Amore senza rimpianti

***

      Намджун уже на всех порах несётся к Санте-Марии-дель-Фьоре, только заслышав, как на часах Синьории пробило ровно четыре. Напротив собора он замечает Чимина, одиноко расположившегося на одной из лавок площади с возвышенной к небу головой. Намджун замедляется, переходя на неторопливый шаг, и уже по пути поправляет помятый воротник своего излюбленного колета. Наверняка он выглядит слегка запыхавшимся, падая на лавку рядом с мальчишкой. Чимин подпрыгивает на месте от удивления, отрывая взор своих светло-карих глаз от возвышенного купола собора, и – изученного уже тысячи раз им с разных ракурсов – переводит их на потревожившего его беззаботные мысли.       — День добрый, мессер! — приветливо щебечет младший и наклоняет корпус вперёд, едва кланяясь.       — Прости, Чимин, долго ждал? — тот, тяжело дыша, пытается прикрыть свою одышку, закрывая рот ладонью.       — Вовсе нет. Вы бежали ко мне? Должно быть, Вы были заняты чем-то действительно важным? Может, нам не стоило сегодня встречаться?       — Не переживай, просто были некоторые недочёты, отец уже не знает, что делать с должниками... — Намджун на секунду осекается, внимательно заглядывая на задорно поблескивающие глаза мальчишки, задумавшись о том, стоит ли ему рассказывать о банковских делах. Что-то такое есть в этом Чимине, что внушает доверие. Юноша меняет выражение лица на более расслабленное, продолжая: — Взять, к примеру, нашего продавца рыбой Нино, знаешь нашего добросердечного дядюшку Нино?       Чимин всё с прежним огоньком во взгляде резко кивает головой, как самый послушный щенок.       — Городская стража некоторое время назад разнесла его торговую лавку, когда одна из придворных дам пожаловалась на острые боли в животе после того, как на ужин отведала той рыбы, — Намджун поднимает указательный палец вверх, привлекая к себе внимание, и придвигается ближе к Чимину, — эта глупая старая женщина ест что ни попадя, и из-за этого страдают ни в чём неповинные люди. Нино понёс огромные потери, и отец из жалости дал ему денег на возмещение собственного убытка. Уже прошло много времени, но его дела после того скандала не особо идут в гору. Ему просто нечем платить .       — Да, я об этом слышал. Бедняга Нино, мой господин всегда заказывает у него рыбу, а однажды даже дал её попробовать мне, — мальчишка растягивает губы в улыбке, как у хитрого кота, полакомившегося жирной сметаной, и прикрывает глаза, словно вспоминая тот вкус приготовленного поваром блюда. — Она была приготовлена просто великолепно! Этот маленький кусочек буквально таял на моем языке. Я часто вспоминаю этот вкус, когда голоден.       — У кого ты работаешь, Чимин? Для воришки ты выглядишь весьма прилично, — старший хлопает того жакету и счищает с его плеча невидимую пыль.       — У нашего местного портного, мессер. Вы точно должны были слышать о нём, про него буквально жужжит вся Флоренция, — и он восторженно разводит руками в стороны, выпячивая зачем-то губы, и после гордо произносит по слогам: — Оттоне Росси! У каждого уважающего себя сеньора есть хоть что-нибудь из его лавки!       — И что же, он не ругает тебя за твои мелкие кражи?       – Нет же, почему, ругает. Бывает, господин лишает меня ужина, но я ведь делаю это не из злых помыслов! Мне просто скучно...       — Теперь понятно, от чего ты такой худой. Смотри, как бы не обвязали вокруг твоей шеи петлю, — Намджун смеётся, когда Чимин так теряется от серьёзности в его голосе, что даже сглатывает от испуга.       Шатен разглядывает его вблизи, пытаясь найти в нём что-то, чего не смог уловить вчера. Ему кажется, что он видел его лицо на фреске во дворе своего дома, по-ангельски необычное и притягательное. А тот смущённо отводит взгляд, оглядываясь по сторонам.       Во время беседы Намджуну удаётся расшевелить мальчишку из рассеянного состояния, заставляя своими просьбами смотреть только на него, если тот вдруг отвлекался на церковную процессию или на нескольких монахов, облачённых в свои старые и душные платья, нёсших статую Богоматери. Его будто интересует абсолютно всё, что происходит вокруг него, но при этом он не забывает про того, кто сидит с ним почти под самым боком. Чимин старается уцепить отовсюду понемногу и успеть уследить за всем. Забавно меняется в лице, заслышав чужую ругань вблизи, или смеётся, когда кто-то вдруг запинался о хлам на улицах.       Намджун уводит его из этого места, переполненного живостью, и ведёт в противоположную сторону, к реке Арно, вблизи Ольтрарно – самого бедного района Флоренции. Пробираясь через шумные улочки, Намджуну приходится наклоняться, чтобы расслышать торопливые речи младшего, а Чимину же в свою очередь приходится приподниматься на носочки, лишь бы не упустить ни одного слова юноши.       — А вы знаете моего хорошего друга Витале? — вдруг интересуется Чимин, когда они подходят к мосту Понте Веккью. — Этот маленький негодник, знаете ли, постоянно лезет драться с кем попало. Так вот недавно он чуть с кулаками не полез на нашего гонфалоньера во время повешения одного из воров. В прочем, тот был совсем невиновен. Как же безжалостно они забирают чужие жизни. Это... жестоко.       Младший постоянно выдаёт неожиданные мысли, внезапно посетившие его голову, отчего Намджун впадает в ступор, когда Чимин, замирая на месте, забавно выпучивает глаза и раскрывает рот, набирая в лёгкие воздух, прежде чем начать говорить. Юноша просто иногда не успевает следить за потоками изречений мальчишки и вечно просит его говорить помедленнее, а тот слушается и краснеет от замечаний. Но спустя пять минут всё повторяется так, что он чуть ли не заговаривает Намджуна до полного исступления. Чимин яро жестикулирует при наиболее ярких моментах своего повествования, но особенно звонко смеётся с историй старшего, совершенно не контролируя себя, отчего прохожие с завистью оглядывались, желая быть на его месте и вот так плечом к плечу идти рядом с молодым аристократом, мило болтая о ненужных пустяках.       Уже стоя на мосту, облокотившийся на парапет Намджун с блаженным умиротворением наслаждается тихой водной гладью, пока Чимин, пыхтя, забирается на каменные перила, свешивая ноги вниз.       — Только не свались в воду, Чимин, — делает Намджун строгое замечание, цепляясь пальцами за старенькую рубашку парнишки, чтобы тот не навернулся.       — Не беспокойтесь обо мне, я не раз тут так сидел.       — А однажды ты можешь свалиться, глупый.       Несмотря на просьбу быть осторожнее, Чимин опирается плечом о здание, ощущая тяжесть чужой ладони на своём локте, и дёргает рукой, вынуждая юношу подойти ближе, выдав это за нечаянный жест.       Под вечер мальчишка уже не такой болтливый, как пару часов назад, он с придыханием вслушивается в каждое слово Намджуна – выдержанно произнесённое – следит за его почти неподвижным лицом в тихой невозмутимости, и подмечает, что слухи о его красоте, бродившие среди горожан, действительно не врут.       Им в спину уже пригревает заходящее за горизонт солнце, наполняющее мутные воды своим чистым светом, в котором хочется искупаться. Чимин бросает в воду камни, подаваемые Намджуном, и они уже в молчании наблюдают, как те разрывают водный ковер, отдаваясь высокими всплесками. Попадающие под сияние реки ласточки подныривают под мост, гоняясь за мухами.       — А... мессер, Вы правда... — осторожно произносит брюнет, — Вы правда хотите продолжить общение со мной? — он отводит голову в сторону, как обычно наблюдая за бакалейщиком, что выронил ящик со сливами из-за игравшейся вокруг него детворы, но Намджун точно чувствует, как напрягается лицо мальчишки, боявшегося услышать ответа.       — Да.       — А Вас разве не смущает, что я – простолюдин? — интересуется Чимин, поворачиваясь корпусом к юноше и заглядывая в чужие глаза.       — Совершенно нет. Я не такой, как ты думаешь.       Тот замолкает, обдумывая прямые ответы, прозвучавшие без всякого сомнения в голосе. Ему становится приятно на сердце, кровь, словно тёплое молоко, бежит по венам, и брюнет передёргивается от прошедшей по телу дрожи, как после приятной мелодии, атаковавшей его уши.       — Ты из Ольтрарно?       — Да, оттуда, но господин Оттоне выкупил меня за небольшую сумму, так что теперь я живу в его доме.       — Выкупил? Зачем? Разве это обязательно?       — Не думаю, мессер, но моей матери совершенно не по карману было содержать всех моих шестерых братьев и сестер. Я бы умер с голоду, честно говоря, если бы не наш великодушный господин. Я слышал... — мальчишка понижает голос, медленно передвигаясь по парапету, и беспокойно продолжает: — он собирается во Францию, к самому Людовику. Вести о его таланте к шитью дошли до самого Парижа, представляете?       — А ты? — теперь приходит время волноваться Намджуну, когда речь заходит о Франции.       — Я? Не знаю, что я. Господин сделал для меня слишком много, я просто не позволил бы себе поехать с ним, даже если бы он и позвал меня. Со временем я ощущаю себя ненужным бременем на его шее и думаю, что он уже жалеет о том, что взял меня к себе. Может, отдаст нашему местному парфюмеру. Вот только мне там со-о-овсем не место, — тот сжимает губы в одну полоску, что возле уголков его рта появляются маленькие складочки, а после он тяжко выдыхает. — Я не переношу эти резкие ароматы, которыми пропитана парфюмерная: эта корица, лаванда, душистые травы и всякие вонючки, — он неловко смеётся. — Однажды я проходил возле Сан-Лоренцо, так от лавочки парфюмера несло так, что у меня целый день голова болела! Представляете?       — А быть помощником парфюмера очень престижно, некоторые из них близко дружат с влиятельными людьми Флоренции. Лоренцо Медичи часто закупается духами.       — А мне что же с того? Как бы тесно я с ними не общался, всё равно мне не стать такими, как они. Они великие люди, а я всего лишь сын бедной ткачихи и мясника. Да и мне это, если быть откровенным, совсем ни к чему. — Чимин свободно расправляет свои плечи, будто после долгого ношения тяжёлого груза, и, расставив руки по бокам от себя, болтает ногами в воздухе. — В отличие от них, я свободен... в каком-то смысле.       Намджун замолкает, осмысляя его слова, и после понимающе ухмыляется, едва кивая головой.       — А тут ты прав, Чимин. Тебе нравится твоя жизнь?       — И опять же, в отличие от вас, богатых, мессер, я отчасти доволен своей почти беззаботной жизнью. Мне не о чём особо переживать. Ценного в моей жизни, пожалуй, кроме самой души, ничего и нет. Но мне только кое-чего не хватает для полного счастья... с недавних пор.       — Чего же? — шатен игриво дёргает бровями, провокационно заглядывая в чужое лицо, и Чимин пододвигается ближе, так по-детски завороженно расширяя глаза.       — А вот всё Вам расскажи! — хохоча, Чимин щиплет юношу за кончик носа, помотав его из стороны в сторону. — Пусть это пока что останется секретом. А у Вас есть секрет?       — Я разделю его с тобой, если ты поделишься своим.       — Ого, по секрету на двоих! Когда-нибудь, я уверен, что расскажу его Вам! Только Вам!       И как бы Намджуну сейчас не хотелось покидать этого мальчишку, солнце неумолимо уходит за горизонт, расплываясь неясным пятном на колеблющейся водной глади. Шум за мостом постепенно сходит на нет, и вскоре городской гогот сменяется выкриками счастливых пьяниц. Они оба продолжают молчать, не желая разлуки, но Чимин не выдерживает первым, не в силах терпеть этот отягощающий момент.       — Что ж, думаю, нам пора расходиться...       — Точно… — Намджун делает вид, будто отвлёкся от рассматривания вод под мостом, когда на самом деле наблюдал за худыми ногами Чимина, красиво сведёнными вместе.       Старший помогает парнишке спуститься с помоста, бережно подавая ему руку, и мягко треплет по волосам с добродушной улыбкой на губах. Они не спеша покидают мост, оглядываясь по сторонам, в попытке запомнить прекрасный момент с прощающимся солнцем.       — Так… мы ещё встретимся с Вами?       — Если тебе не в тягость.       — Нет-нет, вовсе нет! С Вами было весело, давно я не смеялся так хорошо! — проговаривает Чимин и, смотря под ноги, пинает носком маленькие камушки.       — Тогда... завтра? В это же время?       — О, да… да! — он резко задирает голову вверх, и на лице появляется такая глубокая радость, что кажется, будто это счастливое свечение может послужить факелом во тьме. — Ой... нет... нет, мессер. Завтра никак не могу… у моего господина со вчерашнего дня море заказов, я с утра и до вечера либо буду с ним в магазинчике находиться, либо носиться по городу. Что же делать?       — Мы можем встретиться послезавтра или на днях, тебя устроит?       — Да! Я с радостью!       — Тогда встретимся через день на том же месте? — заведя руки за спину, Намджун начинает делать ленивые шаги, неторопливо удаляясь от брюнета, буквально волоча по земле свои пятки и шаркая по мосту.       — Хорошо! — Чимин первым прощается, кланяясь Намджуну, и разворачивается, готовясь покинуть мост в противоположном направлении.       — Только ничего не воруй на этот раз, Чимин-воришка!       — Я не могу вам врать, мессер Намджун! Не могу! — и убегает, забавно размахивая руками в стороны.       Юноша стоит на краю моста, дожидаясь, пока Чимин не скроется за углом домов. Он осматривается в поисках стражи, которые должны вскоре выйти на свою смену, и только тогда уходит, с облегчением выталкивая из лёгких воздух.       Намджуна разделяет на две части, с одной из которых он знаком на протяжении всей своей жизни, а вторая, скрытая в его познании, остаётся в тени, не давая возможности себя изучить, лишь подпитывает парня неизведанными чувствами, оставляя после себя печать глубокого удовлетворения на груди.