***
На следующее после выступления утро я будто почувствовал себя другим человеком. Вот так просыпаешься и понимаешь, что в душе что-то изменилось, будто всё ожило и заиграло новыми красками. Я прикрываю глаза и потягиваюсь в кровати, поднимая руки вверх. Яркие солнечные лучи просачиваются через неплотный тюль и попадают мне на лицо. Приходится жмуриться, чтобы так ярко не светило в глаза. Лень подниматься с постели, хотя чувствую себя достаточно бодро. Ах, подумать только, я вчера выступил в самом популярном ресторане Сеула! А что ещё приятнее — моё выступление оценила публика. Я сейчас вспоминаю это и будто переношусь во вчерашний вечер: приглушённый свет, ужасно много зрителей, они выпивают, пританцовывают. В ушах аккорды фортепиано, глаза прикрыты. Я растворяюсь в музыке, которую написал сам, уплываю в иной мир, где только я и мои желания, мечты, эти завораживающие чёрные глаза… Я резко выхожу из раздумий и пытаюсь стряхнуть с себя это наваждение. Но у меня ничего не получается. В голове только этот взгляд. Все мысли лишь о том, что они настолько бездонны и черны, что просто тонешь в них, погибаешь без права сохранить себе жизнь. Чёрт, почему так? Неужели мне правда понравился этот самый Чонгук? Я не мог себя обманывать, но и делать поспешных выводов не хотелось. Но когда на тебя смотрит такой мужчина, при этом держит твоё запястье, сразу теряешь границы реальности. Путаешься в ощущениях — живёшь ли ты вообще? Чонгук был хорош собой — невозможно не обратить на него внимания. Он был высокого роста, около метра восьмидесяти, на пару сантиметров выше меня; темноволосый, я бы даже сказал, что волосы у него были цвета воронова крыла; с подкачанным телом, мощными бёдрами и крепкой грудью; длинные пальцы рук; слегка большой нос, который ничуть не портил симпатичное лицо парня; аккуратные губы, ярко выделяющиеся скулы и чёрные, бездонные глаза, в которых скрывался нежный и мягкий взгляд. Как я так быстро всё запомнил? Я точно не знаю, но мне всегда было достаточно одного взгляда, чтобы разглядеть и запомнить человека. Я даже обратил внимание на то, что кожа его была намного светлее моей, можно даже сказать, что он казался бледноватым. Также я запомнил, что этот классический чёрный костюм и тёмно-синяя рубашка ужасно шли Чонгуку и подчеркивали все достоинства его молодого и подкаченного тела. На фоне других Чонгук очень выделялся, его сложно было не заметить. Да и как из виду упустишь такого мужчину, который схватил тебя за запястье и смотрел так, будто сам старался запомнить чужие черты лица или даже вообще образ в целом? Чонгук волновал моё сердце, не скрою. Из всех людей, с которыми мне так или иначе приходилось пересекаться, только во взгляде Чонгука я нашёл ту нежность, ту заботу и ласку, которой мне так не хватало. Даже покойный Джон не смотрел так на меня. Нет, нежность и мягкость была, может, даже забота, но так, как Чонгук на меня взглянул… еще никто и никогда не делал подобного. Мои раздумья прервал вошедший Юнги. Он смотрел на меня каким-то отцовским взглядом, прошёл вглубь комнаты и присел на край кровати. — Тэхён, ты знаешь, что нам предложили выступить ещё раз? Он сообщил мне эту новость и внимательно следил за моей реакцией, стараясь сдержать улыбку, но потом всё-таки сдался и слегка поднял уголки губ вверх. — Правда? Мне даже не верится. Восторженно проговорил я, а сам задумался. Дело в том, что тогда мне придётся в кратчайшие сроки снова написать песню, потому что мне не хотелось петь то, что было в репертуаре популярных певцов. Мне хотелось выделяться на их фоне, чем-то отличаться и быть, может, даже лучше них. Ведь писать песни для самого себя — сложно. К самому себе у тебя завышенные требования, ты вечно себя подталкиваешь, когда нет вдохновения или даже желания. Самому себе сложнее угодить, но у меня всё-таки получалось. Просто прикрываешь глаза и думаешь о том, что бы тебе хотелось, тогда текст и мелодия будущей песни приходят к тебе сами. Вот и сейчас, услышав такую радостную новость, я стал копаться в голове и раздумывать, о чём же написать? Но, к моему великому сожалению, моя голова была пуста. — Ага. Ты должен выступить там почти через две недели. Скорее всего, даже позже. Так что, малой, давай не кисни и иди придумывай хоть что-нибудь. Юнги потрепал меня по светлым волосам и покинул комнату, оставив за собой шлейф неприятного табачного дыма. И как только он может курить эту гадость? Я снова задумался. Было сложно найти сейчас вдохновение, потому что я всё ещё окрылен предыдущим выступлением. Хотя должно быть иначе — желание написать ещё одну песню обязано было возникнуть именно после такого ощущения. Но моя Муза явно спала непробудным сном Спящей красавицы и просыпаться сейчас точно не планировала. А надо бы. И так проходит время до позднего вечера: в раздумьях о песне и источнике вдохновения. Хорошее настроение, что было у меня утром, совсем улетучилось, потому что сегодня мне нужно было идти на работу в бордель. Я должен был привыкнуть, что иногда, помимо пения, я ещё продаю своё тело, не так часто, как это было раньше, но дело это я не могу бросить по объяснимым причинам. Я нехотя собираюсь в бордель, медленно покидаю дом Юнги, а затем иду вдоль узеньких улочек. На улице достаточно прохладно, пронизывающий ветер пробирает до самых костей, заставляя меня застучать зубами от холода. Но сильно промёрзнуть я не успел, потому что уже дошёл до места назначения. Вокруг дома «любви, похоти и разврата» горели зазывающие фонари. Они так прелестно переливались цветами, обманным путём привлекая своей красотой, а на деле — самые обычные лампочки. Прямо как люди там: красивая завлекающая обёртка, а в душе — полная гниль. И я ведь не лучше. Вы думаете, у меня в душе осталось что-то светлое? Да, я погряз в этом жестоком мире, я сломлен. Я слишком слаб, чтобы противостоять этому. Единственное, для чего я ещё живу, — это моя мечта и привлекательный блеск чёрных глаз Чонг… Хм, о чём это я? Кажется, я только что неосознанно понял одну вещь — мне безумно нравятся глаза Чонгука, и да, пожалуй, ради них тоже стоит жить. Когда я зашёл в бордель, меня оповестили, что меня уже дожидается клиент. Я лишь кивнул, мол, спасибо, понятно, и проследовал к лестничному пролёту, поднимаясь на третий этаж. Идя по коридору, я вдруг понял, что не испытываю сейчас совершенно никаких эмоций. Ни каких-либо мыслей, ни размышлений, вообще ничего. Я дохожу до своей комнаты, открываю дверь и встречаюсь взглядом с мужчиной, на вид лет пятидесяти пяти. И как такой старый хряк имеет совесть приходить сюда. Старый извращенец. Хотя не мне его судить, он вообще будет пользоваться сейчас моим телом. Так что мне лучше помалкивать. Если буду при нём изображать, как мне плохо, он меня не выкупит. Дело в том, что мне как-то шепнули, что я очень хорош, повысили цену за ночь со мной, следовательно, на меня возрос спрос, и стало больше желающих купить себе такую игрушку. А если я сейчас буду действовать по правилу «бревна в постели», то этот мужчина точно изменит своё решение. Потому что у него во взгляде написано, как он меня хочет. И не просто заняться сексом, а забрать к себе домой и там наслаждаться моими муками. Я вижу его насквозь, я чувствую его эмоции, и мне даже как-то фиолетово. Я молча прохожу мимо пожирающего меня взглядом мужчины, без слов раздеваюсь, поворачиваюсь к нему спиной и становлюсь на колени, прогибаясь в спине. Этот старикан должен повестись на такое и, кстати, завестись. И я не ошибся. Кровать тут же прогнулась под весом ещё одного человека. Пожилой мужчина тут же схватился руками за мои ягодицы и стал их сжимать своими ладонями. Я даже не чувствую отвращения — они делают меня куклой или роботом, скорее всего, поэтому я и стал петь, ведь музыка — живая, она делает меня самим собой, человеком, личностью. Я живу благодаря ей, я чувствую, я ощущаю. А тут… старикан, кажется, всё своими слюнями забрызгал, лапая меня за всё, что можно. Он так восторженно называл меня блядью и грязной шлюхой, что я не сразу услышал эти слова. Я просто был не в своем теле, будто находился в другой реальности, наедине со своими мыслями, в мире, где нет проблем, жестокости, насилия, антигуманности и войн. В мире, где только… Чёрт, почему я сейчас снова подумал о Чонгуке? Почему он не выходит у меня из головы? Его образ пробирается всё дальше, в глубину моей души и сердца. И если он достигнет последнего пункта, то я сойду с ума, потому что влюбиться в человека, увидев его только один раз и то максимум на минуту, — это сумасшествие. Из моих раздумий, почему Чонгук оказался в моей голове, меня вывела резкая боль. Этот мужлан решил натянуть меня на сухую. Идиот, за всё это время я уже привык к боли, страданиям и издевательствам. Но, чёрт, почему именно сейчас я ощущаю эмоции из-за резких шлепков ладонью по моему заду, затем из-за ударов по рёбрам и в живот? Почему я ничего не могу сделать? Противостоять? Почему всего лишь роняю горькие слёзы и сдерживаю крики, что так рвутся из меня? Скорее всего, я настолько жалок, что даже сам себя жалею, сочувствую. Смешно. Мужчина же продолжает пыхтеть надо мной, стараясь получить максимум удовольствия, ждёт от меня стонов с похвалой, но я не издаю ни единого звука, даже дышать стараюсь нормально. Старик же этого не замечает, продолжая втрахивать меня в кровать, что-то шепчет на ухо, скорее всего, очередные ругательства, а затем… Догадываетесь? Всё верно, я теряю сознание. Мне даже пришлось обратиться к врачу, чтобы выяснить причину таких частых обмороков. Но я услышал только, что я сам всему виной. И что это идёт из детства — меня пугает сам факт полового акта с мужчиной и то, что в момент наивысшего наслаждения мне будет больно, как и в первый раз, когда меня изнасиловали. Врач сказал мне, что я сам дал организму такую установку, некий инстинкт самосохранения. Я уже не знаю, так ли это, правда ли всё настолько запутано.***
Проснулся я уже в своей комнате в доме Юнги. Каждое движение давалось мне с трудом, потому что этот хрыч постарался на славу, вдоволь насладился моим телом, даже не поскупился на удары. Но, собрав всю волю в кулак, я привстал с кровати и потянулся к свежевыжатому апельсиновому соку. Юнги прекрасно знает, как этот напиток бодрит меня с утра. Теперь меня угнетали мысли о том, что скоро выступление, а песни так и нет. Даже мелодии. Я стал в голове прокручивать какие-то фразы, образы, мелодические обороты, чтобы хоть что-то найти, но не выходило. В голову лезли лишь вчерашние картинки с этим стариканом, его грубые прикосновения, противное лицо, а потом… Снова эти глаза… чёрные, завлекающие, так и зовут к себе на дно, прямо в преисподнюю. Господи, почему Чонгук не такой, как все? Почему он отличается? Эта неподдельная нежность в глазах, мягкость. Такого человека, как Чонгук, я уже навряд ли встречу на своём жизненном пути и… Погодите-ка, «такого, как ты»… Эти строчки тут же засели у меня в сознании, и я сам не заметил, как текст песни возник в голове. Я тут же взял блокнот и стал записывать. А потом я услышал мелодию, исполняемую на фортепиано. Она такая спокойная, умиротворяющая, льющаяся. Я тут же помчался вниз, к инструменту, и стал её записывать нотами, чтобы не забыть. Я даже не заметил, как Юнги улыбался, наблюдая за моим творческим процессом, как сидел в гостиной и смотрел, с какой сосредоточенностью я это делал. Мин же мне помог с некоторыми английскими словами, потому что нуна, что была в Пусане, знала не так много слов, и поэтому, когда учила меня азам, про сложные выражения и слова умалчивала. А Юнги хоть и немного, но язык знал. Так, собственно, и родилась моя вторая песня для следующего выступления. И Юнги её оценил, сказал, что здесь ощущаются мои эмоции, моя душа, мои чувства. Ах да, всё верно, чувства. Я до сих пор удивляюсь тому, что благодаря Чонгуку я написал эту песню. Удивительно. И мне очень хотелось, чтобы он услышал её, ведь… Она посвящена ему.***
***
***
Сегодня день моего выступления. Мне немного непривычно открывать сегодняшний вечер, но я всегда за то, чтобы попробовать что-то новое. И если тогда я был во всём тёмном, такой загадочный и неизвестный, то сегодня у нас с Юнги выбор пал на белый костюм с нежно-голубой рубашкой. Я жутко волновался, ведь в этот раз я не только пою, но ещё и играю на фортепиано. Мин совсем недавно научил меня играть на этом инструменте, поэтому я ещё больше волнуюсь за своё выступление.# v — someone like you
Объявляют мой номер, я слышу аплодисменты и выхожу на сцену. На середине сцены стоит белый рояль, как раз в тон моему костюму, я медленно подхожу к нему, сажусь на прямоугольный стул, а затем кладу руки на клавиши, тут же начиная извлекать мелодию аккомпанемента. Я полностью отдаюсь музыке, что сейчас звучит, прикрываю глаза без какой-либо боязни промазать мимо клавиш, и начинаю петь. Я чувствую, как вместе с нотами, что я извлекаю, наружу выходят мои эмоции, чувства, настроение, душа… Я останавливаюсь, встаю из-за рояля, уступая место Юнги, подхожу к стойке с микрофоном и продолжаю петь.Ничего, я найду такого, как ты, Я тоже желаю тебе только лучшего, Не забывай меня, прошу, Я помню, как ты сказал: «Иногда любовь приносит счастье, Но иногда — вместо этого лишь боль», Иногда любовь приносит счастье, Но иногда — только боль, да.
Я пою эти строчки, смотрю внимательно на публику и замечаю знакомый взгляд чёрных глаз. Чонгук смотрит прямо на меня, не отрываясь, а я перенимаю эту игру, смотря теперь ему в глаза. Упиваюсь мелодией песни, даже не замечая того, что Чонгук становится всё ближе и ближе ко мне. Песня почти заканчивается, пульс учащается из-за того, что Чонгук сейчас непозволительно близко. Когда же я слышу последние аккорды в исполнении Юнги, я буквально сбегаю со сцены в свою гримёрную. Когда я захожу в маленькую комнату, меня трясет и мурашки бегают по всему телу. В голове снова мысли о Чонгуке и его завораживающих глазах. Я просто ни о чём другом не могу думать. Но тут мне на глаза попадается букет гортензий, пестря своими красками. Я осторожно подхожу и присаживаюсь на стул, наклоняюсь и вдыхаю аромат цветов, а потом замечаю записку.«Для прекрасного создания. J.K.»
— Джей. Кей. Я улыбаюсь, произнося подпись своего тайного «поклонника», но на самом деле я догадываюсь, чьих рук это дело. Я снова наклоняюсь и вдыхаю аромат гортензий, не могу насладиться приятным запахом. Выпрямляюсь и прикрываю глаза, но чувствую, как на мои глаза ложится чужая тёплая ладонь и как рядом с ухом ощущается размеренное дыхание. — Ты намного приятнее пахнешь, чем эти цветы, Ви. Я нервно сглатываю, от этого голоса пробегает табун мурашек по всему телу, а сердце норовит выскочить из груди. Волнение приближается к своему апогею, и я понимаю, что сейчас явно что-то будет. Мгновение, и я ощущаю на своих губах чужие, такие мягкие и сладкие. Поцелуй… Нет, это даже не назовёшь поцелуем. Просто моих губ коснулись и сделали это очень нежно, ласково. А потом убрали ладонь и исчезли. Я открываю глаза, тяжело дышу, резко поворачиваю голову и замечаю удаляющуюся мужскую фигуру. Она до боли знакома, значит, я точно не ошибся. — Чонгук-ши, я точно никогда не встречу такого, как ты.***
***
***
Ещё одна бессонная ночь в моей личной копилке. Я просто глаз не мог сомкнуть, потому что до сих пор ощущал чужое прикосновение на своих губах. Обжигающе, но нежно. Как можно совмещать две эти составляющие? Я тяжело вздыхаю, подтягиваю ноги к себе и кутаюсь в тёплое одеяло, стараясь забыться. Стараюсь больше не вспоминать голос Чонгука, его прикосновения, его глаза, его аромат. Чёрт, меня так сводит это с ума, что я даже не в силах этому противиться. Нужно срочно что-то делать, иначе я окончательно потону в Чонгуке, распадусь на атомы от своих чувств к нему, погибну. Весь день я провалялся в кровати, а ближе к вечеру пошёл в бордель, ведь никто не отменял поход в это место. Как бы мне не хотелось там появляться, я был обязан это делать. Спешно собравшись, я снова проследовал по знакомому мне маршруту, нехотя зашёл внутрь и увидел там Юнги. Появление старшего для меня было неожиданностью, но приятной неожиданностью. Мы сели за какой-то маленький столик, Юнги зажёг сигару и стал курить, выдыхая клубы дыма куда-то в сторону. Разговор зашёл о чём-то отстранённом, и я даже не понял, как мы заговорили на тему моей свободы, так скажем. — Ты должен что-то придумать, Тэхён. Понимаешь, у тебя талант, музыкальный талант, а ты губишь себя в таком месте! Я всё, конечно, понимаю, но единственное, чем я могу помочь тебе, — это посоветовать поскорее найти себе богатого спонсора или музыкального критика, который смог бы тебя выкупить без всякого сексуального рабства потом. Я тяжело вздохнул. Я и сам всё это понимал, но сейчас совсем не соображал, к чему вообще ведёт Юнги. Зачем этот бессмысленный разговор? Сложно понять, что у хёна на уме, но я решил ему ответить. — Хён, ты сам прекрасно понимаешь, что я не могу сейчас отказаться от этой… работы. Пойми… Точнее, хён, ты прекрасно сам знаешь, почему я не могу уйти отсюда, и также, почему я не смогу найти богатого спонсора, нормального, не извращенца. Поэтому… Я продолжил бы дальше рассуждать о своей жизни, но Юнги не стал меня слушать, резко встал и покинул бордель. Сам же я вновь погрузился в свои мысли и даже не обратил внимания на то, что за соседним столиком на кожаном кресле сидела знакомая мужская фигура, которая буравила меня взглядом и пыталась услышать наш разговор. Будь я таким внимательным, я бы узнал Чонгука, точнее, обратил бы на него внимание, но, увы, я сам встал из-за столика и пошёл к лестничному пролёту, потому что меня уже ожидал клиент. По пути я долго думал над словами Юнги и пришёл к выводу, что хотел бы, чтобы именно Чонгук меня выкупил, но такого явно не случится. Я даже не знаю, что он за человек, хотя взгляд у него добрый, как и его душа. Но я совершенно не знаю, кто он, сколько ему лет, не знаю ничего, что должен знать обычный человек о другом человеке. Но вот душу я его чувствую, и она очень близка моей. Скорее всего, поэтому меня так и тянет к нему. Открыв дверь в комнату, я увидел, что меня снова ждал какой-то старый хряк. Тяжело вздохнув, я направился к нему, стал раздеваться, всем своим видом показывая, как мне это неинтересно. Естественно, за это мне прилетело по лицу. Даже удивительно, что этот старикашка на такое способен. Я даже не заметил, как он швырнул меня на кровать, почти разорвал на мне одежду. Просто плевать. Раз я такая тряпичная кукла, то буду совсем безвольной. Мужчина же вовсю наслаждался тем, что я не сопротивлялся, пытался меня целовать, но в итоге просто высунул язык и проводил им по моему телу. Фу, какая мерзость. Эти прикосновения, псевдоласки, противные поцелуи. До тошноты. Я закрывал глаза и старался представить что-то приятное, например, прикосновения пальцев Чонгука, фантазировал, как бы могла выглядеть его улыбка, как бы он проводил со мной время. Но этому не суждено сбыться. Я думаю, если он узнает о другой моей работе, узнает, что я шлюха, его интерес ко мне точно пропадёт. А я так и останусь со своими мечтами и грёзами о светлом будущем с этим человеком. Чёрт, этот мужлан так грубо со мной себя ведёт, что я сейчас понимаю лишь одно — меня скоро вырубит. И от этого тошно. По всему телу пробегает резкая и ощутимая боль, ощущаю грубые и чёрствые руки старика на своём теле. Сейчас стошнит. Но пронесло. Я снова просто отключаюсь. Даже как-то неинтересно. Простой однотипный финал моих сексуальных «приключений» с этими извращёнными уродами. Ничего нового. Утро снова ничем не радует. И даже удивительно, что я просыпаюсь в комнате, в которой заснул, а не дома у Юнги. Видимо, он на меня всё-таки обиделся. Я до этого момента считал, что Мин не умеет чувствовать, что у него ледышка вместо сердца, однако он явно за меня переживал. Надо будет потом прийти к нему и извиниться за своё поведение. Но неожиданно в мою комнату постучали. Зашла миловидная девушка и сказала, что меня ожидает наш главный по какому-то серьёзному вопросу. Я кивнул головой и сказал, что буду через полчаса. Девушка поклонилась мне и покинула комнату. Сказать честно, я даже не знал, что меня может там ожидать, по какому случаю разговор? Продолжая думать, я встаю с кровати и пытаюсь привести себя в порядок. Причесываю взъерошенные волосы, натягиваю на себя футболку и свободные штаны, а затем покидаю комнату и направляюсь к Господину. Когда я прошёл в кабинет, я увидел там вчерашнего старика с довольной ухмылкой на губах. «Ох, не к добру это всё», — пронеслось тогда у меня в голове. Но я даже виду не подал, что переживаю. Господин что-то говорил, я толком не слушал, потому что взглядом зацепился за чемодан денег, который лежал на столе. Теперь мне всё понятно — меня только что выкупил этот старый хрен. Чёрт. Я готов был тогда драться за свою свободу, метать молнии во всё, что движется, но никак не хотел принимать этот факт. Мужчина же был очень доволен, кивнул головой Господину, а затем грубо взял меня за руку и потащил за собой. Я не помню, как я покинул бордель, как меня запихнули в какую-то машину, как мы доехали до какого-то дома. Я не ощущал своего присутствия в этом мире. В голове творился кавардак, а на душе — буря. И если такова моя судьба теперь, я рад, что успел получить нежный поцелуй от тебя, Чонгук-ши. Твою ласку, мягкость и нежность я никогда не забуду. Я никогда не найду такого, как ты.***
***
***
Вы думаете, я попал в райскую и сказочную жизнь, находясь в таком шикарном особняке? Чёрта с два! Я был игрушкой, новым развлечением этого ВонИля, того старого хряка. Он, правда, выделил мне отдельную комнату, но я там находился от силы три-четыре часа в сутки. Всё остальное время я был у него в спальне, он привязывал меня к кровати и начинал свои игры. ВонИль очень любил плети, кляпы, наручники, он был самым настоящим извращенцем, потому что впервые в жизни в меня пихали какие-то странные фаллические предметы. И это, между прочим, очень больно. Я терпел как мог, но с каждым днём он издевался надо мной всё сильнее. Закончилось всё тем, что мужчина надел мне на шею собачий ошейник, пристегнул поводок и потащился со мной на первый этаж, встречать гостей. Я был измучен, почти нагой, из вещей на мне были какие-то непонятые короткие штаны. Круги под глазами и вечно пораненные руки от долгого нахождения в наручниках. А ещё синяки и гематомы по всему телу. Сейчас я лежал на полу в гостиной, опустил взгляд в пол и думал лишь о том, что именно сегодня было бы моё очередное выступление. Интересно, а Чонгук пришёл? Если да, то заметил ли он мою пропажу? Мне до ужаса хотелось, чтобы он понял, что что-то не так, чтобы он спас меня. Мои раздумья нарушают мужские голоса, я не слышу, о чём они говорят, я просто слегка поднимаю голову и чуть не забываю вдохнуть, потому что этого просто не может быть. А если и так, то я, скорее всего, сплю. Чёрные знакомые глаза смотрят на меня, с нежностью, даже с горечью и обидой, а я забываю, как дышать, как жить вообще. Я просто резко откидываюсь назад и теряю сознание. Как жаль, что я не узнаю, что мне кинулись на помощь, но её предотвратили. Я теперь чья-то собственность, игрушка. Жизнь сломана. Обратной дороги нет. Я проиграл.***