Ничто не истинно, всё дозволено.

      Шестилетний мальчишка-беспризорник Фредди, погрев руки у масляной лампы, маленьким ножичком вытачивал деревянную фигурку собаки. Его укрытие за большими скользкими валунами на берегу Темзы не просматривалось с доков, зато отсюда открывался отличный вид на реку. Вчера ему и трём ребятам рано утром посчастливилось наткнуться на утопленника, в чьих карманах обнаружилось несколько монет, а на руке — золотой перстень. Фредди надеялся, что нынешняя ночь окажется такой же удачной, однако он и предположить не мог, какая картина предстанет перед его глазами.       Сначала сквозь тихий шорох мелких волн, что накатывали на каменистый берег, мальчишка услышал скрип досок причала. Выглянув из-за высокого валуна, он увидел гружёную телегу, которую толкали к воде бандиты в красных одеждах. Луна пряталась за тучами, густой мрак надёжно укрывал Висельников. Они решились зажечь факел лишь у самой воды.       Фредди погасил лампу и, притаившись, наблюдал за действом: убедившись, что телега надёжно стояла на краю причала, бандиты стянули с неё плотную тёмную ткань. Беспризорник силился разглядеть в бесформенной куче груза нечто определённое, но всё было тщетно.       Пока свет факела не выхватил на несколько мгновений из темноты неподвижное тело мужчины: двое Висельников, взяв его за руки и ноги, раскачали и бросили в реку. С громким всплеском вода поглотила мертвеца и привязанный к нему камень.       Фредди прижал грязную ладошку ко рту, чтобы не выдать себя вскриком.       Казалось, трупам не было конца — на двенадцатом счёте мальчишка как можно тише покинул берег, то и дело оглядываясь в страхе, что его заметят.       Всё обошлось. Сердце гулко билось в груди ребёнка, пока он бежал по переулкам Саутуарка, спрашивая у других беспризорников, как давно те видели поезд ассасинов. К счастью, Фредди не пришлось тратить много времени на поиски, и он нагнал поезд у моста Ватерлоо.       Грачи усадили мальчишку на кожаный диван, дали воды; один из бандитов, игравших в карты, кивнул соседу, и тот прошёл в следующее купе, чтобы разбудить Джейкоба.       — Если ты с плохими новостями, парень, — сказал ребёнку громила, сбрасывая на стол двух тузов, — то сочувствую. Наш предводитель ведь день был в поганом настроении.       Фредди выпил воду и, сжав стакан, тихо вздохнул. По рассказам других беспризорников мистер Фрай не отличался дурным обращением с детьми…       Джейкоб спал беспокойным сном, то и дело просыпаясь, постоянно слышал стук колёс поезда и отдалённую болтовню Грачей. Прошедший день выбил землю из-под ног — он никогда не ощущал столь сильного отчаянья и растерянности, как сегодня.       В какой-то момент уставший организм сдался, и сознание отключилось от реальности, перенося ассасина в мир сновидений.       Он был в Кроули. Стоял солнечный летний день.       Джейкоб лежал на зелёной лужайке перед домом, чувствуя спиной мягкую траву. В душе царило спокойствие и безмятежность.       — Джейкоб, дорогой… — раздался ласковый шёпот, и Фрай открыл глаза.       Максвелл лежал совсем рядом на боку, опираясь на согнутый локоть, пальцами другой руки вертел длинную травинку. Он немного щурился от солнца, приподняв угол рта в расслабленной улыбке. На нём не было привычного длинного пиджака и жилета, рукава белой рубашки небрежно подвёрнуты. Джейкоб протянул руку к алому шарфу и сжал мягкую ткань, чувствуя слегка выступавшие вензеля мелкого узора; Рот наклонился к Фраю, загораживая яркий свет, и они соединились в поцелуе. Затаив дыхание, ассасин опустил веки и, вторя плавным движениям губ Максвелла, сомкнул руки у него за спиной в желании обнять, но лишь горячий воздух проскользнул между пальцев. Главаря Висельников как не бывало…       — Мистер Фрай, проснитесь, — кто-то осторожно тряс Джейкоба за плечо, пока тот с терпким вкусом разочарования возвращался в реальность.       — В чём дело? — Отбросив бордовое покрывало, он опустил ноги на ковёр и потёр глаза основаниями ладоней, чувствуя безмерную усталость, разбавленную раздражением.       — Один из беспризорников хочет вас видеть, — сообщил Гарри, и Фрай кивнул в знак того, что сейчас придёт.       Гарри оставил ассасина, но тот не торопился подниматься с дивана. Яркие картины сновидения стояли перед взором, а губы всё ещё ощущали прикосновения губ Максвелла.       — Чёрт тебя дери, Рот, — со злостью пробормотал Джейкоб, вставая, и, сняв плащ с вешалки, на ходу надел его.       Он думал, что не способен испытывать ненависть сильнее той, что удушающей смолой разливалась по венам при одной лишь мысли о главаре Висельников, однако ошибся. Новость о неизвестных бедолагах, чьи тела нашли последнее пристанище на дне Темзы, пришпорила Фрая, и он выскочил из поезда в Уайтчепеле — на экипаже он доберётся до «Альгамбры» быстрее.       Когда купол театра показался над крышами домов, Джейкобу бросились в глаза десятки свежих афиш, расклеенных на улицах Стрэнда. Остановив лошадь, он присмотрелся к одному из ярких плакатов.       Взгляд ассасина помрачнел.       Артист в красном пиджаке с головой ворона торжественно разводил руками, приглашая на представление под названием: «Корвус-трюкач». Премьера единственного шоу была назначена на завтрашний вечер.       Приглашение у Фрая имелось…              ***              Джейкоб с лёгкостью запрыгнул на крышу экипажа, а после, открыв дверцу, одним грациозным движением проскользнул внутрь кареты и опустился на упругое сидение напротив изумлённой Перл Эттуэй. Обворожительная улыбка даже не думала сходить с лица ассасина.       — Мистер Фрай. Я же сказала назначить встречу, — напомнила женщина, впрочем, довольно игривым тоном, который так нравился Фраю.       — А я как раз свободен, — ответил он, наслаждаясь тем, как Перл повела бровями и взглянула на Джейкоба с нескрываемой симпатией.       — Хорошо, что вы мне нравитесь.       Держалась она с исключительной гордостью и достоинством, благодаря чему, по мнению ассасина, могла весьма гармонично смотреться в стенах Букингемского дворца. Он принял из её рук листок и прочитал написанное вслух:       — Двигатели внутреннего сгорания?       — За этим странным названием стоит много денег, — сообщила Эттуэй, когда Джейкоб вопросительно взглянул на неё. — Двигатели доставят Миллнеру поездом. Перехватите их, и он будет…безутешен.       — Для этого нужен второй поезд, — задумчиво рассуждал Фрай, складывая листок пополам. — И я как раз знаю, где его взять.       Распахнув дверцу, он собирался выскочить из кареты, когда Перл вдруг схватила его за руку, останавливая.       — Так вы согласны, мистер Фрай?       Взгляд Джейкоба переместился с ухоженной ладони на лицо Эттуэй, и сердце вдруг сладко сжалось: со столь искренней надеждой эта восхитительная женщина смотрела на него. Он намеренно тянул с ответом, пока не повторил слова Перл, зная, что взгляд его был отнюдь не самым скромным:       — Хорошо, что вы мне нравитесь, мисс Эттуэй…       Медленно выдохнув, Джейкоб провёл ладонями по волосам и, сцепив пальцы в замок на шее, открыл глаза. За мутной пеленой дождя янтарные огни фонарей на Вестминстерском мосту расплывались мягкими ореолами.       Ассасин очнулся, когда подошва ног соскользнула с мокрой черепицы, и он, широко размахивая руками, по натянутому тросу пересекал Парламент-стрит. Фрай так и повис на тросе над неспешно проезжавшими экипажами.       За ним будто черти из преисподней гнались: с такой прытью он покидал театр в разгар «Макбета». Забрав оружие и цилиндр из комнаты Рота, Фрай спрыгнул с балкона «Альгамбры» и уже не задумывался над тем, куда вели ноги — в то время как в мыслях царило смятение. Джейкоб не понимал, что подстегнуло его сделать то, что он сделал. Неважно, чем руководствовался Максвелл, когда вторгался в личное пространство ассасина в том тёмном коридоре — истинный смысл его игр Фрай не стремился понять. Собственные действия поначалу выглядели, как достойная ответная импровизация. Когда же прохладный вечерний воздух наполнил лёгкие ассасина, пришло понимание. Сердце не думало успокаиваться, разгоняя горячую кровь по венам — всё потому, что Джейкобу нравилось.       Дьявол раздери его, но он испытывал ошеломляющее по своей силе удовольствие не только от совместных приключений с Ротом. Между ними были разногласия, они видели один и тот же мир ужасающе разным, и Фрай понимал, что их вражда — лишь вопрос времени. Как и то, что этого времени почти не осталось.       В самую первую встречу Максвелл предложил правила обманчивой игры, и Джейкоб согласился — настолько сладка была эта ложь.       После Перл он пообещал себе, что не позволит чувствам хотя бы на миг одержать победу над разумом — и стремительно проигрывал. Потому сейчас, стоя на крыше, Фрай вспоминал Эттуэй и, сравнивая, не мог врать самому себе.       Перл ему нравилась. Максвелл же…       Своими вдохновенными речами о свободе, безумным авантюризмом, наплевательством на условности он разжёг в душе ассасина доселе незнакомый опасный огонь. И отблески этого же пламени Джейкоб видел в глазах Рота всякий раз, когда их взгляды пересекались.       Он вернулся в поезд около полуночи, но ещё долго лежал на диване, глядя в потолок вагона, а в мыслях вялым потоком текли воспоминания о коротком разговоре с Иви в день, когда Фрай получил первое письмо от Максвелла.       — Ты была права, сестрёнка, — пробормотал он, подкладывая под голову подушку, — мне не стоило с ним встречаться.       Всю последующую неделю Джейкоб занимался делами банды, охотясь на тамплиеров, и обучал Джека. Буря в его душе улеглась, уступив место насущным проблемам, лишь в одну ночь произошло нечто странное, о чём ассасин впоследствии с уверенностью не мог сказать: сон это был или явь. Что-то разбудило его, толчок от дёрнувшегося на рельсах поезда или некое предчувствие — Фрай открыл глаза и в ночном полумраке вагона вдруг увидел его.       Максвелл стоял, прислонившись бедром к столу Агнес, курил трубку и ленивыми движениями пальцев вращал глобус на высокой подставке. Табачный дым закручивался у лица, но Джейкоб видел, как блестели глаза Рота, неотрывно наблюдавшие за ассасином.       Фрай зажмурился на несколько мгновений, а когда открыл глаза вновь — Максвелла уже не было.       Джейкоб пришёл к «Альгамбре» на восьмой день и не успел коснуться дверной ручки, как створка приоткрылась, и из театра выскочил Рот: он явно спешил по делам, но обрадовался, увидев ассасина.       — А, друг мой! За мной! — не замедляя быстрого шага, он поманил Фрая к экипажу. — Я вам кое-что покажу.       Джейкоб видел его привычно резкие движения, искрящуюся мрачным азартом улыбку и чувствовал, как былое напряжение покидало тело и душу. Хотя от очевидной правды было трудно укрыться: это обман, лишь короткая передышка, отсрочка неизбежного. Фрай не смотрел на мир сквозь призму излишнего рационализма, как сестра — скорее, он злоупотреблял легкомысленностью там, где стоило проявить серьёзность. Однако чутьё редко подводило ассасина, и сейчас оно звонило во все колокола лондонских часовен.       — Такие, как Старрик, строят мир вокруг своих желаний, отнимая у нас право на мечту, — вещал Максвелл, покачиваясь на козлах рядом с Джейкобом. — И потому мы должны…       — Напасть! — закончил ассасин очевидную мысль.       — Именно. Чего бы это ни стоило, Джейкоб.       «Чего бы это ни стоило».       Именно эти слова звучали в голове Фрая, когда, вытащив последнего ребёнка из горящей мастерской Старрика, он попытался откашляться от едкого дыма и поднял взгляд туда, где всего минуту назад стоял рядом с Максвеллом.       Разгоравшийся багряно-оранжевый рассвет заливал пустую крышу.       Липкое чувство предательства заполнило пустоту внутри Джейкоба. Он бежал к «Альгамбре», подгоняемый жгучим гневом, и не представлял, какая сила удержала его от того, чтобы с разбега не зарядить кулаком по лишённому эмоций лицу Льюиса.       — Я должен его увидеть! — Фрай напирал на камердинера, но тот с лёгкостью и удивительной вежливостью отодвинул его от себя, преграждая путь к чёрному входу.       — Мистер Рот оставил для вас подарок.       Эти слова заставили ассасина остановиться и в растерянности принять небольшой деревянный ларец с запечатанным конвертом. Он взял в руки письмо, отступая, и вновь взглянул на Льюиса, когда тот добавил:       — Предупреждаю вас, мистер Фрай: когда мистер Рот злится на одного, страдают все вокруг.       Джейкоб хотел бы посчитать Миллса отстранённым, но в его взгляде он различил ровно те же эмоции, что в самую первую встречу: смирение и обречённость. Отныне это приобретало иной смысл.Он медленно отдалялся, раскрывая конверт, и не видел, как Льюис, приоткрыв дверь чёрного входа, прислушался: из театра доносились приглушённые стенами обезумевшие вопли людей и крики о помощи…       Погожий день радовал жителей столицы, в кустах щебетали птицы, вторя шуршанию воды в фонтанчике; Джейкоб сидел на одной из скамеек в сквере, невидящим взором уставившись в мелкий гравий под ногами. Тёплый ветерок шевелил край письма, что ассасин держал в руке.              

«Мой дорогой Джейкоб. Увы, наши с вами приключения подошли к концу. Но они надолго оставят след в моей памяти. Успехов вам в будущих начинаниях.

      

Искренне Ваш, Максвелл.

      

P.S.:В вечер пятницы у нас представление. Будет весь Лондон. Прилагаю приглашение»

             Приглашением Максвелл именовал убитого грачонка, лежащего на бархатном дне ларца.       До представления оставалось два дня, и Фрай знал, как их скоротать — тем более что особо изобретать не пришлось. Злоба и отчаянье, наполнившие душу после прочтения письма, придали сил — весь оставшийся день Джейкоб мимолётом ловил взгляды Грачей, настороженных тем, с каким энтузиазмом их предводитель принялся уничтожать логова Висельников, про которых, казалось, вовсе забыл в последние недели.       В эту же ночь на улицах Лондона появились новые афиши.       Отвернувшись от плаката, Фрай ударил вожжами, и меньше чем через минуту экипаж остановился возле «Альгамбры». Решительным шагом ассасин приблизился к парадному входу.       Джейкоб размахнулся и ногой вышиб дверь.       Слуха Максвелла коснулся отдалённый звон сломанного замка и последующая ругань Висельников. Вопреки чувствам, что драматичным оркестровым маршем звучали в душе, ни один мускул не дрогнул на лице Рота. Лишь взгляд сощуренных глаз стал жёстче. С холодной отрешённостью он наблюдал за тем, как до смерти напуганные работники театра выставляли обратно на сцену высокие экраны кровавого цвета и чёрные деревья.       Случилось то, что должно было случиться. Рано или поздно они оказались бы у точки невозврата, где разрешилась их судьба: либо они и дальше идут вместе по пути свержения Старрика, либо нет. И как бы страстно крошечная часть Максвелла не надеялась на положительный исход, результат соответствовал ожиданиям.       — Я больше не играю в ваши игры, Рот!       Он смотрел вслед бегущему к мастерской Джейкобуи ощущал, как гнев заполнял каждую клеточку тела.       Их союз был обречён.       Рот понял это –достаточно давно, чтобы обуздать чувства. Однако он едва сумел остановить руку с ножом, занесённую над полотном Тёрнера — тем самым, что они украли у Старрика.       Вместе.       Взгляд бегал по картинам, ненавистным сейчас, и Максвелл с превеликим усилием заставил себя отойти от них.Отбросив нож, он схватил лист пергамента, окунул кончик пера в чернильницу, медленно выдохнул, успокаивая разум. Обращение «мой дорогой Джейкоб» вышло из-под руки бездумно — насколько привычным оно стало за короткое время.       Шум промчавшегося по улице омнибуса потревожил грачонка, что спал в клетке за шторой, отделявшей спальную зону от остальной комнаты.       Кончик пера с мерзким скрипом чиркнул по пергаменту.       Максвелл зажмурился. Невыносимо.       Птица напоминала ему о Джейкобе. О его Джейкобе.       Который предал.       Отложив перо, Рот распрямился. Полный ненависти взгляд остановился на шторе…       Спустя пять минут с центрального балкона он с упоением смотрел на то, как Висельники, перекрывшие все выходы из партера, убивали актёров «Альгамбры», одного за другим. В них больше не было необходимости.       Грохот выстрелов и сдавленные крики звучали всё ближе. Раздался топот пары ног по ступеням, и Максвелл развернулся, неторопливым шагом ступая по красному ковру; трое Висельников первые выскочили в вестибюль второго этажа с револьверами наготове.       Джейкоб перепрыгнул через две последних ступени и, наконец, увидел Рота в отдалении за спинами бандитов.       — Зачем ты это сделал?! — крикнул ассасин, пытаясь поймать взгляд Максвелла. Разочарование захлестнуло его, когда тот небрежно махнул рукой, отдавая Висельникам негласный приказ, и с незаинтересованным видом отошёл к длинной барной стойке, не удостоив Фрая вниманием.       Будто ассасин перестал существовать.       Ощущения, вызванные подобным поведением, были новы для Джейкоба, но ему не пришлось долго анализировать их, выставляя блок первому удару одного из бандитов и ударив локтем в живот другого, зашедшего со спины.       Максвелл облокотился о высокую стойку и, сцепив пальцы в неизменных кожаных перчатках, через широкий дверной проём наблюдал за тем, как работники театра развешивали картонные фигурки чёрных птиц над сценой. Сохраняя вид безучастный, он тем не менее слышал, как хрустнула челюсть Висельника, встретившаяся с кастетом, как прогремел выстрел — Джейкобу с трудом удалось увернуться от пули. Лишь ресницы Рота вздрогнули, когда ассасин, пропустив тяжёлый удар в бок, охнул от боли. Он постоянно терял концентрацию — оттого, что отвлекался на Максвелла, взбешённый его безразличием. Фрай не мог поверить, что Рот так быстро сдался, в один миг перечеркнув всё, что их объединяло, пускай, столь недолгое время — в том, что главарь Висельников именно сдался, ассасин после прочтения письма не сомневался. И чтобы не оставить Джейкобу никаких шансов, в этот же день вырезал несколько десятков ни в чём неповинных людей.       Ассасин ещё не знал, что на дне Темзы покоились тела театральной труппы «Альгамбры».       Свернув шею одному бандиту, Фрай всадил скрытый клинок в грудь громиле и, схватив за грудки последнего Висельника, протащил его по барной стойке, сгребая бутылки и кружки. Брызги крови упали на рукав Максвелла, когда ассасин убил бандита, а после, вцепившись в пиджак Рота, со всей силы, на какую был способен, толкнул его к стеллажу позади стойки. Ребра полок ощутимо ударили по позвоночнику главаря Висельников, но Джейкобу было плевать: сжимая лацканы пиджака, он всмотрелся в лицо Максвелла, что было так близко к его собственному, и в отчаянии повторил тот же вопрос:       — Скажи, зачем ты это сделал?!       Рот тихо усмехнулся и наконец взглянул на Фрая. И хоть в зелёных глазах переливалось мрачным блеском торжество, Джейкоб увидел оттенок той же горечи, что разъедала его душу.       — Что сделал? — Даже в таком положении Максвелл развёл руками, демонстрируя, что не придавал содеянному той же важности, как и ассасин. — Не задумываясь, свернул шею маленькому грачу? Порубил на кусочки так называемых «невинных»? Внёс посильный вклад в блаженный хаос вокруг? Причина есть, Джейкоб, и она очень проста. Я могу!       — Кто это был? — шипел Джейкоб в лицо Роту. — Чьи тела Висельники утопили в Темзе?       От тихого, предвкушающего отменное веселье, смеха Максвелла по спине Фрая пробежал холодок.       — Я готовлю удивительное представление, мой дорогой Джейкоб. — Главарь Висельников подался вперёд, с мрачным трепетом заглядывая в лицо ассасина, чтобы не пропустить даже тени эмоций, которые проявятся, как только тот всё поймёт. — Прежние актёры более не нужны «Альгамбре».       Теперь главарь Висельников смеялся по-настоящему, когда поражённый ассасин, разжав пальцы, отступил на пару шагов назад.       Джейкоб не мог поверить. Он смотрел на Рота и будто только сейчас видел его настоящего, не искажённого туманом театральных бравад и ярких чувств, бушевавших в душе ассасина в последние недели.       — Я верил тебе! — Злость вновь затмила прочие чувства, когда развеселившийся Рот покачал головой, глядя на Фрая, как на идиота.       — Ты глупец, Джейкоб, — Максвелл наступал на ассасина, сверля его злорадным взглядом, пока край стола не коснулся поясницы Фрая, — раз хочешь одержать победу над Старриком без единой капли крови. Ни одна война не обходится без потерь.       — Потерь можно постараться избежать! — Джейкоб не собирался сдаваться, стоял прямо, расправив плечи, и без тени смущения смотрел в лицо Максвелла, когда они вновь оказались непозволительно близко друг к другу. Прочие чувства заглушала неистовая ярость. — Ты взорвал мастерскую с детьми, не дав мне ни единого шанса вмешаться чуть раньше. Заранее решил всё за меня!       Рот рассмеялся, запрокинув голову, и взгляд Фрая зацепился за открывшуюся на несколько мгновений шею; затем тот шагнул назад и ответил достаточно громко, широко разведя руки и глядя по сторонам, будто вокруг них было множество зрителей:       — Наш союз был обречён с самого начала. Чего ты ожидал? — Было видно, что Максвелл наслаждался отчаянием Джейкоба, потому что от былой горечи в голосе не осталось и следа. На смену ей пришло едкое злорадство. — Вспомни нашу первую встречу и данное мною обещание: можешь прийти и убить меня в этом театре. В конце концов, не зря меня предупреждали о проклятии, что преследует каждого владельца. Рано или поздно «Альгамбру» пожрёт пламя.       Замолчав, Рот смотрел на него с глумливым превосходством, ожидая реакции на сказанное. Фрай резко выдохнул, не веря, что всё услышанное — не плод его воображения.       А в следующий миг крепче сжал кулак.       Голова Максвелла мотнулась, и он, пошатнувшись, чудом сумел сохранить равновесие. Расслабив запястье, Джейкоб смотрел на то, как Рот, согнувшись, ощупывал линию челюсти, на которой от встречи с кулаком вот-вот расцветёт синяк, — а затем он, метнув в ассасина обжигающий взгляд, низко рассмеялся, очевидно, довольный поворотом.       Фраю же было не до веселья. Он не понимал, в какой миг мозг отдал команду, и рука с кастетом опустилась вниз, уступив право удара безоружной руке. В противном случае Рот одним лишь синяком не отделался бы.       В одно быстрое и резкое движение он оказался возле главаря Висельников, — казалось, что за этим броском последует новая атака — однако Джейкоб замер, возвышаясь над Максвеллом, и с болью и сожалением, которые более не собирался скрывать, глядя на него.       — Ты не оставляешь мне выбора, — прошептал он над ухом Рота, заметив, как тот оставил челюсть в покое и неожиданно серьёзно посмотрел на ассасина снизу-вверх.       — Я прощал тебе многое, Джейкоб. Но твою слепоту простить не могу.       Фрай нахмурился и хотел уже переспросить, когда распрямившийся во весь рост Максвелл беспрепятственно и ласково коснулся лица ассасина.       Тот замер.       И вдруг левое бедро Джейкоба ниже сустава пронзила невыносимая боль.       — Я буду ждать тебя, мой дорогой Джейкоб, — произносил Рот на грани сокровенного шёпота, глубже вонзая в ногу ассасина и проворачивая маленький нож с закруглённым лезвием, что до этого прятал в кармане. Даже сквозь перчатки он ощущал тепло хлынувшей крови. — Я вложил в представление всю свою душу.       Фрай сдерживал рвущийся наружу крик боли, вцепившись в предплечье Максвелла, во взгляде которого читалось лишь одно желание, тёмное и бескомпромиссное: желание обладать Джейкобом.       Желание столь же сильное, как и стремление причинить как можно больше боли. Эти две противоречивые вещи шли неразрывно, без остатка заполняя Рота.       Наконец, он таким же резким движением вырвал нож, отступив от согнувшегося в приступе острой боли Джейкоба, который, превозмогая себя, сбивчивым шагом попятился к лестнице мимо распростёртых на полу мёртвых Висельников. Шипя сквозь стиснутые зубы, он с силой зажал ладонью рану.       Более не глядя в его сторону, Рот вернулся на балкон.       Преисполненный злости Фрай сорвал шарф с шеи и, привалившись спиной к стене театра, туго перевязал рану, не обращая внимания на испуганные реплики прохожих. На то, чтобы добраться до поезда, этого должно было хватить. Запрокинув голову, Джейкоб прижался затылком к холодному камню и, тяжело выдохнув, в отчаянии ударил ладонью по стене.       Максвелл решил за них двоих.       Фраю придётся сделать это. Ему придётся устранить того, кто стал ему слишком дорог — сколь сильную злость Рот не вызывал бы у него, Джейкоб не мог обманываться. Как Максвелл упомянул в последнем письме, что их совместные приключения надолго оставили след в его памяти, так и сам король преступного мира Лондона надёжно занял место в сердце ассасина.       Выпив лекарство из небольшого пузырька, Фрай перегородил дорогу одному из экипажей, наглым образом стащив возницу, и, не слушая его ругательств, помчался к железной дороге. Уже в поезде-штабе, вытянув раненую ногу на диване, Джейкоб без сожаления разорвал пропитанную кровью ткань штанов; вытащив зубами пробку из горлышка бутылки, он сделал пару глотков джина и, поморщившись в болезненном предвкушении, полил на рану.       — Дьявол тебя разорви на тысячи кусочков, Рот, — прошипел ассасин, открывая коробочку с иглами, и возвёл глаза к потолку с беззвучным вопросом на губах: «За что?», когда услышал за спиной голос сестры:       — Это он так тебя? — Иви опустилась на корточки перед братом и, несмотря на мрачный взгляд, забрала у него коробку, самостоятельно достав иголку с ниткой.       — Мы с тобой вроде как не общаемся, — с издёвкой, почти неразличимой в голосе из-за испытываемой боли, ответил Джейкоб.       Продевая нитку в ушко иглы, Иви покосилась на брата.       Всё испортилось на прошлой неделе, пока ассасин уничтожал логова тамплиеров одно за другим, не особо заботясь о последствиях. Тогда они не на шутку поругались. Не спасал ситуацию и единственный хрупкий мостик, соединявший близнецов: Джек и его обучение. Джек, про которого Фрай совсем забыл.       — Финал уже близок. — Иви сделала первый стежок, осторожно стягивая разорванную плоть. — Почти все приспешники Старрика уничтожены. Он жаждет завладеть Плащаницей, и мы должны ему помешать.       — Ты права, сестрёнка, — Джейкоб вновь приложился к бутылке. — Почти все.       Слишком понимающей выглядела Иви.       Она никогда не видела его таким. Острые углы характера Джейкоба смягчались его несерьёзным отношением ко многим важным вещам — с другой стороны, это помогало ему легче преодолевать жизненные невзгоды.Однако то состояние, в котором Иви застала брата вчера утром, не поддавалось никакому описанию.       Он был зол и растерян одновременно. Он совершенно не хотел идти на контакт, и в конечном итоге выскочил из поезда, так ничего и не объяснив.       Уже потом Иви заметила деревянный ларец, что лежал на полу возле вешалки под кучей бумаг. Ассасин открыла его, и сердце пропустило удар.       Мёртвый птенец насторожил её. Нетрудно догадаться, кто вручил Джейкобу столь неординарный подарок. Больших усилий стоило сдержаться и не побежать к «Альгамбре» в тот же миг.       — Жить будешь, — заключила она, отрезав нитку, и оставила брата, чтобы тот мог наложить повязку и переодеться. Иви не видела, как Джейкоб, желая задержать её, поднял руку, но быстро передумал.       Утро только разгоралось за окном.       Уже к полудню Фрай, превозмогая отголоски ноющей боли в ноге, взбирался по крышам Вестминстера и набережной Темзы, отвоёвывая у Висельников последние подвластные им районы.       Пути назад не было. Как сказал Максвелл? Их союз был обречён с самого начала? Что же, Джейкоб изо всех сил старался соответствовать этому утверждению.       К ночи Лондон был под полным контролем Грачей. Столица принадлежала ассасину. Оставалось лишь свергнуть короля.              ***              Джек с интересом рассматривал товар в лавке, не замечая, с каким беспокойством Иви иногда поглядывала в его сторону.       — Прошу тебя, не вмешивайся, — тихо повторил Генри и услышал лишь недовольный вздох: поставив нож на кончик лезвия, Иви вращала его между пальцев, не беспокоясь о том, что расковыряла дырку в столе ассасина.       — Я готова прямо сейчас ворваться в проклятый театр и перерезать глотку этому Роту, — так же тихо ответила она. Вращение ножа нисколько не успокаивало; раздосадованная, Фрай спрятала его в сумку на поясе и хотела ещё что-то добавить, как в разговор вмешался Джек.       — Джейкоб поэтому не назначил день следующих занятий? — Мальчик подошёл к ассасинам, и Иви захотелось вцепиться в волосы от того, с какой верой и восхищением ребёнок произносил имя её опального братца.       — Он сейчас переживает не самые лучшие времена. — Как и всегда, Генри излучал спокойствие и уверенность, которые неминуемо действовали на собеседника. Вот только на этот раз Иви не поддалась его чарам. Хотя и смогла ответить на вопросительный взгляд Джека мягкой улыбкой и подбадривающим кивком.       — Я боюсь за него, — призналась Иви, встав со стула, и отошла к витрине. — Боюсь, он может нажить проблемы.       — Больше тех, что уже нажил? — усмехнувшись, ассасин приблизился к Фрай и увидел, как уголки её губ вздрогнули в намёке на мимолётную улыбку.       — Скоро всё закончится. — Иви смотрела на ночной Уайтчепел по ту сторону стекла так, будто на окутанных туманом фасадах зданий видела картины ближайшего светлого будущего. — Старрик будет повержен.       Они взглянули друг на друга, и Иви почувствовала, как Генри легко сжал её ладонь. Это хотя бы ненамного отодвинуло беспокойство за брата на второй план.       Брата, который в эту самую минуту сидел в открытом проёме последнего вагона поезда-штабаи старательно чистил оружие. Хмурый и сосредоточенный взгляд следовал за движениями рук, иногда отвлекаясь на размеренно мелькавшие шпалы.       Начистив дуло очередного револьвера до блеска, Джейкоб отложил оружие и, медленно выдохнув, уставился на тёмную колею, лентой тянувшуюся из-под колёс поезда и растворявшуюся в густом голубоватом тумане. Ассасин не любил туманы — они ухудшали видимость и усложняли работу. Однако несмотря на это он выгнал всех Грачей из поезда. Кроме Джейкоба и, разумеется, машиниста, в штабе никого не было.       Он думал, что чистка оружия в полном одиночестве дарует спокойствие. По крайней мере, так было всегда.       Однако не в этот раз.       Невесело усмехнувшись, Фрай потянулся к точильному камню, как вдруг чуткий слух уловил приглушённый расстоянием и стуком колёс звук.       Рука ассасина замерла в воздухе. Все мышцы разом напряглись. Вскочив на ноги, Джейкоб мгновенно прижался спиной к стене вагона и, бесшумно подняв с пола кукри, вновь прислушался.       Он слышал, как кто-то запрыгнул на крышу. Глядя в проём, Фрай ждал шагов или мимолётной тени, но ничего не происходило. Решившись, ассасин в пару сильных рывков забрался на крышу, даже не поморщившись от боли, возникшей в раненой ноге, но никого не обнаружил. К тому же, из-за густого тумана он едва ли мог видеть противоположный край крыши.       И всё же чутьё не подводило: Джейкоб ощущал чужое присутствие. Он пробежался по скользкой от тумана крыше и бесшумно спрыгнул на соединение между вагоном Грачей и своим личным вагоном, как вдруг сознание захлестнула горячая волна.       Фрай не спутал бы этот абрис ни с каким другим.       Максвелл Рот стоял ровно там же, где Джейкоб увидел его несколько ночей назад, приняв за смутный образ из слишком реалистичного сна: прижавшись бедром к краю стола Агнес, он ленивыми расслабленными движениями раскручивал глобус на высокой подставке. И хоть в этот раз при нём не было курительной трубки, взгляд главаря Висельников не отрывался от приближавшейся фигуры ассасина ни на миг.       — Что тебе здесь нужно? — спросил Фрай со всей враждебностью в голосе, на какую был способен. Кончик лезвия кукри в его руках указывал в пол, что едва ли могло вселить чувство обманчивой безопасности, но Максвелла оружие не беспокоило.       — Мир столь велик, мой дорогой Джейкоб. — Он опустил взгляд на глобус, который после нескольких оборотов явил взору Северную Америку. — Англия уникальна, но не стоит останавливаться лишь на одной стране.       Джейкоб не пытался разгадать, к чему клонил Рот.Что-то поднималось в его душе, заставляя руки немного трястись, что-то сильно напоминавшее ярость, но с иным горьким привкусом.       — Свобода, Джейкоб, — продолжал Максвелл, любовно обводя кончиками пальцев контуры материка на глобусе, — столь легко достижима. Стоит лишь протянуть руку.       Фрай хмурился, утомлённый театральной бравадой Рота: что бы тот не сказал, исхода это не изменит. Ассасин не сразу смог пошевелиться, когда шагнувший к нему Максвелл беспрепятственно коснулся его лица. Однако эта незатейливая ласка длилась недолго.       Джейкоб опрокинул главаря Висельников на пол. Тихо свистнул рассечённый клинком воздух, по краю лезвия пугливо скользнула тонкая полоска света фонаря, закравшаяся между оконной раной и не полностью опущенной шторой.       Возвышаясь над Ротом, Фрай тяжело дышал и думал, не покончить ли со всем этим прямо сейчас? Замахнуться и всадить клинок в беззащитное горло?       Однако Максвелл смеялся так, будто вовсе не боялся смерти.       — Совсем скоро, мой дорогой Джейкоб, ты поймёшь, — шептал Рот так тихо, что ассасину пришлось наклониться, — что вырос в ложных идеалах. Совсем скоро твоё кредо пошатнется, и всё, во что ты верил, рухнет.       Фрай хотел уже переспросить, когда вдруг ощутил тёплые сухие губы Максвелла на своих губах. Лишь короткая заминка, секунда осознания, — и его бесцеремонно перевернули на спину. Вспыхнуло и погасло ощущение лёгкой боли: переворачиваясь, он ударился локтём о резную ножку дивана; однако новый напористый поцелуй заглушил прочие мысли. С силой вцепившись в волосы Рота, Джейкоб прижал желанного любовника к себе, открывая рот и замирая от сладостной встречи языков, утопая в чувстве сожаления и горечи, коими был пронизан этот поцелуй. Пальцы разжались сами собой, скользнув по шраму на лице Максвелла; Джейкоб открыл глаза и встретился с его взглядом.       — Ты не оставляешь мне выбора, — повторил ассасин слова, сказанные былой ночью в стенах театра, и не ожидал услышать в собственном голосе нотку надежды на то, что судьбу можно обмануть, что на правила можно наплевать, а людей можно изменить.       Нотку глупой надежды.       — Лучше яркий финал, мой дорогой Джейкоб, — едва слышно ответил Рот с несвойственной ему любовной мягкостью в голосе, — чем долгая и скучная жизнь.       Одна за другой пуговицы на жилете ассасина поддались пальцам Максвелла, пока он неотрывно вглядывался в зрачки Джейкоба, почти полностью поглотившие радужку, — не встречая сопротивления и наслаждаясь небывалой покорностью. Вскоре и пуговицы на рубашке перестали быть помехой, и Рот коснулся губами груди ассасина, почувствовав, как тот перестал дышать на пару мгновений. Бездействие Фрая длилось ровно до тех пор, пока ладонью Максвелл не устремился к паху, расправляясь с застёжками и ныряя под ткань брюк, — тогда Джейкоб, вновь притянув Рота для поцелуя, бесстыдно выгнулся навстречу желанным прикосновениям, ощущая, как горячие волны нараставшего возбуждения собирались у твердеющего члена. Он упустил момент, когда влажных губ коснулся прохладный ночной воздух, но перед глазами тотчас потемнело, а пальцы инстинктивно вцепились в ворс ковра, как только ощущение пальцев вокруг члена сменилось одуряющим теплом чужого рта. Из груди Фрая вырвался дрожащий вздох, и он, скосив взгляд вниз, наблюдал за немыслимой картиной того, как Максвелл ласкал его, всё чаще срываясь во мрак накатывавшего удовольствия, — пока в один миг не осознав, что развязка близка, не потянул Рота за плечи на себя, вынуждая подняться. Джейкоб успел разглядеть тень непонимания на его лице, на что ответил свойственной ему одному кривой ухмылкой, рывком стащил пиджак с плеч главаря Висельников, и пока тот выпутывался из рукавов, расправился с пуговицами на рубашке.       Максвелл опустился на бок, и они тотчас прильнули друг к другу, сходя с ума от соприкосновения обнажённой горячей кожи. Это ощущение пьянило не хуже самого крепкого вина, заставляло сердце биться чаще, а дыхание срываться. Фрай бездумно покачивал бёдрами, ласкаясь членом о живот Рота, влажный от предсемени, и впился зубами в плечо любовника, когда вдруг почувствовал, как их члены соприкоснулись. Зажмурившись, Джейкоб увлёк Максвелла в долгий и яростный поцелуй, теряя голову от ощущений, без страха отдаваясь им. В какой-то момент он осознал, что брюки стянуты до икр, что Рот, просунув колено между бёдер ассасина, опустился чуть ниже — так, чтобы, кусая за ключицы, прижаться горячим членом к ягодицам Фрая и, двигаясь, раздвигая их, то и дело касаться влажной головкой ануса. От этого Джейкоба захлестнуло, и он, потянув Максвелла за волосы, с громкими стонами кончил, сквозь пелену удовольствия ощутив, как тот догнал его спустя несколько движений.       Они лежали на жёстком ковре без движений, и лишь поезд-штаб, покачиваясь на рельсах, разрезал таявший в первых солнечных лучах туман, оставляя позади последние крупицы надежды.       Иви нашла брата в последнем вагоне штаба, когда солнце стояло высоко над крышами домов: Джейкоб сидел в пустом проёме, свесив ноги, и с несвойственной ему серьёзностью и сосредоточенностью точил лезвие кукри.       — Джейкоб, — она хотела коснуться плеча брата, но в последний миг передумала. — Всё в порядке?       Проведя пару раз лезвием по точильному камню, Джейкоб поднял голову, и Иви увидела, как его губы растянулись в неискренней улыбке.       — Всё замечательно, сестрёнка.       Он вернулся к своему занятию; Иви же, ощущая неприятный ком в горле, нашла в себе силы оставить брата в покое.       Оставшись в одиночестве, Джейкоб отложил оружие и без интереса посмотрел по сторонам, определяя местоположение поезда.       Вокзал Виктория.       Фрай не мог знать, что следующим утром, когда последний дым от пожара в «Альгамбре» рассеется, на одном из перронов среди множества пассажиров, спешащих занять свои места в поезде до Саутгэмптона, он заметит Льюиса: тот будет стоять, неподвижный среди толпы, и смотреть на ассасина без тени удивления, так, словно их встреча была запланирована.       Джейкоб не мог знать, что камердинер передаст ему ещё одно письмо от своего хозяина.       Последнее письмо.