Вселенная разбегается бесконечно

      Самое-самое уютное и волшебное время в году накрыло Литтлтон с головой, когда даже моя семья поехала за подарками и ёлкой. Повсюду мелькали разноцветные огоньки, дети бегали друг за другом и писали письма Санте, не было ни одного человека, который бы не пожелал мне сегодня счастливого Рождества. MTV разрывался от количества заявок и был на грани взрыва от тысячи рождественских песен. Воздух был холодным и бил в лицо, всё время хотелось после прогулки заскочить куда-нибудь в кафе и выпить горячий шоколад. Тогда-то я и поняла впервые, что мне здесь нравится. За полгода, проведённые здесь, я немного отвыкла от холодов и лесов повсюду, от широкой реки Уилламетт посреди города, от странности прохожих и ежегодных противостояний Санты. В Портленде на Рождество тысячи пьяных людей переодевались в Сант и устраивали бунт на площади, дожидались копов и получалось своеобразное месиво, когда пьяных старичков с бородами обливали водой, а они кричали: "Да подохни ты, говнарь!". И мы с Дэном в такую ночь не выходили из дома даже на крыльцо, потому что опасались очередного Санту, который может вломиться к нам в дом поссать или типа того. Я серьёзно. В Литтлтоне всё было по-другому. Спокойный город, спокойные люди, спокойная жизнь. И лишь одна единственная школа Колумбайн, в которой из-за меня вечно что-то происходит.       Возможно, мне впервые стало стыдно за бардак в своей комнате, когда я споткнулась о коробку с игрушечными динозаврами, стоящую посреди входа. Может быть, это знак свыше, что пора убраться, подумала я. И разгребая весь мусор в комнате, я наткнулась на красную футболку. - Твоя футболка так вкусно пахнет, я бы хотел поносить её ещё как-нибудь, - та самая футболка, которую Харрис просил подарить, ах да.       Впрочем, может быть, это действительно знак. Я не виделась с Эриком и Диланом с того дня, как учеба закончилась и объявили каникулы, у меня даже не было для них подарков, так что я сорвалась с места и, схватив деньги, побежала куда-то в торговый центр. Нужно было точно знать, что подарить каждому из парней, потому что я знала, что они меня ценят и разочаровывать их плохим подарком мне не хотелось. Эти подарки, когда это не рисунки - такая морока, если честно.       Джек был экстремалом, частенько прыгал с парашюта и любил квесты, как в фильмах ужасов, где на тебя орёт какой-то мёртвый мужик и тебе нужно найти ключ от двери, чтобы выйти. У Джека не было клаустрофобии и он всегда брал нас с собой, участвуя во всех этих квестах. А знаете, что это значит? У меня с тех пор ебаная клаустрофобия, да. И эта задница Уиллор, прыгая с парашюта или выбираясь из комнаты с мертвым (на самом деле нет) мужиком, ничего не боялся. Ничего, кроме бабочек. Как-то летом мы устроили пикник на холме и просидели там до вечера. Было жарко, и повсюду летали бабочки, пересаживаясь с одного цветка на другой. И вот одна бабочка бирюзового цвета присела на ногу неподвижного Джека, когда парень воскликнул и подскочил, отряхивая свои вещи и нервно спрашивая: "Она меня укусила? Она могла меня укусить? Это смертельно?". Дружище Уиллор обижался на нас всю дорогу домой и не разговаривал, пока мы не извинились за то, что ржали с него в голос. И на Рождество, когда все уже, казалось бы, забыли про тот случай с бабочкой, Джек получил в подарок высушенных махаонов в рамке. Такие, знаете, как украшение интерьера, типа жука-носорога в стеклянной коробочке. С надписью на упаковке "Красота насекомых в вашем доме!". Он получил этих бабочек в подарок и прорычал нам: - Да вы издеваетесь что ли?       Подарила бы Харрису какое-нибудь издание про Гитлера, но боюсь, что он меня за такое первой застрелит. Самые безумные и верные идеи приходят неожиданно, это я уже давно осознала. Так что проходя мимо приюта для животных, мне в голову пришла просто сумасшедшая идея. И когда я в состоянии транса вошла в помещение и перед моими глазами возникли десяток милых собачек, сумасшедшая идея стала гениальной. Щенок с золотистой шерстью и огромными глазами, точно спаниель, глядел на меня, когда ассистент выпускал его из клетки. Этот маленький друг сидел у меня на руках, когда я стучала в дверь дома Харриса и воображала, как отреагирует Кэти на всё это. Девчонка ломится к ней в дом, а тут - хоп! - ещё и с собакой. Но дверь открывает Эрик и замирает на мгновение, уставившись на меня. - Здрасьте, - выдаю ему я, улыбаясь. Парень всё ещё стоит, оглядывая меня и щенка у меня на руках, а потом говорит: - Вот это подарочек.       В доме Харрисов посреди гостиной стоит огромная ёлка, и все эти картины и фотографии, висящие на стене, переливаются разноцветными огнями. Вот фотография Уэйна в военной форме, вот Кевин на выпускном, вот детские фотографии Эрика. На одной он с бабушкой сидит за столом и задувает свечи на большом пироге, на другой он в костюме скелета на Хэллоуин. Прилежный ученик, хороший сын, чудесный парень. Объясните мне, почему, блять, у него жизнь не удалась? Какого хрена?       Эрик оставляет нас с щенком на минуту в гостиной и убегает к себе в комнату наверх, а затем возвращается и становится перед нами, нервно перебирая руками в карманах. - Как там праздник проходит? - спрашивает он. - О, отлично, - отвечаю ему я, почёсывая собачке за ушами, отчего она радостно высовывает язык и глядит на Харриса, - Отец засел в своём кресле с газетой, мама что-то готовит на кухне, Дэн поехал с друзьями за город. А где твои родители, кстати? - Уехали в Денвер по делам. Я когда проснулся, их уже не было.       Мы сидим в полной тишине, которую разбавляет только радостное дыхание щенка в моих руках, когда Эрик неуверенно пытается привлечь к себе внимание: - Эм... У меня тут для тебя кое-что есть.       Я поднимаюсь и становлюсь перед парнем, становлюсь настолько близко, что он неловко поглядывает то на меня, то на пол, а потом шепчет мне: - Только ты должна закрыть глаза.       И я закрываю. Окунаюсь во тьму, но ощущаю, что я всё ещё в гостиной Харриса. Мысленно представляю те предметы, что находятся в комнате: где-то слева стоит бархатный тёмно-синий диван, справа камин, возле которого стоит кожаное кресло Уэйна, у стены напротив книжный шкаф, заставленный мировой литературой, деревянный журнальный столик с газетой, огромная ёлка у стены, десяток фотографий и картин на стене и скулящий пёсик сзади. А впереди, наверняка, стоит Эрик, потому что я чувствую его горячее дыхание на своих губах. И если честно, я бы отдала всё на свете, чтобы этот момент тянулся целую вечность. Но он не тянется, потому что Эрик вручает мне в руки что-то квадратное, завёрнутое в подарочную упаковку серебряного цвета со словами: надеюсь, тебе это понравится.       Я смотрю на эту упаковку, а в мыслях вспоминаю, как же давно мне не делали сюрпризов. Как же давно я перестала быть тем ребёнком, который радостно закрывает глаза, ожидая свой подарок. И безжалостно сорвав упаковку, я вижу перед собой невероятно знакомую картинку. Мужчина в красном свете, в боксёрских перчатках, стоит возле стены. Виниловая пластинка. Дэвид Боуи. - Боже, Эрик, да это же мой любимый альбом! - я набрасываюсь на него, обнимая так сильно, что он, наверное, еле дышит, - Спасибо тебе огромное! Спасибо-спасибо-спасибо! А Эрик лишь шепчет в ответ: - Я очень рад, что тебе понравилось, Хэрол.       Он расплывается в улыбке, когда я вручаю ему коробку с футболкой. Говорит, что теперь это Рождество запомнится ему как самое лучшее. Что это лучший подарок на свете. - Лучше этого красавчика? - возражаю я, поднимая лапы золотистого приятеля, - Неужели футболка лучше него? Эрик удивлённо смотрит на нас и спрашивает: - Этот пёсик тоже мне? - Конечно! - восклицаю я, - Тебе нужно его как-нибудь назвать. В честь чего-нибудь, что ты любишь. Я бы его назвала Каникула, по-гречески так давали название созвездию Большие Псы. А ты посмотри на него! Прикинь, каким он большим будет, когда вырастет. Тем более, у него глаза больше, чем самая большая звезда в этом созвездии. - А знаешь, я придумал, как его назвать, - говорит Эрик и садится на пол, поглаживая щенка по голове. - Как? - Док. "В честь чего-нибудь, что ты любишь", ах да, точно. - Эй, Док, - я обнимаю собачку и она радостно лает, - Меня зовут Доктор Клим, рада с вами познакомиться, коллега.       В тот вечер я наконец нашла подарок для Дилана, и первым делом побежала к нему домой на Кугар-роуд, сломя голову. Свой подарок для него я даже не оборачивала всякими обёртками, лишь завязала красной лентой и с гордым видом взглянув на результат, бросила что-то в духе: "Эстетичненько" и побежала скорее к Клиболдам. Стуча в дверь, я мечтала, чтобы мне открыла Сью и я радостно обняла её со словами: "Счастливого Рождества!", а потом бы зашла к Дилану и занесла подарок. Но дверь открывает Дилан, который уставился на меня с удивлением: - Хэрол? Что ты тут делаешь? - Пришла поздравить тебя, вот что! - кричу ему я, запыхавшись, - А ты что, тоже Рождество один проводишь? - Что? О, нет, родители просто сейчас смотрят свой любимый фильм. Не хочу, чтобы они отвлекались. - Ох, передай им привет от меня, - я передаю парню подарок, - Счастливого Рождества, Дилан. Он смотрит на книгу, уставившись, а потом тихо спрашивает: - Вино из одуванчиков? Этот вопрос всегда переводится как: "Почему именно эта книга?". - Эта книга внесла в мою душу счастье. Надеюсь, что она внесёт это и в твою.       И Дилан обнимает меня, обнимает так крепко, будто в последний раз, будто мы расстаёмся навсегда и никогда больше не увидимся. Обнимает меня так, как мы все обнимали Джареда. И когда я прощаюсь, он говорит мне напоследок: - Знаешь, а ведь в наши с Эриком жизни счастье уже внесли. И внесла именно ты. Спасибо тебе.       Наверное, поэтому я и сижу счастливая поздней ночью в комнате, рассматривая виниловую пластинку. Эрик Харрис, вероятно, самый проницательный человек на свете, раз угадал мой любимый альбом при том, что я никогда не рассказывала ему о своей любви к Боуи. А потом я нахожу записку в кармашке с буклетом, написанную немного корявым почерком Харриса: "Смежая веки, зорче я стократ, При свете дня гляжу, не замечая. Во сне же очи на тебя глядят, Твой светлый лик во мраке различая. Твоя безмерно лучезарна тень, Встающая передо мной ночами, - О сколь она светлей, чем ясный день, Коль вижу я незрячими очами! Сколь просияли бы твои лучи, Явись они при свете дня живого, Коль тень твоя слепым очам в ночи Несёт снопы сияния такого! Мне день - как ночь, когда ты не со мной, А ночь - как день, коль в сон приходишь мой".       А этот Эрик Харрис, вероятно, ещё и жуткий романтик, думаю я. "О миг с тобой! В моей груди он будит Блаженство - был, и предвкушенье - будет!"