Два лика жестокости

Гарри сделал только пару исключений, покидая Хогвартс в случае большой необходимости. Оба раза его вызывал Министр, присылая именные приглашения и портключи на большие приемы в честь победы. Если семья Уизли наслаждалась роскошью и блистала в новеньких нарядах, то Гарри больше всего волновала возможность поговорить с Министром о судьбах дорогих ему людей. Первым делом Гарри вручил своё воспоминание в думосборе и о Нарциссе, и о том, как она рисковала жизнью, спасая его от смерти. Министр было заартачился: — Гарри, ты понимаешь, что такие вещи не делаются на скорую руку! Нужно во всём разобраться, всё расследовать, обдумать, как сделать правильно… — Боюсь, сэр, я не смогу ждать долго! Да и леди Малфой не добавит здоровья пребывание под арестом. Я требую… — Требуешь? Мальчик мо… — Не называйте меня так! — вспыхнул Поттер. — Да, я требую немедленного и справедливого разбирательства дела леди Малфой. — Но почему ты так настойчив? — Если я буду просить и ждать, боюсь, что может стать поздно. Однажды я уже потерял время, и многие люди заплатили жизнями за это. Итак, я вас прошу немедленно выпустить мою спасительницу, иначе в ваши игры я играть больше не стану. Даже более того — дам серию интервью, где подробно расскажу, как на самом деле мне помогали волшебники из Министерства и других официальных организаций. Сколько нас билось против Лорда, а сколько уже потом примазалось! — Маль… — Не называйте меня так! — Молчу-молчу… Ладно, одну леди Малфой сможем помиловать по твоей просьбе, тем более что против нее нет никаких серьезных обвинений — так, всякая мелочевка… — Гарри уже было обрадовался и хотел дальше развивать успех и просить за других, но Министр пресек эти поползновения, не дав сказать ни слова: — Но только одно исключение! Ни одного Пожирателя, ни одного носителя метки, ни одного врага мы не выпустим без должного расследования! Можешь больше не просить! — Но сэр… — Если ты несогласен, то леди Малфой останется под арестом до полного выяснения. — Сэр, мне нужен еще один человек, он совсем ни в чем не виноват. — Решай здесь и сейчас: или свобода для леди Малфой при условии, что ты поклянёшься не приставать к нам со всякими просьбами о других, а также дашь Обет о Неразглашении, или не видать Нарциссе свободы до полного оправдания в суде. Гарри долго колебался, примеряясь, что он ещё смог бы выторговать у этого хитрого и важного политика, но в конце концов понял, что лучше синица в руках и погашенный Долг Жизни. Хотя от этой мысли ему стало совсем тошно, он обозвал себя корыстным приспособленцем и самым невезучим героем, но в итоге принял условия Министра, решив, что о Снейпе может замолвить словечко кто-то другой. Он тут же провёл хитрый манёвр, в результате которого Гермиона узнала, что у него есть серебристый флакончик с воспоминаниями, полностью обеляющий Снейпа. Тот пострадал от яда Нагайны, но со своим универсальным противоядием на основе безоара смог выжить и теперь тоже ждал суда. Гермиона, уверовав, что Гарри не желает справедливой участи для бывшего профессора, наорала на Гарри, отобрала думосбор и, неотвратимо, словно ледокол, промчавшись среди гостей, принесла «благую» весть Министру: — Господин Министр! Свершилась чудовищная несправедливость! Один из борцов с Волан-де-Мортом был вынужден притворяться Пожирателем. Он по заданию Дамблдора проник в ряды тёмных… — Дорогая мисс Грейнджер, что за срочность заставила вас так кричать на министерском приеме? — лицо руководителя перекосилось от злости, от того, что эта маглорожденная героиня наделала шума из такой новости. Он прекрасно знал и о двойственной деятельности Снейпа, и о задании Дамблдора, и о добытых Снейпом списках предстоящих нападений, благодаря которым были спасены десятки жизней; но какая разница для правосудия, герой или преступник этот профессор, если главные следователи Аврората и судьи Визенгамота сложили цену свободы для Снейпа — сколько он должен отдать магических ценностей и сварить дорогих зелий, чтобы выйти из заключения! Ведь для политиков все имеет свою цену. — Я никогда ничего для себя не просила, кроме допуска к книгам и знаниям. Но теперь умоляю: внимательно вникните в эти воспоминания и разберитесь по справедливости. — Давайте сюда! Я посмотрю это завтра и решу! — Нет! Сегодня! Иначе я сама установлю Омут Памяти и прямо посреди этого зала продемонстрирую для всех эти сведения! — у Гермионы даже губы задрожали от волнения, но она настойчиво протягивала бутылочку с воспоминаниями и блюдо-артефакт, который она прихватила у Гарри, с которого тот демонстрировал ей эти спасительные для Снейпа факты. — Ладно! Идемте! — недовольно скривился Министр. — Что за день такой?! Что за дети пошли? Никакого почтения к власти, никакого послушания взрослым! — ворчал он себе под нос, шагая пустынными коридорами Министерства в сторону своего кабинета. — Теперь понятно, почему даже Тёмный Лорд не смог этих упрямцев победить… — Мы не дети! — волновалась Гермиона, следуя по пятам за Министром. — Если мы прошли войну, умирали и убивали, если смогли победить такого врага... Мы совершеннолетние по магическим законам! Министр уступил напору Гермионы и согласился подписать приказ о признании заслуг Снейпа в борьбе с Тёмным Лордом, не забыв взять с нее такую же клятву — больше ни за кого не просить. Он ещё с некоторым подозрением присматривался к другим героическим борцами со злом — к Уизли, к Лавгуд, к МакГонагалл, но, видать, у них не хватило гриффиндорского безрассудства или благородства, чтобы просить о помиловании поверженных врагов.

***

После смерти Волан-де-Морта Гарри словно потерял главную цель в жизни. Неожиданно он отступил в тень, стараясь не попадаться ни на первые полосы «Пророка», ни на глаза широкой публики. Его не волновали ни награды, ни будущая профессия, ни его сверхпопулярность в мире магии. Наоборот, подобное внимание создавало для него неприятное давление. Он постарался затаиться, спастись в учебе, закрыться в своей «ракушке». Смерть Лорда и аресты его последователей, казалось, изменят мир магов к лучшему. Но в жизни Гарри остались две проблемы, которые он не мог решить своими силами. Даже зелье Сна без сновидений не давало гарантии, что его сон ночью не потревожат, не превратят в кошмар. Случалось, что один сон, повторяющийся нечасто, приносил пару счастливых моментов, которые он ждал и предвкушал. Второй сон, превратившийся в сущий кошмар, он пытался заглушить зельями и заклинаниями. Но ни одно зелье, ни одно заклятие не помогало. Каждую ночь его совесть тревожили укоризненные взгляды погибших друзей, смотревших с молчаливым укором. Иногда они горестно вздыхали, а бывало, что презрительно щурились, вопрошая: «За что ты нас забыл? Предал, поменял… На кого?! Где ты был, когда мы умирали?!» Гарри во сне торопился, бежал запутанными коридорами, рвался в бой и катастрофически опаздывал. Он вбегал в разрушенный зал, каждую ночь натыкаясь на тела погибших друзей и знакомых, отчаянно крича: «Нет! Нет! Это я должен погибнуть, а не вы! Во мне заключена его смерть… — он мучительно вырывался из самого страшного кошмара, терзавшего его и во сне, и наяву, просыпался в холодном поту и горько шептал: — Это только моя вина… Простите, я не успел… Но я не мог иначе…» Иногда он успевал в зал в момент начала битвы, из его палочки вырывались мощные чары, он успевал поставить непробиваемые щиты, спасти и защитить своих друзей. И всё бы было удачно, но всё хорошее заканчивалось, когда он видел тонкую беловолосую фигуру в мантии цветов Слизерина. В самых страшных кошмарах именно Драко бросался под зеленый луч «Авады Кедавры», закрывая Гарри от смертельного проклятия Лорда. Гарри не успевал среагировать, оттолкнуть Драко, спасти. В отчаянном желании мести он выплёскивал невероятной силы магический стихийный выброс, сносил во сне всех врагов, сбивал с ног, впечатывал в толстые стены, но спасти любимого не мог. Он плакал и кричал во сне, а затем лежал до утра, перебирая в голове счастливые воспоминания, пытался навеять желанное сновидение, чтобы снова увидеть счастливое прошлое. Как они вместе в «Выручай-комнате» разговаривали, учили уроки, обнимались, на прощание обмениваясь поцелуями. Иногда поцелуи затягивались, и Гарри из-за этого всегда задерживался. Не успевал на ужин, опаздывал на уроки, в спальню до отбоя, а в последний раз — опоздал на бой.