Вселенная разбегается бесконечно

— Доброе утро, Литтлтон, сегодня 18 августа и это означает, что день будет чудесным!       Голос по радио режет мне слух и мгновенно пробуждает. Мужской голос, который я слышала когда-то, кажется мне отвратительным, и я спросонья говорю приёмнику: — Я прямо сегодня отдам тебя обратно Алексе, понял?       Потягиваюсь, обуваю мягкие тапки и иду в ванную. В зеркале отражается жутко сонное лицо: под глазами отеки, брови взъерошены в разные стороны, а волосы своими кудрями создают впечатление чрезмерного объема, и я смотрю на это ужасное сонное лицо и говорю себе: «Привет, сейчас тебе будет неприятно». Холодная вода плескается в лицо и попадает на одежду, отчего по телу пробегают мурашки. Я вытираю лицо, спускаюсь вниз и спрашиваю у отца, сидящего на своём кресле и читающего газету: — Пап, а к нам Джек с утра не приходил? Отец опускает газету и с удивлением спрашивает: — Что за Джек должен был к нам прийти? Я думаю, что это такая шутка, я ведь ещё не проснулась до конца, и отец решил меня разыграть. Я говорю: — Ну как же, у нас же занятия сегодня начинаются. Должны были заехать Джек с Алексом и забрать меня. Папа машет головой и говорит, что слышит эти имена впервые. Затем к нам спускается Дэн и говорит, что мы опаздываем на автобус. — Да ведь нас же всегда Джек или Алекс забирали, — говорю я. — Джек или Алекс? — переспрашивает Дэн, — сколько себя помню, никакие Джек или Алекс меня не забирали из дома в школу.       И тут я срываюсь с места и бегу к себе в комнату, в мыслях проговаривая, что меня эти приколы жизни уже заебали, и я хочу пожить спокойно. А потом я думаю, что сейчас дозвонюсь Алексе и скажу, что у моей семьи крыша поехала, и она ответит своим громким голосом: «Серьёзно? Ну так давай к нам, мы тебя тут все ждём». И, прибежав в комнату, я нахожу в столе календарь, на котором красуется число 1998. Достаю ноутбук из ящика. Не работает. Нахожу среди книг телефон. Нет сигнала. И ведь в это время не было мобильного с сим картой. И звонить мне некому теперь. Я в панике хватаю рюкзак и начинаю складывать всё необходимое, чтобы сбежать куда-нибудь передохнуть. Думаю, что схожу с ума. У девочки от таблеток для сердца крыша едет — это баланс, думаю. А потом надеваю какие-то непонятные вещи, которые первыми вываливаются из шкафа — старый джинсовый комбинезон и красную футболку. Хватаю рюкзак и бегу на выход, и на пороге думаю, что сейчас передохну где-нибудь в парке — и всё встанет на свои места. Но меня ловит Дэн и ведёт к автобусу. Говорит, что я не должна прогуливать занятия уже на второй день.       Я сижу на жестком сидении с огромными кусками жвачек под ним и смотрю на город через автобусное окно. Дома мелькают, как предметы на размазанном снимке, как что-то, что Алекса назвала бы «мазком импрессиониста». Я оглядываю облака в небе, и перед глазами проносятся воспоминания о драке и знакомстве с Харрисом, уроке литературы и джоках в кафетерии. Я вздыхаю и трагично выдаю: — А я думала, что всё это был лишь сон. Автобус останавливается на парковке у школы. Мы с Дэном выходим и он говорит мне: — Нужно идти по делам, удачи, и не прогуливай уроки, — а затем машет рукой и уходит в сторону футбольного поля. А я всё ещё думаю, что у меня едет крыша.       Шатаясь из стороны в сторону, я сбиваю какого-то парня с пути и он кричит мне: — Да блять, здесь ХОТЬ КТО-НИБУДЬ ЗНАЕТ, КАК ХОДИТЬ ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ? — Дилан смотрит вверх, а потом переводит взгляд на меня. — Блять. Извини. — Я сегодня немного не в своём уме, — говорю я. Мы заходим в школу и отправляемся бродить по коридорам перед занятиями. Дилан говорит: — Я слышал, что твой брат невероятно быстро сблизился с нашими джоками, — парень открывает свой шкафчик и достаёт спортивную сумку. — Мне кажется, что вы с ним довольно хорошие ребята, но ты учти, что эти ублюдки могут оказать очень плохое влияние на твоего брата. — Хуже того влияния, которое оказываю на него я, не бывает, — в шутку говорю я Клиболду, и мы смеёмся. — Ты не подумай ничего плохого, — продолжает он, — но у нас тут ведётся что-то вроде войны между нами с Эриком и Джоками. «Я знаю», — чуть не сказала я, но сдержалась. — Ты идёшь? — спрашивает Дилан, — у нас сейчас физкультура. — О, круто, а у меня даже спортивной формы нет, — выдаю я. — Думаю, Сандерс на первый раз тебе ничего не скажет. Пойдём, — Дилан зовёт меня за собой, шагая к выходу.       И там, в спортзале, среди мускулистых парней и худых девушек, я снова вспоминаю, зачем я здесь. Ещё до начала урока из мужской раздевалки начал доноситься гогот парней и маты Харриса, и я, кажется, догадываюсь, из-за чего дразнили его на этот раз. Из-за грудной клетки. Ведь это же так забавно — смеяться над чужими дефектами в скелете, ага, да, оборжаться можно, охуеть прям. Харрис выбегает из раздевалки без футболки и говорит, что ждёт не дождётся, когда эти ублюдки подохнут. Я спрашиваю, что случилось, и он отвечает, что его футболку Дэвид, мать его, Фитчер выбросил, или разорвал, или ещё что, да какая к черту разница, у него теперь просто нет футболки, и всё. И теперь либо гореть со стыда перед учителем, либо перед учениками. Потому что рёбра у парня торчат, как у голодающего. Деформация грудной клетки и последующая операция сделала своё дело. И я вспоминаю о своей глупой привычке в тёплую погоду надевать по две футболки сразу, думаю, что мой размер налезет на Эрика, снимаю красную футболку и остаюсь в легкой чёрной майке, выворачиваю футболку обратно лицевой стороной и даю Эрику со словами: — Надевай. — Что? — спрашивает он. — Надевай. — Нет-нет-нет, я не буду этого делать, — Харрис суёт мне футболку обратно, но я её не принимаю. — Она не девчачья, успокойся. — Спасибо, правда, но я не могу её надеть. Это жутко неудобно. — Оставаться без одежды я тебе тоже не позволю, — говорю я и бросаю чёртову футболку Эрику на плечо, — надевай и пошли. И он смотрит на меня самым добрым взглядом из всех и говорит: — Спасибо. А снаружи Дилана забивают баскетбольными мячами.       Мой отец говорил, что в баскетболе, чтобы правильно забрать себе мяч, нужна невероятная ловкость. — Нужно быть непредсказуемым, когда пытаешься выхватить мяч у соперника. Мы всегда использовали технику, которую наш тренер называл «Статуя Свободы». Когда игрок забрасывает мяч, он так или иначе выполняет движение, которые похожи на то, что он будто держит мяч, словно бокал или факел. Так вот, если ты хочешь забрать мяч себе, то просто выследи подходящий момент и «сними» мяч с рук соперника, — рассказывал мне он в детстве.       Перед Диланом стоит невысокий парень с мячом в руке, который бросает его в разные стороны и приговаривает: — Страшно, Клиболд?       Вокруг Дилана стоят другие парни, заливаясь смехом от той ситуации, которую они наблюдают прямо сейчас. И я думаю, что настало время и мне применить в жизни знания о «Статуе Свободы». Когда парень с мячом замахивается, чтобы кинуть мяч в Дилана, я подбегаю и «снимаю» мяч у него с рук, и это происходит одновременно медленно и быстро. Никто ничего не заметил, а я пережила волну эмоций и всё такое. Когда я осознаю, что мяч в моих руках, я кидаю его со всей силы по голове нападающего со словами: — Лови подарочек, мудила!       А потом мускулистые парни искоса глядят на меня, перешептываясь. А Дилан сидит рядом на скамье и говорит, что моё появление вышло эффектным. И тут же, спохватившись, протягивает пятерню со словами: — Кстати, совсем забыл, я Дилан Клиболд. И мы пожимаем друг другу руки, а потом появляется Эрик и говорит, что ему нравится моя футболка. Намекает, что было бы классно, если бы я подарила её Эрику на Рождество или на какой-нибудь другой праздник. Но не сейчас. Замечает, что она замечательно пахнет.       Я говорю ему: — Спасибо.       Урок физкультуры заканчивается, мы уходим на литературу, а потом на немецкий, и я понимаю, что я ничего, черт возьми, не понимаю, а потом у Эрика урок философии, а у меня рисование, и он говорит: — Мне нужно будет бежать по делам после этого урока, так что до завтра, Хэрол. Я говорю: — А вдруг меня завтра не станет, ну, знаешь, у меня крыша едет, я немного боюсь. Бью себя по лицу в мыслях, а затем слышу слова Эрика: — Ну, знаешь, даже если бы ты была сумасшедшей, я бы всё равно сказал тебе «до завтра, Хэрол», так что увидимся.       «Хорошо, Эрик, до завтра», — думаю я.       А знаешь что, Эрик, а пошёл-ка ты к чёрту.       Знаешь, Эрик, пока я здесь, у тебя не получится устроить всё то, что ты устроишь очень скоро.       Знаешь, Эрик, у меня тоже есть дело, которое мне надо завершить.