Вселенная разбегается бесконечно

— Эрик, как ты познакомился с Хэрол Клим?       В просторном кабинете полицейского пахнет табаком. Мужчина с сединой сидит за столом напротив Эрика, переводя взгляд то на диктофон, стоящий справа от него, то на подростка впереди. Харрис не отвечает, он смотрит сквозь небесно-голубую форму мужчины и лишь изредка моргает. Ему задают всё тот же вопрос уже в третий раз: — Эрик, пожалуйста, расскажи мне, как ты познакомился с девушкой по имени Хэрол Клим.       Харрис еле заметно начинает трясти головой. Его руки сцеплены в замок, ноги поджаты, а на серых штанах виднеются тёмные пятна крови. — Парень, я понимаю, ты сейчас пребываешь в шоке, но мне нужна хоть какая-то информация, пока школа оцеплена, — офицер огорчённо поджимает губы, — расскажи мне хоть что-нибудь.       Когда я выстрелила себе в голову, Дилан бросился поднимать меня с пола. Он кричал на Эрика, бросая в его сторону ключи от зрительного зала и надрывая свой голос: — Открой дверь! Открой ебаную дверь! Харрис стоял на месте. Это было совсем не то чувство, которое он мог испытать, наблюдая за умирающим Томлином или Грейвсом. Здесь было что-то иное. Эрика вмиг поглотил ужас, он пошатнулся в сторону, хватаясь за голову, но не решался сделать шаг вперёд. Что-то его останавливало. — Она умирает, Реб! — вопил Дилан, приподымая мою голову к себе на колени. Из небольшой дыры в моей черепушке сочилась струйка бурой крови. Каким-то странным образом, я точно помню, мой палец на правой руке начал дёргаться. Эрик тогда ещё сказал: — Посмертные рефлексы. — Возьми, блять, ключи и отопри дверь, Эрик! Нам нужно спасти её, ты понимаешь это? Харрис стоял на своём месте как вкопанный. Полицейская сирена отдавалась невыносимым гулом в его голове, и Дилан, не желавший дальше ждать, когда его тормознутый друг наконец опомнится, схватил связку ключей в свои руки. — Эй вы! Вызовите скорую, быстро! — загорланил Дилан, выйдя в коридор школы. На его пути встретились трое девятиклассников, выбегавших из здания по приказу учителя. Они бросили Клиболду вслед лишь отчуждённый взгляд, отчего Дилан истошно завыл. — Нет, нет, нет, — шептал он, — нам нельзя оставаться здесь. Дилан ринулся в сторону Эрика, оставив на лице парня алый след от смачной пощёчины. Клиболд закричал на друга: — Это не «NBK», ясно тебе? Хватаем Хэрол и несём её к выходу, быстро! А иначе, — разгневанный парень поднял с пола малокалиберный пистолет и навёл его на Эрика, — я заставлю тебя сделать это. — Сначала решил бросить меня с нашим судом, теперь угрожаешь пушкой, — сумасшедше оскалился Харрис, — удивляешь меня всё больше и больше, Водка.       Оттого штаны Эрика и были испачканы каплями крови. Дилан в конце концов добился своего, и парни тащили моё тело все эти двести метров: от места, где я свалилась на пол истекать кровью до кареты медиков. Из «Колумбайн» Эрика и Дилана тут же забрали в участок на допрос, так что никто из родителей так и не смог увидеться со своим чадом раньше дозволенного. Харрис был взбешён и в то же время опустошён изнутри; его вывел из себя молодой мужчина, которого пристёгивал наручниками офицер и который пытался заговорить с Эриком. — Хей, чувак, натворил чего? — спросил этот мужчина, широко улыбаясь и пялясь на Эрика своими огромными глазами. Харрис же, хоть и был невероятно зол, бросил вслед лишь тихое «Пошёл нахуй» и зашёл в кабинет. — Мы познакомились в первый учебный день, — внезапно выдаёт парень, отчего брови седого офицера удивленно прыгают вверх. — Так... — мужчина хватает в руки листок и ручку, — продолжай, Эрик. — Мы были в одном классе. Хэрол говорила, что переехала сюда вместе с семьёй из Портленда. — Ты не знаешь, почему они переехали? — спрашивает офицер. На его значке гравировка: «Грант Витус». Я знаю его, потому что он был первым из спецназа, кто вошёл в «Колумбайн». Витус был тем, кто нёс бронещит, защищающий от пуль и взрывов. А ещё он был тем, кто обнаружил тела Эрика и Дилана.       Офицер спецназа сидел там, в полицейском участке, потому что Литтлтон всегда был тихим городком, где почти не было преступности, и большинство спецназовцев просто занимались охраной правопорядка, служа в полиции. Они приезжали ранним утром на службу, заходили в свои кабинеты, заваривали себе кофе. Жизнь тянулась легко и беззаботно, но моя выходка заставила полицейских зашевелить задницами. — Я не так уж много знал о Хэрол, — говорит Эрик, качая головой, — мне нужно принять лекарство, когда я смогу вернуться домой? — Когда я скажу, сынок, — выпаливает Витус. Они оба сидят в тишине, которая разбавляется телефонным звоном за дверью и бесконечными разговорами. Кто-то смеётся. Кто-то упоминает недавний футбольный матч. Эрик вспоминает: — Хэрол говорила, что в Портленде у неё были друзья. Она показывала мне их фотографию, а ещё говорила, что хотела бы снова увидеться с ними, но это невозможно. Потом, через несколько месяцев, она сказала мне, что они погибли. — Как они погибли, она не рассказала? — мужчина делает пометки на бумаге, внимательно разглядывая мимику Эрика. Он проводит анализ. Изучает Харриса, как подопытного кролика. — По новостям ещё крутили: в Орегоне жуткая авария была, и студенты умирали один за другим. Хэрол, ну... Это были её друзья, знаете.       Эрик сверлит взглядом темно-синюю панельную стену напротив. Офицер за столом, отложив пишущую ручку в сторону, спрашивает: — Что ты можешь рассказать о своей школе? У Хэрол случались в ней серьёзные проблемы? Эрик смеётся. — «Колумбайн», — говорит он, — это и есть одна большая и серьёзная проблема.       Харрис рассказывает полиции о джоках и ужасной работе администрации. О чудо! Эрик впервые называет школу отвратительной публично. Больше нет восклицаний из дневника: «Не вините администрацию, они сделали хорошую работу!». У Эрика отобрали славу, и теперь он планировал обвинить кого угодно, кроме себя самого. Дилан же поступил наоборот. — Мы познакомились с ней через пару дней после начала занятий, — рассказывает Клиболд, сидя в том же темно-синем кабинете, провонявшим дешевыми сигаретами, — она усмирила джоков, когда они в очередной раз закидывали меня баскетбольными мячами. — Почему тебя закидывали мячами? — спрашивает Витус, поднося сигарету к губам, — Эрик рассказывал, что в «Колумбайн» над учениками часто издевались. Хэрол была в числе жертв? — В-вполне возможно, — запинается Дилан, — у неё частенько были неприятности. Клубы дыма поднимались к потолку, а их отвратительный запах заставлял Дилана поморщиться, когда офицер напрямую спросил: — Почему она убила себя? Почему взяла в заложники именно вас с Эриком? Почему выбрала в качестве места самоубийства именно школу? — он вопросительно дергал бровями, и со временем Дилана это начало раздражать. Клиболд, собрав все силы в кулак, твёрдо отвечает: — Мы и есть причина.       Эрик заставил полицию расследовать моё самоубийство как следствие ужасного, игнорирующего меня отношения учебного персонала. Он рассказал Витусу, как Томлин со своими дружками впечатал меня в дверь. Он рассказал о драке в первый учебный день и о том, как директор Диэнджелес не хотел верить моим словам о невиновности Харриса. Эрик вспомнил вишневый сок, который вылили ему на голову приятели Шоэльса. Парень припомнил уроки физкультуры.       Эти полицейские, они, конечно, опросили других учеников насчёт издевательств в школе. Потом задержали Томлина, Шоэльса и всех их дружков. Включили родителям каждого записи разговоров с теми, кого в «Колумбайн» ежедневно задирали. Пригрозили заключением под стражу. Дилан полностью противоречил Эрику. Он говорил: — Пусть в школе и было дерьмово, но Хэрол всегда убеждала меня в том, что это обязательно надо пережить. То, что она сделала — это полностью наша вина. На приёме у психолога Клиболд бросился в слёзы, крича: — Она всё это время спасала меня, а я в самый важный момент не сумел сделать того же! Хэрол должна была застрелить меня! Меня!       В тот день у Клиболда диагностировали депрессию. Эрику же после прохождения теста молодая темноволосая женщина в круглых очках укорительно процедила: — Если ты думаешь, что сумеешь меня обмануть, то тебе следует попробовать ещё.       Эрик сдался, но продолжал притворяться, будто всё идёт так, как и задумывалось. Он по-солдатски твёрдо отвечал полицейским, когда те задавали ему многочисленные вопросы. Он всё ещё надеялся, что сможет обмануть всех вокруг, чтобы стать неожиданной легендой. Но что-то невидимое било его под дых, заставляя опомниться: Эрик впервые чувствовал своё настоящее «я», и оно заставляло его ужаснуться. Харрис яростно сжал кулаки и прошептал психологу умаляющее: — Помогите мне.       Реб и Водка прекратили своё существование так же резко, как и появились на свет. После трагедии газеты называли Эрика неудавшимся Гитлером, Дилана — Холденом Колфилдом. Один — дитя звёзд, другой — солнечный мальчик, и они оба заслуживали спасения.       Когда Эрик возвращается домой, во всём его доме горит свет. Жёлтое пятно виднеется даже справа от дома, на траве, прямо у окна в комнате Эрика. Харрис в панике снимает со спины рюкзак, он боится, что отец мог заглянуть за шкаф и найти карабин. Эрик вспоминает о трубчатых бомбах в ящике. О галлонах пропана. Парень медленно спускается по лестнице вниз по направлению к своей комнате. Осторожно оттолкнув дверь вперёд, он становится свидетелем удивительного зрелища: Уэйн и Кэти сидят на его кровати, кусая кулаки, уставившись на сотовый телефон. Они ожидают звонка от Эрика, и Кэти сходит с ума, заливая слезами футболку сына. — Почему он до сих пор не позвонил? — рыдает она. — Подожди, подожди, может, он в полиции, — успокаивает её Уэйн, хотя сам вот-вот взорвется от волнения. — А вдруг с ним что-то случилось? — Кэти прижимает футболку к лицу, вдыхая запах одеколона Эрика, — мой мальчик!       Харрис младший делает шаг вперёд, и шокированные родители резко поднимают головы, взирая на своего сына. Обычно, когда Эрик заставлял их волноваться, Уэйн придумывал строгое, порой изощренное наказание. Он мог дать сыну пощечину, лишить его компьютера, закрыть дома на месяц. Эрик боялся своего отца, но в то же время жутко гордился им и любил. И хотел того же в ответ.       Парень с опаской поджимает голову к туловищу, когда Уэйн резко встаёт с кровати и стремительно шагает к сыну. Но вместо ожидаемого удара Эрик ощущает лишь крепкое объятие и счастливые отцовские слёзы на щеке. — Эрик, — шепчет Уэйн, сильнее прижимая парня к своей груди, — сынок... — Всё хорошо, пап, я в порядке. Кэти, услышав голос Эрика, радостно вопит и вскакивает с распростертыми объятиями: — Ты жив! — она целует сына в лоб и водит ладонью по его отросшим волосам, — как мы счастливы, что ты жив!       Одна из медсестёр в больнице говорит Крису, что меня удалось спасти. Пуля прошла мимо ствола мозга и таламуса, задев только одно полушарие. Эта медсестра, она объясняет примчавшемуся в больницу Берналлу, что даже несмотря на помощь хирургов шансы невелики, и что я смогу прожить всего несколько суток. Меня накачивают обезболивающим и ставят рядом аппарат искусственной вентиляции лёгких. Медсестра говорит: — Кома наступила пару часов назад. Если ей удастся очнуться — это можно будет считать чудом. Крис садится на металлический стул возле моей кровати. Он ухмыляется: — Ты умница. У тебя снова получилось.       Мистер Дэвис показал журналистам моё сочинение, написанное за день до променада. То сочинение, о котором учитель так рьяно хотел со мной поговорить. В газетах написали, что травля в школе довела меня до суицидальных мыслей, и что я постоянно пыталась уберечь Дилана от того, что планировала совершить сама. На следующий день, когда «Колумбайн» хорошенько обыскали и не нашли никаких взрывчаток и бомб, ученики вернулись на занятия. Во время ланча мистер Тайн и Рейчел Скотт собрали всех желающих в зрительном зале, чтобы помолиться за моё выздоровление. Во вторник 20 апреля все эти двенадцать учеников и один учитель физкультуры скованно перемещались из одного класса в другой, не проронив ни слова. «Колумбайн» наконец-то согласилась слушать, а не только говорить.       Ещё через день Брукс принёс мне плюшевого медвежонка с клевером в лапе. Он сказал: — Это тебе на удачу. В тот же день Берналл рассказал, что Харрис начал повторное лечение у психиатра по своей же просьбе. Крис достал газету из внутреннего кармана пиджака и зачитал мне статью: — После нашумевшей попытки самоубийства студентки старшей школы «Колумбайн» Хэрол Клим, полиция начала активное расследование причин столь отчаянного решения. После допроса двух друзей студентки, Эрика Харриса и Дилана Клиболда, стало понятно, что проблемы с ментальным здоровьем испытывала не одна только Хэрол, подобным страдали и другие ученики. В настоящее время нам известно о критическом состоянии девушки, находящейся в больнице, а также начатом двумя подростками, Харрисом и Клиболдом, психиатрическом лечении. Директор школы «Колумбайн», Фрэнк Диэнджелес, отказывается как-либо комментировать случаи травли в собственной школе и всячески уклоняется от интервью. Становится ясно, что решение Хэрол лишить себя жизни внутри школы являлось неким символом, который бы мог обратить внимание общества на проблемы в современных школах. Остаётся лишь один вопрос: сможем ли мы искоренить травлю в школах, если обратим всё своё внимание на своих детей?       Бумажный свёрток издавал неприятные шелестящие звуки, когда Крис засовывал газету обратно в свой карман. Он восхищенно проговорил: — Как ты додумалась до этого, а?       В четверг Эрик неохотно плетётся за Диланом, проходя ко мне в палату. В его руках букет белых лилий, которые он кладёт на кровать мне в ноги. Дилан тихо здоровается: — Привет, Хэрол. Эрик сглатывает: — Привет, Док. Эти два парня стоят в напряжении, нервно шаркая по мраморному полу своими ботинками. Они оба — Эрик и Дилан — в длинных чёрных плащах. Их глаза прикрывают солнцезащитные очки. Меня как будто провожают в последний путь малолетние гангстеры, ей-богу. Дилан говорит: — Прости, что не приходили к тебе так долго. Мы просто боялись друг друга прикончить, пока я не вспомнил про кассету в видеокамере. — М-да. Если бы мы посмотрели её раньше сегодняшнего утра, то мы бы прикончили друг друга сразу, — иронизирует Эрик. — В любом случае, что бы ни произошло, мы хотим, чтобы ты знала — я и Эрик, мы будем благодарны тебе бесконечно. — Да, знаешь, нам стоит попробовать ещё раз. Вселенная разбегается бесконечно, и всё такое. В конце концов, мы больше ничего не теряем. — Всё самое важное, — вздыхает Клиболд, — мы уже потеряли.       Дилан подходит ко мне вплотную и всматривается в мое лицо: правая половина моей головы изрядно посинела, а губы, раскрытые пластмассовой трубкой для снабжения лёгких кислородом, покраснели и потрескались. Клиболд целует меня в лоб, приговаривая: — С днём рождения, Хэрол Клим. Спасибо, что стала частью моей жизни.       Высокий парень страдающе потирает кулаками глаза, направляясь прочь из палаты. Эрик остаётся со мной наедине. Он наклоняется к моему лицу, нежно сжимает мою руку и шепчет на ухо свои треклятые слова: — Не смей меня забывать.       В тот вечер 22 апреля в Литтлтоне начинается гроза. Моя семья: мама, папа и Дэн, они сидят возле моей кровати и обсуждают весь восемнадцатилетний период моей жизни. Мама восхищается: — А как она рисовала! Это просто нечто! Дэн подхватывает: — Ты ещё не видела, какую выставку устроила её учительница по рисованию в «Колумбайн».       Полароидные снимки на стене в моей комнате с каждой минутой блёкнут всё сильнее. В отличие от фотографии с «Месяца бунта», мой рисунок летнего пикника, когда Джек чуть не сошёл с ума из-за летающей вокруг него бабочки будет жить вечно. Я оставила достаточно доказательств того, что оказалась здесь не зря. Наблюдая за графиком биения сердца, мой отец задаёт вопрос: — Вы никогда не думали о том, что те друзья, о которых она рассказывала — действительно погибли? Мама медленно выпрямляется. Она старается прервать размышления отца, но не находит слов: — Дорогой, я... — Что если всё то, о чём она говорила, — продолжает он, не спуская глаз с матери, — было чистой правдой? Что мы с тобой сделали тогда, Сара? Мы посчитали её сумасшедшей!       Родители начинают ругаться прямо над моим парализованным телом, пока линия пульса на мониторе не начинает бешено скакать.       Я познакомилась с Алексом в детстве, когда наши с ним родители волшебным образом переехали в один и тот же район и заселились на одной и той же улице.       Стэн сдружился со мной в начальной школе, когда не смог найти напарника по естествознанию и рассказал мне о строении Солнечной системы, спутниках Марса и Большом взрыве. Он спросил, интересно ли мне это, а на следующий день принёс толстенный журнал по астрономии.       Алекса любила брать интервью. Это было её призвание. Встретившись во втором классе, она первым делом попросила меня рассказать о моих увлечениях. Я ответила, что мне нравятся звёзды. Предложила: «Не хочешь к нам?».       Джек появился из ниоткуда. Он был своеобразным пазлом, которого так не хватало для полноценности картины. Уиллор сдружился первым делом с Алексом, который читал много комиксов, а потом и со всеми нами. А чуть позже, на день рождения, Джеку подарили телескоп. А дальше вы и сами знаете.       Эта зелёная линия на экране скачет всё меньше. Мама судорожно направляется к медсёстрам, чтобы те сделали со мной хоть что-нибудь, и в это мгновение мне почему-то очень хочется, чтобы она поскорее заткнулась.       За окном усиливается ливень, и яркая вспышка молнии проникает сквозь занавешенное окно в палату, ослепляя папу и Дэна, сидящих возле меня. Ещё секунда — и в палате гаснет абсолютно весь свет.       На стене в моей комнате находится довольно странная фотография: среди вольеров зоопарка, возле невысокого деревца, тропический попугай и маленькая мартышка повисли в воздухе. Вокруг них простирается пустота.