Вселенная разбегается бесконечно

      Впервые Дэн столкнулся с неприятностями в школе, в седьмом классе. Была поздняя осень, я уже училась в старшей школе, и мы с братом немного отдалились друг от друга, потому что я проводила всё своё свободное время со своей компанией, а он любил оставаться дома и играть в игры. Мы с друзьями колесили на метро по Портленду и проводили по нескольку часов, наблюдая за небом вечерами, а Дэнни сидел в это время дома и пересматривал «Гарри Поттера», и когда я возвращалась домой, мы лишь перекидывались парой фраз и отправлялись спать. Так продолжалось до декабря, до дня, когда брат вернулся домой с разбитой в очередной раз губой и шрамом на лбу. Ладно, сначала он говорил, что его просто встретили на пути какие-то очень настырные старшеклассники, просящие денег. Ну ладно, они не просили, они просто сказали: «Гони деньги или тебе крышка». Ну ладно, думала я, с кем не бывает, через пару дней всё заживёт. Но через неделю Дэн снова приходит домой, стонущий от боли, и тогда я спрашиваю, что происходит. Он говорит, что всё хорошо, типа он с лестницы упал, пустяки, пройдёт. А у него на ногах синяки от ударов и живот изнывает, будто Дэна били по нему ногами. Я говорю: — Если у тебя какие-то проблемы, ты всегда можешь рассказать о них мне. Я смогу тебе помочь. Он лишь машет головой: — Ну ты же не медик, верно? — говорит он и смеётся, а потом резко хватается за живот и стонет, — ладно, я пойду наверх. — Тебе бы льда, — говорю я, а он опять машет головой и медленно шагает вверх по лестнице. А через двадцать минут роется в холодильнике.       И когда он снова приходит домой полуживой, я понимаю, что никакой лестницы и старшеклассников не было. У парня реальные проблемы, думаю я, когда мы везём его в больницу зашивать лоб и он признается: его побили одноклассники. Опять. Он говорит маме в слезах: — Я просто заступился однажды за того парня, сказал этим придуркам убираться прочь, а Грэг сказал, что я повёл себя неправильно и должен сейчас же извиниться. И я сказал тогда: «Ладно, Грэг, извини, я зря вас так назвал», но как только я это договорил, Джим, его дружок, он меня ударил в живот и потом они били меня втроём. Ну и Грэг где-то нашёл камень и этот камень прилетел мне в лоб. Вот так вот. Я правда не хотел, чтобы всё так произошло, я просто заступился за того парня, которого они назвали ущербным лузером и потом извинился, но они избили меня просто так, ради забавы.       Мама плачет, обнимает Дэна и говорит: — Ну, ты всё равно молодец, что заступился за того мальчишку, которого они обижали. Я спрашиваю: — А почему ты мне ничего не говорил?       Дэн смотрит на меня исподлобья, будто не хочет, чтобы я смотрела ему в глаза, а потом отвечает: — Ты всегда знала, как поставить обидчиков на место, и я хотел тебе обо всём рассказать, — он молчит какое-то время, а затем договаривает, — просто было стыдно за себя, за то, что я иду просить помощи у сестры, у девчонки.       И Дэн шмыгает носом, а потом говорит, что ему очень жаль, что он ничего не сказал нам раньше. Я подсаживаюсь к нему на кушетку и обнимаю, а потом шепчу ему: — Не волнуйся, мы ещё надерем им задницы.       Компания джоков собралась в кафетерии к одиннадцати. Они сдвинули несколько столов друг к другу и сидели все вместе рядом, обсуждая футбол, свидания и всякое пошлое дерьмо, которое мне удавалось слышать даже там, где сидели мы с Бруксом и Эриком — в углу помещения. Я сидела, уставившись на джоков, потому что где-то среди них стоял Дэн и заливался смехом с очередной шутки спортсменов. Я думала, что, возможно, он действительно им нравится. Хотя, почему бы и нет: Дэн был высоким и подтянутым парнем с короткими темными волосами и челкой, которую он обычно запрокидывал набок, у него были выразительные карие глаза и милая улыбка с ямочками на щеках. Он был обаятельным и нравился людям, но почему-то именно в Колумбайне я посчитала, что лучше бы он не связывался с джоками. Всё внимание школьников сегодня было устремлено на него, так как к новеньким всегда присматривались получше, и когда Дэн отбивал пять самому популярному парню школы, Брукс заявил: — Ничего личного, но этот новенький какой-то мудак.       Я обернулась и взглянула на Брауна, который нервно хлопал руками по столу, смотря в сторону Дэна. — Парень, ничего личного, но пошёл ты в задницу, — сказала я и сложила ладони в замок, уставившись ненавистным взглядом на Брукса. Эрик начал смеяться. — Ты чего ржешь, эй? — недоумевающе спросил Браун. — Ничего. Просто ты только что назвал мудаком её брата, — ответил Харрис. — В самом деле? — удивился парень. — Ну, типа того. — Оу, тогда прошу прощения, — говорит Брукс и встаёт, — ну, ладно, я пойду, у меня дела.       Я смотрю на парней в белых кепках и Дэна, стоящего среди них, такого веселого и жизнерадостного.       А потом ему надевают на голову кепку. Белую, как у этих парней. И кричат: — Дэн Клим теперь один из нас! Вот же блять.       Когда у Дэна зажила губа, а шрам на лбу стал почти незаметным, я сказала ему, что хочу увидеть того Грэга и его друзей, которые тогда побили его. Дэн спросил: — Зачем тебе к ним идти? Тебе заняться нечем? — он метался по комнате весь на нервах, говорил, что та история осталась в прошлом и больше не повторится, но я говорю: — К чертям собачьим твою гордость, я просто хочу увидеть в лицо тех ублюдков, что над тобой издевались. И Дэн вздыхает, говорит: «Ладно, идём». А когда мы идём к спортивной площадке школы, где обычно и тусуется Грэг, Дэн спрашивает у меня, как я всегда умудрялась не попадать во все эти истории, когда тебя унижают или бьют ребята посильнее тебя. Я говорю: — Я просто с самого начала дала им понять, что со мной лучше не связываться. И рассказываю: — У нас был в средней школе один парень по имени Джо, так вот, у этого Джо были замечательные родители, но проблема была в том, что они время от времени затирали нам про пришельцев и Бермудские треугольники, в общем, они были какими-то уфологами, и, когда они в очередной раз появились в школе и начали рассказывать про аномальные явления, наш богатенький одноклассник Томас прозвал Джо и всю его семейку «чудиками», и с того дня его каждый день называли чудиком. Ставили подножки, обливали холодной водой, воровали форму на физкультуре, а он даже отпора не давал, говорил: «Ну ребят, ну пожалуйста». Его перестали называть чудиком и издеваться только тогда, когда я дала пинка под зад Томасу и сказала, что если для него в порядке вещей принижать других, то чудик здесь не Джо, а он. И в итоге все забыли про странную семейку Джо, потому что появился новый повод для обсуждений: непревзойденному Томасу Толлу набила задницу девчонка. Дэн удивленно поднимает брови и восклицает: — Это действительно было круто, наверное. Я говорю: — Ты можешь быть сильным парнем и унижать тех, кто слабее тебя, а можешь быть тихой девочкой с альбомом для рисования в руках, которая надирает задницу всем, кто ей не нравится. Человеческий пол не влияет на это.       Мы доходим до спортивной площадки, и Дэн указывает пальцем на высокого толстого парня вдалеке и говорит: — Вот он. Мы направляемся к нему и я чувствую, как трясутся у Дэна конечности, он идёт, покачиваясь, а потом шепчет: — Мне страшно. Я кричу жирному парню впереди: — Эй, мистер!, — и говорю Дэну: — Каждый хочет изменить мир, но никто не хочет умирать. И если ты хочешь изменить хоть что-либо в своей жизни, то будь готов пройти даже через такое дерьмо, как разговор с тупой тушей типа этого парня.       В тот день Дэн подрался с Грэгом и ушёл победителем. Никто не должен осуждать его за то, что он решил на драку ответить дракой хотя бы потому, что их силы были неравными. Хотя бы потому, что за все эти несколько раз, что Грэг бил Дэна, он должен был ответить. Хотя бы потому, что ты должен бороться за право быть самим собой.       В тот день мы возвращались домой, зная, что вскоре Дэна ждёт полнейший пиздец в школе, а меня полнейший скандал с матерью дома. Но пока мы шли домой, Дэн сжимал мою ладонь в своей и говорил: — Спасибо, что ты у меня есть.       Когда-то мой брат дрался с парнями, которые считали себя лучше других и унижали ребят, которые им не нравились, а теперь он стоит среди них и благодарит за кепку, которую стоит выбросить в помойное ведро, а потом заливается смехом с очередной шутки какого-то парня из школьной футбольной команды, и я думаю, что надрала бы сейчас задницы всем, включая и своего брата. И своему брату я бы надрала задницу вдвойне. Эрик говорит: — В Колумбайне мы называем этих парней джоками. Мой совет тебе: не связывайся с ними. Они лицемерны и лживы, они даже своей жизни не достойны. Я пялюсь на Дэна среди джоков и говорю Харрису: — Да в том-то и дело, что я уже с ними связалась.       После уроков отец отвозит нас домой и спрашивает по пути, ну, как там у нас, в Колумбайне. Я говорю: — Отлично. Я наконец-то нашла ребят своего уровня интеллекта. Дэн фыркает: — Ты теперь с этими фриками? — спрашивает он, — Дэвид сказал, что с ними никто не связывается, потому что они жутко странные. — Кто этот Дэвид? — Он вроде как главная шишка старших классов, — отвечает Дэн, — сказал, что эти ребята, с которыми ты сегодня была, они что-то вроде изгоев в школе.       Я говорю Дэну, что он ошибается, что я общалась с ними и они вовсе не изгои, чтобы он не верил тем, кто вписал его в свою компанию. Он отворачивается и говорит, типа, а вдруг ему там нравится. И я протягиваю с сарказмом: — Ну ты даёшь, парень, интересно, что ты выдашь мне дальше. Глядишь, тебе эти джоки мозги совсем промоют.       Мы не разговариваем с Дэном до конца дня. Мама приходит, спрашивает, как дела в школе, никто не отвечает. Затем она спрашивает у каждого из нас, и только тогда мы начинаем рассказывать, что там хорошо, директор хороший (нет), ребята в школе хорошие (возможно), новые друзья появились. Она облегченно вздыхает и говорит: — Ну и хорошо, что у вас всё наладилось.       И мы не разговариваем с Дэном до самой ночи, до самого момента, когда мама уже поцеловала нас на ночь и легла спать. Дэн стучится в мою комнату и заходит, садится ко мне на кровать и говорит: — Извини, я был не прав. Я думаю, что тот Эрик классный и вовсе не изгой, как его назвал Дэвид, — он вытягивает передо мной ладонь, — мир? Я смотрю на него, такого неуверенного в себе сейчас, вздыхаю и пожимаю его ладонь. — Мир, — отвечаю я, — спокойной ночи, Дэнни. — Спокойной ночи, Хэрол.       Он уходит, а я накрываюсь одеялом и думаю, что если это всё сон, то это самый крутой из всех снов, что мне когда-либо снились.       Скорее бы пересказать его Алексе. И всем остальным.