***
Вечером Гарри вернулся домой, переоделся и отправился в клуб. Хоть день он провёл очень активно, силы на тренировку ещё оставались. Но ему уже не хотелось драться, бить и крушить, как в те времена, когда его обуревали тоска и безнадёжная мгла чувства вины. Возможно, именно из-за того, что у него появились интересные занятия с мистером Икс, а возможно — что возникли новые цели в жизни, он смог успокоиться, немного подумать и наметить пути к исполнению этих планов. Гарри точно определился с приоритетами, он понял, что никогда не будет работать в Аврорате или служить в Министерстве, как они раньше планировали с Роном и Гермионой. И уж точно не станет заниматься политикой или светской жизнью, как многие ожидали от него. Гарри понял для себя одну вещь: для магического мира он сделал всё, что мог. Теперь пришло время магическому миру сделать кое-что для него, а именно — забыть о его существовании, оставить в покое, дать жить своей жизнью, наслаждаться простыми радостями, работать, учиться, дружить, любить… Просто жить без того, чтобы все скромные достижения и мелкие новости о нем не оказались на первых страницах газет. Только желать и иметь — две большие разницы. Гарри понимал, что его желание быть неприметным нереально. Оставалось и дальше пользоваться методами магловской маскировки — ходить в гриме и парике. И эти тайные прогулки инкогнито радовали Гарри. Как и ежевечерние тренировки с мистером Икс. Сегодня к этим маленьким радостям Гермиона добавила ещё одну — познакомила Гарри с профессором факультета Артефакторики в Сорбонне месье Гастоном Лурье. Тот, посмотрев порт-ключ, изготовленный Гарри на интуитивном уровне, загорелся идеей изучить этот феномен. Когда Гермиона намекнула, что Гарри ищет учителя и был бы не прочь заключить контракт, Лурье сам предложил выбор: — Вы можете оплатить весь курс учёбы в магической академии суммой в полмиллиона галеонов, — и, заметив, как округлились от возмущения глаза Гермионы, добавил: — Нет, я понимаю, что деньги огромные, только для артефакторов иной возможности нет, стоимость материалов для обучения на все годы составит больше четырёхсот тысяч. Но я согласен учить мистера Поттера за свой счёт, только бы он позволил исследовать его феномен интуита-артефактора. Мы заключим полный контракт «Учитель-Ученик», я сам предоставлю все ингридиенты и материалы, научу всему, что знаю сам. Но… — О, так это же хорошо! — просияла Гермиона. — Гарри, соглашайся! Будем рядом жить, вместе учиться… Гарри немного замешкался с ответом, когда заметил, как месье Лурье напряженно ждёт его согласия. — Я подумаю, — немного настороженно произнёс Гарри и заметил, как разочарованно вытянулось лицо Лурье. — А что это за контракт? — Самый обычный контракт, — увильнул от конкретики Лурье. — Подумайте, конечно, только учтите, что никто другой вам подобное не предложит. Соглашайтесь! — Я завтра пришлю вам ответ!***
Почти весь день Гарри гулял с Гермионой по магловским парижским улочкам. Подруга очень хорошо знала все туристические достопримечательности французской столицы, так как почти каждые летние каникулы проводила в вояжах по Европе с родителями. Сегодня она с радостью делилась красотами парижских бульваров, богемностью монмартровских холмов, уютом уличных брассери и древностью музейных залов. Гарри, никогда не выезжавший из Лондона дальше Хогвартса, впитывал новые впечатления словно губка. Если принимать во внимание то, что, по большому счёту, в его жизни были всего лишь три несчастливых периода: прозябание на Тисовой улице у Дурслей, выживание в полном опасностей и приключений Хогвартсе и противостояние с Тёмным Лордом, война, смерти друзей… А теперь, возможно, у него начнётся новый период… но какой? Этого он ещё не знал, но надеялся, что сам сможет повлиять на то, как сложится его жизнь. Или хотя бы постарается… Сейчас он точно знал, чем хочет заниматься в ближайшее время. Во-первых, продолжить каждодневные тренировки с мистером Икс, это как минимум. А максимум — подружиться с этим странным типом, да и, наверное, разгадать его тайну, узнать поближе эту загадочную личность. Во-вторых, Гарри точно решил, что будет учиться у месье Лурье, вот только надо бы определится: платить деньгами или договариваться? Наверное, сперва надо разузнать, что там за стандартный контракт… В любом случае, придётся договориться с Мастером, чтобы по вечерам не мешал переноситься в Лондон на тренировки. Хотя… если мастер возьмется с полной отдачей учить, то он явно останется недоволен, что ученик будет тратить время и силы на какую-то суету. Третий нюанс, который беспокоил Гарри — это непонятная ситуация с Малфоем. С одной стороны, он явно попал в затруднительное положение, лишился почти всего. Этот Драко был необычный, вызывал желание защищать и заботиться, он, когда-то блестящий аристократ, а сейчас — тощий, потрёпанный жизнью, измождённый после годичного заключения в камерах Аврората и Азкабана, почти нищий и едва ли не сквиб. Физически и магически он сильно ослабел, но в то же время не потерял несносный малфоевский характер, стал ещё более дерзким и колючим. Но Гарри видел, что это всего лишь бравада, гордыня, умение носить маску благополучия перед всем миром, даже если всё плохо, даже если всё катастрофично. Казалось, что эта маска приросла к лицу юного аристократа ещё с первого курса. Он и тогда изображал надменного говнюка, предпочитая цедить сквозь зубы оскорбления, выплёвывая прицельно проклятия, припечатывая угрозами и обещаниями расправы. Только это всё слова, а на деле… Гарри со стыдом вспомнил, как впервые встретил в лавке мадам Малкин невероятно красивого мальчика, как тот пытался что-то рассказать, познакомиться… А Гарри отмолчался, не смог найти слов для ответа, застеснялся своей простоты, потрёпанной одежды. Также он вспомнил и вторую встречу, когда гордый Малфой сам предложил ему дружбу, но Гарри опять отверг протянутую руку. Вот после этого маска Малфоя стала непроницаемая и неснимаемая, по крайней мере, на виду у гриффиндорцев и Поттера в частности Малфой всегда был во всеоружии презрения и напряжения. И только один раз эта маска слетела с лица Драко, когда он едва не сгорел в Адском пламени. Когда Гарри успел в последнюю минуту выхватить его на тонкую жёрдочку метлы, когда вынес, почти сомлевшего от дыма, в один из заброшенных классов, попытался привести в чувство, вылечить. Ведь в больничное крыло было нельзя, Драко лежал как мёртвый, и только тоненькая жилка, бьющаяся на шее, сигнализировала, что он ещё жив, что ему нужна помощь. Гарри наложил диагностическое заклинание, убедился, что это всего лишь обморок от волнения и недостатка свежего воздуха. Нужно лишь напоить пострадавшего восстановительным зельем… Зелье у Гарри с собой было, но возможности влить его в бессознательную тушку Малфоя — не было. Попытка просто влить в рот закончилась потерей половины лекарства и облитой мантией. Вот тогда Гарри и рискнул, набрав в рот зелья, попробовал напоить Драко с уст в уста, по капле выпуская и жидкость, и магию, и нежность с заботой. Наверное, последние компоненты этого лечения сработали на все двести процентов — Драко расслабил сжатые губы, безропотно сглотнул горькое лекарство, выдохнул: «Потте-е-е-ер!.. Живой… Слава Мерлину!» А затем приник в поцелуе… Гарри сперва решил, что Малфой не в себе от потрясения и ядовитых серных испарений Адского огня. Но через минуту ему уже стало всё равно, его захватил процесс… Был только Драко, его нежность, его горячие губы и ласковые пальцы по всему телу, их взаимная увлечённость, вылившаяся в безумную вакханалию страсти. Слишком горячие, чтобы думать о последствиях, слишком счастливые, чтобы молча разойтись по своим гостиным, слишком невинные, чтобы взаимное влечение вылилось во что-то большее, чем поцелуи, тисканье и объятия. Но им хватило и этого, чтобы почувствовать себя живыми, обновлёнными и влюблёнными… Именно тогда Гарри увидел, как сползает с Драко его слизеринская маска надменного аристократа, какой он бывает искренним и настоящим… и как дорог ему этот несносный, вредный, избалованный… и ещё много разных пакостных прозвищ Гарри для него придумал, но чаще всего он называл его про себя: «Мой! Только мой!» Да, его Малфой сидел под следствием, его семья была уже почти приговорена к казни через поцелуй дементоров. Гарри прекрасно понимал, что Люциус виноват, что наказание должно быть, что оно неизбежно… Но он понимал, что не простит себе, если не попробует спасти любимого заклятого неприятеля Малфоя. Он делал, что мог, интриговал, как умел, шёл на уступки в малом и большом, подчинялся диктатуре Кингсли, только бы получить гарантию жизни Малфоям, а позже и облегчение участи, возможно, добиться выхода на свободу. По факту он преуспел: Малфои живы и на воле, только это ещё больше усугубило чувство вины Гарри. Вины перед погибшими товарищами… Вины перед Драко… Гарри казалось, что не оттолкни он Малфоя перед первым курсом, тот бы не влез в политические игрища Волан-де-Морта, не получил метку бы, не стал бы выполнять задания Лорда… Гарри мучился из-за невозможности что-либо изменить, из-за того, что только он знал, кто во всем виноват, из-за того, что наказание несут все, кроме виноватого, его, Гарри Поттера. Горько… Больно… Безнадёжно… И не изменить ничего, и не объяснить. Не понести наказания, и не простить себя…