Не все геи — пидоры

      А он, между прочим, поверил.       Поверил и решил, что спасся. Подумаешь, лажовая история. С кем не бывает. Но главное — это опыт, а опыт приобретён бесценный: ни за что на свете не ходите дети, не ходите дети по гей-клубам, блядь!       Но. Катастрофа внезапно выбралась за пределы одного отвратительного вечера, села на шею, затянулась косяком и заявила: чувак, тебе интересно.       Интерес же создавал огромные проблемы, настолько огромные, что на их фоне лажовая ситуация с фальшивым изнасилованием выглядела маленькой пушистой овечкой и блеяла беззвучно. Составляющих оказалось немного, всего две: футболка и фантазия.       Первая была безнадёжно разодрана, чем-то испачкана, пропитана запахом сигарет, но так и не выброшена к каким-нибудь чертям. Она, серая сволочь с неоново-зелёным принтом в стиле граффити, лежала на подоконнике, светя торчащими из шва нитками. Лежала, напоминала и бесила.       Вторая проблема была заражена. Это вирус — иначе Елисей не мог объяснить того, что память с упрямством разъярённого носорога откидывала его в клуб, в жёсткие полуобъятия Лена и хватку животного ужаса.       Дело было в том, что это оказались самые яркие эмоции в его жизни. По силе адреналиновой атаки они не могли сравниться ни со скейтом, ни с велосипедом, ни с бомбой парка развлечений под названием «Биг-бен», представляющей собой шестьдесят метров чистейшего страха.       Катастрофа улыбнулась: в правильном направлении мыслишь, детка. Тебе интересно.       — Ёлик, как отдохнул? — вопросил ублюдок Мишаня. Будь он поблизости, то получил бы за это в глаз, но Мишаня, увы, находился лишь в зоне доступа сотовой связи.       — Больше никогда не буду играть с тобой на спор, — прорычал Елисей. — Меня чуть не трахнули уёбки в стрингах!       — Но не трахнули же, — загоготал Миша. — Да ладно тебе, я твою латентность за версту чую. Сколько можно прикрываться гомофобией?       — А гибель свою преждевременную ты случайно за версту не чуешь?       — Не рычи, Врублёвский. Уж ярких впечатлений ты точно хватанул.       Ответить на это было нечего, поэтому Елисей послал Мишаню на хуй и отключился.       Яркие впечатления. Впечатления яркие.       Невыносимая боль в плече. «Кричи». Скольжение члена по ложбинке между ягодиц…       — Сдохни нахрен! — заорал Елисей, накрывая себя подушкой с намерением убиться и поскорее.       — Чё ты разорался? — дверь в комнату приоткрылась, и братская голова, облепленная влажными волосами, просунулась внутрь. Елисей увидел голову в подушко-матрасовую щель и издал такой тоскливый стон, что все волки мира отправились в сторонку нервно курить и сдыхать от зависти.       — Вопрос на засыпку, — резко сев, Елисей пристально уставился на Русланово флегматично-незаинтересованное лицо.       — Кого засыпаем, таки хороним?       — Мою нравственность, — с готовностью отбил Елисей. — Может натурал заинтересоваться кем-то своего пола в определённых… обстоятельствах?       — Заинтересоваться, влюбиться или захотеть? Не смешивай в одно разноплановые понятия и ставь вопрос конкретнее, я тебе не гадалка.       — За… интерехотеть, — крякнул он. — Если был до усрачки напуган?       — У-у-у, — Руся потряс волосами, и со слипшихся прядей накапало на фальш-линолеум «под дерево». — Вопрос ориентации? Если уж на то пошло, ты не натурал.       — А кто?       — Дедушка Фрейд сказал бы, что ты врождённый бисексуал, как и все мы. А я скажу, что до одиннадцати лет ты разве что к табуретке не подкатывал. Что касается испуга, ещё проще. Ты — адреналиновый торчок. Смирись и не ори.       Руся хлопнул дверью, а Елисей задумался. Выходит, не всё так просто.       Оживившись на волне своих размышлений, он выбрался в коридор и пошёл по влажным следам в комнату брата.       — Русь, — теперь настала его очередь сунуться за дверь.       Руслан стоял посреди комнаты в чём мать сотворила и раздражённо трепал волосы полотенцем. На появление Елисея он никак не среагировал, даже не вздрогнул.       — Чего?       — Что мне теперь делать? Как это забыть?       В равнодушном взгляде оливковых глаз вдруг мигнуло недоброе веселье. И пропало. Редкое явление.       — Если тебя зацепило, не получится. Ты будешь воспроизводить травмирующий опыт снова и снова, пока не схватишь невроз либо пока не сможешь себя перебороть. Зная тебя, советую — иди к своему пугающему парню и любым способом победи страх. Всё, съебись.       — Спасибо за консультацию, Фрейдоёб, — буркнул Елисей, закрывая дверь.       Иди, значит.       Куда иди, опять в гей-клуб?       Нет. Ни за что. Никогда!       — Серьёзно? — неверяще вздохнул Валентин, с высоты балкончиков наблюдая за тем, как один очень недоходчивый паренёк ищет неприятности на свой хорошенький жопец, то тут, то там натыкаясь на заинтересованные физиономии посетителей гей-клуба.       Елисей — вспомнил он, делая глоток коктейля. Лёд тихо бренчал о стенки стакана, музыка навязчиво гудела в ушах, к округлостям паренька липли похотливые взгляды. Ничего в шестой палате не меняется. Вопрос вот в чём: опять спасать или нафиг его, коль такой тугодум?       Хорошенький жопец тем временем попал в чьи-то загребущие. Лен поморщился, наблюдая за тем, как живо меняется смазливое лицо — шок, осознание, испуг, осмысленное напряжение. Интересный всё-таки кадр, хоть и натуральный дебилёнок.       Неоформившийся мужик, так Лен их называл, этих ребят, с наметившимися мускулами, спортивной фигурой и сладкой запоминающейся мордашкой. Блестящие волосы, русые, с золотинкой — мягкие, как атлас. Пахли зерном. Он запомнил.       Глаза большие, но дерзкие до зубного скрежета. Оливки. Те, что крупные, больше блёкло-жёлтые, чем зелёные. И футболка неизменна, правда, на этот раз чёрная, а джинсы именно такие, какие тут любят, — низкие, обхватывающие тело до мельчайшего изгиба.       Пока Лен предавался праздному созерцанию, дебилёнок Елисей навострил плавники в задник, и стало уже по-настоящему смешно.       — Я тебе что, служба спасения? — фыркнул Лен, направляясь к лестнице.       Он прибыл как раз вовремя, чтобы отцепить от жертвы воодушевлённого Игоря, предлагающего попробовать вейперскую дудку каждому встречному — «жижа заебись и ваще безопаснее курения на девяносто девять процентов»!       — Эй, — грубо позвал он, пнув Игоря по направлению к заднику, — с чем конкретно у тебя проблемы — со слухом, с памятью или с психикой?       — Просто проблемы! — выставив в защитном жесте руки, проблеял Елисей.       Вдруг узнал Валентина и вздохнул с облегчением.       Пришлось тащить этого умника подальше от глубинных уголков клуба, на пятачок второго этажа в безопасную зону под камеры наблюдения.       — Так… — начал «тёрку» Лен, сгрузив Елисея на угловой диванчик. Между прочим, силы ему было не занимать. — Что непонятного в словах «чтобы я тебя тут не видел»?       — Мне надо проверить, травма или нет… — затараторил тот.       Сев напротив, Лен уставился на принт футболки. Это был ананас, разрезанный на части, но с «живыми» жёлтыми внутренностями. Ананасовый сок соплёй стекал вниз, якобы за пределы ткани. Весьма провокационно.       — Так ты гомо?       — Не-не! — Елисей замахал руками, спиной вжимаясь в диванную обивку.       — Тогда что ты делаешь тут на этот раз, стукнутый? Новый спор затеял? — елейно поинтересовался Лен. Раздражение уступило место ехидству. Поиграть с ним, да и пнуть отсюда. Чем не развлечение на вечер?       Елисей внезапно успокоился и посерьёзнел. Пока он что-то обмозговывал, Лен успел дать бармену сигнал на повтор коктейля. Двух коктейлей.       — Я адреналиновый торчок, — наконец родил Елисей.       — Чего?       — Торчок. Адреналиновый. Опасность люблю.       — И?       — В прошлый раз так дало, что я вторую неделю успокоиться не могу, — уперевшись локтями в широко, по-мужицки расставленные ноги, Елисей чуть склонился вперёд. — Поэтому пришёл.       Лен всмотрелся в симпатичное лицо. Легко вытащил из памяти ломкое «не надо» и россыпь благодарностей в машине. «Дало», значит?       — Беда адреналинщиков в том, что они выживают, — взяв два стакана с лонг-айлендом и поставив один на низкий столик, заметил Лен. — И что, ты готов подставить кому-нибудь свою жопу ради мимолётного кайфа? Всё настолько плохо?       Елисей вздрогнул и слегка взбледнул. Со слов Валентина его мучения звучали как глупость избалованного мальчишки, которому совершенно нечем заняться. Даже хуже — как прихоть того, кто, мягко говоря, слегка не в себе.       Катастрофа заржала: только заметил? Чел, ну ты и тормоз.       — А тут не этим занимаются?       От такого вопроса Лена коротнуло. Чтобы успокоиться, он расстегнул верхнюю пуговицу чёрной, как небезызвестная арабская ночь, рубашки, откинулся на спинку дивана и сделал крупный глоток коктейля.       Елисей тоже сюпнул. Аккуратно так. Как будто в стакане мог быть, предположим, яд.       — Вообще-то этим, но из других побуждений. Слушай, шёл бы ты куда-нибудь. На мотоциклы или куда вы ходите, торчки.       — Мне надо только раз. Потом свалю. Честное слово.       Ути-пути, бля. Иначе не назовёшь — и посмотрел просяще, и глазки состроил качественно. Ещё бы на колени упал для завершения образа. Откуда понабрался, этот ни-в-коем-разе-не-гей?       — Чего?       — Могу я попросить показать мне… что и как?       — Теперь трахнуться со мной хочешь или я не до конца тебя понимаю? — желчная улыбочка на лице Лена перешла все возможные уровни ядовитости и теперь находилась на стадии, не предвещающей нихренашеньки хорошего.       — Руся сказал, надо победить страх, — будто какой-то солдафон отчеканил Елисей. — Победа над страхом даст возможность забыть. А иначе — невроз.       — Руся — это кто?       — Брат. Мой брат. Он на психолога учится.       — Это типа «реакция от обратного»?       — Это типа «клин клином», — тревожно заулыбался Елисей, снова соснув коктейля. Губы облизал. Подветренные такие, дерзкие губёшки. Лен легко представил, как живо и симпатично они будут смотреться вокруг его члена. Ко-о-о-лечком.       — Хорошо, давай я просто разобью тебе розовые очки, — усмехнулся он. — Местные геи — это такие существа, которым, собственно, плевать, почему и из-за чего ты сюда притащился. Если готов к траху — рады. Не готов — подготовят. Знаешь, что такое гейский секс без чувств?       — Предполагаю, он анальный, — Елисей собрался в кучу и развесил уши, чуя, что его уговоры подействовали, пусть и не в том направлении, в котором ему хотелось. Или не хотелось? А, чёрт разберёт.       — Предупреждать надо о своей врождённой гениальности, — саркастично поддел Лен. — Это болезненный, унизительный, по-животному грязный процесс. Я могу расписать тебе в красках, что именно и как ты почувствуешь. И в какой момент сбежишь, натуральный мой. Одна теория. Без практики.       Елисей сглотнул, покрутив на низком стеклянном столике свой лонг-айленд. Потом помешал коктейль трубочкой, старательно, словно в данный момент у него с напитком установилась телепатическая связь и вообще он ведьма, в свободное время гадающая на кубиках льда.       — Мне страшно, правда, — тихо сказал он. — Но теория не поможет.       Лен решил попробовать рассмотреть проблему всерьёз. Хорошо, предположим: адреналиновый торчок, проиграв спор, идёт отбывать наказание в гей-клубе, где попадает в передрягу и пугается до смерти. Этот страх заходит ему, как кокаин, в самые нейромедиаторы и вызывает дикий кайф после приёма. Что мы имеем? Натурала, который готов кинуться на грабли с разбега ради ещё одной дозы наркотика. Специфичненько? Весьма.       — Объясни по-человечески, чего ты хочешь? — сдался Лен.       — Хочу убедиться в том, что в геях нет ничего страшного, — немного пораскинув серым веществом, пояснил Елисей. — Возможно, переспать с кем-нибудь и убедиться, что в таком сексе тоже нет ничего страшного.       Мягкий свет красиво подсветил оливковые оленьи глаза. Ой, влипнет пацан, влипнет, как пить дать, в худшую из передряг. На лице написано, что ищет приключений на свою задницу, как Лара Крофт — очередную гробницу. А этим… только дай приключение подкинуть. И пойти сокровищницы искать. Прямо в кишечных тайниках.       — А после ты испаришься?       — Вообще напрочь.       — Что если страшное всё-таки есть? — поиграл бровями Лен. — Ну там, психика рухнет. Всё такое.       — Тогда придётся придумывать новый план, — с неописуемой беспечностью отрапортовал Елисей.       Лен поднялся и посмотрел по сторонам. На втором этаже было намного легче дышать, да и потише, но поганки, знающие, что он не удит рыбу в общем гадюшнике, уже потихоньку наворачивали круги. Кто-то даже метал искры прицельно Валентину. Типа: «А что это у нас за симпатяжка такой залётный? Ну познакомь, не жлобь».       — Ладно. Поехали.       Залётный тут же побледнел до оттенка потолочных белил и отставил свой полупустой стакан подальше.       — Помогу победить страх, — добавил Валентин. — А потом ты свалишь и больше сюда не вернёшься. Смекнул?       Елисей отрывисто закивал и стал напоминать морского котика, подкидывающего мячик на забаву публике.       Час от часу не легче.       — И чем ты занимаешься, помимо съёма геев в клубах? — спросил Лен, заводя машину.       Елисей нервно захихикал, а потом резко посерьёзнел, как будто ему дали по хребту. Зачем-то поправил футболку с ебучим растекающимся ананасом. Почесал затылок. Да уж, пидорасинки, такой, к которой Валентин привык, в Елисее не было ни грамма. Двигался он уверенно, без жеманности, не знал цену своей удивительной красоте и вообще поведением больше напоминал актива. Пушистым становился, только если ему что-то требовалось вотпрямщас, а в остальном — приятный, дерзковатый парень. На такого можно было бы даже запасть.       Жаль, натурал.       — Я студент. Учусь на фотографа. Хочу быть как те, которые в горячие точки рвутся и всё-всё снимают…       — Солдат, митинги, извержения вулканов?       — Да, и экстремалов! — у Елисея так загорелись глаза, что Лен загляделся и едва не пропустил нужный поворот. — Мотокроссы, фристайлы, скейтеров, сёрфингистов! Мечты-мечты… а ты?       — Хочешь знать, не собрался ли ты лишиться заднеприводной девственности с каким-нибудь преступником?       Елисей потупил глаза.       — Да просто интересно…       — Я владею небольшой риелторской конторой, работающей совместно с несколькими крупными фирмами. Подразделение такое. Мы занимаемся только подбором квартир на продажу. И ещё у меня есть доля в гей-клубе. Тоже иногда приходится разруливать дела.       — Ого. Звучит серьёзно.       — И не преступно.       — Да, блин! Не парюсь я, понятно?! Мы же только сегодня… — Елисей неловко заулыбался. — Я не к тому, что мне всё равно, с кем спать. Просто нет предрассудков.       — Мне показалось, что ты немного гомофоб.       — Ну да... не воинствующий, конечно, но пид… геев я не понимаю. Я знаю, что есть что-то вроде «обстоятельств», это ведь не болезнь, но блин, некоторые парни реально выбирают себе подобных вместо девок просто с нихуя. У меня друг один от армии откашивал, заодно гомофобию где-то потерял. Другой друг, тот, из-за которого спор был, и по мальчикам, и по девочкам, и вообще у него каждый день новое увлечение. Такое ощущение, что с жиру бесятся.       — Не хочется признавать, но в твоих словах есть смысл. Некоторые намеренно выбирают этот путь, чтобы избежать каких-то проблем. Для тех людей, которые другой выбор сделать не могут физически, подобные развлечения кажутся сумасшествием. Но, увы, каждый волен выбирать. И миру уже пора с этим смириться.       — Я мириться не хочу. Мне надо, чтобы всё вернулось на круги своя.       — Замечательно — я везу к себе домой гомофобного гетераста, ко всему адреналинового торчка и просто придурка. Лучше не бывает.       — Я тебе понравился, — Елисей вдруг превратился из простака в игривого мартовского кота. Но это был не флирт, а скорее нервная попытка соскочить с темы. — Я тебе понравился и не делай вид, что ты обижен. Тебе по душе натуралы?       — Нет, просто у тебя приятная внешность. А ещё иногда я слишком добрый.       Машина остановилась. Лен хрустнул шеей и вытащил ключ зажигания.       — Не передумал? Сейчас ещё можно убежать.       — А потом?       — Потом я разозлюсь.       — И убежать уже не дашь?       — Наручниками к батарее, детка, — Лен наигранно прищурился. — Боже, да не буду я тебя заставлять. Сейчас припугну и свалишь, пока цел.       — Я намереваюсь дойти до конца! — снова завёл свою шарманку дебилёнок. — Типа… ну…       — Уймись, — махнул Лен, хлопая дверью. Дождавшись, когда Елисей выберется из машины, поставил на сигнализацию и двинулся к подъезду.       В лифте Елисей начал паниковать. Уставился в пол, закусил губу, переступил с ноги на ногу. Валентин наблюдал за его потугами в мужество со снисходительным весельем.       — Слушай, ты же вроде как страх победить собрался.       — Типа того. Только всё равно не по себе.       — Давай ещё раз, для особо одарённых и по пунктам… — Лен чуть наклонился, заглядывая в серьёзные лихорадочные глаза. — Если ты испугаешься, занервничаешь, ощутишь отвращение, не сможешь выдержать, я дам тебе уйти. Спокойно. Уйти. Без каких-либо последствий и проблем, но с одним условием — ты в клубе больше не появишься. Я не собираюсь насиловать тебя, переманивать на голубую сторону и всё в этом духе. Поверь, у меня есть с кем провести ночь. Но, стоит заметить, если тебе в голову вообще приходят подобные идеи, значит, ты не совсем чистый натурал.       — Может быть, — икнул Елисей, кажется, пропустив мимо ушей всю тираду.       Лифт остановился. Лен приглашающе махнул рукой, и они вышли на ухоженную площадку молоденькой многоэтажки.       В квартире у Лена было хорошо. Это была однокомнатная в большом, недавно построенном доме, со свежайшим ремонтом. Елисей ещё с порога рассмотрел книжный шкаф и, стянув кроссовки, пугливой кошкой двинулся по периметру, прижав стратегически важный двусоставный клочок туловища к стене.       — О, это таинственное, полное ловушек жилище гея, — зловеще прокомментировал Лен.       — Я представлял себе несколько другое, — признался Елисей, подползая к книжному шкафу так, будто из него вот-вот полезут змеи. — Типа, плакаты голых мужиков, хуйцы повсюду…       — Я прибрался, — пошутил Лен.       И улыбнулся.       Елисей радостно поймал эту улыбку — в ней совсем не было ехидства, злобы или сарказма. Просто улыбка, просто искренняя и спокойная, украсившая приятное лицо, подсветившая тёмные глаза. И даже слегка смягчившая атмосферу.       — Н-наверное сначала мне надо в душ?       — Ну и ну… натуралы все такие прямолинейные, м? — Лен прижался виском к косяку. — Мы можем выбрать сценарий. Типа: выпить немного вина, посмотреть фильм, сходить в душ, поваляться рядом на кровати, пока ты убеждаешься в том, что геи не страшные. А потом я провожу тебя домой. Пойдёт?       — А секс?       — Он не обязателен. От голода я не страдаю, а тебе ведь только в глаза страху посмотреть?       Елисей выпрямился. Затем сделал шаг, ещё один. Подошёл в упор. Лен обнаружил, что они почти одинакового роста.       — Я… хочу разобраться. Раз и навсегда.       Ещё чуть-чуть приблизившись, он потянулся к его губам. Лен не вмешивался — просто наблюдал за внутренней борьбой и тихонько офигевал от наглости. Подумать только, мелкий болван и правда был экстремалом. Глаза сверкали, словно ему вот-вот предстоит прыгнуть с парашютом или ещё чего похуже.       Выждав с минуту, Лен плавно положил ладонь на затылок Елисея. Тот в ответ упёрся рукой ему в грудь, чтобы расстояние между ними не уменьшалось. Наклонил голову и невесомо поцеловал Лена в щеку. В губы не смог, впрочем, хватило и этого.       — Не горчит? — фыркнул Лен. — Говорят, мужчины на вкус острее женщин.       — Щека как щека, — равномерно пунцовея, ответил Елисей. Чуть наклонившись, он выкрутился из-под руки Лена и двинулся дальше изучать обстановку.       Оная оказалась удивительно уютной. Даже при том, что место было пропитано новизной, всё стояло на своих местах. Постель-полторашка, тумба, причудливый торшер-шар в углу, уже опознанный шкаф, забитый потрёпанными книгами. Большой пенал для вещей, на окне — шторы в виде тонких чёрных и серых нитей. В общий вид комнаты встраивались следы присутствия человека: зарядка в розетке, брошенная белая кружка, ноутбук на тумбе. Приятненько.       Не сравнить с елисеевской комнатой в сталинке. Заклеенной миллионом плакатов и заваленной всякой пылящейся хренью, вроде лыж соседки Татьяны, которые давно должны были оказаться на свалке, и двух старых картин…       — Бу, — напомнил о своём присутствии Лен, с удовольствием наблюдая за волной напряжения, прокатившейся по телу Елисея. — Так что, налить тебе чего-нибудь?       — Э… лучше не надо. Я редко пью, коктейля хватило.       — Ладно, тогда душ в твоём распоряжении. Можешь воспользоваться серым полотенцем.       Елисей кивнул и испарился.       Переодевшись в удобную одежду — домашнюю мягкую футболку и спортивные штаны, Лен взял ноутбук. Осел на кухне, утомлённый непонятно чем. Может быть, он тоже немного нервничал из-за этой истории?       Всё это время он жил в непривычном, новом ритме — скоростной жизни. Быстрые поездки, знакомства, совещания, встречи, ночи, разговоры, секс. Ладно, на секс он тратил немного больше времени, так как любил интрижки, растянутые на несколько этапов. Дразнил дурачков в клубе, влюблял, игрался, чем и создал себе образ жестокого парня, которому только сумбурный перепихон и подавай. На самом деле ему не хотелось привязываться к кому-то одному, было проще притягивать к себе искателей «роковой любви». Тех, кто, узнав о нём, начинали думать, что настоящие чувства всё изменят. Что он, запав на приятную внешность или харизму, кинется в ноги и преподнесёт выдранное из груди сердце на голубом блюде без каёмочек. А он, непреклонно заканчивая амуры, каждый раз умилялся — это же надо быть настолько наивными. И напоследок советовал выбросить сопливые «Пятьдесят оттенков серого» и прикупить «Историю О».       Елисей выбивался из полотна его привычек, как золотая нитка на чёрном шёлке. Непонятная, незнакомая, сама себе на уме — чертовщина ходячая. Его поведение, поступки, мотивы не укладывались в привычную схему.       Но, к сожалению или к счастью, парниша был очень далёк от радужного мира и каких-либо умозаключений, что продемонстрировал, явившись после процедуры в одном полотенце. Лен, всё это время проторчавший на сайте мировых новостей, с интересом проследил за его дефиле сквозь стёкла противомониторных очков.       Кожа у него была замечательная. Гладкая, молочно-персиковая. В ямке ключиц лежала тонкая серебристая цепочка. Приятный, по-спортивному крепкий торс украшали вожделенные квадратики, а заканчивалась данная геометрическая композиция игривой блядской тропинкой.       — Я всё, — легкомысленно сообщил Елисей, садясь на стул.       — Я тоже, — полушёпотом ответил Лен, но быстро понял, что голубая шутка юмора прошла мимо сознания дебилёнка. — Слушай, у тебя по дому когда-нибудь разгуливала полуобнажённая девушка? Такая… предположим, модельная блондинка с восхитительной грудью и жопой?       — Нет, я с братом живу, — недопонимая, к чему Лен клонит, ответил Елисей.       — Так вот — если бы ходила, то она была бы ты. Вот сейчас. Представь-ка на секундочку.       Елисей попытался прикрыть ладонями свои вставшие от прохлады, тёмные сосцы.       — Мда, — Лен покачал головой. — И вправду экстремал. Никакого инстинкта самосохранения.       Он поднялся и снял очки. Елисей вздрогнул, покосился недоверчиво, поджимая нижнюю губу.       — Пойду в душе подрочу, — оскалился Лен и демонстративно ушёл, не оборачиваясь.       Елисей взял очки. Они, тонкие и изящные, красиво отблёскивали зеленью. Он нацепил их на себя и принялся изучать новую обстановку — теперь уже кухонную.       Кухня была, как и спальня, простой и приятной. Мебель в нейтрально-зелёных оттенках, холодильник с двойными дверцами, причудливый цветок на подоконнике. На полу — прохладная салатовая плитка.       Ведомый любопытством, Елисей обошёл стол и скользнул взглядом по открытым вкладкам на экране ноутбука.       «Новости», «ЖЖ», «Вконтакте». Ничего провокационного.       Вроде бы, ни гей, ни его логово ужаса не вызывали. Скорее даже наоборот — вызывали приязнь. Пугала только причина этой временной близости, хотя и она уже не казалась чем-то сверхкошмарным. Пожалуй… неизведанной территорией?       — Как первый трамплин, — сам себе объявил Елисей.       Он просидел в компании тихо гудящего холодильника не больше десяти минут. Лен вернулся одетый в ту же футболку и штаны, но с полотенцем на шее и мокрыми волосами.       — Тебе очень идёт, — сказал он, и Елисей неуклюже стащил очки. — Ну что, раз мы оба «всё», то пошли лечить твою бедную психику?       Елисей уверенно кивнул и собрался пойти следом, но Лен почему-то встал в проходе.       — Что?       — Футболку и труселя хотя бы надень. А то пиздец. Я серьёзно.       И ушёл.       Елисей сглотнул, почесал шею. Нехотя передвигая желейные ноги, сходил в ванную и натянул одежду. Только джинсы оставил на стиральной машинке. Напоследок глянул на себя в зеркало.       Вид у него был ошарашенный. Но даже холодная вода не вернула лицу обычную нейтральную серьёзность. Ладно уж, он пришёл по делу. По делу — и только.       Оттягивать больше не выйдет. Верно? Верно.       Во всяком случае, Лен сказал, он в любой момент может уйти… а потому бояться нечего. Точка? Точка.       С такими вот мыслями Елисей шагнул за порог ванной комнаты, чувствуя себя космонавтом, выбравшимся на неизведанные лунные земли. И ждала его воистину неизвестность.       А ночь неумолимо сгущалась.