Привыкание

      Между тем, чтобы усыновить дошколёнка и тем, чтобы взять под опеку мальчишку пятнадцати лет оказалась пропасть. Персиваль отчетливо ощутил, как изменился тон юристов и социальных работников, с которыми ему пришлось иметь дело. Если раньше всех безумно волновало, какова яркость лампочек в комнате ребенка и какое у него будет меню на год вперед, то теперь обходились буквально формальностями. У мальчишки будет своя комната? Прекрасно. Он пойдет в хорошую частную школу? Вообще восхитительно. А одна женщина из службы социальной защиты и вовсе доверительным тоном посоветовала Грейвсу покрепче припрячь мальчика в хозяйстве. Почувствовав в нём хорошего (крайне молчаливого и тактичного) собеседника, она принялась рассуждать о том, что в приютах детишки живут на всём готовеньком, растут избалованными и непривычными к домашнему труду, и что вообще, негоже держать детей под крылышком государства, а необходимо раздавать, как дешевую рабочую силу, и тогда проблем с ними никаких не будет.       С ним говорил психолог. Однако если раньше ему буквально с порога заявляли, что он не может даже вообразить себе, как трудно будет завоевать доверие маленького человека, лишенного родительской любви и заботы. Теперь же ему осторожно сообщали, что подростковый возраст — тяжелый период, что многие дети в этом возрасте любят «показать характер» даже настоящим родителям, и что важно заслужить авторитет, быть строгим, но справедливым воспитателем, и держать воспитанника в ежовых рукавицах. Это было настолько странно, что Грейвса так и подмывало спросить, в каком возрасте несчастный ребенок, оставшийся без попечения родителей и нуждающийся в поддержке и заботе превращается в опасное существо, потенциально полезное в хозяйстве. Но он, разумеется, делать этого не стал. Да и чего он добился бы таким образом?       За то время, пока шла необходимая подготовка, он виделся с Криденсом несколько раз, всегда на территории приюта. Однако их общение оставалось достаточно... Отстраненным. Криденс не вызывал в Персивале никаких чувств — ни симпатии, ни жалости, ни волнения. В свою очередь он сам, похоже, не вызывал у мальчишки интереса. Наверное, это было неправильно. Грейвс читал рассказы людей, усыновивших детей, интересовался их опытом, и практически везде звучало «мы увидели его и поняли, что это наш сын», «она схватила меня за руку, и я поняла, что не могу оставить её здесь», «мы сразу ощутили, что обрели нового члена семьи». У Персиваля ничего такого не было. Он полагал, что если бы в тот день директор отвела его в комнату к другому ребенку, то документы этого ребенка были бы сейчас в оформлении.       У Криденса, в свою очередь, не было никаких причин доверять мужчине, который заявился к нему и предложил забрать его к себе. Персиваль гораздо больше опасался бы, если бы юноша демонстрировал большой восторг по этому поводу или пытался понравиться. А его погруженность в себя, в свои проблемы и чисто бытовые вопросы были естественными и честными. Он опасался Грейвса, и тот не мог его за это винить, даже скорее наоборот, из всех людей, ожиданиям которых ему следовало соответствовать, ему действительно хотелось оправдать именно надежды этого мальчишки.       И вот утром раздался телефонный звонок, и Грейвса уведомили, что он может забрать мальчика домой. Персиваль взял на работе выходной и провел первую половину дня проверяя, все ли у него готово. После смерти жены дом оказался несколько запущен — Грейвс, как и положено, убирался, клал вещи на свои места и вообще делал все, что было положено, но... В доме всё буквально кричало о том, что в нём должен жить кто-то ещё — туфли в ящике для обуви, пальто на вешалке, ноутбук на журнальном столике... Часть вещей забрали себе родители Элизабет. Некоторые вещи — её близкие подруги. Всё остальное оставалось в доме, и Грейвс благоговейно прикасался к ним лишь тогда, когда нужно было смахнуть пыль. Но дольше так оставаться не могло.       Часть вещей он выбросил. Поразительно, но это не вызвало никаких эмоций. Вообще. Глядя на единственную зубную щетку в стаканчике, Грейвс не чувствовал ни тоски, ни грусти, ничего. В мусорный контейнер без зазрения совести были отправлены все вещи, лишенные какой бы то ни было уникальности, вроде её футляра с линзами и дамских романов в мягких обложках. Ноутбук он отнес к себе в кабинет. Нужно было найти в себе силы и разобраться с его содержимым, а потом решить, что делать с самим устройством, так же следовало обойтись с телефоном, фотоаппаратом и планшетом, а так же альбомами и записными книжками. Элизабет любила писать изящной ручкой в красивых блокнотах, это была её милая привычка.       Но на одежду жены у Персиваля не поднялась рука. Он отчетливо осознавал, что не может выкинуть ни одну из этих вещей, точно так же, как не может и отдать их кому-либо. Элизабет любила свою одежду. Завистницы называли её помешанной на шмотках, зацикленной на себе, но у неё был безупречный вкус. Она была безумно хороша во всём, что надевала на себя, от коротких юбок до свитеров из мужского отдела, от зимних курток до легких халатов, от туфель на шпильках до кроссовок, в любую погоду и в любом месте, с головы до ног. Она любила выбирать одежду, владеть одеждой и носить её. Она читала про моду, шила на заказ, а в других странах обегала местные магазины. И Грейвс никогда не спрашивал, сколько стоит очередная кофточка и нужна ли она Элизабет, он просто рассчитывался. Потому что гардероб Элизабет был её миром, где она всегда была безгранично счастлива, как другие бывают счастливы в мире своих любимых книг или компьютерных игр.       Грейвс не мог разрушить этот мир. Мир, который был столь органичен, что казалось — выдернешь из него этот легкий пеньюар, эту цветастую юбку или эту вязанную шляпку с ушками, и все рухнет. И Элизабет превратится в воспоминание внутри его потускневшей памяти, словно фотография станет из цветной черно-белой.       Все детали её одежды, включая содержимое чемодана, который был с ней в её последней поездке, Грейвс развесил в гардеробной. Всё было выстирано, выглажено и развешено согласно существовавшей у его жены системы — брюки к брюкам, юбки к юбкам, обувь согласно сезонам. В гардеробной Персиваль бережно разложил все её украшения, от простых заколок до украшений с драгоценными камнями. По туалетному столику была заботливо разложена и расставлена её косметика, здесь же нашли пристанище её расческа и фен, а так же множество других мелочей, которые Элизабет использовала, чтобы создать свой безупречный облик. Теперь столик больше напоминал алтарь.       Гардеробная оказалась единственным помещением, которое Грейвс предпочел запереть на ключ. Все остальные комнаты, включая его кабинет, не имели как будто никакого значения. Они были совершенно обезличены, даже несмотря на наличие важных документов, фотографий, памятных вещей и, конечно, его собственной одежды и обуви. Весь остальной дом, кроме гардеробной, казался Грейвсу вообще нежилым, похожим на декорации в фильме. И лишь убедившись в этом, удостоверившись, что в нём не осталось ни одной детали, наделенной душой, Персиваль сел в машину и поехал забирать юношу.       Несмотря на то, что он заранее позвонил в приют и назвал примерное время своего приезда, его всё равно попросили подождать, пока Криденс соберется. Грейвс подписал последние бумаги и вышел дожидаться к машине. В окнах было какое-то движение, кто-то смотрел на него, и Персиваль ощущал это, но головы не поднимал. Не потому, что у него возникали какие-то чувства по отношению к этим детям, которые были вынуждены расти здесь, а не дома, с родителями или хотя бы опекунами. Просто он не видел никакого смысла в том, чтобы смотреть на них.       Наконец с крыльца спустился Криденс. Его провожали несколько работниц, но провожали как-то холодно, дежурно. Персиваль подошёл, поздоровался и забрал у юноши одну из сумок. Бербоун попал в приют недавно, у него ещё сохранилось достаточно много домашних вещей, и это было хорошо — его новая комната была пустой. Грейвс забросил одну сумку в багажник и протянул руку за второй, но мальчишка утащил её с собой. И сел почему-то на заднее сидение. Впрочем, возражать или спрашивать Персиваль не стал.       В машине они оба молчали. Грейвс не имел привычки слушать музыку, будучи за рулем, и первые десять минут в воздухе висела звенящая тишина. Несколько раз мальчишка вздыхал, чувствовалось, что он хочет начать разговор, но слов не звучало. Звонок с работы, где всем бесконечно тяжело было обойтись без Персиваля даже один день, стал буквально спасительным. Грейвс положил трубку уже на подъезде к дому. Выбравшись из машины, он обошёл её, чтобы забрать сумку Криденса из багажника, а когда повернулся заметил, что юноша пристально смотрит на дом.       - Нравится? - уточнил Персиваль, останавливаясь возле мальчишки. Тот не смотрел по сторонам, только таращился на здание, словно прикидывая что-то.       - Большой, - коротко отозвался Бербоун и обернулся, глядя на мужчину с ожиданием. Тот прошёл вперед и отпер дверь, пропуская юношу вперед себя. В прихожей он показал парню, куда повесить куртку и поставить обувь. На предложенный ему комплект тапочек, который Грейвс в его присутствии вытащил из упаковки, Криденс взглянул с недоумением, но послушно обулся, проходя следом за мужчиной в гостиную, а через неё на второй этаж.       - Вот, эта комната твоя, - Персиваль отпер одну из дверей и вошёл, демонстрируя помещение. Тут и правда было пусто — кровать, письменный стол, кресло на колесиках, стул и шкаф. Грейвс рассудил, что мальчик лучше заполнит здесь все вещами по своему вкусу, да и сам он когда-то был сторонником минимализма. Все эти многочисленные милые безделушки, элементы декора и вещи, не имеющие никаких особых функций, появились в доме исключительно стараниями Элизабет. - Располагайся.       - Спасибо, - неясно за что поблагодарил Криденс, втаскивая в комнату ту сумку, с которой не расставался. Он поставил её на кровать, сделав Персивалю знак, что вторую можно опустить просто на пол.       - Устроить тебе экскурсию по дому, или сам разберешься? - уточнил мужчина, делая шаг к двери. Криденс тем временем сел на кровать и расстегнул молнию на своей сумке.       - Я лучше сам, - тихо сказал он и перевел взгляд со своих вещей на хозяина дома. Грейвс по одному этому взгляду понял — лучшим решением будет молча выйти и пойти по своим делам. Так он и поступил.       Грейвсу пришлось включить компьютер и отправить несколько писем по работе. Когда он покинул кабинет, в доме было тихо. Либо Криденс сидел у себя, либо осматривался, но делал это не привлекая особого внимания. Персиваль спустился на кухню. Нужно было приготовить ужин. Готовить мужчина не любил, но умел. У него никогда не возникало потребности приготовить что-нибудь особенное, но он ежедневно выполнял это, как необходимую обязанность. По крайней мере тогда, когда было время.       Он как раз возился у плиты, когда на кухню тихо вошёл Криденс. Он сел на единственный кухонный стул и подпер голову рукой, наблюдая за Персивалем. Грейвс выждал примерно минуту прежде, чем обернуться.       - Хочешь поговорить? - уточнил он, окинув мальчишку взглядом. Машинально отметил, что тот переоделся и иначе зачесал волосы.       - Нет, - покачал головой юноша, и в его взгляде появилось нечто вроде вызова. Персиваль молча обернулся к плите. Несколько минут в помещении было тихо, не считая возни Грейвса с их будущим ужином. Наконец мальчишка снова подал голос. - Одна комната заперта.       - Это гардеробная. Там личные вещи, - тут же отозвался Грейвс, на этот раз не поворачиваясь. Значит, юноша всё-таки обследовал дом.       - Ценные? - бросил Криденс, и теперь вызов ещё и слышался в его интонации. Персиваль повернул голову.       - Субъективно, - ответил он, подумав несколько секунд. В гардеробной было немало драгоценностей, но мужчина не думал об этом как о чём-то ценном. - Там вещи моей жены.       - Понятно, - Криденс явно свернул разговор, и на кухне снова воцарилась тишина, стоявшая до тех пор, пока Грейвс не попросил юношу накрыть на стол в столовой. Когда они сели друг напротив друга, Персиваль заговорил.       - Я записал тебя в школу неподалеку отсюда, - рассказал он, глядя в тарелку. - Не знаю, может, ты хотел вернуться в свою старую? Она довольно далеко, но, думаю, это можно устроить.       - Мне всё равно, - пожал плечами парень. Он ел как-то медленно, изучая каждый кусочек, который собирался взять в рот. - Лучше в ту, которая ближе.       - Я подумал, у тебя могут быть причины вернуться в старую, - вздохнул Грейвс, и тут же заметил вскинутый взгляд. - Друзья, например.       - У меня нет друзей, - бросил Криденс, опуская взгляд обратно к содержимому своей вилки. И тут же отрезал: - Не хочу это обсуждать.       - Я договорился, что ты приступишь с понедельника. У тебя будет завтра и выходные, чтобы немного адаптироваться, - мужчина переключился так, словно они и не затрагивали тему дружбы. - Если будут проблемы с освоением программы — скажи сразу, придумаем что-нибудь.       - Хорошо, - а вот парень, похоже, не мог так же легко перескочить с одной темы на другую. Он опустил голову так низко, что сразу было ясно — лучше не трогать его с разговорами лишний раз. И есть он тоже стал намного быстрее, словно пытаясь сбежать. Персиваль позволил ему уйти тихо, пробормотав себе под нос нечто вроде «Спасибо, все было вкусно».       Он не трогал мальчишку до самого вечера, а Криденс сидел так тихо, словно его и не было. Наконец в одиннадцать Грейвс заглянул к юноше чтобы сообщить, что ложится спать. Он постучал в дверь, и Криденс лично открыл ему.       - Зашёл пожелать тебе спокойной ночи, - тихо сказал Грейвс, не делая попыток войти в комнату. - Я уеду в половине восьмого. Вернусь в семь. Я оставлю деньги и ключи на журнальном столике в гостиной. Осмотрись тут как следует, в доме и вокруг. И составь список вещей, которые тебе нужно купить. Займемся этим в выходные.       - Хорошо, сэр, - кивнул Бербоун, замирая в ожидании. Персиваль отступил на шаг от двери, позволяя закрыть её. Только после этого Криденс как будто немного смягчился. - Спокойной ночи.       Утро было самым обычным. Лишь несколько мелких деталей указывали на то, что в доме появился новый обитатель, но его присутствие совершенно не ощущалось. Персиваль прожил это утро в своём обычном режиме, от подъема до выхода из дома. Разве что завтрак он приготовил на две персоны, остатки накрыв крышкой, а ещё оглянулся на дом прежде, чем сесть в машину. Грейвсу показалось, что занавеска в гостевой спальне (надо было приучить себя отныне именовать это помещение комнатой Криденса) дернулась. Впрочем, может быть, это был только обман зрения.       Рабочий день тоже не привнес ничего нового, не считая того, что пришлось заниматься ещё и теми делами, которыми следовало заняться вчера. В другое время Грейвс, пожалуй, устал бы сильнее обычного, но сейчас у него притупилось даже чувство усталости. Припарковавшись по обыкновению у дома, он вошёл внутрь и сразу направился на кухню. Он никогда не затягивал с приготовлением ужина, так как привык рано ложиться спать, поэтому следующие полчаса он провел на кухне. В доме было тихо.       Когда ужин на две персоны был готов, Персиваль поднялся на второй этаж, решив, что кричать на весь дом будет не слишком культурно. Он постучал в дверь комнаты Криденса. Ответа не последовало. Выждав несколько секунд, мужчина открыл дверь и всмотрелся в темноту спальни, запоздало припоминая, что когда он подъехал к дому, все окна были темными. Щелкнув выключателем, он окончательно подтвердил свою догадку — юноши в спальне не было.       Грейвс вытащил телефон и поспешно набрал номер Криденса, прислушиваясь. Гудки шли, но ни вызова, ни вибрации в комнате не слышалось, это внушало надежду, что парень взял телефон с собой. Поверхностно оглядев помещение, Персиваль заметил, что, по крайней мере, часть вещей разложена, и обе пустые сумки стоят под столом.       Не отнимая телефона от уха он бегом спустился по лестнице, на ходу пытаясь составить план действий. Куда звонить? В полицию, в опеку? Идти к соседям? Бежать на улицу искать? У него не было ни малейшего представления, куда Криденс мог отправиться и зачем ему это нужно. Сбежал? Но куда и к кому? Просто ушел? Но зачем ему это? Грейвс, все ещё держа в руках мобильник, вылетел в прихожую. Куртки мальчишки не было, как и его ботинок. И почему он не заметил этого, когда пришёл? Грейвс кое-как обулся, схватил с вешалки куртку и замер, услышав, как открывается входная дверь.       - Здравствуйте, - как ни в чём не бывало поздоровался Криденс, стягивая с себя куртку, внутри которой отчаянно вибрировал мобильный телефон.       - Это что такое было? - поинтересовался Персиваль, сбрасывая звонок. В том, что всё это — не нелепая случайность он не сомневался.       - Простите, - тихо сказал мальчишка, огибая опекуна и просачиваясь в гостиную. Телефон так и остался в куртке, но вибрировать прекратил.       - Где ты был? - уточнил Грейвс, не собираясь довольствоваться этим извинением. Тем более, что он не счёл его искренним.       - А это важно? - Криденс, уже направившийся к кухне, обернулся. По его лицу было видно — он не чувствовал себя виноватым. Это заставило Персиваля потерять уверенность в себе, но всего на одно мгновение.       - Да, важно, - твердо сказал он, складывая руки на груди и делая шаг в направлении мальчишки. - Я должен знать, где ты пропадаешь.       - Я был тут, недалеко, - пожал плечами юноша, глядя на опекуна так, словно все претензии были несправедливы.       - Наблюдал, - вдруг сообразил Грейвс, встречаясь с мальчишкой взглядами. - Ты был недалеко и смотрел, что происходит?       - Вроде того, - кивнул парень. Персиваль покачал головой. Криденс отсиживался где-то. Видел, как приехала машина, как зажегся свет на кухне, а потом в его комнате, и, видимо, направился домой, когда начал звонить телефон. - Я должен был хватиться тебя раньше. Извини.       - Не страшно, - Криденс отвел взгляд, немного помолчал и опять посмотрел мужчине в лицо. - А мне не стоило Вас пугать. Ужинать будем?       - Да, иди, накрывай на стол, я сейчас приду, - Грейвс вернулся в прихожую и, стащив с себя ботинки, направился в ванную. Там он тщательно вымыл руки и умылся прежде, чем посмотреть на себя в зеркало.       Он злился. Злился на мальчишку, на себя, на опеку, на несправедливость судьбы. Злился, потому что протоптался по ковру в гостиной в ботинках. Потому что обо всем забыл. Потому что несколько минут назад был чертовски испуган, а пару минут назад — чертовски зол. А этого с ним не случалось очень давно.       Грейвс вспомнил, как прямо во время поминок к нему подошла одна из дальних родственниц Элизабет и завела разговор о том, что вещи покойников принято раздавать, прозрачно намекая, что ей пригодилось бы многое из имущества его покойной жены. Он тогда совершенно не злился, несмотря на вопиющую наглость, просто сказал, что ещё не думал об этом. А теперь вот за пару минут дошёл до точки кипения, когда готов был повысить голос, и уже начал остывать обратно. Да уж, мальчишке удалось здорово сыграть на его нервах. Вот только к добру ли это?       Персиваль вышел из ванной и, заглянув ещё раз в прихожую, прошёл в столовую, где Криденс уже успел не только накрыть на стол, но и усесться за него. Приблизившись к мальчишке, Грейвс кинул ему под ноги тапочки, которые тот забыл обуть, когда проходил в дом.       - Спасибо, - прошелестел Криденс в ответ, и на этот раз, когда его взгляд встретился со взглядом Персиваля, мальчишка выглядел по-настоящему пристыженным.