлетной полосе. Цзянь И взглянул на Чжао, явно не впечатленный. Он даже голос не попытался понизить. — Скучный ты, — сказал он, а затем повернулся к Фэнгу. — Он не говорил, нет ли каких-нибудь проблем с безопасностью? — Ничего не сказал, так что, скорее всего, все в порядке. В противном случае нас бы проинформировали. — Хмм, — отозвался Цзянь И, не особо заинтересованный тем, что бы им могли сказать в таком случае. В конце концов самолет все же взлетел, и Фэнг получил лишь одно сообщение с текстом «Ок», и Цзянь И с трудом сумел не закатить глаза, когда девушка лет двадцати в широкополой шляпе и солнцезащитных очках направилась к ним через зал с распростертыми объятьями и криком «Папочка!», и Фэнг обнял ее в ответ с таким видом, будто у него вот-вот случится сердечный приступ. Цзянь И даже не попрощался, просто направился к стоянке такси, чтобы вернуться домой (он знал, что, скорее всего, ненароком выпалит адрес Чжэнси, потому что именно этого он на самом деле хотел, и, вероятно, поступить так было бы честнее). Но Фэнг схватил его за руку, когда он открывал дверь, и оттащил в сторону, прежде чем ему удалось скользнуть в машину и уехать от всего этого как можно дальше. Он сказал, что сумеет доставить товар в самолет и вывезти его за пределы Китая, а деньги уже перевели на счет группы. Его часть работы была закончена. Именно поэтому он был не в восторге, когда Фэнг коснулся его руки и потянул за собой, как истеричного ребенка, которого необходимо утихомирить. — Отъебись, Фэнг. — Дай мне минутку, — сказал мужчина. — Мне нужно с тобой поговорить. Не мог сделать этого там. — Твоя дочурка теперь уже совсем взрослая, Фэнг. Думаю, при ней уже можно говорить на любые темы. — Заткнись. Я говорю не о женщине. Я об остальных. — Утаиваешь секреты от друзей? Фэнг лишь покачал головой и провел ладонью по лицу, которое было покрыто шрамами и казалось видавшим виды еще со дня их первой встречи. — Послушай, Цзянь И, — сказал он. — Не хочу пугать тебя, но… Если со мной что-то случится, я хочу, чтобы ты убрался отсюда, хорошо? — Случится, — повторил Цзянь И. — От последних ребят из тех, что нанимал твой отец, уже давно ничего не слышно. Я — последний из первоначальной команды. Подумал, что должен предупредить тебя. — Потому что?.. — Потому что я последний из них, кому есть до тебя хоть какое-то дело, а другие непременно доберутся до тебя, как только я уйду с дороги, если решат, что ты знаешь номера счетов или местонахождение отца. — Спасибо. Я прямо чувствую сострадание с твоей стороны. Мужчина издал раздраженный звук, крепко сжав зубы. — Ты можешь хоть одну минуту в жизни побыть серьезным, мелкий засранец? Я говорю о собственной смерти, понимаешь ты это? Я не шучу, мать твою. — Я тебя услышал, Фэнг. Ты умираешь, я сваливаю. Не так уж сложно. Фэнг уставился на него, едва не попятившись. Молча открыл и закрыл рот. А затем медленно произнес: — Ты не тот ребенок, которого мы забрали три года назад. Цзянь И моргнул. — А что в этом, блядь, неожиданного? Да ты… — Ты знаешь, что я никогда не был согласен с этим. — О, бога ради, — выплюнул Цзянь И. — Заканчивай со своими жалкими отмазками. Тебе что, пять лет? Это был не я, сэр! Меня не волнует, что ты сделал или не сделал. Ты был там. Ты был одним из них. Это не оправдывает тебя после всего того дерьма, что они со мной сотворили, ясно тебе? — Цзянь И, ты знаешь, что я не мог… — Не мог что? Не мог пальцем шевельнуть, чтобы они не обвинили и тебя? Мне было шестнадцать, Фэнг. Меня запихивали в бордели, заставляли драться с этими бугаями, прижимали раскаленное железо к коже и ожидали, что я буду вести переговоры, пока я смотрел на все это. Пока все это происходило со мной. Ты просто жалкий трус. Фэнг опустил взгляд и тихо произнес: — Твой отец хотел, чтобы я присмотрел за его делом. И еще он хотел, чтобы я присмотрел за тобой. Это было лучшее, что я смог сделать. — Лучшее? — повторил Цзянь И. — В таком случае дерьмо собачье это твое «лучшее». — Он снова потянул на себя дверь такси, проигнорировав взгляд, которым таксист одарил его из-за задержки. — Спасибо, кстати, что заблаговременно предупредил о своей смерти. Положу цветочек тебе на могилку — если она вообще у тебя будет, конечно. Они отъехали, и в итоге он не назвал таксисту адрес Чжэнси — он вообще не знал, что за адрес назвал. Знал наверняка лишь то, что он сходит с ума.