Город несбывшихся надежд

Отоспавшись, Аллен чувствовал себя ничуть не лучше. Подойдя к зеркалу, он нашел себя слегка похожим на своего пропоицу-учителя. Такой же мятый и опухший, те же мешки под глазами… — С бодуна… — сказал экзорцист своему отражению в зеркале и решил, что было бы неплохо привести себя в божеский вид перед ужином. Собравшись, Аллен заглянул в комнату к Лави и нашел его корпевшим над какими-то драными свитками. — О, Аллен… Ты как раз вовремя! — Я всегда вовремя, когда дело идет о еде, — рассеянно ухмыльнулся тот в ответ. Спустившись в столовую, Аллен скорее по привычке набрал огромный ворох еды (так что на подносе все не умещалось). Хотя есть ему хотелось не так сильно, как хотелось узнать, что же творится с мечником. Экзорцисты уселись за свободный стол и принялись за трапезу. Аллен, не глядя, схватил что-то с тарелки и положил в рот. — Сегодня сразу с мяса? – поинтересовался рыжий. Экзорцист озадаченно опустил голову и силился разглядеть, что же он держал в руках. Черт побери этого японца! Где сейчас мысли Аллена? Чем забита его голова? — Курица… — прошептал седовласый, наконец-то сконцентрировавшись на своей руке. – Это курица… — Вот только давай ты не будешь есть ее руками! – недовольно промычал Лави. Аллен поднял глаза на книжника. Лицо болтуна вытянулось. — Эй… Аллен-кун, с тобой что? Ты весь бледный, да и ешь как-то странно. Уолкер попытался улыбнуться, но вместо этого истерически расхохотался. Лави сидел и, как побитый щенок, грустно и недоумевающе смотрел на друга, который, судя по всем признакам, сходил с ума. Аллен с трудом перестал смеяться. Лави, шокированный происходящим, вопреки обыкновению молчал и удрученно смотрел на товарища. Из серых глаз брызнули слезы и медленно покатились по щекам. «Это от истеричного хохота», — подумал Аллен и быстро смахнул непрошеные слезы с глаз. — Лави, у меня так голова болит весь день! – с притворным воодушевлением воскликнул экзорцист. – Эти пьянки до добра не доведут! — Что так сильно голова болит? – спросил Лави с облегчением. – А я-то уж было подумал, что ты сошел с ума… Аллен пожал плечами и начал быстро запихивать салат в рот. Несколько секунд Лави наблюдал, как экзорцист с присущим только ему аппетитом уплетает за обе щеки, и успокоился. — А ты знаешь, этот торгаш не собирался мне уступать! – завел свою шарманку книжник. – Ну так и я не лыком шит: отдавать столько денег за старые свитки… Причем еще не известно, те они или не те… Его было совсем не обязательно слушать, поскольку Лави всегда говорил много, без умолку и почти всегда на незначительные темы. Вот то ли дело Канда… Аллен очень жалел, что вчера был настолько пьян, что оказался не в состоянии воспринимать устную речь. Канда… Живое воплощение представлений Аллена о мужественности. Мечник всегда держался на высоте. Всегда строгий и непреклонный. Всегда холодная, неприступная маска на лице, за которой нельзя было разглядеть и намека на эмоции. В бою ли, в столовой ли Канда всегда вел себя подобающе самураю — храброму войну, в любой момент готовому лишиться жизни ради благой цели. Когда Аллен вырастет, он непременно станет похожим на Канду. Хотя тот и называл его презрительно «Мелкий», «стручок», Аллен не обижался, ведь, глядя на слишком взрослого в свои 18 лет экзорциста, он понимал, что мечник имел на это право. Аллен и возмущался-то только потому, что не хотел терять чувства собственного достоинства в глазах экзорцистов. Уолкеру хоть было уже 15, он все еще чувствовал себя ребенком. В основном благодаря тому, что к нему относились как к малолетке. И вот теперь эта воплощенная мужественность его… — Ненавидит… Раздался глухой звук удара о деревянную поверхность, и посуда, стоявшая на столе, зазвенела. — Прости, что ты сказал? – отозвался Лави. «Он меня ненавидит», — продолжал терзаться Аллен, потирая саднившую руку. Он понял, что заговорил вслух, когда, казалось бы, нескончаемая трескотня Лави о торгах и свитках затихла. — Нет, ничего, — сказал экзорцист и принялся усердно набивать рот едой, чтобы ненароком не сболтнуть еще чего-нибудь. Пожалуй, нет. Были и моменты, когда все-таки на прекрасном лице японца таки проступали эмоции. Злость, негодование… Когда мечник был рассержен, он сводил черные брови к переносице и сжимал челюсть так, что скулы начинали выступать сильнее. В такие моменты он становился еще прекраснее. Мечник становился Возмездием во плоти. Аллен продолжал набивать рот тем, что он, не глядя, уцепил с подноса. Жевать старался быстро, изображая аппетит, чтобы Лави снова не заподозрил неладное, хотя на самом деле седовласый экзорцист даже не чувствовал вкуса пищи. Канда за ужином так и не появился. Хотя обычно его «величество» все-таки озаряло своим присутствием их трапезы. Сегодня у Аллена не было возможности лицезреть, как мечник чинно поедает собу. А ведь это всегда было неописуемым удовольствием. Каждое утро, спускаясь последним к завтраку, экзорцист погружался в раздумья: сесть с этим ходячим идеалом и пропитаться его феромонами или сесть напротив него и любоваться издалека его изысканными тигриными повадками. Если же Канда был более-менее в духе, то Аллен подсаживался к нему. А если замечал на лице японца недовольное выражение, то предпочитал наблюдать за ним чуть поодаль, дабы не словить Мугеном с самого утра. Когда с ужином было покончено, Аллен, сославшись на головную боль, отправился в свой номер. Но ложиться спать или снова ломать голову вопросами, на которые не знал ответ, он не собирался. У Канды Юу в жизни случилось что-то действительно серьезное. Настолько серьезное, что вчера он обратился за помощью к ненавистному ему «Мелкому». Аллен не собирался оставаться в стороне и наблюдать, как мечник ломается под грузом навалившихся на него проблем, да еще и спивается каждый вечер, портя свой идеальный образ в глазах Уолкера. Зайдя в свой номер, экзорцист несколько раз повернул ключ в замочной скважине, чтобы не дай Бог неугомонный Лави не обнаружил его отсутствия. Аллен распахнул окно. Прохладный осенний ветер ворвался в комнату и затрепыхался, запутавшись в мягких серебристых волосах. Аллен осторожно взобрался на окно и спустился по стене вниз.