Афоризм

♫ Dry the River — No Rest Чжэнси казалось, что воскресенья созданы для этого. Играть в маджонг за столом в парке в холодном зимнем свете поднимающегося солнца. Кидать Авель палку, за которой она бросалась в погоню по траве, усыпанной сухими листьями, хрустящими под ногами, смеяться, когда наступала очередь Цзяня бросать, и получалось жалко, и их дыхание, их смех, казавшийся странно истерическим без особой причины, словно они были пьяны, вырывался белыми клубьями пара. Было малолюдно, потому что все еще спали, и так холодно, что земля хрустела от медленно сходящего инея, и звуки машин казались тихими и далекими, и даже нежное пение птиц звучало громче. Это заставляло все происходящее на час превратиться в какую-то сказку, прежде чем город окончательно проснется и поднимется в полную силу. Группа бегунов петляла вокруг них, старик с дочерью — внучкой? Женой? — неторопливо брел по тропинке. Вокруг царило блаженное спокойствие, и Чжэнси не мог не заметить, как Цзянь И поеживался в тонкой куртке, как двигался, не особо задумываясь, потому что ему никогда это не давалось, и как продолжал бросать взгляды — иногда на бегунов или на старика, иногда просто по сторонам. Словно он в каком-то роде завидовал им. Словно ему было любопытно, что за жизнь они ведут. Словно он ждал, что вот-вот что-то появится и разрушит все это. Чжэнси хотелось сказать ему, что все в порядке и будет в порядке до тех пор, пока он рядом. Но вообще-то он больше не мог давать подобных обещаний. Потому что Цзянь И — он постепенно пришел к пониманию, к принятию этого факта — уже не был прежним. Его жизнь состояла из других испытаний — не тех, с которыми довелось столкнуться Чжэнси. Ему постоянно приходилось сохранять эту острую осмотрительность, потому что, возможно, именно благодаря ей он остался в живых. Он взглянул на него. Подумал, что до Рождества осталось меньше месяца. Что скоро наступит Новый год. А потом придет весна, а потом она вновь перетечет в удушающе жаркое лето, такое же суровое и невыносимое, какой порой бывает зима, и целый год будет позади. — Я не против подождать, — сказал ему Цзянь И на прошлой неделе, в момент странной откровенности друг с другом. Когда Чжэнси сказал, что пока что не хочет, ну, делать это. Не уверен, что он готов. Смешно, правда? Ему почти двадцать, он парень, и он не готов? И Чжэнси поверил ему. Поверил. Но он отчетливо осознавал, что с этим ожиданием они многое упускают. — Почему ты не можешь остаться? — спросил он его сейчас. Они возвращались домой к Цзяню, Авель крутилась перед ними, натягивая поводок, цокая когтями по мерзлому асфальту и вывалив язык — Чжэнси находил очаровательным ее восторг перед всем, что творится вокруг. Ему было интересно, каково это — настолько теряться во всем, что может предложить тебе мир. Возможно, именно так ощущаешь себя, когда влюблен в Цзяня. — М? — отозвался Цзянь И. Он листал что-то в телефоне — что-то, вряд ли имеющее отношение к учебе. Чжэнси начинал к этому привыкать. К некой отрешенности, случавшейся между Цзянем и текущей реальностью. Он почти ничего не спрашивал, кроме тех случаев, когда хотел узнать побольше о Фэнге, этом непонятном персонаже, о котором Цзянь И говорил с какой-то болезненной нежностью. Еще иногда он спрашивал Цзяня, в безопасности ли он. Или спрашивал, действительно ли ему нужно в очередной раз уйти. — Почему ты не можешь остаться? — повторил Чжэнси. — Остаться в Нанкине. Теперь Цзянь И слушал, и он вздохнул, засунул руки в карманы куртки, спрятал рот за высоким, застегнутым доверху воротником. — Сиси… — Я серьезно. Ты… В смысле, ты же сейчас работаешь на них. Ездишь в чертов Гонконг и Шанхай после школы. Это… Разве этого недостаточно? Цзянь И вздохнул. Пожал плечами. — Не совсем, — сказал он. — Не совсем. Мы… Они — международная компания. Они хотят, чтобы я путешествовал. Мы не можем постоянно ожидать, что клиенты и партнеры будут каждый раз приезжать в Китай. Выглядит не очень хорошо. Чжэнси видел, как трудно ему было говорить — как он перескакивал между местоимениями, словно сам не мог определить, кем он является. Не знал толком, какое место он занимает в этой схеме. Не хотел, чтобы Чжэнси подумал, будто он является кем-то, кем он не был. Или, возможно, был, но не хотел быть. — Я бы… Я мог бы поехать с тобой… — Нет, — немедленно перебил его Цзянь И. Его голос, его лицо были наполнены ужасом. — Тогда я буду ждать тебя. Буду здесь, когда ты вернешься. — Я не могу просить тебя об этом. Что, если я никогда не вернусь? — Я же сказал, что буду защищать тебя, Цзянь И. Ты вернешься. И Цзянь И ничего не ответил на это, лишь погрузился в глубокое молчание. Они прошли через изысканный вестибюль здания, поднялись на лифте на его этаж. Чжэнси не мог перестать бросать на него взгляды, потому что ждал, что Цзянь И вновь начнет спорить с ним. Препираться с ним. Потому что именно так было всегда. Потому что он не должен был вести себя как пессимистичный засранец и верить в худшее, потому что иначе это уже был не он, господи боже. Это ему совершенно не подходило. И когда… Когда он стал таким? Почему Чжэнси не было рядом, чтобы остановить это? Когда они вернулись, в квартире было жарко, потому что они оставили обогреватель включенным на слишком большой мощности, и Цзянь И, даже не поколебавшись, стащил с себя рубашку и подошел к недавно купленному затейливому автомату, который готовил горячий шоколад. — Будешь? — спросил он. — Давай, — ответил Чжэнси. Он сел на один из табуретов за кухонной стойкой и наблюдал за его спиной, за движениями лопаток, стараясь не замечать, как в золотистом утреннем свете, пробивающемся сквозь жалюзи в гостиной, его шрамы вспыхивают огнем. Цзянь И передал ему кружку, и напиток когда он попробовал его, оказался слишком сладким, слишком горячим, обжигающим язык. — Может, стоило его посолить? — пошутил Цзянь И, делая большой глоток, так, словно его все устраивало. У него на губах был шоколад. — Твоя одержимость сахаром — твоя проблема, не моя. — Правда? — ответил Цзянь И, все еще улыбаясь. Чжэнси протянул руку. — Иди сюда. Цзянь И помедлил, глядя, как Чжэнси снимает куртку, потому что было слишком жарко, хотя окна теперь и были открыты и впускали горький морозный воздух. Но затем он подошел, остановился перед Чжэнси, их ноги столкнулись, и Чжэнси приходилось смотреть на него немного снизу вверх с того места, где он сидел, едва доставая ступнями до пола. Кожа Цзяня была холодной под его ладонью, когда он коснулся его, и покрытой мурашками, соски затвердели, и Чжэнси не нужно было спрашивать разрешения, когда он потянулся к нему, положил ладонь ему на затылок и притянул его к себе. Он почувствовал вкус шоколада на его языке, слизнул его с его губ и подумал, что так он вкуснее. В голове пронеслось, как удивительно, что он может просто делать это. — Си, — выдохнул Цзянь И, и Чжэнси увидел, что да, у него стоит. И вновь подумал, как удивительно, что даже простыми поцелуями он может делать с ним такое. Чжэнси встал, поставил их кружки на стойку — та, из которой пил Цзянь И, почти опустела, к своей он едва притронулся, — потянул его за руку к дивану с накинутым мягким покрывалом и разбросанными подушками, и они упали. То есть Чжэнси упал, потому что Цзянь И внезапно оседлал его, прижимаясь к нему, и его бледная кожа была повсюду, и его губы оказались на шее Чжэнси, и Чжэнси снова вспомнил, каково это — быть переполненным другим человеком. — Цзянь И, — сказал он, потому что теперь Цзянь вжимался в него и двигался, и это было мучительной пыткой. — Просто целуемся, — прошептал Цзянь И, касаясь губами его шеи, его челюсти, его прикрытых век, его ключиц, выступавших из-под тонкой толстовки, в которой ему внезапно стало жарко. А потом его губы вернулись к губам Чжэнси, он поймал их зубами, и Чжэнси протолкнул язык в рот Цзяня, потому что мог это сделать и потому что хотел уловить его вкус, и провел руками по его коже, и ощущение не могло сравниться ни с чем, что он когда-либо чувствовал. Живот Цзяня трепетал под его ладонями, ребра и позвоночник словно были крохотными горными хребтами под кончиками пальцев, и ему казалось, что если он соберется и получше сконцентрируется, то сможет нарисовать карту его тела во сне. Но он не мог сконцентрироваться, потому что Цзянь И был повсюду и тянул за край его футболки, стягивал ее через его голову, прокладывая вслед за ней дорожку губами. — Как хорошо, — выдохнул Цзянь И, толкаясь все сильнее, пока они оба не застонали, и Чжэнси не знал, кому он это говорит. — Не уверен, что это поцелуи, — сказал Чжэнси. И когда Цзянь лишь улыбнулся, он продолжил: — Ты бы сказал мне, что трахаться и целоваться — одно и то же, если бы решил, что тебе это сойдет с рук. Цзянь И склонился к нему. — А оно сойдет? И Чжэнси сглотнул: — Когда-нибудь. — М-м, — произнес Цзянь И прямо в кожу за его ухом, царапнув зубами мочку, заставив его задрожать. Сказал, уже не в первый раз: — Я не против подождать. — Правда? Цзянь И, сидевший у него коленях, сдвинулся, и на мгновение оба замерли. Прикосновение этой твердости было почти чрезмерным. И Чжэнси ахнул, когда Цзянь И хрипло простонал: «Конечно», — прямо ему в ухо. — Ты заставишь меня кончить в штаны, словно мне пятнадцать, — сказал он ему. Цзянь И отстранился, чтобы их глаза оказались на одном уровне, но не перестал двигаться, лишь продолжал эти медленные толчки, которые едва создавали давление, которые с трудом можно было назвать трением, которых было достаточно лишь для того, чтобы Чжэнси чувствовал, как пальцы на ногах поджимаются, чувствовал, как что-то постепенно нарастает так невыносимо медленно. — Я такого не помню. Черт. — Ты… ты спал. Цзянь И застонал, его голова упала на плечо Чжэнси. — Вот черт. Я был там, и мне даже не довелось это увидеть. — Не знаю, как бы я поступил, если бы тебе довелось. — Ты думал обо мне? — прошептал Цзянь И. Надавил чуть сильнее, и голова Чжэнси невольно откинулась назад, и он почти толкнулся бедрами в ответ, но его вес не позволял этого. — Я… Да… — Думал, как я буду тереться о тебя? — Да… Теперь он втирался в него, просто использовал его, чтобы создать трение. — Думал о моих губах, обхватывающих твой член, когда просыпался, да? Думал о моей руке, сжимающей тебя под партой, когда думал, что учитель не смотрит? Да, Чжэнси? — Да. Черт возьми, да… — Думал о том, чтобы затолкать мне в рот свой член до самого горла, когда я никак не затыкался? Представлял, как будешь толкаться в меня, вцепившись руками в мои волосы, да? Думал, как перевернешь меня и возьмешь меня, вжимая мое лицо в матрас? Как кончишь в меня, позволишь мне истекать и принимать все, что ты дашь мне? — Блядь, Цзянь И… — Давай, — сказал Цзянь И, потому что уже не мог остановиться. Они не могли остановиться. Они словно оказались на несущемся товарном поезде. И напряжение лишь росло, лишь продолжало превращаться во что-то беспорядочное, дрожащее и выбивающее дыхание из легких, и выплескивалось через край, готовое вот-вот пролиться, но Чжэнси не мог. Не мог. — Давай, — вновь простонал Цзянь И, сдавленно и прерывисто, сжимая пальцами его пальцы на диванной подушке. — Я не кончу без тебя. Он продолжал. Продолжал, пока не начал скулить, черт возьми, потому что он был так близко, а Чжэнси не мог. И все дошло до той точки, где стало удушающим, потому что стакан наполнился до предела, но продолжал становиться все выше, и в него наливалось все больше и больше, и Чжэнси не поспевал за ним, и он хотел этого, хотел этого, но… — Да к черту, — сказал Цзянь И. И внезапно он оказался на коленях, положил одну руку себе между ног, а другой вытащил член Чжэнси из-под пояса штанов и просто вобрал его на всю длину, скользнул губами вниз по его члену, словно он был мороженым на палочке, уткнулся носом ему в живот, словно понятия не имел о рвотном рефлексе, и казалось, что если бы Чжэнси мог предложить ему больше, он без всяких проблем принял бы и это, и он сглатывал, пока бедра Чжэнси не начали отчаянно дергаться, пока он не начал толкаться в его горло, прямо как говорил Цзянь И, и он сжимал в кулаках его волосы, потому что будь он проклят, если не сходил с ума от этого, от того, как они спадали ему на лицо, задевали его член, когда Цзянь И наконец оторвался, чтобы вдохнуть, от того, какие они мягкие. И в конце концов взгляд Цзяня стал абсолютно бешеным, зрачки расширились настолько, что заполнили собой все пространство, и его губы были такими влажными, и, господи, теперь Чжэнси практически душил его, и невнятные звуки, которые он издавал, вибрацией отдавались в его члене, но Цзяня даже не заботило, что он просто использует его, словно он сам этого хотел. А затем хватка Чжэнси внезапно ослабла, и Цзянь И отстранился, так медленно, словно ему даже не нужно было дышать, ни на секунду не отрывая взгляда от его лица, и его зубы царапнули его по всей длине, и Чжэнси вскрикнул, и он отпустил его всего на минуту — на секунду — и ощущение воздуха на коже показалось ему холодным и странно опустошающим, а потом он просто заглотил его снова, словно это было возможно, и лишь ощущение этого и мысль об этом, о его сперме, стекающей по горлу Цзяня, размазанной по его губам, о языке, быстро высовывающемся, чтобы слизнуть ее, наконец заставили его увидеть перед глазами звезды.

***

Сиси принял душ первым, и какое-то время Цзянь И просто лежал, растянувшись на диване, в странном оцепенении, потому что он все еще ощущал его вкус на губах. Все еще чувствовал давление чего-то в горле, словно Сиси оставил свою отметину, и она сохранилась там. Словно его внутренностям пришлось переделать себя под его форму. На секунду, на минуту, Цзянь И позволил себе легкомысленный смешок, говоривший просто: «Черт возьми». Потому что он сделал это. Излился в собственную руку, пока Сиси распадался на части у него во рту, под его рукой, перед его глазами. Чувствуя, как он окружает его со всех сторон. Он ощущал приятную расслабленность, конечности отказывались двигаться, и он подумал о том, чтобы не шевелиться, чтобы убедить Сиси отнести его в душ, когда он закончит. Подумал о том, чтобы встать и присоединиться к нему. Но ему не хотелось пугать его. Он знал, что и так рискнул, сделав то, что сделал. Он отчасти ожидал, что Сиси оттолкнет его и спросит, что за хрень, по его мнению, он творит. Но он этого не сделал. Затерялся во всем этом — в нем, в самом себе. И теперь Цзянь И гадал, задумается ли он о том, насколько хорошо Цзянь И способен справиться со всем этим. Подумает ли он, что, возможно, будет не против увидеть, сможет ли он сделать все остальное таким же приятным для него. — Ты можешь представить, что я девчонка, — сказал он ему однажды, несколько дней, может, недель, назад, слыша, как слова Хэ Тяня эхом отдаются в голове. Но Чжэнси скривился и странно взглянул на него, потому что: — С чего бы мне хотеть представлять тебя кем-то, кроме тебя? И Цзянь И почувствовал себя виноватым, потому что, конечно же, Сиси не был таким человеком, который не стал бы отдавать этому всего себя. Он должен был погрузиться в это полностью. Ему не нужно было притворяться, что с ним происходит нечто иное, чтобы пройти через это. Цзянь И все еще лежал неподвижно, слушая, как вода с шумом льется в душе и Сиси движется в ванной, когда в дверь позвонили. Он подумал о том, чтобы проигнорировать звонок. Еще подумал о том, как странно, что кто-то вдруг пришел к нему домой. Поэтому он схватил нож из подставки и осторожно посмотрел в глазок. Сделал вид, что у него не вырвался вздох облегчения, когда увидел знакомую фигуру, худую, темноволосую и очевидно находящуюся не в духе. — Какой сюрприз, — сказал Цзянь И, открывая дверь и делая шаг в сторону. Положил нож на столик в прихожей. Хэ Тянь вошел, не сказав ни слова, нашел бутылку водки, которую Цзянь И хранил в морозилке, сделал глоток. Поморщился. Сделал еще один. — Так, — сказал Цзянь И, проследовавший за ним. Он смотрел, как Хэ Тянь, вцепившись в бутылку, прислонился к раковине, и его голова бессильно опустилась. — Я облажался, Цзянь И. Он произнес это, и Цзяню показалось, что что-то затихло. Словно что-то упало в комнате, хотя Сиси сейчас и включил радио в ванной, а вода продолжала шуметь. Он сказал, осторожно, тихо: — Тебе… нужно что-то подчистить? — Что? — сказал Хэ Тянь. Затем моргнул. — Нет. Блядь. Нет, это не… С чего ты вообще… Нет. Это насчет Гуань Шаня. И эти слова вовсе не заставили его почувствовать, что странное спокойствие, которое он неосознанно взрастил в себе за последние годы, покидает его. Оно было просто необходимо ему, чтобы выдержать все, что ему пришлось выдержать. — Он в порядке? — С ним все нормально. Цзянь И. Господи. Никто не умер, черт возьми. — Тогда в чем проблема? — Я залез в его телефон. На прошлой неделе. Он до сих пор со мной не разговаривает. Цзянь И нахмурился. Он подошел к стойке, сунул палец в чашку с горячим шоколадом Сиси, который уже давно остыл, задумчиво слизнул слой с пальца. — Зачем ты влез в его телефон? — наконец спросил он. — Потому что я думал, что он обманывает меня по поводу чего-то. — И это оказалось правдой? — Нет. Потому-то именно я здесь облажался. — Ты извинился? — А ты как думаешь, придурок? Цзянь И закатил глаза. — Это не я действовал за спиной у своего парня. — Потому что вы двое теперь делитесь всем. Цзянь И моргнул. — Ну вообще-то да. Практически. Хэ Тянь презрительно усмехнулся. Этот звук был наполнен надменностью, за которой на самом деле скрывалась лишь зависть, и Цзянь И знал, что он хотел, всегда хотел того же, что было у них двоих. И в какой-то момент он это получил. И был в восторге, когда они встретились в баре у реки, и Хэ Тянь заявил об их отношениях с Гуань Шанем, просто чтобы ткнуть этим в нос двум людям, у которых, как ему казалось, всегда получалось лучше, чем у него. Теперь Цзянь И это видел. Но ему хотелось сказать Хэ Тяню, что он ошибся. Их отношения никогда не были лучше. Или проще. В том, что было у них с Сиси, не было ничего более масштабного и даже отдаленно напоминавшего нечто превосходное. Хэ Тянь не понимал, что каждому приходится справляться со своим личным дерьмом. И, судя по всему, с этим предстояло справиться ему. — Все уладится само собой, — вздохнул Цзянь И, не зная, что еще он должен сказать. Он не думал, что остаток его воскресенья будет вот таким. Вечер должен был пройти за запойным просмотром телевизора с головой на коленях у Сиси и его пальцами, перебирающими его волосы, ногтями, царапающими по коже и заставляющими его вздрагивать. Должен был ознаменоваться поеданием паршивой еды, пока он не смотрит, написанием эссе для школы, пока Сиси пишет конспекты лекций, и, возможно, еще несколькими повторениями того, что они уже сделали. — В прошлый раз ты сказал, что просто дал ему больше пространства. — В прошлый раз, — повторил Хэ Тянь. — Да. Спасибо, что напомнил, что я вечно все порчу. Ты отличный друг, Цзянь И. Всегда умеешь поддержать. — Мне жаль, что у тебя сейчас проблемы, но ты портишь мое хорошее настроение. И Хэ Тянь рассмеялся, резко и невесело, потому что да, Цзянь И вел себя как мудак, а потом сказал: — Это имеет какое-то отношение к тому, что в данный момент здесь разит сексом? Цзянь И ничего не мог с собой поделать. Его щеки вспыхнули, и ему захотелось прикрыться рукой. Он всегда думал, что подобная грубость его не смущает, но это было лишь потому, что никогда прежде она не касалась его самого, и теперь, когда Хэ Тянь говорил в этом смысле о нем, о чем-то, что было реальным, он чувствовал себя невыносимо открытым. И, словно Хэ Тянь почувствовал это, его взгляд переместился на диван. На разбросанные подушки. На измятое покрывало. — Мы не занимались этим, — сказал Цзянь И, не зная, почему чувствует себя вынужденным говорить это, и слова неловко запинались друг о друга. — Это было просто… Мы этого не делали. Пока. В смысле, еще будем. Но пока что — нет. Хэ Тянь взглянул на него, нахмурившись. — Прости, ты пытаешься мне объяснить, но я… Я что-то не совсем понимаю. — А что непонятного? — Вы до сих пор не потрахались? Хотя ты вернулся уже почти три месяца назад? — Он не хочет трахаться, — сказал Цзянь И. Ему не было нужды напоминать ему, что они поцеловались-то только несколько недель назад. — Он пока к этому не готов. — Но он с удовольствием позволяет тебе протирать ковер, отсасывая ему? С радостью берет, но не дает тебе ничего в ответ? — Дело не в этом… — Нет? Потому что выглядит именно так, Цзянь И. Выглядит точно так же, как выглядело всегда. — Что? — Он же использует тебя, Цзянь И. Просто обманывает тебя. Говорит тебе такие вещи, которые — без обид — ни один натурал бы в жизни не сказал. А потом вдруг встряхивается, потому что ты начинаешь действовать, и делает вид, что хочет не этого? Прости, но это брехня. — Прекрати быть такой скотиной, Хэ Тянь. То, что ты поссорился с Рыжим, — еще не повод срываться на… — Не называй его так, блядь. Его зовут не Рыжий, ясно? Цзянь И моргнул, потому что Хэ Тянь резко прижал его к стойке, и его зрение на секунду затуманилось, когда он довольно болезненно стукнулся головой о шкаф. Он медленно выдохнул. — Хорошо, — сказал он, монотонно и размеренно, потому что глаза Хэ Тяня горели тем взглядом, который он видел всего раз или два в средней школе. И это казалось странным, потому что тогда, когда он был младше, этот взгляд не сочетался с его лицом. Но теперь… Теперь он сочетался. И это выглядело жутковато. — Я не буду его так называть. Ни один из них какое-то время не двигался, и Цзянь И мог бы сказать ему отойти от него на хер подальше, но не сказал, потому что в глазах Хэ Тяня происходило что-то, чего он не мог разглядеть. А потом его телефон зазвонил. Хэ Тянь на секунду впал в ступор, и Цзянь И подождал, пока он пришел в себя, сделал шаг назад, мотнул головой в сторону Цзяня, как бы говоря ему просто ответить на звонок. Цзянь И практически ударил по кнопке ответа, схватив телефон со стойки и отойдя к окну в гостиной. — Время, Фэнг, — прорычал он. — Время. Надеюсь, что ты по меньшей мере умираешь, или богом клянусь… — Все нормально? Если бы Цзянь И мог увидеть его, он бы изумленно уставился на него. — Что? Да. Все… Ты… Ты что, следишь за мной? — Он стиснул зубы, понизил голос, потому что Хэ Тянь все еще стоял на кухне, спиной к нему, но это вовсе не означало, что он не слушает. — Вы что, подслушиваете через мой телефон, черт возьми? — Сейчас это не имеет значения. Я забыл тебе кое-что сказать на фабрике Джен Та. — Лучше бы тебе порадовать меня, Фэнг. — Прости меня, Цзянь И. Цзянь И подождал. — И это все? — Слушай, я просто хотел… Я все еще чувствую… — Хватит извиняться, ладно? Это ведь… все же не твоя вина. — В прошлом месяце ты говорил иначе. Цзянь И вздохнул. — Я был зол. — Я заметил… И нет. Это не все. Я звоню по поводу банды в Нанкине. Пока они имеют лишь местное значение, но быстро расширяются. Они недавно запросили встречу с нами. Хотят стать одним из городских филиалов. Предлагают сделать это на следующей неделе. — Почему ты мне это рассказываешь? — спросил Цзянь, голосом едва громче шепота. — Я думал, местными дилерами занимается подгруппа внутренней торговли? — Потому что большинство из них сейчас в Гонконге, улаживают дела с 14К после нашей поездки. А ты уже здесь. Довольно логично. — Ладно, — наконец произнес Цзянь И. Даже не особенно задумался. Потому что звучало вообще-то нетрудно. Ему будет принадлежать господство. Они будут стараться угодить ему, чтобы работать с ним. И еще они практически не знают его отца. Никогда не работали с ним прежде. Будут работать на Цзяня И, потому что он Цзянь И. Не потому что он сын мастера горы. Цзяню не должна была понравиться мысль об этом. Трепет силы и контроля, который предлагало это дело. Но ему нравилось. — Передай финансовому отделу, чтобы они получили от них личное приглашение для меня. В противном случае я ни на что не соглашусь. А потом просто… просто скажи, когда и где мне нужно быть. И Фэнг сказал: — Ты начинаешь говорить как твой отец. Цзянь И ничего не мог с собой поделать. Он бросил взгляд на Хэ Тяня. Не стал понижать голос, когда произнес: — Устал от всеобщего дерьма? — Нет, — ответил Фэнг. — Справляюсь.