Сегодняшнее утро добрым для Гарри явно не было. Нет, оно было поздним, сонным и иссушающим. Гарри проснулся от пронзительно яркого луча солнца, бесцеремонно бьющего по глазам сквозь распахнутые створки окна и отброшенные шторы. Странно, но такая экстремальная побудка у него была впервые, то ли он раньше не забывал задёргивать шторы с вечера, то ли до этого просыпался не столь поздно, но никогда ещё солнце так жестоко его не будило.
Гарри потянулся к стакану на тумбочке, наколдовал Агуаменти и жадно выпил воду. Потом применил Темпус, удивившись, что уже почти полдень, попытался вспомнить, с чего он так разоспался, да и чувствовал себя препаршиво. Кажется, он вчера набрался так, как не напивался очень давно. Вспомнил посещение Невилла, тихого и молчаливого друга, который никогда не грузил его своими проблемами, а вчера… а вчера Невилла прорвало…
Сперва он просто делился новостями из мира травологов, своими успехами и неудачами, надеждами и мечтами вывести растение-панацею от многих неизлечимых болезней, магическую травку, способную излечить его безнадёжно больных родителей. Гарри его слушал, молчаливо поддерживал, радовался успехам друга и тому, что он находил в себе силы жить и бороться, что-то делать, в отличие от впадающего в апатию Поттера…
Гарри давно перестал открывать кому-либо свои мысли, убедившись, что его печали и чувство вины никто из друзей не понимает, считают, что он мается дурью. Только Гермиона и Невилл пытались как-то помочь, огорчались его меланхолии. Поэтому он старательно носил маску спокойствия на лице, избегая общения. А вот сегодня немного расслабился, позвал Невилла, втянулся в разговор, пригласил того на веранду посидеть, полюбоваться, как растут зелёные кулисы его веерной лианы. Неожиданно разговор свернул куда-то не туда. Невилл, всегда такой тактичный и ненавязчивый, сегодня старательно затягивал свой визит, многословно рассказывая какие-то малозначительные подробности о выращивании редких растений, названий которых Гарри даже и не слышал. А затем перешёл к жалобам на общую невезучесть в судьбе и на невероятные неприятности в личной жизни.
— Я пытался с ней поговорить… А она… она даже не слышит меня. Она лучше всех знает, как мне надо жить…
— Кто — она? Гермиона? — удивился Гарри, отвлекшийся на свои невесёлые мысли.
— Да при чём здесь Гермиона?! Бабушка требует, чтобы я немедленно женился на чистокровной ведьме и продолжил род. Она дала мне год отсрочки, чтобы я закончил некоторые эксперименты в теплицах, а затем — свадьба. Год прошёл, она настаивает, предлагая самые неподходящие кандидатуры, какую-то дальнюю родственницу из Германии, старшую на три года, француженку на год младше меня и одну из девчонок Гринграсс.
— Если ты против незнакомых иностранных ведьм — это понятно, но при чём здесь Гринграсс? Девчонки умные и милые, отличные кандидатки на роль леди Лонгботтом, — печально улыбнулся Гарри. — Однако, я предполагаю, дело не в этом? Ты не хочешь соглашаться даже на самую идеальную девушку, потому что любишь другую. Я прав?
— Я… я не знаю… — совсем сник Лонгботтом. — А давай выпьем… — и это «выпьем» в голосе всегда скромного Невилла отливало такой горечью, что Гарри не смог ему отказать.
— А давай… — призвал он бокалы и бутылку Огденского. — Самое время, место и приятная компания для вечернего скотча.
Они долго сидели в сумерках на террасе, потихоньку напивались, ненавязчиво разделяя на двоих свои неподъёмно тяжёлые мысли. Невилл высказал всё, что думал о тирании леди Августы, неизменно железной рукой правящей в семье, решающей, кому что делать, как поступать, что думать.
— Понимаешь, она уже назначила дату свадьбы, — заплетающимся языком лепетал Невилл. — Представляешь, дружище, через три месяца я стану женатым мужчиной. Да, сперва я должен пригласить тебя на церемонию заключения магической помолвки через две недели, а потом и на свадьбу…
— На свадьбу? Через три месяца? — встрепенулся Гарри. — А с кем?
— А это уже не важно, — вздохнул Невилл. — Бабушка заявила, что её устроит любая из четырех кандидаток. Как великую милость, она преподнесла то, что даже позволит мне выбрать невесту самому…
— Так это же хорошо. Ты же в Хогвартсе ухаживал за Ханной. Сделай ей предложение, если тебе позволили выбор…
— Ну да, выбор… — совсем расклеился Невилл. — Выбор между надменными ледяными девицами Гринграс и неизвестными иностранками. А Ханна… Я бабушке сразу сказал о ней, но та слушать не стала, орала: «Торгаши! Плебеи!»
— Кто, леди Августа? — изумился Гарри. — Не может быть!
— Ещё как может. Она объяснила, что иначе мои дети не смогут обрести родовые дары, потеряют уникальные способности рода Лонботтомов, а это боёвка и талант травника. Она сокрушалась, что позволила брак с моей матерью, поэтому я родился такой… такой слабохарактерный, не блещущий в магии и боевых искусствах. Она всё детство меня шпыняла, что я почти сквиб из-за этого.
— Это ты у нас слабохарактерный, сумевший сплотить всех против Амбридж?! Это ты у нас не блещущий в боевых искусствах, заваливший змеюку Нагайну?! — изумлённо воскликнул Гарри. — Все бы были такие несмелые…
— Но я и вправду не смог… не высказал особой смелости, — едва не плакал Невилл, смешивая горечь мыслей с обжигающими глотками виски, по крайней мере, на этом фоне печали казались немного отстранёнными, проблемы — надуманными, а тупиковая ситуация, из-за которой он так убивался — совсем небезнадёжной. — Выпьем же за конец моей жизни… свободы… — совсем пьяно изъяснялся Невилл. — Если бабушка сказала: «Женись!», то ничто не может это изменить, никто не сможет мне помочь… даже ты, Гарри…
Гарри окинул взглядом Невилла, прищурившись, оценил почти пустую бутылку виски, задумался и переспросил:
— А ты точно уверен, что тебе нравится Эббот? Или ты просто не хочешь так рано жениться?
— А почему ты спрашиваешь?
— У этого тупикового противостояния есть два пути решения, и в зависимости от того, чего ты хочешь от жизни… — Гарри пристально взглянул на Невилла. — Я понял, что брать в жены ни одну из тех четырёх ведьм ты не хочешь. Но определись, что тебе надо — полную свободу или Ханну в супруги.
— Разумеется, Ханну!
— Тогда иди и скажи ей об этом, сделай предложение и женись.
— Гарри, я не могу пойти против воли главы рода. Ханна уехала учиться в Сорбонну, а я не могу последовать за ней. Бабушка запретила…
— Что, жениться на Ханне?
— Нет, от этом речи не было, но… Бабушка запретила мне появляться где-либо, кроме дома, Хогвартса и твоего убежища. Я даже в Гринготтс не могу зайти, даже сову с общественной почты отправить…
— Всего-то делов? — пьяняще-весело подмигнул Гарри, разворачивая на столе рядом с пустой бутылкой и бокалами какой-то свёрток с инструментами, отдельными листами с таблицами и рунами. — Сейчас я помогу твоему горю, отправлю тебя к Ханне. А там ты уже сам…
— Что сам?
— Решишь свои проблемы, объяснишься с Ханной, сделаешь ей предложение и по-быстрому поведёшь её к алтарному камню. Ведь если ты уже будешь женат, леди Августа не сможет ничего сделать.
— Гарри, но как я могу, без благословения главы рода?
— Невилл, через несколько месяцев ты станешь совершеннолетним и сам возглавишь род. Если ты сейчас не возьмёшь это решение проблемы на себя, значит, ты недостаточно любишь Ханну. А ведь ты её любишь? А она тебя любит?
— Ну-у… — задумчиво протянул Невилл. — Она такая… домашняя, уютная, пирожки печёт вкусные. С ней просто и понятно. Но люблю ли я её настолько сильно, чтобы бросаться в эту авантюру?.. Возможно… А любит ли она меня? Вот этого я уже не знаю, мы об этом не говорили.
— Значит, бери портал до Сорбонны, — слегка пяным голосом произнёс Гарри, поспешно выцарапывая на деревянной заготовке длинные цепочки рун, которые скопировал с таблиц, а затем в конце припечатал магией камень-накопитель и влил довольно приличное количество силы. — Держи! Эта руна запускает перемещение, а последняя в ряду отвечает за обратный путь!
Невилл, до этого задумчиво крутивший в руках бокал с виски, решительно кивнул:
— Ты прав, Гарри! Если я сам это не решу, кнат цена мне как главе рода. Недостойна звания Лорда такая нерешительность. Сейчас я поговорю с Ханной… — он потянулся за порт-ключом, но только теперь заметил наполовину полный бокал в руке, порывисто выпил виски и решительно шагнул на середину террасы.
— Погоди, не так быстро. Надо сперва собраться, кольцо подобрать, алтарь приготовить к брачному ритуалу.
— А чего ждать? Родовое кольцо у меня с собой, остальное потом… — Невилл поспешно активировал порт-ключ и исчез с легким хлопком.
***
— Мерлин всемогущий, — взялся за голову Гарри, едва вспомнив вчерашние события. — Что я ещё сумел натворить? Куда же я бедного Невилла переместил? Чего я там по пьяни начертал на заготовке? Он же, самое малое, мог расщепиться… Или совсем убиться, перенесясь в скалы… Я его убил… Единственного друга… — он едва не рыдал, представляя хладный труп Лонгботтома, тонким слоем размазанный по скалам Корнуола или утёсам Портсмута.
Он ещё долго сокрушался, ругая на все корки свою самонадеянность и неосторожность, но что делать — не знал. Он придумал с десяток разных планов, как узнать, что с Невиллом, и тут же их отверг как нереальные. В конце концов он остановился на нейтральной совиной почте, написал: «Невилл, ну как ты там? Получилось?» Затем спустился к хозяину дома, одолжил малоприметную рыжую сову и отправил письмо. Через час она принесла ответ от Невилла: «Увы, нет. Ханна уже помолвлена с каким-то французом. Но всё равно спасибо. Я возвращаю тебе твой порт-ключ, мне он больше не понадобится… P. S. Гарри, ты мастер! Перемещение прошло просто идеально, быстро и без рывков». К письму была прикреплена коробка с уменьшительными чарами, в которой был порт-ключ, большой букет магических орхидей, выведенных Невилом, и шуточная записка: «С наилучшими пожеланиями! Лучшие цветы для лучшего…»
Гарри предположил, что за многоточием Невилл спрятал пафосные слова о друге и дружбе, он всегда был немногословен и стеснителен, слово «друг» он мог произносить только в минуты великого волнения. Гарри, обрадованный, что Невилл не пострадал при перемещении, даже благодарен ему, не сильно стал присматриваться к дареному букету. Усмехнулся, подумав: «Была бы здесь Гермиона, спихнул бы ей этот пучок поющих орхидей. А теперь придётся самому заботиться о них, устраивать в вазу, менять каждый день воду, подливать питательный раствор…» И постоянно затыкать уши ватой, так как неугомонные цветы пели круглые сутки, звенели, словно арфа Эола на ветру, днём и ночью улучшая настроение окружающим. Сплошное беспокойство, и не выбросишь — Невилл обидится. Значит, надо передарить… Кому? Гарри в задумчивости постучал пальцами по приоткрытой раме, услышал за зелёной стеной перегородки шаги Малфоя на веранде, звуки закрывающейся двери, а затем и увидел самого Драко, выходящего внизу из дома. «Вот, кому эти орхидеи пойдут впрок! Пусть его радуют музыкой и поднимают настроение, а то он грустный какой-то…» — подумал Гарри, упаковывая цветы и записку в ту же коробку, которую для конспирации отправил хозяйской совой.
***
— Поттер, ты вконец охамел? Ты издеваешься?! Ты зачем мне цветы послал? — разъярённым драконом рычал за перегородкой Драко. — Я тебе что, девица?!
— Я?! — попытался увильнуть Гарри. — С чего ты взял?
— А с того, что я гулял возле дома и всё видел. Как ты спихнул с балкона сову, и она полетела прямо мне в руки. Скажешь, не так?
— Ладно, сознаюсь… Но это не то, что ты думаешь…
— А что я могу думать? Что ты мне купил букет, завтра преподнесёшь какую-то побрякушку, затем попытаешься поманить обещанием защиты и протекции… Купить меня вздумал?!
— Малфой! Ты параноик! Поверь, цветы — это просто цветы, без всякой цели. Мне их прислал друг чисто для поднятия настроения. Он их преподносит не первый раз…
— Хорошие у тебя друзья, — сардонически изогнул губы в улыбке Драко. — Цветами тебя осыпают… Чего я ещё не знаю о тебе?
— Наверное, того, что я не люблю постоянно оптимистически звучащих песен этих орхидей. Но и выбросить букет не могу — это разобьет сердце их создателю. Остается только передарить.
— Ну так и дарил бы своим Грейнджер и Уизли, я-то здесь при чём?
— Джина давно в прочных отношениях с Дином, а на меня сердится за то, что я, чурбан неотёсанный, не умею ухаживать за девушками. Подари я ей букет, она подумает невесть что и ещё прибежит ко мне. А Гермиона… Гермиона уехала учиться на Континент. Так что, Малфой, только ты у меня остался, верный неприятель, которому я могу передарить эту поющую заразу. Я страдал от их песен, теперь мучайся ты. Ведь эти цветочки — эмпаты, чем больше ты грустишь, тем громче они поют, пытаются исправить плохое настроение. Так что наслаждайся…
— Поттер, Гриффиндор — это диагноз. Только ты мог подарить неприятелю цветы, но ты забыл одну вещь…
— Какую?
— Ночью узнаешь!
***
И он ночью узнал… Когда Гарри вернулся поздно вечером с тренировки, Малфой был уже дома, установливал на веранде купленную где-то вазу с негромко звенящими пышными каскадами орхидей. По-видимому, он пил чай на своей половине террасы и мимоходом рассматривал слегка светящиеся в темноте гроздья цветов, при этом шепча им что-то едва слышное. Гарри, который тоже захотел поужинать на свежем воздухе, тихо прокрался на свою половину, чтобы не спугнуть этот мирный момент: тихий Малфой, сюсюкающийся с цветами, не кричащий, не спорящий и не огрызающийся. Гарри залюбовался этой милой картиной, едва просматривающейся сквозь негустую поросль перегородки. Сам он был в полной темноте, а Драко окутывало магическое свечение от орхидей.
Так они просидели пару часов, пока Драко не ушёл спать, и только тогда Гарри рискнул отстучать код заказа палочкой по подносу. Через пять минут появился его поздний ужин, негромко звякнувший тарелками о поднос. Гарри неспешно ел бутерброды, запивая соком, обдумывал свои странные способности в артефакторике: когда ему надо, у него ничего не получалось, но когда он на эмоциях пытался помочь другим — всё складывалось само собой. Почему? Неизвестно… Магия…
За перегородкой мирно звенели серебряными колокольчиками орхидеи, в их призрачном свете роились мириады ночных мошек. Иногда пролетали то ли светлячки, то ли миниатюрные феечки-дюймовочки. Гарри наслаждался тихим вечером, единственное, что его напрягало — всё громче звучащие мелодии орхидей. «Вот мордредов Невилл, вывел такую пакость, что её никакие заглушающие чары не берут. Выкинуть бы их с окна, да Невилл может обидеться, а Драко не поймёт». Гарри поспешно закрыл ставни и окна, запер дверь на террасу и занавесил всё плотными портьерами. Но всё было напрасно — резкие звуки проникали сквозь все преграды и просто сводили с ума. Гарри с разбега бухнулся на кровать, нахлобучил на голову подушку и сверху ещё одеялом закрылся. Не помогло, кошмарные звуки проникали повсюду, пронзали мозг, раздражали слух, будили тревогу. Гарри от этого хотелось куда-то бежать, кого-то спасать. Куда? Кого? Он не знал. Также он не видел и выхода из этой ситуации. Музыка долбила в мозг, подвывала, как баньши, ревела, словно осиротевшая самка венгерской хвостороги, потерявшая кладку. Гарри понял, что если он ничего не предпримет — сойдёт с ума. Но что? Он ещё раздумывал, то ли выбросить цветы, то ли сбежать в тихий особняк на Гриммо; подумаешь, один вопящий портрет и единственный вредный домовик! Это можно пережить, перетерпеть, домовика запугать, портрет уговорить на лояльное отношение, пообещав продолжить род и традиции Блэков. Но первый вариант — не вариант: невилловы орхидеи можно только передать другому. Они были неуничтожимые и невыбрасываемые, всегда чудесным образом возвращались к тому, кому были подарены. По крайней мере, так Невилл говорил. Гарри ему верил, но сегодня решил, что пора всё это проверить, например, уронить их с балкона, подкорректировав полёт так, чтобы они приземлились подальше.
Гарри поспешно прорвался на соседскую территорию, оставляя на колючих побегах клочки, вырванные из мантии и, кажется, из шкуры. Ещё минута, и надоедливое музыкальное растение полетит с балкона. И наступит тишина… Но что это? Гарри сквозь вопли орхидейной оркестровки, похожей на завывания вагнеровских валькирий, услышал жалобные стоны с комнаты Малфоя. Стоны, переходящие в отчаянные крики: «Не-е-ет! Не-е-ет! Не надо-о-о!»
Гарри пару мгновений колебался, а затем ринулся спасать… То ли Малфоя от кошмаров, то ли себя от одиночества, то ли свои уши от жестоких звуков. Он просто обнял мечущуюся по кровати щуплую фигуру, крепко прижал к себе и до самого рассвета укачивал, приговаривая: «Это только дурной сон… Всё будет хорошо… Спи спокойно, я не дам приблизиться к тебе никаким кошмарам…»
