Ничто не истинно, всё дозволено.

      Иви ходила в узком пространстве между креслом и кроватью, соединив руки за спиной, и без интереса поглядывала на проплывавший за окном городской пейзаж. Тревога сменялась злостью, и чтобы отвлечься, она достала из ящика стола дневник, в котором вела записи о поисках Частицы Эдема. Окунув перо в чернильницу, Иви занесла руку над чистым листом, но мысли о Джейкобе заполняли сознание, не позволяя думать о чём-либо ещё.       Фрай очнулась, когда капля чернил сорвалась с кончика пера, кривой кляксой приземлившись на пергамент. Именно в этот миг терпение лопнуло.       Отложив перо, полная решимости Иви перешла в вагон брата: тот спал, накрыв лицо шляпой, закинутые на подлокотник дивана ноги покачивались в такт движениям поезда.       От души толкнув брата в плечо, ассасин проявила чудеса заботы, прокричав над самым ухом:       — Вставай, Джейкоб!       Тот дёрнулся, свалив шляпу, неуклюже сел и, судя по всему, не сразу понял, где находился.       — Выглядишь так, будто пьянствовал где-то всю ночь. — Брезгливо поморщилась Иви, скрестив руки на груди, пока брат, метнув в неё взгляд, который по определению должен был умертвить, отряхивал поднятую с пола шляпу. Покончив с этим, Джейкоб оставил её на диване и нахмурился, только сейчас задумавшись о причинах столь странного поведения сестры.       — Что тебе нужно? — Судя по тону, он не горел желанием общаться с кем бы то ни было, потому что похмелье давало о себе знать: голова стремительно наливалась тяжестью, а во рту стоял кислый привкус от выпитого за ночь вина.       — Объяснения, Джейкоб. — Иви следовала за братом, сверля недовольным взглядом его спину, пока тот шёл к бару в соседнем вагоне. Она требовательно выгнула брови, когда Джейкоб покосился на неё в непонимании и, подняв ладонь в ответ на приветствия Грачей, осушил пару стаканов воды. Не помогло. Тогда он взял с полки начатую бутылку вина.       Он явно не собирался идти на контакт, а потому Иви забрала стакан, куда брат собирался налить вина, и отвела руку в сторону, предугадав дальнейший выпад.       Фрай поставил бутылку на барную стойку, терпеливо выдохнул через нос и жестом призвал сестру вернуть посуду, но Иви даже не думала подчиняться. Осознав это, Джейкоб раздражённо усмехнулся и заговорил с обманчиво-ласковой интонацией:       — Сестрёнка, должна быть веская причина, по которой ты ставишь жизнь своего единственного брата под угрозу.       С почти натуральным изумлением Иви посмотрела на бутылку в руках Джейкоба.       — Пить с утра, судя по всему, для единственного брата означает спасение?       Тот развёл руками в знак очевидности ответа, но во взгляде сестры пышным букетом цвело злорадство, а потому Фрай, забыв про стакан, сделал пару глотков вина прямо из горла.       — Так ты скажешь, в чём дело? — продолжала допытываться Иви, когда Джейкоб вернулся в свой вагон и, делая вид, что вовсе не замечал её, пил вино, с блаженством ощущая, как тело и сознание приходило в норму. Взгляд мазнул по доске убийств, и рука с бутылкой замерла на мгновение.       Максвелл с фотографии смотрел на Фрая с едва различимой ухмылкой.       — Ты не могла бы уточнить? — За издевательским тоном было легко прятать неуверенность, интересовалась сестра кражей картины у Старрика или появлением Джека в поезде-штабе.       Острые, как лезвие ножа, взгляды Иви отскакивали от Джейкоба; толкнув её плечом, он рухнул на диван, закинув стопу одной ноги на колено другой, и деловито потягивал вино.       — Сегодня утром я познакомилась с мальчишкой, Джеком, которого ты якобы дважды спас из лечебницы в Ламбете. Это правда?       — Конечно, — возмутился Фрай, задетый недоверием сестры. — Или, по-твоему, я способен лишь на безумные поступки, несущие смерть и разрушения?       — И решил обучить его нашему делу?       Джейкоб не видел причин для недовольства.       — Почему нет? Отец поступил бы точно так же.       Боевой настрой Иви растаял, уступив место привычной мягкости и доброте. Джейкоб поразился столь быстрым метаморфозам.       —А ещё говоришь, что не понимаешь отца, — улыбнулась Иви и, сев рядом, погладила свободную ладонь брата, что заставило его смягчиться. Голубая радужка её глаз искрилась гордостью за Джейкоба.       —Его одержимости поисками Частиц Эдема я до сих пор не понимаю, —беззлобно откликнулся ассасин, выглядывая в окно: судя по высокой каменной стене, тянувшейся вдоль колеи, их поезд ехал по Уайтчепелу.       День обещал быть плодотворным.       — Что же, сестрёнка, вынужден откланяться, — объявил Джейкоб, оставив бутылку на комоде, подхватил шляпу с тростью и, отсалютовав Иви, выскочил из вагона. Ей оставалось лишь покачать головой и усмехнуться, всё ещё не в силах поверить, что глупый братец, наконец, начал взрослеть.       Сырой камень проскальзывал под подошвой, пока Фрай взбирался по стене. Оказавшись на тротуаре, он прижал кулак ко рту: всколыхнувшееся в желудке вино вызвало лёгкую тошноту. Стоило чего-нибудь поесть прежде чем возвращаться к делам.       Спустя десять минут Джейкоб уплетал буженину с хлебом в ближайшем пабе, наслаждаясь солнечным утром и кокетливыми взглядами молоденькой леди, которые та украдкой бросала на ассасина, пока не видели беседовавшие с друзьями родители. Фрай обожал женское внимание, недостатка в котором никогда не испытывал, а потому не остался в долгу и лукаво подмигнул девушке, тихо усмехнувшись от того, как очаровательно румянец коснулся её щёк.       Продолжить этот незатейливый, хоть и ничего не обещавший флирт не позволили двое Грачей, которые, увидев Джейкоба с улицы, вошли в паб, шумно приветствуя главаря, чем заработали неодобрительные реплики благопристойных посетителей.       —Мистер Фрай, вас разыскивает миссис Фрейзер, — сообщил Билли, высокий бандит, отлично управлявшийся с любым видом оружия. Одним из первых примкнул к Грачам. Ему и его компаньону Стивену Джейкоб доверил практически все дела в Уайтчепеле.       — Неужели? — отстранённо откликнулся ассасин, с лёгкой досадой увидев, что родители уводили девушку из паба подальше от «сомнительных личностей».       — Говорит, кто-то из клиентов не захотел платить деньги, — добавил Стивен, заинтересованно посмотрев туда же, куда и главарь.       — И вы не смогли разобраться? — хмыкнул Фрай, забыв о девушке, и потянулся к недоеденному мясу.       Грачи немного сникли под строгим взглядом ассасина, и Билли только и оставалось что развести руками.       — Она вас просила.       — Ну что же, — подытожил Джейкоб и, оставив на столе несколько монет, шагнул в сторону выхода. — Не будем заставлять даму ждать.       Бордель миссис Элизабет Фрейзер был одним из многих в Уайтчепеле, но определённо самым важным и особенным — клиентуру составляли исключительно именитые и состоятельные джентльмены. Потому и девушки у Элизабет были самые красивые, чистые и…талантливые.       Грачи обеспечивали защиту от особо неуравновешенных клиентов за проценты с оплаты «услуг», что в итоге приносило Джейкобу и банде неплохой еженедельный доход. И всё же инциденты порой случались, но они быстро улаживались людьми в зелёных одеждах.       Чтобы сэкономить время, Фрай забрался в первый попавшийся пустой экипаж и помчался по улицам Уайтчепела, пока не остановился возле фасада здания, ничем не отличавшегося от сотен точно таких же, выходивших на главную улицу района. Исключения составляли бордовые шторы в окнах, практически всегда закрытые, прятавшие от людских взоров то, что происходило внутри.       Парадный холл встретил Джейкоба тёплым сиянием электрических ламп, сладковато-терпким ароматом благовоний и мелодичным смехом девушек, которые, увидев ассасина, одарили его соблазнительными улыбками и многообещающими взглядами из-под густо накрашенных ресниц. Фрай лишь галантно приподнял шляпу и, ощущая разливавшееся внутри тепло от одного вида оголённых женских плеч и декольте, стал подниматься по лестнице.       Коротко постучав в нужную дверь, он повернул ручку.       Элизабет оторвалась от бумаг, которые заполняла до прихода ассасина, и её лицо преобразилось в томной улыбке, появлявшейся всякий раз, когда предводитель Грачей переступал порог её борделя. Похоронившая состоятельного мужа несколько лет назад, миссис Фрейзер не растерялась и нашла свою нишу в мире неправедного бизнеса Лондона. Дело шло хорошо, бордель находился под защитой Висельников, с которыми периодически возникали проблемы ввиду их буйного бандитского нрава.       Появление Джейкоба Фрая в столице ознаменовало начало лучших времён, и теперь Элизабет вовсе не знала печали. К тому же, как и многие девушки здесь, миссис Фрейзер была неравнодушна к обаятельному ассасину, который был младше лет на десять, но в вопросе любовных утех мог смело потягаться с мужчинами её возраста.       Природа наградила её привлекательной внешностью: длинные чёрные волосы, бледная фарфоровая кожа, не утратившая лоска и нежности к тридцати двум годам, тонкие черты лица, большие карие глаза, стройный стан и хорошая гибкость. Одевалась она со вкусом и не вульгарно, любила изысканные высокие причёски ещё с тех времён, когда был жив муж. Подаренные им украшения носила с гордостью и достоинством.       — Джейкоб Фрай, — выразительно проворковала Элизабет, грациозно выйдя из-за стола, и приблизилась к ассасину, когда тот, коснувшись полов шляпы наконечником трости в знак приветствия, остановился посередине кабинета. Его взгляд всегда обжигал, и хозяйка борделя с трудом сдерживала собственные страстные порывы.       — Ты меня позвала, — произнёс Джейкоб бархатным полушёпотом, когда Элизабет, подойдя почти вплотную, проскользнула руками под ворот рубашки, оглаживая ключицы и шею.       — Один герцог не заплатил Марте. — Ловкие пальцы поднялись к ушам и перешли на затылок, утопая в волосах Фрая, и тот едва не замычал от удовольствия.       — Где я могу его найти?       Миссис Фрейзер убрала руку — только для того, чтобы взять со стола сложенную вдвое записку с адресом герцога. Отодвинув край плаща ассасина, она вложила записку в карман жилета, а после подалась вперёд, чтобы, прижавшись к груди Джейкоба, прошептать на ухо:       — Ваша помощь неоценима, мистер Фрай.       Он почувствовал, как тёплые губы коснулись его шеи. Элизабет отстранилась и, обнажив в улыбке ровные белые зубы, повернулась к ассасину спиной. Она зашуршала пышными юбками, приподнимая их, и облокотилась о стол.       Джейкоб прислонил трость к стулу, на угол спинки повесил шляпу; предвкушающая улыбка тронула его губы…       Спустя полчаса он стоял в тени жилого дома, привалившись плечом к облицованному светлым камнем фасаду, перебирал мелочь в карманах плаща и насвистывал задорную мелодию, являя миру обманчивую безучастность, в то время как внимательный взор неотрывно следил за парадным входом дома на противоположной стороне улицы. Мимо проезжали богато украшенные экипажи, вдоль тротуара прогуливались состоятельные пары, очарованные хорошей погодой и друг другом, а потому им не было никакого дела до ассасина, выжидавшего свою жертву. Две улицы сходились под острым углом, и на образовавшемся пятачке стоял пацан лет восьми: держа в одной руке стопку свежей прессы, он размахивал газетой, демонстрируя крупный заголовок на первой полосе и звонко выкрикивая последние новости.       Фрай лишь усмехнулся и покачал головой: и откуда в парнишке столько запала, вот так стоять и кричать всё утро?       С другого конца улицы показался ещё один беспризорник, и Джейкоб, дождавшись, когда мальчуган поравняется с ним, свистнул для привлечения внимания. Ребёнок дёрнулся, не заметив ассасина в тени, но узнав его, успокоился.       —Ну как дела? —спросил Фрай, не двигаясь с места; беспризорник подбежал к нему и, порывшись в карманах, протянул чистый, как слеза, алмаз размером с лесной орех.       — Держите, сэр!       — Отличная работа, — похвалил Джейкоб, пряча алмаз, и дал ребёнку несколько монет.       Он посмотрел мальцу вслед, а когда перевёл взгляд на лондонскую резиденцию герцога, то увидел его самого: жирный боров как раз выгружался из экипажа, держась за руку возницы.       — На то, чтобы набить брюхо, деньги находятся, а заплатить леди за честный труд — нет, — с обманчивой печалью вздохнул ассасин.       Выполнив свои обязанности, возница вернулся к экипажу, и карета тронулась с места, оставив герцога одного. Что и требовалось.       Спрятавшись под капюшоном, Фрай оттолкнулся от стены и неторопливой походкой пересёк улицу, небрежно размахивая тростью: герцог оказался жутко неповоротливым, представляя собой крайне лёгкую добычу для неопытного преступника, что уж говорить про ассасина.       — Чёртовы слуги, где их носит?! — возмущался герцог, приближаясь к парадному входу. — И почему я должен ломиться в собственный дом?       Боров переступал через ступеньки на крыльце, когда Джейкоб, оглянувшись по сторонам, убедился, что рядом нет бобби, после чего поднырнул под руку герцога в паре дюймов от дверного молотка и, прижав к мясистой шее клинок, хотел было отвесить какое-нибудь остроумное замечание, но обомлел: вместо ожидаемого испуга и ужаса, к которым так привык Фрай, он увидел, как герцог, едва осознав ситуацию, устало возвёл глаза к небу и с тяжким вздохом полез в карман фрака, приговаривая:       — Сколько вам нужно?       Ассасин всё ещё пребывал в растерянности: клинок вовсе не пугал герцога.       — Не понял?       Блёклые глазки уставились на него.       — Денег сколько?!       «Ладно, ты не оставляешь мне выбора», — быстро соображал Джейкоб, понимая, что финансы — не самое уязвимое место герцога. А что насчёт…       Убрав клинок, Фрай внезапно впился в достоинство толстосума, стараясь не думать о том, что сжимал в ладони чужую мошонку, пусть и через несколько слоёв ткани. Садистская улыбка озарила лицо ассасина, насладившегося исказившимися чертами герцога; и пока тот издавал сдавленные стоны боли, Джейкоб произнёс елейным голосом, выделяя каждое слово:       — Миссис Фрейзер шлёт душевный привет и заверяет: если вы не заплатите, необходимости в постельных утехах у вас больше не будет.       После чего Фрай чуть сильнее сжал пальцы, намекая на возможный печальный исход, и покрасневший герцог злобно прошипел:       — Я Герцог Эдинбургский, чёрт бы тебя побрал, только попробуй…— но окончанию фразы не суждено было родиться на свет. Герцог заскулил, как уличная псина, от нового приступа боли, к удовольствию развеселившегося Джейкоба.       — Значит, я могу послать миссис Фрейзер ваши яйца в качестве оплаты? — И, согласно хмыкнув, ассасин помахал ножом перед носом герцога, глумливо посмеиваясь над расширившимися в ужасе глазами жертвы.       Теперь Фрая всё устраивало. Не нужно его недооценивать.       Он отпустил герцога и, играясь ножом, с улыбкой ждал, пока тот трясущимися руками достанет из кошелька несколько купюр большого номинала и протянет их Джейкобу.       Во взгляде водянистых глазок читалось лишь одно желание: чтобы ассасин исчез и никогда больше не появлялся в жизни герцога. Только теперь это желание рождалось не из раздражения и заносчивости, а их первобытного страха за свою сохранность…и целостность.       — Приятно с вами работать, герцог, — откланялся Фрай и, спрятав деньги, поспешил на соседнюю улицу к оставленному экипажу.       Лошадь мчалась во весь опор по широким улицам Сити, и донельзя довольный Джейкоб поймал себя на том, что хотел рассказать о случившемся Максвеллу: тот оценил бы. Он в последний миг остановил себя от того, чтобы потянуть вожжи, направляя экипаж к «Альгамбре». Ещё не время.       Элизабет поцеловала его в щёку, нисколько не сомневаясь в успехе.       — Заходи почаще, я всегда тебе рада, — произнесла она, призывно сжав руку Джейкоба, и тот, отрывисто улыбнувшись, покинул бордель.       Уже на улице он понял, о чём напомнило это простое прикосновение: о холодных пальцах Рота, так спокойно лежавших в руке ассасина. Фрай сжал ладонь в кулак, бездумно пытаясь ухватиться за ускользавший воздух.              ***              — Оружие наготове, Грачи, — скомандовал Джейкоб и, крепко схватившись за трос, взобрался на мачту корабля, стоявшего на причале.       Трое Грачей достали револьверы и спрятались за ограждением вдоль борта судна, пока их предводитель, перемещаясь с мачты на мачту, добирался до моста Ватерлоо; он повис на ограждении, ожидая приближения баржи Висельников с ценным грузом для Старрика.       Баржа двигалась довольно быстро. Когда под Джейкобом проплыли дымившие трубы, он отпустил ограждение и полетел вниз, ловко приземлившись на корме судна. Никто из Висельников не заметил его появления.       Ассасин подал знак команде, и Грачи по плававшим на поверхности воды большим ящикам перебрались на баржу, присев на корточки за спиной предводителя. От бандитов их надёжно укрывали составленные горкой бочки.       — Я помечаю груз, а вы разбираетесь с Висельниками, — напомнил Фрай, глядя на команду. — Когда судно подойдёт к Вестминстерскому мосту, всё должно быть сделано.       Грачи рассредоточились по палубе, подбираясь к бандитам со спины и точными движениями ножей перерезая им глотки. Джейкоб шёл следом, помечая мелом нужные ящики и не забывая смотреть по сторонам. Почти вся вражеская команда была мертва, когда ассасин заметил во встречном потоке судно Висельников, проходившее близко к их барже. Увлечённые убийствами Грачи не видели опасности, а потому шанс, что их засекут, стремительно возрастал.       Фрай метнул взгляд на верхнюю палубу, где стояли два бандита, и поморщился в досаде. Эти ребята могли всё испортить.       Впрочем, ни одно дело не обходилось без риска.       Глубоко вдохнув, он свистнул, и Грачи тут же попрятались. Конечно же, это привлекло внимание бандитов на верхней палубе: обернувшийся громила, в смятении увидев тела мёртвых членов команды, замахал руками, привлекая внимание Висельников с другого судна, в то время как второй бандит торопливо спускался по трапу с револьвером наготове.       Выскочив из укрытия, Джейкоб бросился за борт и, перепрыгивая с одного торчащего из воды столба на другой, добрался до уходящего судна, где его уже поджидали. Убив ближайшего Висельника в прыжке, он обернулся и увидел, что Грачи на покинутой им барже с легкостью расправились с остатками команды.       — Молодцы, ребята.       Ассасин ударил подбежавшего бандита ногой в животи завершил начатое точным выстрелом в голову. Разобравшись с другими Висельниками, Джейкоб покинул судно и, как только оказался на твёрдой земле, запрыгнул в пустой экипаж, направляя лошадь к Вестминстерскому мосту. Пересекая по нему Темзу, он издалека увидел, что баржу пришвартовали к причалу, контролируемому Грачами.       — Сегодня выпивка за мой счёт, парни! — Объявление было встречено радостным улюлюканьем, Грачи хлопали своего предводителя по спине в знак одобрения, и Фрай, наслаждаясь всеобщим вниманием, чувствовал себя королём улиц и водных путей Лондона. Чувство опасное и обманчивое, потому что для полного господства предстояло сделать ещё так много, и Джейкоб, улыбаясь своим ребятам, старался не думать о том, что у теневой стороны Лондона не могло быть два короля.       Он топил эту мысль на дне кружки с элем, смеясь над шутками Грачей; от зелени одежд в стенах небольшого паба рябило в глазах —в «Принца Альберта» не рискнул сунуться никто из простых жителей. Однако это нисколько не огорчало бармена, знавшего, что за один визит такой шайки бар зарабатывал больше, чем за выходные.       В разгар попойки на другом конце столицы Льюис Миллс поднимался по парадной лестнице театра со срочным сообщением от тамплиеров. Расположившийся на среднем ярусе балконов Максвелл даже не повернул головы, когда забрал конверт. Его взгляд был устремлён на сцену, откуда исчезли высокие экраны красного цвета и картонные жутковатые деревья. На смену им пришли декорации, изображающие просторный зал королевского замка; точно над серединой сцены висела массивная люстра, выкованная из железа, — один из работников как раз устанавливал белые свечи. Деревянный пол укрывали роскошным ковром с коротким ворсом, в партере расставляли ряды кресел.       «Альгамбра» готовилась к завтрашней премьере «Макбета».       Максвелл Рот обожал творения Шекспира всей душой.       — Дело срочное, сэр, — спокойно, будто между делом, напомнил Льюис о конверте, но главарь Висельников, отстранённо промычав, даже не пошевелился. Привыкший к странностям начальника Миллс также обратил взор на сцену.       Прошло минуты две, прежде чем Рот решил прочитать письмо.       — Бестолковые бездельники, — выругался он, в ярких красках представляя злость Старрика, который в первую очередь примется досаждать своим недовольством именно Максвеллу. — Не могут выполнить элементарную работу!       В моменты, как этот, Рот едва отдавал себе отчёт, и пальцы сами тянулись к небольшой курительной трубке и коробочке с табаком, что всегда лежали в кармане пиджака. Исполнительный Льюис тут же доставал спички, что хранил при себе, ибо вспышки гнева у короля преступного Лондона случались часто.       — Предсказуемый исход, когда в дела вмешивается ассасин. — Миллс не переменился в лице, когда раскуривший трубку Максвелл, распрямившись, медленно выдохнул дым и внимательно присмотрелся к своему камердинеру.       Чёрт бы побрал Льюиса, но Рот даже при огромном желании не умел считывать эмоции с его лица. Казалось, тот вообще не был способен на их проявление.       Главарь Висельников прищурился — то ли от дыма, что кольцами закручивался перед лицом, то ли в попытке угадать ход мыслей Миллса. Как бы то ни было, его личный помощник был единственным, кто без труда выдерживал столь пристальное внимание Максвелла.       Почти единственным.       Был ещё Джейкоб Фрай. Ассасин, доставлявший хлопот столько же, сколько и удовольствия от присутствия в жизни Рота.       — Общение с ним чрезвычайно вредит вашей деятельности. Если вы ничего не предпримите, в скором времени ассасин уничтожит банду, — продолжал Льюис озвучивать и без того очевидные вещи с непоколебимой выдержкой, пока Максвелл, делая глубокие затяжки, невидящим взором вонзился в поднятый занавес. Только от былой расслабленности и увлечённости процессом наблюдения за чужой работой не осталось и следа.       —Так сладок мёд, что, наконец, он горек…—задумчиво молвил он, сжимая свободную ладонь в кулак с такой силой, что, не будь на руке перчаток, на коже остались бы следы от ногтей. Докурив, он постучал трубкой по краю стола, вытряхивая пепел, и распорядился отправить группу Висельников на причал Грачей, хотя понимал: затея бесполезная. Наверняка банда Джейкоба уже успела растащить всё по своим складам.       Льюис почтительно склонил голову и удалился, оставив Рота одного.       Миллс с точностью вычислял момент, когда стоило прекратить разговор. Пожалуй, именно это Максвелл ценил в своём помощнике превыше прочего.       Декорации были почти готовы. Некоторые актёры уже появились на сцене с текстом в руках, чтобы начать генеральную репетицию. Рот повернулся к ним спиной, прислонился к высокому ограждению, скрестив руки на груди. Освещение на балконах было потушено за ненадобностью, свет со сцены едва дотягивался до места, где стоял владелец театра; Максвелл смотрел на свою расплывчатую тень, что замерла на оклеенной тёмно-красными обоями стене, и размышлял о вещах, становившихся всё более очевидными с каждой новой встречей с Джейкобом.       Их союз был обречён.       Новость о некоем наглеце, посягнувшем на владения Рота, вызвала бешенство и неукротимое желание уничтожить конкурента. Одного взгляда на молодого и отважного ассасина хватило, чтобы это желание трансформировалось в жгучее любопытство.       Отслеживание его успехов в расширении территориального влияния новоиспечённой банды Грачей заглушало посылы разума, кричавшего о том, что влияние самого Максвелла стремительно падало, и Висельникам как таковым грозила реальная опасность исчезновения.       Ярая ненависть к Старрику и Ордену тамплиеров, пронизывавшая каждое свершение ассасина, подарила Роту надежду — на освобождение от влияния Кроуфорда и шанс зажить той жизнью, о какой король преступного мира Лондона всегда мечтал.       Он раскусил сущность Джейкоба Фрая, ещё не зная его лично, и прекрасно представлял, за какие ниточки в душе молодого убийцы нужно подёргать, чтобы достигнуть желаемого. Однако Максвелл совершенно не ожидал, что их знакомство и первое совместное дело всколыхнёт внутри него чувства столь яркие и сильные — чувства, затмившие собой все прежние соблазны. Душу Рота трогало лишь искусство и преступные деяния, от этого кровь становилась горячее, и он никогда не сдерживал себя в выражении переполнявших его эмоций, смело отдаваясь во власть слепой радости или бушующей злости. Людские же особи не трогали его из-за своей ограниченности: скованные глупыми страхами и предрассудками, они боялись шагу ступить, а те, кто не страшился, превращались в отменных, но не особо далёких головорезов. Последними Максвелл и окружил себя, воплотив в столице Соединённого Королевства самые тёмные и заветные мечты, смог совместить зачастую несовместимое, — работу и любимое увлечение — организовав в стенах театра штаб-квартиру банды Висельников. И прикрытие безупречное, и поле для творческой деятельности, коей Рот «болел» с детства, идеальное.       И вдруг — Джейкоб Фрай.       В идеально разработанный план, суливший знатное веселье и освобождение от Старрика, закралась ошибка.       Этот молодой ассасин взволновал Максвелла. В неуёмном желании превратить любое серьёзное дело в развлечение и бесстрашии, граничащим с безумием, они были очень похожи. В остальном же кардинально разнясь, — и чем больше времени проводили вместе, тем отчётливее Рот это понимал.       Как и то, что он не мог и не собирался ничего делать со своими чувствами и желаниями — просто потому, что не привык к ограничениям. Он позволял им разрастаться внутри себя, как неизлечимой болезни, заполняя до последней клетки, и перспектива потерять Лондон не пугала, нет.       Максвеллу не был знаком страх.       В отличие от гнева.       Потому что их союз был обречён.       Медленно набрав воздух в лёгкие, Рот закрыл глаза. В воображении он видел Джейкоба перед собой и губами чувствовал его колючую от щетины кожу.       Максвелл так же медленно выдохнул и поднял веки. Тень вздрогнула и устремилась за хозяином, покинувшим балкон.              ***              — Прищурь один глаз, и когда мушка совпадёт с центром кольца, плавно нажми на курок, — справившись с последними объяснениями, Фрай протянул Джеку простенький револьвер (один из двух, что Генри подарил близнецам в их первый день в Лондоне) и призывно кивнул в сторону мишени.       Они расположились в убежище банды в Уайтчепеле, чтобы не привлекать лишнего внимания выстрелами, и Джейкоб нарисовал кривой круг с крестом посередине на стене покосившегося сарая. Заинтересованные происходящим Грачи собрались за спинами ассасина и его ученика, подбадривая Джека короткими восклицаниями.       — Тяжёлый, — оценил мальчишка вес револьвера, и по его неуверенному тону Фрай понял, что тот оттягивал стрельбу как мог.       — Не бойся, с первого раза ни у кого нормально не получается, — улыбнулся ассасин и вновь указал на мишень. Ребёнок ещё раз взглянул на оружие и, закусив нижнюю губу, сделал всё так, как велел учитель.       Прогремел выстрел, согнавший птиц с крыши сарая, Джек помахал свободной рукой, разгоняя облачко дыма, а Джейкоб уже осматривал дырку от пули, что прошла сквозь стену в десяти дюймах от цели.       — Неплохо для начала, — вынес он вердикт, и Грачи поддержали радостным гомоном, что вызвало мимолётную улыбку у ребёнка, казалось, ещё сильнее разволновавшегося.       Вернувшись, Фрай с усмешкой потрепал его за плечо, чем заработал быстрый, но благодарный взгляд, — и вот Джек вновь поднимал руку с револьвером, прицеливаясь точнее. Ассасин смотрел на него, чувствуя первые приливы гордости за ученика.       Агнес отыскала для Джека одежду, и теперь он вместо больничной робы и тапок носил добротные ботинки, коричневые штаны, светлую рубаху, зелёный жилет и такую же зелёную кепку.       «Маленький Грачонок», — умилилась Агнес, когда мальчик примерил новый наряд и неуверенно взглянул на взрослых.       «Достойный ученик моего бестолкового братца», — пошутила Иви, хотя Джейкоб знал, что сестра одобряла его поступок.       Джек сделал ещё несколько выстрелов, и одному из них не хватило до мишени всего полдюйма.       — Вот это я понимаю! — ликовал Фрай, забрав оружие у ребёнка. — Но для первого раза пока достаточно.       Грачи принялись поздравлять мальчишку, и тот, глядя на их радостные лица, заморгал чуть чаще, растягивая губы в искренней улыбке. Когда они с Джейкобом покидали убежище банды, Джек смеялся в голос и немного подпрыгивал, чем веселил ассасина.       — Сейчас поможешь Агнес, —Фрай шёл по тротуару, не обращая внимания на Висельников, что косились на них с другой стороны улицы. — У неё есть для тебя поручение.       — Когда продолжим занятия? — Джек даже чуточку забегал наперёд, заглядывая в лицо Джейкобу.       —Скорее всего, завтра, — и добавил, заметив тень разочарования. — У меня много дел, но я обещаю, что завтра научу тебя ещё чему-нибудь.       Мальчик семенил рядом, раздумывая над вариантами.       — Лазать по крышам? —выдохнул он, стараясь уловить хотя бы намёк на согласие ассасина. — Так, как умеете только вы с Иви.       Фрай рассмеялся, поправляя шляпу, чтобы лучи клонившегося к закату солнца не касались глаз.       — Может быть, — с ухмылкой ответил он и, прислушавшись, различил невдалеке стук колёс и характерные короткие гудки поезда-штаба. Задорно подмигнув Джеку, он перехватил трость удобнее и предложил:       — Бегом до поезда?       Широкая улыбка ребёнка служила красноречивым согласием.       Уже на следующий день ассасин с поразительно беззаботным видом выслушивал нравоучения сестры, пока Агнес обрабатывала ссадины на коленях и локтях Джека после их «пируэтов» по крышам Сити. Джейкоб пропускал все колкости мимо ушей, прислонившись боком к высокому комоду в своём вагоне, и поглядывал на донельзя довольного мальчишку, сидевшего на диване. Раны и ссадины — неотъемлемые и, к тому же, самые безобидные трудности во время обучения любого ассасина. Уж кому-кому, как не близнецам Фрай, это знать.       — Он ещё ребёнок, Джейкоб, — гораздо тише сказала Иви над плечом брата, и тот, повернув в ней лицо, снисходительно фыркнул.       — Нам было шесть, когда отец решил, что детству конец, и пора сделать из нас ассасинов. Джеку сейчас десять.       Они смотрели друг на друга несколько мгновений, пока Иви не сдалась и, демонстративно подняв руки вверх, отплатила брату точной такой же издевательской ухмылкой.       — Ладно, дело твоё. Какие планы на вечер?       — Заглянуть в Национальную галерею.       До этого бесцельно скользившая взглядом по стенам купе Иви напряжённо уставилась на Джейкоба.       — Это ещё зачем?       Тот тихо посмеялся и, вдруг легонько стукнув кончиком пальца по веснушчатому носу сестры, загадочно произнёс:       — Искусство, сестрёнка.       Она хотела уточнить, что брат скрывал под понятием искусства, но он прошёл вперёд по вагону, напевая одну из своих песенок, пока не скрылся в соседнем. Дружный гомон Грачей ознаменовал тёплый приём их предводителя, и Иви оставалось лишь покачать головой и, убедившись, что Джек в надёжных руках, вернуться к своим делам.       Рассказав Грачам, что от них требовалось, Джейкоб дождался, когда их поезд приблизится к Вестминстеру, и выскочил наружу, по крышам добравшись до Трафальгарской площади. До закрытия галереи оставалось чуть меньше часа; Фрай пробрался в здание через одно из тёмных окон на северном фасаде, незаметно выскользнул в открытый для посетителей холл второго этажа и, заметив стопку экскурсионных проспектов, без труда отыскал зал, где выставлялся один конкретный художник.       Ассасин сел на мягкую скамью напротив картины* Тёрнера, заинтересовавшей его больше остальных. Джейкоб не был привычен к подобному созерцательному процессу, во время которого среди мазков красок зритель пытался отыскать тайный смысл, заложенный в творение художником, но эта картина вызвала в душе ассасина трепет.       Композиция довольно проста: по реке чёрное самоходное судно буксировало, судя по виду, старый парусник. Корабли объяты небом, туманно-синим, с разгоравшимся справа пожарно-оранжевым закатом. Фрай не мог оторвать взор от парусника, похожего на призрак рядом с неприглядным буксиром, от неба, которое, казалось оживало и двигалось — столь мастерски оно было изображено. Поэтому он даже не обратил внимания на то, что кто-то сел рядом с ним. Наверняка ещё один ценитель искусства, искушённый или только начинающий.       Он встрепенулся словно ото сна и изумлённо уставился на Максвелла, который, глядя на полотно, проговорил с восторженным преклонением перед творчеством художника:       — Она великолепна, не так ли? — И, предвосхищая логичный вопрос ассасина, добавил. — Вы же не думаете, Джейкоб, что мои люди не следят за вами?       Наконец он взглянул на Фрая и коварно улыбнулся, что вызвало ответную усмешку ассасина.       — Как вы уже поняли, я не разбираюсь в живописи, — заметил тот, —и в искусстве, в принципе. Но есть в вашем Тёрнере что-то завораживающее. Особенно в этой картине.       — Да, —выдохнул Рот, казалось, вовсе не замечая других посетителей. — Она весьма символична: ничем не примечательный самоходный буксир, новое слово в судостроении, провожает в последний путь военный корабль «Отважный». Гордый герой-победитель в битве при Трафальгаре— лишь тень собственного былого величия. Совсем скоро его разберут на доски. Он есть воплощение уходящей великой эпохи, на смену которой пришёл век технических открытий и практичности, когда красотой жертвуют в пользу прогресса. Знакомая ситуация, правда?       Фрай покачал головой, неуверенный, что Максвелл заметил, но это и не было столь важно: оба понимали, о чём шла речь. Промышленная революция, предпосылки к которой наблюдались ещё пару десятков лет назад. Перемены, влияющие не только на производство и экономику, но и на жизни людей.       — Закат выглядит поистине магически, — отметил ассасин и услышал одобрительное мычание Рота.       — Тоже символичен, не находите? Освещает последний рейс «Отважного». Вся наша жизнь, Джейкоб, — это путь по водной глади на крюке мрачного и равнодушного буксира в ярких лучах солнца, что к занавесу одарит прощальным красным закатом. И все твои были свершения забудутся с первым ударом топора на верфи.       — Немного пессимистично, не находите? —Фрай в точности повторил интонацию главаря Висельников, но тот лишь криво улыбнулся и, слегка повернув голову к ассасину, взглянул на него краем глаза.       — Зато правдиво.       В этом ответе Джейкоб уловил странную смиренность перед неизбежным будущим — или всё дело было в картине и том, что Максвелл сказал о ней.       — Неужели Висельники отследили меня прямо до этого зала? — Очевидная нестыковка только сейчас дошла до Фрая.       — Отнюдь, — Рот наконец повеселел, что обрадовало ассасина. — Но я точно знал, у картин какого художника искать вас.       — В таком случае, вам понравится мой подарок, — сказал, будто между делом, Джейкоб, поднимаясь со скамейки, и старательно прикидывался, что не замечал разгоревшегося в Максвелле любопытства. Он не мог долго мучить его, но и раскрывать сюрприз не собирался, а потому лишь подмигнул и, сверкнув широкой улыбкой, пояснил:       — Он уже ждёт вас у чёрного входа «Альгамбры».       — Тогда пожалуйте в театр через два часа. Сегодня премьера «Макбета». Собрался почти весь Лондон, —пригласил Рот, вставая следом. В его глазах опасным туманом разливался азарт, а движения рук, что легли на плечи Фрая, подталкивая к выходу из галереи, резкие, но не лишённые своеобразного изящества, по обыкновению завораживали ассасина. Максвелл напоминал ему пламя, чьи языки вели бесконечный опасный танец, заманивая в обманчивые сети, но Джейкоб не боялся обжечься.       Они расстались на парадной лестнице галереи. Фрай проводил взглядом экипаж Рота, пока тот не покинул Трафальгарскую площадь.       Максвелл оценит его подарок, ассасин был уверен.              ***              После первого акта зал «Альгамбры» рукоплескал. Занавес не успел скрыть сцену, как в вестибюле уже сыграл первые ноты струнный оркестр. Публика пёстрым потоком стекалась на звуки, делясь впечатлениями от спектакля и наслаждаясь игристым вином и закусками.       Рот удовлетворённо смотрел на толпу. Триумф всегда будоражил сознание и тело.       Он потянулся за карманными часами и, бросив взгляд на циферблат, прошёл за кулисы, где суетились рабочие, натягивая канаты, да переводили дух актёры в гримёрке, организованной сразу за сценой.       — Как вам представление, мистер Рот? — окликнул его актёр, исполнявший роль Макбета: сейчас он, глядя на отражение Максвелла в зеркале, поправлял грим.       — Изумительно, мистер Фергюссон.       Владелец театра одобрительно кивнул, когда другие актёры обратили на него взоры, и прошёл вглубь сцены, где высокая деревянная лестница поднималась к комнатам на третьем этаже. Миновав склад декораций и пару подсобных помещений, Рот приблизился к последней двери. Два поворота ключа в замке, и Максвелл оказался в просторной прямоугольной комнате, служившей ему вторым рабочим кабинетом на время занятой сцены, и спальней одновременно. У дальней стены за тёмно-бордовой шторой скрывались кровать и шкаф, чуть ближе — аккуратный кожаный диван с низким столиком, а напротив одного из пяти высоких окон в пол, что расположились вдоль левой стены и предоставляли выход на большой балкон, стоял добротный письменный стол с креслом. В углах комнаты приютились ящики с теми винами, которые Рот предпочитал хранить под замком; здесь же была пара больших сундуков с личным оружием главаря Висельников.       Сейчас окна были зашторены, но горевшие над столом и возле дивана светильники разгоняли густой полумрак. Тяжёлые портьеры кровавого цвета едва заметно колыхались от ветерка, проникавшего через открытое окно. Максвелл раздвинул шторы и, прислонившись плечом к деревянной раме, вдохнул полной грудью. Лёгкий гнилой запах с улиц города едва дотягивался до третьего этажа, потому воздух казался достаточно чистым. Не меняя позы, Рот посмотрел через плечо на стену справа от двери и тихо посмеялся.       Этот удивительный Джейкоб Фрай…       Когда Максвелл вернулся из галереи, у чёрного входа театра стоял экипаж Грачей, которые без лишних слов открыли дверь кареты, и внутри главарь Висельников увидел картины. Штук десять или пятнадцать, он сразу не смог сосчитать, но в тех, что стояли впереди, он безошибочно угадал работы Тёрнера, Хогарта и Констебла.       Рот смотрел на это чудо и не мог пошевелиться, пока подоспевшие Висельники, заметившие Грачей, не вывели его из восхищённого ступора. Он поднял руку, без слов велев бандитам убрать ружья, и приказал перенести картины в театр. Висельники подчинились, хоть лица их удивлённо вытянулись; Максвелл, наблюдая за процессом, довольно быстро разгадал ребус.       Их вторая встреча, охота на приспешников Старрика. Убежище Хэтти Кадуолладер, где она наверняка прятала не одно произведение искусства.       Джейкоб Фрай, каков!       Рот вновь повернулся к окну, любуясь уходящей вдаль перспективой улиц Стрэнда и слушая, как грохот экипажей и омнибусов на мостовых смешивался с отдалённым гомоном посетителей сегодняшнего спектакля. В какой-то момент к этим звукам добавился новый, и Максвелл, выглянув на балкон, запрокинул голову, пытаясь разглядеть источник шума.       Он отчетливо слышал шуршание подошв пары ног по крыше.       — Джейкоб, не стесняйтесь! — саркастично воскликнул Рот и улыбнулся шире, когда ассасин показался точно над ним.       Главарь Висельников подвинулся, чтобы Фрай, играючи свесившись с крыши, смог запрыгнуть в окно с карниза.       — Мистер Рот, — пристукнув каблуками, тот отвесил шутливый полупоклон и, заметив картины, задал вопрос, ответ на который знал заранее:       — Понравился подарок?       — Ещё спрашиваете, — Максвелл метнулся к ящикам с вином и, звеня бутылками, продолжал вещать с мрачной восторженностью в голосе, на какую был способен только он:       — Я даже засомневался над авантюрой свержения Кроуфорда Старрика. Едва ли она принесёт мне столько же удовольствия, сколько уже доставили вы.       Фрай выхаживал в свободном пространстве перед диваном и не переставал то и дело посмеиваться. Наконец, Рот с присущей ему живостью возник рядом, с открытой бутылкой вина и двумя керамическими стаканами.       — Хотя, стоит признать, соблазн по-прежнему велик. — Он разлил вино по стаканам и протянул один Джейкобу.       Из-за двери послышался приглушённый шорох аплодисментов, возвестивший о начале второго акта; ассасин взял стакан и хотел уже сделать глоток, как вдруг замер. Стоило руке Максвелла освободиться, он тут же протянул её к Фраю, положив ладонь на шею ниже линии роста волос на затылке; Рот что-то говорил, глядя на сине-чёрный прямоугольник неба в окне, изрезанный неровной линией крыш, и театрально покачивал стаканом, но Джейкоб не слушал. Всё его внимание, выходящее за рамки восприятия обычного человека, стремительно сжалось до ощущения лишь этого прикосновения, которое вышло таким дружеским и доверительным, что, казалось, сам Максвелл не отдавал отчёта своим действиям, чувствуя себя донельзя комфортно. В этом жесте не было ничего непозволительного — Грачи и Джейкоб часто так делали, когда хотели похвалить кого-то, — это практиковалось наравне с похлопыванием плеча. Однако всегда такое прикосновение получалось мимолётным, но сейчас…       Сейчас ладонь Максвелла в перчатке лежала на шее Фрая и не собиралась исчезать, пока её хозяин вещал что-то с весьма одухотворённым видом. Когда же пальцы вдруг пришли в движение и начали медленно поглаживать кожу, задевая волосы, Джейкоб ощутил себя, как в той крошечной пристройке, где они скрывались от Висельника.       Голова закружилась, а по телу разлилось лишавшее сил тепло.       — …только представьте Джейкоб, — сквозь горячую пелену прорвался голос Рота, — если бы мы могли разделить Лондон и властвовать им, не скованные волей таких, как Кроуфорд Старрик и его собачонок.       — Разделить Лондон? — глухо откликнулся ассасин, и, не узнав собственный голос, шагнул к окну.       Пальцы скользнули по шее вбок и исчезли. Дышать стало легче, но вместе с тем возникло необъяснимое чувство, некий осадок.       Фрай вышел на пустой балкон и приблизился к каменному ограждению. Он пил вино большими медленными глотками; на крыше здания, что немного левее расположилось на другой стороне улицы, огромные буквы красно-кирпичного цвета складывались в надпись «Старрик и Ко». Такими конструкциями пестрил весь город, рекламируя товары и услуги из всех сфер жизни столицы, начиная от ресторанов и посуточной аренды комнат, заканчивая мыловаренными фабриками.       Компаний, в чьём названии присутствовала фамилия Кроуфорда, было больше всего.       Максвелл остановился слева, опираясь разведёнными руками о широкую балюстраду. Бутылку и стакан с нетронутым вином он поставил перед собой.       — Я люблю этот город, Джейкоб, — тихо сказал Рот, и слух Фрая нежился в бархате его низкого голоса. — Его улицы и загадочную душу. Здесь я смог отыскать всё, что так давно жаждал. Здесь я обрёл свободу, о которой грезил с детства, и теперь я вынужден вновь отвоёвывать её, вырывать из цепких когтей Старрика.       — Свободу творить беспредел во главе банды Висельников? — Ассасин хотел, чтобы вопрос прозвучал, как шутка, но получился скорее осуждающим. Боковым зрением он видел, как Максвелл наградил его долгим взглядом и ответил, понизив голос ещё на полтона, заговорив на грани вкрадчивого шёпота:       — Свободу делать то, что пожелаешь. Не следовать глупым правилам и моральным ограничениям, придуманным трусливыми идиотами.       Неожиданно для Рота Джейкоб рассмеялся. Повернувшись к Максвеллу лицом, он прислонился бедром к ограждению.       — Значит, по вашей логике, каждый, кто скован теми или иными правилами — трусливый идиот?       Фрай постукивал пальцами по стакану, выгнув бровь, но Рота это нисколько не задевало. Казалось, за видимым снисхождением он сумел разглядеть то, что ассасин пытался скрыть: слова главаря Висельников его оскорбили.       — Что бы нам не навязывало общество или наставники, любое знание можно подвергнуть сомнению, если оно не совпадает с личными установками человека.       — А что, если сам человек не приемлет те или вещи? Если мораль для него превыше всего? — Джейкоб сам не замечал, как начинал заводиться, отчего речь звучала быстрее и жёстче.       Максвелл же, напротив, сохранял спокойствие, глядя на Фрая с такой ухмылкой, будто видел насквозь все его мысли и стремления.       — Прежде мне не доводилось встречать убийцу с высокими моральными качествами, — разыграл он свою козырную карту, и ассасин проглотил все обвинительные реплики.       Он стоял и, не моргая, смотрел на наслаждавшегося победой Рота. Лёгкий ветерок тревожилего гладко зачёсанные волосы. Нужные слова так и не соизволили прийти на ум, и Джейкоб, фыркнув, потянулся к стакану, допивая вино в несколько глотков; в этих отрывистых движениях Максвелл прочитал поражение, терзавшее душу вместе с давними сомнениями.       — В этом парадокс жизни любого ассасина, — наконец, произнёс Фрай так тихо, что Роту пришлось напрячь слух. Складывалось впечатление, что Джейкоб раскрывал некую тайну и страшился, что кто-то кроме Максвелла мог его услышать, хотя это, конечно же, было не так. — Совершать во благо порой чудовищные поступки. Мы несём мир простым жителям, но для этого нужно убивать коррумпированных политиков и зазнавшихся тамплиеров. Мы понимаем вред слепой веры и стараемся донести это до людей, но не смеем подвергать сомнению собственное кредо. Мы хотим избавить народ от жестоких тиранов, но беспрекословно подчиняемся своему господину. И что бы мы ни делали, мы не в силах избежать от предначертанного.       Отец с детства повторял эти слова: ничто не истинно, всё дозволено. Они врезались в память Фрая так же надёжно, как и объяснение отца: что бы ты не приобрёл, это можно с лёгкостью потерять. Делай, что пожелаешь, но не вреди Братству.       — Джейкоб, дорогой, — протянул Максвелл, — я считаю, что каждый из нас сам вершит свою судьбу.       Ассасин усмехнулся, не решившись переубеждать главаря Висельников.       Слишком разнились их пути. Рота, казалось, ничто не сдерживало в поступках и порывах, Джейкоб же, каким заядлым бунтарём не был, с какой частотой не нарушал правила, от основополагающих принципов Братства не мог отступиться. Только из-за этих глубоких противоречий он был сейчас здесь, в компании того, кого должен считать врагом, и в глубине души ассасин понимал — долго длиться это не могло.       — Что-то вы совсем сникли, друг мой, — Рот легонько толкнул его в плечо. — Не стоит упускать редкие моменты счастья и веселья. Их слишком мало в жизни.       Ответно приподняв стакан, Джейкоб постарался прогнать все мрачные мысли.       Менее чем через двадцать минут они без страха сидели на широком ограждении лицом к городу и, попивая выдержанное вино, смеялись над шутками друг друга: Максвелл едва заметно покачивал скрещенными в лодыжках ногами, то и дело поглядывая на Фрая, который, упираясь каблуками в выступ балюстрады, поставил локти на согнутые колени и едва удерживал себя от того, чтобы не начать жестикулировать — столь живописным вышел его рассказ об утренней встрече с герцогом Эдинбургским. В приступе искреннего смеха Рот запрокидывал голову назад и при этом умудрялся не проливать вино из стакана. Внизу прямо под ними группа леди и джентльменов из шести человек пела песни из известных мюзиклов, что не осталось без внимания: прохожие останавливались, чтобы насладиться хорошим исполнением и поаплодировать в паузах между композициями.       Несколько людей, привлечённые смехом, льющимся откуда-то сверху, изумлённо озирались по сторонам, пока не замечали странную пару мужчин на балконе театра. Покачав головой в неодобрении, люди забывали о них и продолжали идти по своим делам, далёким от того мира, в котором жили эти двое.       — Потрясающая история, Джейкоб. — Максвелл слишком резко наклонил бутылку, когда подливал вина в стакан ассасина, из-за чего порция напитка попала ему на руку. Фрай потряс ладонью, жестом дав понять, что ничего страшного не приключилось, и стукнулся стаканами с Ротом. Цилиндр с наручем и тростью лежали рядом, ветер приятно вплетался в пряди волос, а тело уже немного разморило от выпитого.       — Разве вам не хотелось бы посмотреть на спектакль? — спросил ассасин, намекая на то, что представление было в самом разгаре, а владелец и идейный вдохновитель театра сидел сейчас здесь.       — Он будет сыгран ещё не раз в этом сезоне. — Максвелл вдруг посмотрел на Джейкоба тем особенным взглядом, который его гостю был хорошо знаком. У главы преступного мира Лондона родилась идея. — Идите за мной!       Перекинув ноги через ограждение, Рот с лёгкостью, как будто вовсе не пил, спрыгнул на балкон и поспешил вернуться в здание. Фрай пошёл следом, не забыв прихватить свои вещи, и, оставив их на диване, вместе с Максвеллом вышел в коридор.       Главарь Висельников поманил его к неприметной лестнице, ведущей на этаж выше, и заинтригованный Джейкоб не задавал вопросов, пока они, поднявшись, шли по узкому затенённому проходу, стены которого были наскоро сколочены из досок; в узкие щели проникал тёплый свет. Голоса актёров и звуки оркестра, сопровождавшего спектакль, стали гораздо громче — ассасин без труда различал слова:       — Взгляни сюда! Смотри! Смотри! Ты видишь? Ну что? Раз ты киваешь, говори. Когда гробницы извергают прочь тех, кто зарыт, пусть нам кладбищем будут утробы коршунов…       Наконец, Рот открыл дверь, и они оказались под самым потолком зрительного зала, на небольшом затенённом балконе, где стояли массивные железные рулетки, от которых тянулись вверх толстые цепи и, проходя сквозь отверстия, скрывались в конструкции потолка. Джейкоб догадался, что эти цепи удерживали огромную люстру в центре зала, свет на которой сейчас был потушен.       — Отсюда открывается лучший вид, — тихо сказал Максвелл, и Фрай не мог не согласиться. С технического балкончика партер и сцена были как на ладони; находясь здесь, высоко в густой тени, они были сокрыты от глаз зрителей.       Ассасин взглянул на сцену: там, за длинным сервированным столом, очень похожим на тот, за которым обычно работал Рот, сидели наряженные в средневековые костюмы актёры. Взгляды их устремлены на мечущегося в глубине королевского зала Макбета — он произносил громкие слова, отдающие безумием, в то время как леди Макбет безуспешно пыталась образумить супруга, хватая его за руки и закрывая собой от внимания лордов.       — Кровь проливали в стародавний век, когда закон не правил общежитьем; да и поздней убийства совершались, ужасные для слуха; но тогда дробили череп, люди умирали, и был конец; теперь они встают с челом, пробитым насмерть двадцать раз, и гонят нас со стульев; это хуже, чем самое убийство.       — Новый король, проложивший себе путь на престол убийством, видит призрак сгинувшего по его приказу друга Банко, — пояснил Максвелл, облокотившись на обитое красным бархатом ограждение. Даже в том скудном свете, что доставал до их балкончика, было видно, как подрагивали тонкие усы Рота, подчиняясь движению губ, выгибавшихся в завороженной ухмылке. — Так, терзаемый призраками своих жертв, он начинает потихоньку сходить с ума.       — Слабоват значит Макбет. — Джейкоб забрал бутылку из рук Максвелла и наполнил свой стакан.       — Собственная трусость гложет его. — Помолчав, Рот смотрел на то, как Макбет, бросив золочёный кубок во вновь явившегося призрака, надрывно закричал:       — Сгинь! Скройся с глаз моих! Упрячься в землю! В костях твоих нет мозга, кровь застыла, твои глаза уставились, не видя.       — Кто знает, — закончил свою мысль Максвелл, кончиками пальцев поглаживая острый подбородок, — возможно, каждого из нас будут преследовать призраки чужих прерванных жизней… Я слышал, вы забрали к себе мальчишку.       Последнюю фразу главарь Висельников не выделил ни интонацией, ни жестом, отчего Фрай не сразу вдумался в её смысл, а когда осознал, то недоверчиво уставился на Рота, который, чувствуя направленное на него внимание, продолжал наблюдать за действом на сцене. Только ухмылка из завороженной превратилась в издевательскую, и глаза коварно сощурились.       Джейкоб поразился не осведомлённости Максвелла, нет: в том, что он вездесущ, ассасин не сомневался. Источником изумления было то, что Фрай не понимал, какое дело главарю Висельников было до Джека.       — И что с того?       Рот удовлетворённо хмыкнул, расслышав в голосе ассасина агрессивные ноты. Раз тот защищался нападением, значит, эта тема его действительно волновала.       — Я слышал о нём, — пояснил Рот, впрочем, не торопясь вдаваться в подробности. Он видел, что Джейкоб раздражался, и это доставляло главарю Висельников особое удовольствие.       Максвелл глотнул вина, прежде чем продолжить:       — Его мать была жестоко убита тамплиерами — такое точно не забудешь. Неважно, за что и почему, но вы должны знать, мой дорогой друг, — оттопырив указательный палец на ладони, державшей стакан, он ткнул им в грудь хмурого ассасина, — что мальчишка неуравновешен и подвержен вспышкам необоснованной жестокости.       — Он вовсе не… — Фрай принялся защищать Джека, но Рот отмахнулся от него, как от назойливого насекомого, заставив ассасина замереть с изумлённо раскрытым ртом, и вдруг превратился в средоточие великодушной снисходительности, как будто Джейкоб был глупым птенцом, ничего не знавшим о жизни:       — Умоляю! Разве вы не знаете, из кого вырастают самые отъявленные бандиты и маньяки? Из таких вот детей, запуганных, забитых, в чьём прошлом случились поистине ужасающие события, потрясшие неокрепшую психику. Вы играете с огнём, Джейкоб.       Представления на сцене как будто не стало: столь неважным оно сейчас казалось. Ассасин хотел сказать что-то язвительное, как вдруг его поразила до смешного простая мысль.       — Делаете вывод из собственного опыта, не так ли, Максвелл?       Взгляд Рота стал тяжёлым.       — Я рос в семье артистов и циркачей, промышлявших грабежом и разбоем, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Родители безропотно принимали удары судьбы и на каждое моё возмущение несправедливостью говорили, что «на всё есть своя причина».Именно их глупое бездействие сделало меня тем, кто я есть, так что да, вы отчасти правы, Джейкоб. — Отставив стакан, Максвелл вошёл в присущий ему театральный раж, широко разведя руки в торжестве очевидности мысли, которую сообщил ассасину с мрачной холодностью:       — Однако я не стал серийным убийцей, лишающим жизни всех без разбора.       — С чего вы взяли, что Джек станет серийным убийцей? — вконец запутался Фрай, не понимая, куда вёл этот бессмысленный разговор. Он перенёс вес тела на ограждение, раздражённо глушил вино и старался не смотреть на Рота, опасаясь, что ещё чуть-чуть, и рука сама потянется к револьверу во внутреннем кармане плаща.       — Я этого не говорил, — казалось, своим поведением Джейкоб весьма забавлял Максвелла (память тут же подсунула некогда услышанные от него слова: «Я люблю, когда меня развлекают»), и от этого пустить в ход оружие захотелось ещё отчаяннее. — Но зачастую именно так и случается.       — Наше мнение о детях разнится, — отрезал Фрай, и Рот почувствовал, как от него повеяло ледяной отчуждённостью.       — В таком случае, вам не понравится то, что я задумал.       Лорды покинули сцену, оставив Макбета наедине с супругой: он бродил вдоль стола, схватившись за голову, корона перекосилась и вот-вот норовила упасть.       — Он хочет крови… — бормотал обезумевший и уставший король, не обращая внимания на ходившую по пятам королеву. — Да, кровь хочет крови…       Максвелл взял в одну руку бутылку и пустой стакан и без слов скрылся за дверью. Джейкоб нагнал его лишь на середине узкого прохода, полумрак которого вспарывали тонкие, как струны, полоски света.       — О чём вы? — Ассасин удержал главаря Висельников за локоть и не разжал пальцы, даже когда тот остановился.       — Это будет сюрприз. — Мрачное предвкушение преображало голос Рота всякий раз, и что-то внутри Фрая сладостно замирало в такие моменты, но сейчас подобная реакция вызвала негодование из-за своей неуместности.       Джейкоб потянул Максвелла на себя, заставляя обернуться, оранжевая лента света скользнула по лицу главаря Висельников и пугливо замерла на его плече на несколько мгновений, пока не исчезла вовсе — и по спине ассасина прокатилась ледяная волна, сменившаяся жаром, что растаял на затылке — там, где вновь оказалась ладонь Рота. Он неуловимо оказался ближе. Слух потревожил глухой удар бутылки и стакана о деревянный пол. Вдохнув через нос, Фрай различил едва ощутимый запах хорошего табака, а в следующий миг захотел убить самого себя. Он должен был предугадать, понять, что означал звук упавшей бутылки и стакана.       Другая рука Максвелла теперь сжимала рукоять ножа, чьё лезвие плотно прижималось к горлу ассасина.       — Я тоже умею играть в эти игры, Джейкоб, — произнёс главарь Висельников вибрирующим шёпотом возле самого лица замершего Фрая, намекая на то, как ассасин обставил свой предыдущий визит в театр.       Мысли вяло текли в голове — мысли о том, что из оружия у него был лишь револьвер и метательные ножи в сумке на поясе, но он также был уверен, что не успеет дотянуться ни до одного из них. И дело было не столько в скорости реакции Рота, сколько в дурманящих движениях его пальцев, что бесстыдно пугались в волосах ассасина, запрокидывая голову назад; Джейкоб, чувствуя, как губы растягиваются в понимающей улыбке, подчинился, без страха подставляя шею под лезвие ножа, — уверенный, что в правила игр Максвелла не входило убийство. На долю секунды он ощутил, как губы главаря Висельников мазнули по колючему подбородку — от этого сжалась диафрагма, и Фрай с трудом сдержал стон. С ним происходило что-то невероятное. Он силился вспомнить собственные ощущения от секса с Элизабет или любой другой хорошенькой девушкой, желая отыскать в воспоминаниях нечто отдалённо похожее на густое и липкое, как мазут, чувство, что растекалось сейчас по венам.       Все попытки провалились сквозь неровный бревенчатый пол вместе с самоконтролем, когда лезвие, изменив угол наклона, острым концом заскользило вниз по шее, задев верёвку амулета, с тихими щелчками сосчитало пуговицы на жилете и исчезло, — и тогда ассасин вернул голову в нормальное положение и вцепился в волосы Рота. Раздался звук упавшего стакана и плеск разлившегося вина, что потонуло в шуме аплодисментов, прокатившихся по залу после великолепно сыгранной сцены.       Их носы нечаянно встретились.       Джейкоб едва мог дышать: опустив ладони ниже, пальцами левой руки он ощутил неровный шрам на лице Рота, который перехватил нож рукоятью вперёд и, не выпуская оружия, медленно повёл ладонью вокруг талии ассасина. Придвигая его ещё ближе одной рукой и улыбаясь от восхитительной податливости. Сжимая пальцами другой руки шею ассасина и сходя с ума от близости желанных губ.       Максвелл качнул головой вбок, в приливе чувств ласкаясь кончиком носа о нос Фрая, одним уверенным движением прижал ассасина к себе и с удовлетворением ощутил, как губ коснулось горячее дыхание.       Джейкоб остановился в миллиметрах от поцелуя. Сотрясавшая его тело мелкая дрожь небывалого по силе возбуждения не помешала произнести изменившимся до неузнаваемости голосом:       — В таком случае, мы оба — хорошие игроки.       Не без сожаления ассасин убрал руки от лица главаря Висельников, отступил, ощутив, как соскользнула ладонь Максвелла со спины, и, подняв с пола бутылку и пустые стаканы, обошёл своего несостоявшегося любовника. Чеканя твёрдый шаг по деревянным доскам, Джейкоб бросил короткий призыв привычным насмешливым тоном:       — Пойдёмте, Максвелл, представление почти закончилось.       Слушая удаляющиеся шаги ассасина, Рот дотронулся до губ, что против воли кривились в усмешке: до окончания «Макбета» оставалось ещё целых два акта.