Афоризм

♫ Keaton Henson — The Pugilist Он пришел к Хэ Тяню, промокший до нитки, трясущийся, зная, что, скорее всего, выглядит паршиво ровно настолько, насколько себя чувствует. И Хэ Тянь сказал: — Мать твою. Выглядишь совсем дерьмово, — что, с учетом склонности Хэ Тяня высказывать горькую правду именно в тот момент, когда она не нужна или когда ее не хотят слышать, только подтвердило его мысли. — Можно зайти? Хэ Тянь ничего не сказал, лишь шагнул в сторону и позволил двери распахнуться. Позволил Цзяню стащить обувь и оставить мокрые следы на полу. Позволил Авель зайти и стряхнуть с себя воду вместе с шерстью и побрести куда-то вглубь квартиры, слишком большой для одного человека. Двух человек. Мо Гуань Шань стоял, прислонившись к кухонной стойке, держа в руках полотенце для посуды, а в открытых контейнерах остывало что-то с густым и пряным ароматом. — Привет, — сказал он, но выражение его лица сказало куда больше, когда он перевел взгляд на просвечивающую насквозь футболку, на джинсы, с которых на пол стекала грязная вода. — Все нормально? — Не совсем, — ответил Цзянь И. — Чжэнси и я… — А, — сказал Хэ Тянь. Он вытащил из шкафа фарфоровую миску, наполнил ее водой из крана и с тихим щелчком поставил на пол для Авель. Авель оставляла за собой лужи на полу и многообещающе поглядывала на диван напротив открытой кухни. Белый диван. Рыжий притащил полотенце из ванной, опустился на колени и попытался хоть как-то высушить ее, пока она выкручивалась и отбивалась от него лапами. — Не знал, что у тебя есть собака. — Недавно завел, — произнес Цзянь И слабым голосом. В голове крутилось лишь одно: насколько семейной выглядела вся разворачивающаяся перед ними ситуация. Он даже не думал, что такое слово можно применить к кому-то вроде них, и теперь он гадал, почему кому-то вроде него такое иметь не позволено. Его жизнь ведь была точно такой же запутанной и ненормальной, как и у них, разве нет? Почему это автоматически не делало его пригодным? Может, какая-то странная высшая сущность наблюдает за ним и считает, что с семейным, учитывая все происходящее, он просто не сумеет справиться. — В дальней спальне есть чистая одежда и полотенца, — Хэ Тянь следил за ним пристальным взглядом, который можно было запросто назвать как светлым, так и мрачным, словно он находил все происходящее забавным. Но в этот раз в нем не было привычной легкости, приподнятого уголка рта, а слабый блеск в темных глазах не напоминал Цзяню, как бывало обычно, звезды на фоне черной дыры. Он принял душ в одной из ванных, где стояли нераспечатанные бутылочки какого-то причудливого геля с запахом корицы и морозной зимы. Стоял под струями воды, пока кожа не раскраснелась и не начала гореть, поменял температуру, чтобы вновь задрожать от холода — уже не слегка, а всем телом, и дышать стало больно. В какой-то момент в дверь постучались. И Цзянь сказал, что он в порядке. Просто дайте ему минутку. Дайте ему время. Он снова это сделал. Зачем он сделал это снова? — Ты опять все портишь, — сказал он сам себе трясущимся голосом, дрожащими губами. Белая стена душа расплывалась перед глазами, он обхватывал руками живот, по лицу стекала вода, волосы прилипли, с ресниц падали капли, словно он плакал, и конечно, черт возьми, он плакал, но он не имел на это права. Не имел права на такую роскошь, как грусть, после того, как сделал это снова. Словно он не знает, что значит «нет». Словно он ни капли не уважает то, что Чжэнси может чувствовать. Может желать. И становилось так очевидно, что о чем бы ни думал и чего бы ни желал Чжэнси в последнее время, этим «чем-то» был не он. Он не знал, почему ему было так трудно это уловить. Как ребенку, цепляющемуся за веру в то, что сказки — это история древнего мира, а все подарки на Рождество приносит толстый мужчина с белой бородой. Невероятно глупо. Такие вещи помогают развиваться детскому воображению, а в его возрасте уже должны бы казаться глупыми. Так почему он вырос с мыслью, что они с Чжэнси однажды сыграют свадьбу и всю жизнь проведут вместе — они же разговаривали об Исландии всего час назад? Два? Он не знал, сколько времени заняла дорога до Хэ Тяня и сколько времени он уже проторчал в душе, — и что и школу, и институт, и работу Цзянь И пройдет вместе с ним. Каким обманчивым, каким бессвязным казалось все это теперь, когда ему вдруг пришлось осознать, что, как и феи, русалки и пасхальные кролики, это лишь одна из тех вещей, о которых приятно думать в детстве, но которые не работают в реальности, где он живет. Где ему приходится жить. И почему он не мог принять этого? Что его попытки удержаться за фантазии лишь разлучают, разделяют их — он уже однажды сделал то же самое, еще до того, как ушел, и видел, как оно вклинилось между ними, сделало их отношения неловкими, непонятными и странными, — что он насильно навязывает Чжэнси что-то, чего он, возможно, не хочет. Что-то, чего он не чувствует. Он больше не мог продолжать думать об этом (впрочем, это не означало, что он прекратил), потому что все тело теперь болело от холода и постепенно бледнело, приобретало синевато-серебристый оттенок, а вены выступали и замерзали под ледяной водой. Он нажал на кнопку, чтобы выключить душ, вытерся полотенцем, пока кожа не стала сухой, а волосы по-дурацки не разлохматились. Одежда, которую Хэ Тянь велел ему надеть, была мягкой, мешковатой и странно уютной, и от нее ему захотелось спать. Когда он вернулся на кухню, шлепая босыми ногами по холодному полу, они все еще были там, держали чашки с кофе и смотрели друг на друга так, что Цзяню вдруг показалось, что он им мешает. — Лучше? — спросил Хэ Тянь. Он налил кофе еще в одну чашку, сунул ее в руки Цзяню, и ее тепло показалось почти обжигающим. Он обхватил ее ладонями, чувствуя, как кожа медленно согревается. — Ненамного, — ответил Цзянь И, взбираясь на барный стул. — Что случилось? — спросил Рыжий. — Я поцеловал его. — О. Несколько секунд все молчали. Рыжий отставил кружку в сторону. — Мне нужно идти, — сказал он. — Останься, — сказал Цзянь И в ту же секунду, когда Хэ Тянь произнес: — Не уходи. — Не могу. — Почему? — спросил Хэ Тянь. — У меня дела. — Дела? — Да. Из автосалона позвали на собеседование. — Ты мне не говорил. — Решил, что это неважно. — Конечно, важно. Рыжий сглотнул и опустил взгляд. — Я не хотел, чтобы ты начал надеяться, а потом выяснилось, что меня не взяли. На это Хэ Тянь лишь молча уставился на него. А затем: — Уже почти десять. — Ну, это же работа в ночную смену, так что… — Ладно, неважно, — сказал Хэ Тянь. — Возьми мою куртку. На улице холодно. И Рыжий взглянул на него так, словно ему хотелось вздохнуть или отказаться, но в итоге все же пожал плечами и поднял куртку, валявшуюся на одном из диванов. — Удачи с... эм... чем бы то ни было, — сказал он, и Цзянь И поблагодарил его рассеянным кивком, в основном потому, что его «чем бы то ни было» оказалось довольно точным определением тому, чем это являлось. Хэ Тянь проводил его в коридор, и Цзянь И честно старался не подслушивать, но ничего не мог поделать. Они обменивались какими-то репликами, чересчур тихо, заставляя Цзяня изнывать от желания. На какое-то время воцарилась тишина, и он подумал, что они, наверное, целуются, и обнаружил в себе странное желание представить, как это выглядело. Увидеть, было ли это нежно, или Хэ Тянь оставлял на нем синяки, потому что был похож на человека, которому это нравится. Увидеть, прижимал ли Рыжий ладони к лицу Хэ Тяня, потому что это было единственным временем, когда он мог прикасаться к нему, сам того не осознавая. Увидеть, был ли этот поцелуй глубоким и сбивающим дыхание, или он был легким и игривым, потому что порой только это могло заставить мир показаться чуть лучше. А потом он услышал что-то вроде вздоха, и дверь захлопнулась, и Хэ Тянь снова вошел, и так как это был Хэ Тянь, он нисколько не отличался от того, каким был несколько минут назад. Ни волосок не сдвинулся с места, черная футболка оставалось идеально выглаженной, словно он занимался глажкой сам, а не платил за это кому-то другому. Его губы оставались бледными, и Цзянь И подумал, а не вообразил ли он себе все это, настолько отчаянно желая близости, что начал принуждать к ней хотя бы других. — Так ты поцеловал его, — сказал Хэ Тянь, словно их разговор даже не прерывался. Он прислонился к стойке возле раковины. — Да. Снова. — Снова? — В средней школе я… И Хэ Тянь кивнул, словно все понял, и отпил кофе из чашки. Он был ароматным, горьким и слишком крепким для Цзяня — тот предпочитал пить его с молоком, сахаром и сиропами, от сладости которых сводило зубы и которых, по словам Чжэнси, он всегда добавлял слишком много. — Я предполагал, что что-то такое случится. Вы уже давно странно вели себя друг с другом. Было страшно утомительно пытаться заговорить с тобой. Цзянь И этого не помнил. Помнил лишь то, что чувствовал сам. Лишь то, что происходило между ним и Чжэнси, потому что только это имело для него значение. Теперь ему стало неловко, он ощутил укол совести по поводу того, что не замечал Хэ Тяня. Что даже сейчас он просто ввалился к нему домой, и занял его душ, и пил его кофе, потому что это показалось ему естественным и правильным. — Что происходило потом? — спросил его Цзянь. — Когда ты поцеловал Рыжего? — Что происходило? — Да. Ты все еще думал, что можешь ему понравиться? Или думал, что все испортил? Хэ Тянь провел пальцем по губам, словно вдруг ощутил призрачное воспоминание того момента. Он нахмурился, слегка сведя брови, и это придавало ему непривычно серьезный вид. — Я не думал, что получится вот так. То есть… — он невесело усмехнулся. — Это, конечно, еще очень мягко сказано. Можно было бы придумать начало получше, чем засунуть язык ему в горло прямо у школы, но я… я не подумал, понимаешь? Он просто смотрел на меня. На минуту я решил, что мы, возможно, на одной волне. — Он целую неделю не появлялся в школе. — Да, — согласился Хэ Тянь, и голос прозвучал слабо, словно его заглушали воспоминания. — Не знаю, была ли причина во мне. Или в его матери. Или в чем-то еще. Но тогда я был уверен, что это из-за меня, потому что после чувствовал себя так паршиво, что даже не видел других вариантов. — Это эгоистично с моей стороны — продолжать думать о себе? — Да. Но я тоже так делал. — Что было потом? Ты сказал, что он решил, что ты… Хэ Тянь опустил взгляд. — Я не думал, что он действительно так считает, — сказал он тихо. — Полагаю, в этом было нечто большее. Но… Черт, это было больно. Я такого даже не предполагал. Не думал, что то, что другие говорят обо мне — мне — имеет значение. Но, наверное… тот факт, что это оказалось больно, показал, что я был неправ. Это имело значение. И именно тогда, наверное, я и понял, что в этом было нечто большее. Потому что он плакал, понимаешь? Так мучительно ранен и так напуган. Из-за меня. И после я долго гадал, не потому ли он так расстроился, что действительно думал, что между нами что-то может быть. А я его совсем запутал и показал ему неправильную версию того, что могло бы быть между нами. — Ты извинился? — Нет. Ничего не сделал. Решил, что, наверное, не стоит развивать эту тему. Словно все станет понятно и нормально, если я продолжу давить на него. — Ты оставил его одного. Хэ Тянь кивнул. — Да. И спустя какое-то время я заметил, что он не может понять, почему. Потому что он продолжал смотреть на меня. Поначалу так, словно ожидал, что я что-то сделаю, что ударю его в ответ или сделаю еще чего похуже, каким-то дрожащим, осторожным взглядом. А потом… потом, думаю, его почти начало раздражать, что я его просто игнорирую. — Только не говори, что ты начал нравиться ему, потому что изображал из себя недоступного. Хэ Тянь рассмеялся. — Нет, — сказал он. — Ничего такого. Мы начали трахаться, потому что все было хреново, а его наебала его банда, а его мать была больна, а я был — да и сейчас остаюсь — богатым мальчиком с пунктиком по поводу нахождения в центре всеобщего внимания. И, думаю, мы просто поняли, что сыты по горло. Или, может, ему надоело притворяться, будто его не тошнит от всего мира. Он просто... боялся этого, потому что хотел этого, а в его жизни ничего не шло так, как ему хотелось, и еще он никогда не был тем, кем велело ему быть общество, так что с чего бы вдруг ему хотеть чего-то вроде этого? Вроде меня. — Вы друг другу не нравились. — Нет. Мне он нравился. Ну, так, как шестнадцатилетнему парню может нравиться кто-то такой… кто-то вроде него. Думаю, он меня ненавидел. — Я не понимаю. — Я вообще-то тоже. Это было… Наверное, нам не стоило. Мы были подростками. Я не делал его счастливым, но мне было плевать, потому что у меня был он. Я имел возможность быть с ним. Даже если все ограничивалось сексом и паршивым отношением друг к другу. И, на самом деле, это были единственные вещи, которые я умел делать, так что какая-то часть меня, вероятно, считала, что это и есть счастье. Цзянь И представил себе это. Эту грубость, которая касалась не только секса, ядовитые и резкие слова. И никакой заботы. Никакой нежности. Лишь отвращение, боль и тайное сожаление, просачивающееся после. И желание все равно не пропадало — возможно, как раз именно из-за этой боли. — Я не хочу такого с Чжэнси, — сказал он. — Я не… — Нет, — ответил Хэ Тянь, пожав плечами. — И это нормально. Думаю, вы двое заслуживаете чего-то большего. — А вы — нет? — Может, и мы заслуживали. Но то, чего мы заслуживали, мы, возможно, начинаем получать сейчас. Так что я не против. Цзянь И не знал, что сказать после этого. Он провел рукой по волосам, с которых на шею все еще стекала холодная вода. Кофе почти остыл и явно не стал вкуснее, чем тогда, когда был горячим, и на него начинала накатывать какая-то дрожащая тошнота, и он подумал, что дело не только в дожде. Он опустил голову в ладони и пробормотал: «Ебать...» — потому что все еще чувствовал себя потерянным. И Хэ Тянь сказал: — Я могу. Цзянь И поднял голову. Взглянул на него. — Серьезно? Хэ Тянь лишь пожал плечами. — Но я думал… Хэ Тянь продолжал смотреть на него. Выжидательно. И что-то в этом было… не так. И Цзянь И закатил глаза. — Отъебись, — сказал он. — Просто хотел посмотреть, что ты сделаешь. — Какой же ты иногда мудак. — Поправка: всегда. И пожалуйста, скажи мне, что ты не отчаялся настолько, чтобы позволить мне. Что ты не просто ждешь, пока этот идиот удовлетворит твое либидо. Цзянь И не ответил. Хэ Тянь уставился на него. — Серьезно? — произнес он, когда молчание затянулось. — Никогда? — Я думал, что когда я вернусь… — Господи, — сказал Хэ Тянь. — И ты думал, что Чжань сделает то же самое, да? Будет хранить свою девственность для тебя, как какая-нибудь принцесса? — Так и было. В смысле, нет. Не для меня. Я… — Ты говорил, что в ту ночь, когда ты объявился у него, в его постели была девушка. — Была. Но он сказал, что они ничего не делали. Только прелюдия и все такое. — И ты в это поверил. — Хочу верить, — признался Цзянь И. — Потому что иначе я не знаю, с чего бы ему было говорить мне об этом. Зачем он сказал мне об этом? Если он не… если он ничего не чувствует, то зачем говорить мне это, словно он бережет мои чувства? Хэ Тянь прищурился. — Тебе просто надо перепихнуться с кем-нибудь, — сказал он, зажигая сигарету. Он вдохнул и выпустил облако дыма, за которым его глаза казались еще темнее. — Сними девушку. Цзянь И покачал головой, затянулся, когда Хэ Тянь предложил. — Ты омерзителен, — ответил он без особой серьезности, и Хэ Тянь закатил глаза. — Давай, сынок, — произнес он низким голосом, явно подражая кому-то, и Цзянь И лишь через пару секунд сообразил, кого он передразнивает. — Это все, что потребуется, чтобы избавиться от лишних мыслей в голове. Цзянь И сглотнул. — И как, сработало? — Не знаю. Так и не трахнул ту девушку. Впрочем, отдал ей все, что оставалось в отцовском кошельке. Было весело. Час спустя держал во рту член Гуань Шаня. Довольно… приятная ирония. Цзянь и глазом не моргнул в ответ на грубость его слов. Такое никогда его не шокировало. Лишь что-то более нежное, тихие чувства и эмоции, нечто скрытое глубже поверхности — именно это заставляло (даже сейчас) его краснеть. — А ты когда-нибудь… С девушкой… Хэ Тянь хитро улыбнулся ему, и Цзянь И вдруг почувствовал себя намного младше него. Вообще-то так было всегда, потому что именно к Хэ Тяню он обращался, когда хотел сбежать из школы; Хэ Тянь был выше и мог обхватить рукой его плечи без особых затруднений. Хэ Тянь мог касаться его, потому что это ничего не значило, даже если его слова были туманными, а глаза горели, он был достаточно взрослым, чтобы спокойно и расслабленно дотрагиваться до его волос, класть ладонь ему на пояс. И Цзянь И вспомнил, что ему было всего пятнадцать, а он уже с легкостью раздавал комплименты и с еще большей легкостью — улыбки, и ходил по школе, засунув руки в чужие карманы, потому что в нем всегда присутствовала эта легкая сексуальность, до странного вдохновляющая. — Я думал, мы говорим о тебе. Его глаза были прищурены от дыма. Он еще раз затянулся, передал сигарету обратно Цзяню, но тот больше не захотел, и опустил окурок в переполненную стеклянную пепельницу. На прошлой неделе он по пьяни заявил, что бросает, и Цзянь И видел, каких успехов он достиг. Он задумался, не те ли вопросы, которые он ему задавал, воспоминания, которые он оживлял в нем, заставили его вернуться к старой привычке. Когда Цзянь И не ответил, он вздохнул. — Слушай, Цзянь И… Я не считаю, что глупо с твоей стороны хотеть этого. Я лишь считаю… Чжэнси с тобой недостаточно откровенен. Возможно. — Я не хочу больше предполагать. — Тогда спроси его напрямую. — Не думаю, что он сам знает. Когда мы говорим об этом, все так неконкретно, сложно и расплывчато, что я порой задаюсь вопросом, об одном и том же ли мы вообще говорим. — Так спроси его. — Не могу. Он не понимает. Он все еще думает, что я гей, господи боже. Хэ Тянь поначалу, кажется, его не услышал, потому что просто кивнул. Но затем его голова замерла, и он озадаченно взглянул на него. — Повтори-ка. — Я не… Я не гей, Хэ Тянь. — То есть ты би? — Нет… — Хорошо. Тогда растолкуй мне, Цзянь И. И он так и сделал. Сказал, коротко и просто: — Только он. Все дело всегда было только в нем. Он не знал, что означало выражение лица Хэ Тяня. Может, это была жалость. Или сочувствие. Или что-то совершенно новое. Но при виде этого ему стало так грустно, потому что Хэ Тянь, кажется, понял. Потому что наконец хоть кто-то понял. И этим «кем-то» был не Чжэнси. Прежде чем Цзянь И успел ответить, тишину прорезала мелодия звонка. Хэ Тянь приподнял брови, когда вытащил телефон из кармана. — Да? — сказал он, приложив трубку к уху. Его глаза на пару секунд встретились с глазами Цзяня. — Да, он здесь, — и Цзянь И почувствовал, как сердце колотится где-то в горле. — Вряд ли. Только если хочешь с ним поговорить, — он замолчал, слушая ответ. — Ну, можешь принести его телефон сюда. Или можешь подождать. Решать тебе. Цзянь И осознал, что оставил там телефон, в ту же секунду, когда понял, о чем Хэ Тянь спрашивает его: «Хочешь встретиться с ним, увидеть его, или тебе нужно время?» И в голосе Хэ Тяня не было осуждения. Он не принимал ничью сторону, и Цзяню стало стыдно, потому что ему хотелось, чтобы он принял, и еще стыднее, потому что он не осознавал, что Хэ Тянь способен на подобную гладкость. На такую справедливость, казавшуюся настолько взрослой. Взрослость для Цзяня стала синонимом героина и автоматов, и он не был уверен, что это правильно. Он задумался, когда Хэ Тянь успел так вырасти, и где он был, когда это произошло. — Я передам ему, — ответил Хэ Тянь. И положил трубку. — Он сказал, что ты можешь забрать его завт… — Да, — выпалил Цзянь И. — Да. Я могу это сделать. Да. Завтра. Хэ Тянь медленно кивнул, ощущая, как слова Цзяня И спотыкаются друг о друга в своей неловкости. В своем рвении. Потому что Чжэнси не сказал «нет». Не сказал ничего, кроме «Дай мне время». И Цзянь И в отчаянии понимал, что даст Чжэнси что угодно, если это означает, что ему удастся снова увидеться с ним. Начать сначала. Может, на этот раз не облажаться. — Не… не трать на него время, Цзянь И, — сказал Хэ Тянь. — Я правда считаю, что ты заслуживаешь чего-то большего. — Он — не трата времени. — Цзянь И… — Если я тогда сказал бы тебе такое по поводу Рыжего. Что бы ты ответил? — Наверное, сказал бы тебе отъебаться и позволить мне самому принимать плохие решения. — Ну вот. — Но я уже прошел этот этап. Теперь я обладаю бесценным опытом, или как там это называется. Цзянь И скорчил рожу. — Хочешь сказать, что ты мудрый? — Хочу сказать, что… что я счастлив. Что все идет как надо. И что у тебя тоже все может быть вот так. — Я… рад, — сказал Цзянь И, потому что это было неловко, и они никогда прежде такого не делали. — Вам, кажется, неплохо вместе. Хорошо. И Хэ Тянь повернулся к нему спиной, чтобы ополоснуть пустую чашку в раковине. Он сказал: — Да. Я тоже так думаю, — и Цзянь И услышал улыбку в его голосе и задался вопросом, когда же и у него будет нечто подобное.