Просыпаясь в Вегасе

И я… я чувствую себя таким ничтожным. Это было выше моего понимания, Я вообще ничего не знаю. И я… буду спотыкаться и падать, Я все еще учусь любить – Только начинаю ползать. (A Great Big World – Say something)

Основные блюда они уже заказали, но Драко все еще придирчиво изучал винную карту. – Могу я дать вам рекомендацию, сэр? – галантно предложил официант. – Это я могу дать вам рекомендацию, – Драко захлопнул карту и бросил ее на стол. – Увольте своего сомелье. – К сожалению, не можем. Он ушел пару недель назад, – невесело улыбнулся официант. Драко еще раз надменно открыл винную карту с видом ну-что-с-вас-взять и наконец выбрал вино, запросив сразу бутылку. – Знаешь, за вождение в нетрезвом виде положено лишение свободы сроком на полгода. И я уже молчу про штраф. Это сделано не просто так: алкоголь значительно снижает скорость реакции и уровень концентрации. И в этом смысле трансгрессия очень схожа с вождением, – заметила Гермиона. – А в парной трансгрессии оба должны быть трезвыми? – с серьезным видом поинтересовался Драко. – Главное, чтобы «водитель» был во вменяемом состоянии, но «пассажира» тоже может немного укачивать, – перевела Гермиона в маггловскую терминологию, потому что официант уже принес откупоренное вино. – Ну и прекрасно, переживешь, – Драко сразу же наполнил ее бокал на треть и вернул бутылку в ведерко со льдом. – Ты думаешь, я одна выпью бутылку вина? – у Гермионы поднялись брови. – Семьсот пятьдесят миллилитров – идеальная доза для женщины, – со знанием дела сообщил он. – Для каких это целей? – Не бойся, до этих целей тебя и полтора литра текилы не довели. – Вообще, алкоголь перед… – Гермиона запнулась, немного покраснела, но все равно сказала: – сексом – плохая идея. Притупляет чувствительность нервных окончаний, поэтому… все будет не так весело, как хотелось бы. – Погоди, это у женщины, – заинтересовался Драко. – А у мужчины, выходит, с учетом… ну… «притупленной чувствительности» получится дольше? – Ну… наверное. Но вообще алкоголь вызывает привыкание, так что со временем эффект должен сойти на нет: стояк уйдет, зависимость останется, – протараторила Гермиона, окончательно покраснев. Драко смотрел на нее с неподдельным интересом, даже вперед наклонился, внимательно изучая ее лицо. – И откуда же девушка без соответствующего опыта (по ее заявлению) все это знает? – Девушка умеет читать! И вообще… полтора литра текилы? Не могла я столько выпить. С учетом того, что я почти не употребляю, я бы в ящик сыграла скорее, чем ты успел бы дать мне Клятву. – Какие выражения! – От тебя научилась, – буркнула Гермиона и уже потянулась к бокалу, надеясь, что глоток прохладного вина поможет остудить ее пылающее лицо. – Нет-нет, постой, ему еще минут пятнадцать надо подышать. А вот ты можешь начинать рассказывать. Гермиона опустила глаза, повертев бокал за ножку. – Зачем? Тебе-то какое дело? – спросила она, наконец подняв на него взгляд, сосредоточенный и незамутненный, пронизывающий, так что Драко не был уверен, что сможет долго его выдержать. – За годы жизни, Грейнджер, я убедился, что умственные способности зависят кроме всего прочего от эмоционального состояния. Если ты будешь подавлена и расстроена, то не сможешь найти способ избавить меня от Клятвы. Поэтому я испытываю метод Фрейда по поднятию твоего духа: он первый предположил, что беседы о проблемах помогают их преодолевать. Поэтому будь уверена: мне есть дело. С одной стороны, Гермиону обижал холодный рационализм Малфоя. Вот Гарри и Джинни спрашивали, как она поживает, потому что им действительно было до нее дело, и от этого становилось теплее на душе. С другой стороны, непритворная резкость Драко была словно потоком свежего воздуха, потому что в Министерстве все льстили начальству, лгали и изворачивались, как могли, лишь бы добиться своего. А Малфой, каким бы мудаком он ни выглядел, хотя бы прямо говорил, что ему от нее нужно. Может быть, поэтому она решилась. Она начала свой рассказ спокойно, но с каждым предложением в голосе появлялось все больше ноток раздражения, гнева и ненависти. «О да, милая, переходи на Темную сторону», – чуть было не ухмыльнувшись, подумал Драко. Суть он уже уловил и сейчас раздумывал, как ему ответить с наибольшей для себя выгодой. Он видел две опции, одна другой приятнее. Первая: поддержать Грейнджер в ее гневе на Вислого, напоить и сотворить с ней что-нибудь очень неприличное, а потом картинно поглумиться над ее доверчивостью (впрочем, последние два пункта – не обязательно, но в качестве мести Уизли за разбитое лицо очень хотелось). Вторая: показать Грейнджер сейчас, в чем она не права, что, конечно, вызовет сиюминутную бурную реакцию, зато заработает ему плюсик за бескорыстную честность, а тогда она скорее поможет ему избавиться от наказания. Первый вариант был куда соблазнительнее, но если Драко и научился чему-то у своего отца (о, Люциус его явно недооценивал!), так это тому, что социальные игры не терпят торопливости и суеты: лягушку нужно подогревать медленно. Поэтому, выдержав паузу, он сказал: – Как бы мне ни хотелось поглумиться над двадцатитрехлетним девственником Уизли, он не полностью не прав. – Что? – Грейнджер так сверкнула на него глазами, что Драко на секунду усомнился в своем выборе. – А почему он должен думать, что у женщины может быть другая задача, кроме как быть хранительницей очага? Ну, посуди сама: он вырос в семье, где работал только отец, а мать заботилась о детях. Он невольно проецирует роли в своей семье и на ваши отношения, свою мать – на тебя, себя – на своего отца. – Послушайте, господин Фрейд, – едко зашипела Гермиона, – а вам не кажется, что у меня очень мало общего с Молли Уизли? – Не знаю, я с ней не знаком настолько близко, – усмехнулся Драко. О да, ему удалось развести Грейнджер на эмоции! – Но это даже и не важно. Мы все так делаем, это факт. Вот твои родители наверняка оба работали на равных. Щеки Гермионы вспыхнули. – Ну да, но… – Видишь. Ты тоже проецируешь уклад в своей семье на свои отношения. Для него один расклад естественен, для тебя – другой. И спорю, вы ни разу и не подумали обсудить, кто и чего ждет. Гермиона растеряно смотрела на бокал вина. – Да не парься ты так. По-первости все лажают. Пей лучше, вино уже подышало, – Драко пододвинул к ней бокал. – Не все, – она послушно взяла его и сделала глоток. – У Гарри и Джинни все просто. Почти всегда было просто. С того момента, как он решился впервые поцеловать ее, они понимали друг друга без слов. Даже когда Гарри бросил Джинни в конце шестого курса, она все поняла. – А тем, кто не изуродован интеллектом, вообще проще живется, Грейнджер, – Драко со вздохом потянулся к бутылке и налил вина и себе. – Да не смотри на меня так, дойдем до Косого переулка и поедем на «Ночном рыцаре»: у меня тоже был непростой день. – Гарри и Джинни довольно умные, – сузила глаза Гермиона. – А кто говорит, что нет? – Рон тоже не дурак, – прошипела она. – Я и не утверждаю, – ухмыльнулся Драко и картинно отпил вино. Он по полной наслаждался этой словесной перепалкой, по недовольному сопенью Грейнджер понимая, что тут он способен ее обставить. Но плохо же он знал Гермиону. Она все считала по его самодовольной мине и покачала головой, немного злясь на себя, что дает эмоциям взять верх над разумом. – Типичный Малфой: скрываешься за изворотливыми фразочками и двусмысленными намеками, на самом деле оскорбляющими людей. Вылитый отец. – О, пожалуйста-пожалуйста, повтори это при нем: он наконец сможет мной гордиться! – ничуть не смутился Драко – слишком хорошее у него было настроение. Гермиона скисла: ей редко когда не удавалось прищучить Малфоя, и неудача раздражала. – В одном ты, наверное, прав, – переключилась она, чтобы отвлечься от этой неприятной мысли, – мы с Роном действительно никогда не говорили о наших отношениях… Впрочем, не то чтобы это теперь имело какое-то значение, – она залпом допила вино, чувствуя, как расслабляющая волна растекается по телу, но мозг отчаянно сопротивлялся, продолжая лихорадочно соображать. – Вполне уверена, что мы уже расстались, – к горлу подкатил ком. Когда она произнесла это вслух, расставание стало более реальным. Но она все равно не могла поверить. Только в прошлом году они отпраздновали пятую годовщину отношений: Гермиона тогда проходила международную практику в Париже, и Рон сначала разозлился, что она не может вырваться (годовщина приходилась на день окончания войны, который праздновался каждое второе мая с особым размахом), но на следующий день ее парень все же приехал к ней с огромным букетом и даже не заикнулся о том, что она пропустила праздник из-за работы. Неудивительно, что она думала: они вот-вот перейдут на новую стадию. Гермиона опустила глаза, снова пытаясь скрыть слезы. А Драко коротко хохотнул: – Расстались? После одной ссоры? – Мы никогда так сильно не ссорились… ну, с тех пор, как начали встречаться, по крайней мере, – бесцветно ответила Гермиона, уже в открытую утирая глаза. – Гре-е-ейнджер, люди не расстаются после первой ссоры. – Ой, откуда тот, который надеялся проснуться в новогоднее утро в объятиях незнакомой грудастой девицы, может такое знать? – Во-первых, тот был вовлечен в отношения целых т… два раза. Во-вторых, тот умеет читать. – И где можно почерпнуть такие познания? В «Ведьмополитене»? – с сарказмом поинтересовалась Гермиона. – Всегда прохожу их тесты. Недавно узнал, что из «Времени для квиддича»* мне больше подходит гитарист, чем солист, – продолжал веселиться Драко. – Или он бас-гитарист? Я не уверен. Гермиона сложила руки на груди и покачала головой. Все-таки сочувствие друзей было приятнее, чем неуместное веселье Малфоя. Да и что он может знать об отношениях? – О, а вот это уже признаки уязвленности: закрытая поза, дистанцирование. Неужели я хоть в чем-то оказался лучше тебя? Она закатила глаза и сменила тему: – Ты не знаешь Рона. Дело ведь не только в том, что мы никогда ничего не обсуждали. Дело во всей этой дебильной ситуации. И как я должна попытаться с ним поговорить? Я ушла, хлопнув дверью, а теперь приползти к нему обратно? А он… он ни за что не извинится, – у нее опять задрожал подбородок. Да что с ней такое? Ревет на каждом слове… – Блин, я Рыжему теперь даже завидую, – хмыкнул Драко, глядя на расстроенную Грейнджер и действительно чувствуя неприятный укол в сердце. – У него все есть: любящая семья, интересная работа, верный друг, шикарная девушка, которая по нему страдает. – Шикарная? – слезы у Гермионы перемкнуло, она изогнула бровь и внимательно посмотрела на бокал Малфоя. – Драко, признайся, сколько ты выпил до моего прихода? Он рассмеялся и, залпом прикончив бокал, налил себе (а заодно и ей) еще. – А что? Ты умная, дерзкая, есть в тебе какая-то… изюминка, что ли (не зря же ты Краму приглянулась), а если причешешься-накрасишься, наденешь красивое платье, то и внешне из обычной девушки становишься очень даже ничего. – Ух ты, вот это комплимент, – Гермиона снова потянулась к бокалу. Она твердила себе, что внешность не имеет значения и всегда отдавала предпочтение удобству. В брюках, например, намного проще передвигаться, чем в вычурном платье, стянутые в узел волосы не лезут в глаза, если на тебе нет косметики, у нее нет шансов растечься. – Удобно быть мужчиной: вы придумали конструкт про красоту, но соблюдать его должны женщины, а вам достаточно быть чуть симпатичнее обезьяны. Зато девушке, ты даже не представляешь, сколько всего нужно, чтобы выглядеть хорошо, а потом, когда она положит свое здоровье и молодость, чтобы родить и вырастить вашего ребенка, уходите к молоденькой девице, у которой еще есть силы и время следить за собой. Она тяжело дышала. Слова вырвались, как воздух из лопнувшего шарика. У нее просто накипело. Конечно, в ее ближайшем окружении хогвартских друзей «разведенок» не было, но вот когда она вступила во «взрослую» жизнь, попав на работу в Министерство, много что предстало перед ее глазами совсем в ином свете. Женщин там было мало, и их основная работа заключалась в «подай-принеси», все комитеты состояли по большей части из мужчин, и, если ей случайно приходилось подслушать мужской разговор, она дико сожалела, потому что его содержание резало уши. Конечно, были и счастливые девушки, успешно совмещавшие работу с семьей, и верные мужчины, стремившиеся вечером домой к своим близким. Да что там, Гермиона и сама рассчитывала вскоре присоединиться к их числу, но сегодняшний разговор с Роном разбил розовые очки. Драко такой тирады не ожидал, но вызывать Грейнджер на откровенность ему нравилось все больше и больше. Он давно уже не общался с кем-то из своих ровесников, кто может связать больше двух слов и поддерживать интересный разговор, а сейчас с удивлением обнаружил, как ему этого не хватало и как это на самом деле приятно. – Ну, не скажи. Вспомни восемнадцатый век: расцвет аристократии, когда все, и мужчины, и женщины старались перещеголять друг друга нарядами, макияжем и прическами. Просто со временем это действительно сместилось на женскую половину населения. Да и аккуратно одетые, хорошо причесанные мужчины вызывают большую симпатию, согласись. Стремление к красоте – это не порок. – Знаешь, Виктор обратил на меня внимание задолго до того, как я надела красивое платье и сделала прическу, – надменно заметила Гермиона. – Ага, а ты при этом выбрала Уизли, – метко сказал Драко, так что она покраснела. – Пойми меня, Грейнджер, я не говорю, что внешность – единственное, на что нужно обращать внимание и о чем нужно заботиться. Но! Восхваление красоты заложено в нас на генетическом уровне: еще когда люди не умели разговаривать, они тянулись к красивому – симметричные черты лица и телосложение означали здорового партнера, гнилой на вид фрукт не стоило есть. Я читал маггловские исследования (их немного, но они довольно занимательные), что люди в городах с красивой архитектурой чувствуют себя счастливее, пациенты быстрее выздоравливают, находясь в больницах, украшенных произведениями искусства, даже самыми простыми. Дом твоих родителей, конечно, неплох, но неужели ты не чувствуешь себя чуть лучше, живя в большом особняке? Я видел, как ты ходила в оранжерею – такое цветение сейчас только в ботаническом саду каком-нибудь увидишь, а у нас оно – круглый год. Гермиона молча надула губы и еще плотнее сжала скрещенные на груди руки. Против таких доказательств ей нечего было сказать: ей и вправду нравилось в поместье Малфоев, которое после войны привели в надлежащий вид – сидеть с книгой среди цветения экзотических растений, когда через стекло оранжереи пробивается холодноватое зимнее солнце – ее собственная комната в родительском доме не шла ни в какое сравнение. А уж если исследования подтверждают… И все равно, нет ничего тяжелее, чем признать, что ты всю жизнь в чем-то ошибался. Раньше она во всем была лучшей, а теперь... Но признаться Малфою в том, каким ничтожеством она себя последнее время чувствует? – Вот бы вернуться снова в школу, – с горечью сказала Гермиона. Вообще, она не собиралась произносить это вслух, оно как-то само… – Все учителя меня любили. – Не все, – Драко как-то резко помрачнел, но договорил: – Снейп тебя терпеть не мог. – Наверное, не мог простить мне подожженную на первом курсе мантию, – слабо улыбнулась Гермиона. Да, в школе все тоже было не в шоколаде на самом деле, но она всегда справлялась. – Уверена, он знал. Ну, что это я была, тогда, на первом матче по квиддичу. Может, даже Дамблдору рассказал, что «несносная всезнайка Грейнджер» чуть его не спалила. А директор, наверное, только посмеялся. – Я им жуткие вещи говорил, – Драко сосредоточенно смотрел сквозь стекло бокала. – И так и не извинился. – При упоминании профессора зельеваренья воспоминания нахлынули так внезапно, что он невольно забыл о хитрой игре, которую вел с Грейнджер, вообще потерял нить разговора. До школы отец был для Драко примером для подражания, потом на горизонте появился Снейп – умный, поддерживающий его в ненависти к невыносимым гриффиндорцам, отличавший его среди других учеников… Словом, дававший ему все, что он не получал от отца. Да и Дамблдор, которого он собирался убить, смотрел на него с такой теплотой в последние минуты своей жизни… Драко не хотел это помнить, его сжирало изнутри осознание того, каким мелким и никчемным мальчишкой он был по сравнению с ними. Но ему было суждено выжить в этом котле событий, а они погибли. – Давай, – он крепче сжал ножку бокала и поднял его, – давай почтим их память. Гермиона посмотрела на его лицо: таким она Драко никогда не видела – мучительно переживающим стыд, без надежды что-то исправить. Она молча подняла бокал, и оба выпили, не чокаясь. Наконец подоспела и еда. Видя угрюмые лица посетителей (и вспомнив высокомерное высказывание парня перед заказом), официант не решился спросить, как им понравилось вино, поэтому быстро удалился сказав лишь: «Приятного аппетита». Драко с силой провел ладонями по лицу, стирая наваждение и надевая свою обычную нахальную маску. Взгляд его заскользил по ресторану и остановился на чем-то за спиной Гермионы. Уголок губ чуть дернулся вверх. – Пойду руки помою, – Драко поднялся, бросив салфетку на стол. У Гермионы в семье было не принято начинать трапезу, пока все не соберутся у стола, поэтому она решила разлить остатки вина – оказывается, на двоих бутылка расходилась вообще очень быстро. Она поболтала вино в бокале, посмотрела по сторонам, и только тут обнаружила, что до уборной Малфой не дошел. Он стоял у стойки администраторши, грудастой и длинноногой, и вовсю зубоскалил с ней, как будто две минуты назад и не было того мучительного выражения на его лице. Девица не возражала, хитро улыбаясь и очаровательно стреляя глазками. Гермиона с досадой отметила, что она так никогда не умела. Да ей это и не надо было! Она не завлекала ни Виктора, ни Кормака, ни Рона. Ум и достоинство тоже хорошо работали, убедила себя Гермиона. Работали не на Малфое, вероятно, но его завлечь она и не старалась. Администраторша наконец благосклонно закивала, и Драко, победно улыбнувшись и что-то сказав ей, направился в уборную. Гермиона не то чтобы сгорала от любопытства узнать, что он там у нее спрашивал, но было определенно интересно. – Что-то ты долго, – заметила она, когда он наконец вернулся. Драко только пожал плечами, не став это комментировать и принялся за стейк. – О чем болтал с администраторшей? – как бы невзначай спросила Гермиона, тоже занявшись едой. Малфой на секунду перестал жевать. Потом с усилием проглотил кусок: он явно не хотел, чтобы она видела его маленький разговор. – Спрашивал, где уборная, – Драко отпил вина. – Ты же вроде уже был в этом ресторане? – А они тут перепланировку сделали, – легко увернулся он. – Ты минут пять с ней говорил. – Она очень плохо объясняет. – Слабо могу представить ситуацию, в которой объяснение дороги до уборной будет таким уморительным, чтобы человек хихикал. – Слово «урина» из моих уст способно рассмешить любую. Гермиона скептически подняла бровь, так что та стала напоминать лук, и Драко всерьез побаивался «выстрела» из проницательного глаза. – О Мерлин! Ты на меня смотришь, прямо как мама на отца глядела, когда тот флиртовал на благотворительных приемах! – Неправда! – лук тут же «разрядился» и выстрел вышел холостым. – Грейнджер, мы еще даже не женаты, – Драко с хитрой ухмылкой наклонился к ней, чтобы его слова не услышал никто другой. – Да мне все равно, – голос Гермионы был чуть выше, чем обычно. – Флиртуй, с кем хочешь. Просто я… просто я должна быть уверена, что ты не пудришь маггле мозги, а то ведь знаешь, я могу… – Да расслабься, Грейнджер. Я всего лишь спрашивал у нее кое-что, чтобы выполнить предписание суда. – Кстати, ты так и не сказал, какое решение они приняли. Ну, про использование магии я поняла, а еще что? Драко улыбнулся, счастливо и воодушевленно. – Скостили срок. – На сколько? – Полгода. – Уменьшили срок наказания на полгода? – Нет. Мне осталось всего полгода. – Оу… – удивленно протянула Гермиона. Да присяжные были прямо в хорошем настроении! Вообще-то Драко еще четыре с половиной года должен был доказывать, что он исправился, и даже заграницу имел право выезжать только в сопровождении работников Министерства, а тут ему срезали больше трети за один раз. – Здорово. – Нужно выполнить еще несколько условий, но в целом… – Что за условия? А вот теперь улыбка была хитрая, что ни на есть Малфоевская. Было приятно знать что-то, чего не знает Грейнджер. – Да так, ерунда. – Ты же понимаешь, что я могу узнать, даже если ты мне не скажешь. – Влезешь в мою личную жизнь? – О Мерлин, да не хочешь – не говори. Тоже мне, тайны Мадридского двора, – закатила глаза Гермиона. – Только учти, если ты используешь что-то нелегальное… – Министерство меня контролирует, хоть ты это брось, а? – раздраженно отозвался Драко. Сначала было просто забавно водить Грейнджер за нос, а теперь принципиально не хотелось ей рассказывать. – Ладно, – примирительно ответила Гермиона – она знала, когда стоит отступить. – Поздравляю, это правда здорово, – она подняла бокал с остатками вина, предлагая выпить за это. Драко снисходительно вздохнул, и они чокнулись. *** – Черт, и правда немного укачивает, – он подал Гермионе руку, помогая сойти с «Ночного рыцаря». – Да уж… Драко, – она удержала его за ладонь до того, как они успели пройти через ворота поместья, словно там уже все изменится, и она не сможет сказать: – спасибо. За сегодняшний вечер. Это был неструктурированный, местами бессмысленный, местами оскорбительный разговор. Я до сих пор не уверена, что делать дальше, но… было здорово вот так поболтать. И познавательно. Мне вроде как стало легче. Драко немного покраснел. Скорее даже не от слов, от того, какой горячей была рука Грейнджер в его ладони. Ему это нравилось. Как и проводить с ней время. И вот факт этого уже приводил в замешательство. – Да ну, – он махнул рукой, неловко пригладил волосы. – Просто мне невыгодно, чтобы ты сейчас расклеилась, поэтому я вынужден был оказать моральную поддержку. Гермиона коротко усмехнулась: то ли Малфой и в самом деле был циничным мудаком, то ли хотел таким казаться, но это забавляло. – Как скажешь, – она отпустила его руку и сама открыла ворота.