On-line одну жизнь назад

Аромат ее духов въелся в меня. Не ототрешь мылом в душе, не перебьешь ни крепкими сигаретами, ни алкоголем, ни своим собственным одеколоном, ни эвкалиптовым маслом, ни даже потом и кровью. Он проник в каждую клеточку кожи, поселился среди обонятельных рецепторов, забрался в мозг. И в душу, что куда страшнее и опаснее. Это становится неизлечимо. Даже спустя несколько месяцев мне удается различить его в нескончаемом потоке других запахов. Мокрый от дождя асфальт, выхлопные газы автомобилей, запах цветов из магазина через дорогу, карамели и жареного мяса из китайского ресторана в конце улицы, спиртовых и хлорированных дезинфекторов, которыми моют поры в больничной приемной. Я тяну носом, глубоко пропускаю воздух через легкие, слышу эти мимолетные нотки жасмина и миндаля, и мне хочется сдохнуть. Рука сама тянется к карману толстовки, пальцы сжимают пачку сигарет. Я достаю одну, щелкаю зажигалкой (звук этот кажется слишком громким), прикуриваю. Закрываю глаза. Мокрые волосы Ариэль стекают по ее обнаженной спине блестящим темным водопадом. Закрывают собой лиловые синяки на ее плечах. Моих рук дело. Нет, не так. Моих губ дело. Моих зубов дело. В ванной комнате душно от обилия пара. Мы с Ариэль сидим в небольшой джакузи, прижимаясь друг к другу обнаженными влажными телами. Сплетаем и снова расплетаем пальцы рук, скользим ладонями по плечам друг друга. Ариэль ласково касается губами моей груди, пальцами-перьями спускается вниз по животу. Ниже, еще ниже. Глубже, еще глубже. Я рвано выдыхаю, сжимая второй рукой холодный округлый край ванной. Ариэль смотрит на меня, смеется. Ее зрачки огромные и черные, как космос, и мне страшно, когда наши взгляды сталкиваются. Страшно от того, как далеко все может зайти. И еще больше страшно от того, если все вдруг оборвется и закончится. Ариэль скользит губами по моему плечу и слегка прикусывает кожу. Боль, тонкая и мягкая. Хочется еще. — Кофе. — Что? Перед глазами выплывает лицо Фоули. Он протягивает пластиковый стаканчик с черной вспененной жидкостью. В нос ударяет новый запах дешевого кофе из больничного автомата в коридоре. Но и он тоже растворяется в жасминово-миндальном тумане где-то внутри меня и всего того, что я чувствую в ту секунду. Пластик приятно-горячий. Я обхватываю стакан свободной рукой, снова затягиваюсь и передергиваю плечами от холода. Выдыхаю дым. Роджер тоже достает сигареты и прикуривает. Мы стоим рядом и молчим, прислушиваясь к городскому шуму. Сирены машин, звуки их двигателей, музыка из какого-то ночного клуба, смех идущих мимо молодых людей. У них в руках бумажные пакеты, скрывающие бутылки с алкоголем. Девчонки откидывают за спину длинные волосы. Они выглядят счастливыми и забирают свое счастье с собой в темень ночи. Не делятся даже каплей со мной и Роджером. Я выкидываю окурок, отпиваю кофе из стакана. Отвратный вкус. Я не морщусь и не шучу про это. Просто молча отдаю стакан Роджеру, чтобы он тоже глотнул. Достаю телефон, чтобы проверить время. 2:24 ночи. Вибрация звонка аккуратно забирается внутрь моего сна, вклинивается среди размытых картинок и разъедает их, как кислота, окружая меня ночной теменью и тишиной. На пологе моей кровати стоит заклятие-заглушка, и я не слышу, как дышат соседки. Они тоже меня не слышат. И хорошо, что не слышат. Интересно, сколько времени. Фред, ибо только Фред может позволить себе звонить мне по ночам, уже переходит все существующие и несуществующие границы. Я нашариваю на тумбочке айфон, нажимаю на кнопку, сбрасывая звонок. Не открываю глаза, все еще надеясь снова увидеть красочную панораму моего ночного видения. Устраиваюсь под одеялом поудобнее. Почти снова проваливаюсь в сон. Бзз. Бзз. Бзз. Пауза. Бзз. Бзз. Бзз. Пауза. Бзз. Бзз. Бзз. Не выдерживаю и с тихим: «Да блять, Фред», снова беру телефон, машинально провожу пальцем по экрану и подношу к уху: — Скажи мне, что кто-то умер, иначе умрешь ты. — Рокс…? В трубке не его голос. Не Фреда. Я разлепляю глаза и чешу переносицу. — Ари? — Да. Ты можешь прийти ко мне? Секундное колебание. На одной чаше весов непреодолимая тяга ко сну, вероятность попасться Филчу после отбоя, перспектива наказания и все такое. На другой чаше — Ариэль Готье. — Да. Скоро буду. — Хорошо. Ариэль кладет трубку. Я кладу хуй на чувство собственного достоинства. У Роджера звонит телефон. Звук его рингтона резко возвращает в реальность. Фоули отвечает: — Алё. Да, привет. Нет, пока ничего непонятно. Сказали, что все стабильно-тяжело. Не знаю, Уизли сказала, что прикончит её потом. Он кидает на меня короткий взгляд, дергая в улыбке уголок губ. Я отвечаю почти такой же незаметной улыбкой только чтобы показать, что не собираюсь убиваться и впадать в отчаяние. И чтобы не разговаривать с ним, когда этот звонок исчерпает себя. — Нет, не приезжай. Блять, нет. Только хуже сделаешь. Я тебе напишу. Да, обещаю. Да, я передам. Ладно. Пока. Мне, в общем, плевать, но я все равно спрашиваю: — Кто это? — Спенсер, — Роджер затягивается и выкидывает окурок в стоящую рядом урну. Допивает кофе и утыкается в телефон. Я тоже беру в руки свой, открываю приложение Фейсбука, пялюсь на новостную ленту, не вникаю в то, что прочитываю. В гостиной Слизерина темно, душно и накурено. В полумраке мне удается различить взглядом маленькие фигурки домовиков, приводящих комнату в порядок. Я прокрадываюсь мимо них в коридоры, ведущие к женским спальням. Спускаюсь по лестнице вниз, освещая себе дорогу палочкой. Дохожу до нужной двери. Делаю глубокий вдох и тихонько стучу несколько раз. Тут же слышится тяжелый топот. Ариэль, кажется, натыкается на что-то по пути. Распахивает дверь, втаскивает меня в комнату. Я даже не успеваю ничего сказать, в глаза бросается сочный винный цвет ее шелкового халата. Ариэль снова запирает спальню, дергает меня за руку, прижимает к двери спиной. Ариэль целует меня. Жадно, почти грубо. Мне не хватает воздуха. Хочется оттолкнуть ее, но не получается. Подкашиваются ноги, сложно держать равновесие. Мы оседаем на пол, Ариэль стягивает с меня футболку, алый шелк соскальзывает с ее узких плеч. Мы целуемся, хватаем и сжимаем чужие запястья и ладони, царапаем кожу ногтями, прижимаемся друг к другу губами почти до боли, кусаемся, почти боремся. Кто кого задушит в этом порыве? Мне становится страшно, но остановиться нельзя, просто невозможно. В какой-то момент свет падает на лицо Ариэль, я смотрю в ее глаза. Я понимаю. Я в одно единственное мгновение осознаю весь ужас происходящего. После мы лежим в обнимку на полу. Голые и дрожащие. Мы тяжело дышим и все еще не находим сил оторваться друг от друга. Я чувствую что-то вроде отвращения к ней. И еще жалости. Я понимаю, почему я здесь и, мне не хочется это продолжать. Но я слишком труслива и эгоистична, чтобы встать и уйти. — Ариэль. — Что? — Ты обдолбалась? Она молчит несколько секунд. — Да. Да, Рокс. Мне так хорошо сейчас. Ты не поверишь. Я такая счастливая в эти секунды. Я так рада, что ты пришла. Это так хорошо, что мы подружились. Я так люблю тебя. — Нет. Не любишь, — отвечаю я, сверля взглядом крошечную родинку у нее на шее. Сейчас же встать и уйти. Сию секунду. И больше никогда не говорить с ней в коридорах школы, не отвечать на звонки, заблокировать ее в соцсетях, не допускать, не допускать такого! Ее ногти впиваются в кожу у меня на спине. Она поворачивает голову и целует меня. Слегка кусает за нижнюю губу. Укус отпечатывается где-то внутри. Разливается гематомой там, под кожей, вместе с запахом миндаля и жасмина. Ядовитый укус Ариэль Готье. Первый из тысячи других, которые она оставит на мне. Уведомление о сообщении выскакивает баннером сверху экрана. Жирным шрифтом выделено имя Линды. Я не читаю, и сообщение уходит в копилку к остальным, дожидающимся своего часа. В углу иконки приложения на красном кружке выделяется уже двузначная цифра. Роджер убирает телефон и снова закуривает. Я смотрю на время. 2:39. Становится все сложнее и сложнее. Мне не хватает воздуха, несмотря на ночную холодную погоду. Делаю несколько шагов в сторону, вдыхаю и выдыхаю. Делаю несколько шагов назад и в другую сторону. Фоули закатывает глаза, глядя на меня: — Прекрати. Я не отвечаю ему, продолжаю ходить и дышать. Выхватываю глазами светящиеся окошки на чужих домах, это позволяет сконцентрироваться. Начинаю их считать. Одно. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. На двадцати трех сбиваюсь и начинаю заново. Фоули ничего не говорит, уходит с улицы внутрь, ежась от холода. Одно. Два. Три. Четыре. В голову лезут слова какой-то старой детской считалки. «Раз, два, три, четыре — дракон летит в машине. Пять, шесть, семь, восемь — мы дракона вдаль увозим. У дракона два крыла и во рту полно огня. А теперь пора решиться, кто с драконом будет биться…» Снова сбиваюсь. Нет, надо придумать что-то другое. Нельзя вспоминать. Нельзя снова представлять себе это. Бзз. Бзз. Бзз. Бросаю взгляд на экран телефона. Фотография Ариэль светится на весь экран. Нельзя, чтобы увидел кто-то из девчонок. Беру телефон в руки и сбрасываю звонок. Завтра тест по трансфигурации, и мне нельзя отвлекаться. Упорно продолжаю пялиться в учебник. Повторяю про себя базовую формулу анимагического заклинания. Бзз. Бзз. Бзз. Снова сбрасываю. Захожу в настройки телефона, отключаю вибрацию в беззвучном режиме. Откладываю телефон в сторону экраном вниз, но периодически продолжаю кидать на него взгляды. Вижу, как светится краешек экрана, когда Ариэль звонит еще раз. Линда вскидывает брови: — Кому ты так понадобилась? — Фреду, — машинально лгу я. Беру телефон, открываю окно с диалогами. roxanne_weasley: у меня нет на это времени, Ариэль, хватит arieleesgauthie: последний раз arieleesgauthie: пожалуйста roxanne_weasley: ты всегда так говоришь arieleesgauthie: если ты не придешь, я приду сама roxanne_weasley: оставь при себе свои ультиматумы Внутри что-то обрывается. Я проклинаю ее. Бесконечное количество раз проклинаю женщину, которая каждый день рушит весь мой и без того не очень крепкий мир. Я ненавижу ее, не хочу больше ни видеть ее, ни говорить с ней, ни касаться. Не хочу больше вдыхать запах жасмина и миндаля. Не хочу больше чувствовать ее губы на коже. Не хочу смотреть на следы от укусов. Хочу, чтобы это прекратилось. Каждую гребаную ночь она звонит мне, и я бросаю все, чтобы побыть с ней в темноте ее комнаты или в тепле воды в ее ванной. Каждую ночь несколько недель подряд я не могу отказать ей, не могу выбраться из этого, не могу перестать заниматься этим мазохизмом. Каждую ночь она говорит, что любит меня, и я знаю, что это неправда. Каждую ночь она под кайфом. Каждую ночь мне страшно за нас. Я беру пачку сигарет и толстовку. Снова лгу Линде, что выйду перекурить. Да, я выйду и перекурю, а затем прокрадусь по пустым темным коридорам в Слизерин и проведу очередную ночь в постели Ариэль Готье. Мы снова будем бороться на ее полу, и в ее кровати, грубо целовать, царапать и кусать друг друга. Она снова будет под кайфом. На этот раз у нее будет пыльца фей. После секса мы жутко поругаемся. Я сорвусь и накричу на нее, назову ее бесхребетной сукой и скажу, что она проебывает свою жизнь и тащит меня на дно вместе с ней. Я скажу, что так больше не может продолжаться, что я не хочу больше ее видеть. Она будет плакать и повторять, что это в последний раз. Что если бы Спенсер не изменил ей, ничего бы этого не было. Что если бы не ее семья, она никогда не была бы такой. Она будет клясться мне начать новую жизнь прямо со следующего дня. Но у меня больше не будет сил ее жалеть и верить ей. И впервые за несколько недель этого безумия я встану и выйду из ее комнаты. Новая жизнь на следующий день не начнется. Я завалю тест по трансфигурации, и Флитвик напишет Анджелине о моих неудовлетворительных успехах. Ариэль пару дней не будет ходить на уроки, не покажется на приемах пищи в большом зале, не будет отвечать на сообщения и звонки. Мы больше не будем разговаривать. Она больше не будет мне звонить. Почти. — Эй, Рокс. Перестаю мерить шагами асфальт, резко оборачиваюсь в ожидании. Роджер стоит в приоткрытой двери и машет мне рукой, призывая зайти: — Пошли, есть новости. Сжимаю руки в кулаки. Снимаю капюшон толстовки, прежде чем зайти внутрь, заправляю за уши спутанные длинные волосы. В свете больничных ламп различаю, какие у Фоули большие синяки под глазами, где-то на грани сознания подрагивает мысль о собственном внешнем виде и тут же разбивается о другие, более важные в этот момент. Лекарь в лимонном халате что-то говорит Роджеру, Роджер кивает. Я ничего не могу разобрать, не понимаю ни слова, так хочется спать, так тяжело во всем теле, но я упорно стою, широко расставив ноги для опоры. — Думаю, через пару дней ее можно будет выписать, а пока что советую обсудить дальнейшие варианты реабилитации. Мы сотрудничаем с несколькими хорошими клиниками, я дам вам брошюры… Больше я уже не слушаю, просто пялюсь на эмблему Мунго у Лекаря на халате, делаю вид, что мне это важно. Знаю, что у Фоули получится разобраться с этим куда лучше, чем у меня. Знаю, что мне надо сейчас уехать домой и больше не соваться в жизнь Ариэль никогда. Знаю, что я и так сделала больше, чем должна была. Знаю, что я взяла трубку, когда она позвонила мне, хотя не хотела этого делать. Знаю, что я приехала к ней домой на другой конец города, и что я успела к ней до того, как она умерла от передозировки. Знаю, что смогла не впасть в панику, что набрала Фоули, и что мы смогли доставить ее в Мунго, где теперь Лекарь в лимонном халате говорит о том, в какую клинику ее лучше упечь на реабилитацию. Знаю, что ей нахрен не сдалась эта реабилитация. Знаю, что не знаю, как ей помочь. Роджер и Лекарь пожимают друг другу руки, Роджер благодарит, Лекарь кивает. Лекарь удаляется вдоль по коридору, Роджер оборачивается ко мне: — Я обещал позвонить Спенсеру, подойду к вам позже. Я киваю, но не отвечаю. Роджер смотрит на меня испытующе внимательно. Протягивает руки и обнимает меня. Куртка Роджера пахнет сигаретами и кожей. Никакого миндаля и жасмина. Хоть плачь от счастья. Я кусаю губы, но сдерживаюсь изо всех сил. Роджер отходит, звонит Спенсеру, о чем-то долго с ним трепется. Я не жду его, одна прокрадываюсь в палату Ариэль, сажусь рядом смотрю на ее изнуренное бледное лицо. Хочу укусить ее, чтобы разбудить, но вместо этого беру за руку. На часах почти 4 утра. На стене висит календарь, я смотрю на него несколько секунд, прежде чем до меня доходит. Это было бы так в стиле Ариэль — сдохнуть в свой собственный день рождения. Теперь все становится понятней. Через несколько часов она проснется, но нас с Роджером в больнице уже не будет. Фоули позвонит Мелиссе Максвелл, и та приедет нам на смену, чтобы подежурить с Ариэль. А потом и другие друзья Готье. Даже Спенсер заглянет. Мы с Роджером поедем в его съемную тесную квартиру и вырубимся там на весь день. Вечером он снова поедет навестить Готье, но я ограничусь безликим «передавай привет» и отправлюсь к себе домой. Дома я набухаюсь и пореву. Ничего не расскажу ни Фреду, ни кому-либо еще. Засыпая, буду верить, что на следующий день мы с Ариэль начнем новую жизнь. Не начнем.