Amore senza rimpianti

***

      В один из жарких дней, Намджун, прихваченный матерью к местному художнику за готовой работой с их семейным портретом, проходя по главным улицам, обращает свой ясный взгляд на отдалённую арку, за которой обнаруживает знакомый силуэт с высоко задранной головой к небу. Юноша вежливо убирает ладонь матери со своего локтя, прося, чтобы она оставила его ненадолго и дошла одна до художника, и торопливой поступью направляется к внутреннему дворику за аркой, в котором обычно присутствует непривычная прохлада. Идеальное место для того, где можно почувствовать себя в уединении от городской живости, с годами становящейся все более надоедливой.       Уже подбираясь ближе к длинным лавкам, на одной из которой расположился некто, Намджун обнаруживает в фигуре знакомые привычки при посадке, которые присутствовали только у Чимина: прямая осанка с уверенно расправленными плечами, которые постоянно передёргиваются, как при прохладном ветерке; сведенные колени вместе, на которые он обычно кладёт ладони, сжимая их в кулаки, мечтательно-задумчивый взгляд, тщетно пытающийся обнаружить в разбухших облаках над головой что-то невероятное, отличающееся от всего окружающего мира.       Проходя в арку, аристократ полностью убеждается в своих догадках, узнавая мальчишку с лёгкой улыбкой на губах. Он оглядывается, не находя во дворике никого, кроме их двоих, и, заводя руки за спиной, сбавляет шаг, задирая подбородок чуть вверх, будучи уверенным, что в таком ракурсе тот будет выглядеть заостренно.       Чимин слышит шарканья ботинок и растерянно отвлекается, удивлённо мотает головой в стороны и наконец-то замечает приближающегося к нему Намджуна, и уже на лицах двоих играет взаимная улыбка, которую они не могут удержать друг перед другом, явно довольные этой внезапной встречей.       — О! Мессер Намджун! — говорит Чимин, отодвигая на лавке в сторону пышный букет самых роскошных белых и бардовых роз, от которых, кажется, исходит головокружительный аромат на сотни миль.       — День добрый, Чимин, я присяду? — Намджун присаживается, рукой едва проводя по бархату цветов. — Зачем тебе розы? Мог бы спросить из моего сада.       — А, это не мои! Господин сказал мне забрать их у торговки. Но они так прелестно пахнут, что я решился задержаться тут совсем ненадолго и насладиться ими в полном одиночестве. Меня ведь не отругают за такое невежество?       — Помни, что я всегда готов отвести тебя в наш сад, ты только попроси, — в его взгляде проскальзывают бесконечная нежность и добродушие души. — Я помешал тебе?       — Вовсе нет, мне всегда приятны встречи с Вами. Как жаль, что эти красавицы скоро завянут... — Чимин неосторожно протягивается к букету, нависая над коленями юноши, и крадёт одну розу. — Так чудесно пахнут... — он аккуратно, почти касаясь кончиком носа, тянет её запах, трогательно вздыхая. На лице играет самая прекрасная улыбка пухлых губ. — Хотите?       Чимин кидает робкий взгляд на Намджуна, смущённый и нежный, он чуть протягивает бутон, маленькими пальцами бережно обхватывая тонкий стебелёк с обрезанными шипами; непонятно, как он ещё не надломился от пышной тяжести бардовых лепестков.       — Я же говорил, что розы – это твои цветы, — повторяет свою мысль Намджун и, накрывая ладонь мальчишки, тянет розу к себе, заглядывая в глубину самого бутона, гипнотизирующего его своими тёмными тонами в середине.       Чимин наклоняется навстречу и быстро, почти мимолетно целует юношу в щёку, передавая ему розу, и снова поднимает глаза вверх. Может, он даёт свободу мыслям в небо? Но выглядит это завораживающе.       — Я... я просто видел, как люди делают это при встречах... — смущенно оправдывается Чимин, его бледные щёки тут же предательски алеют, когда тот начинает чувствовать на себе удивлённый взгляд.       — Кто так делает? — торопеет шатен и легко касается обожжённого поцелуем места, невольно стирая его, запоминая пропадающее тепло, просачивающееся в его подушечки пальцев.       — Ну, как же... люди из вашего окружения...       — Эти сплетницы-пустышки? Чимин, это я считаю дурным тоном. Они искренне ненавидят друг друга, но из кожи вон готовы вылезти, чтобы выглядеть в чужих глазах любезными и лучшими, чем есть на самом деле.       — Ох... я... простите, я не знал, честно... — мальчишка выхватывает букет роз и прикрывает ими свои постыдно горящие щёки.       — Всё в порядке, Чимин. Не стоит переживать из-за этого, — старший накидывает ему на плечо свою ладонь, наклоняясь ниже, чтобы увидеть его спрятанные глаза, и изгибает брови. — Ты гораздо лучше их, в тысячи раз.       — Ну не стоит... — еле слышно проговаривает Чимин, эти слова заставляют трепетать его сердце не хуже, чем после длинных и энергичных танцев.       Намджун улыбается, потрепав того по густым волосам.       — В нашем городе, когда поднимаешь голову вверх, она начинает кружиться. Замечали когда-нибудь такое? Мне сразу же хочется упасть наземь, а ещё лучше — на траву необъятного поля. Красота!       — Улицы у нас действительно узкие, и здания все кажутся нам невероятно высокими, с нашего обзора всё выглядит так, словно мы стремимся достичь небес. И голова будет кружиться, если подолгу увлекаться высматриванием облаков на небе.       — Да... наверное, Вы правы... Вы как будто всё-всё знаете, мессер! Что бы я вас не спросил...       Мальчишка качается в стороны, и ладонь сама спадает с его плеча, проводя напоследок до локтя.       — Что же, Чимин, был рад встретиться с тобой, но мне пора.       — К-куда? — резко удивляется Чимин, вздрагивая на месте, боясь, как бы старший не счёл его слова за невежество. Вся эта встреча ему кажется мутноватым воспоминанием после сна, и он рассеянно водит глазами по лицу Намджуна, но черты его лица выражают привычную доброту, будто она никогда не покидает его.       — Моя мать заказала у одного художника семейный портрет, сегодняшним ранним утром нам сообщили, что он уже готов. Мы могли бы попросить сходить за ним слуг, но моя мама хочет лично получить его в руки. Это точно какой-то подарок, за который она сама заплатила. Как же долго она ждала его.       — Семейный портрет?... — расстроенно спрашивает Чимин, а после выдавливает искажённую улыбку губ. — Портрет – это хорошо. Он заключает наши воспоминания. Я уверен, что вы получились там отлично, мессер.       — Ты бы хотел запечатлеть свою молодость на портрете? — Намджун поднимается со скамьи.       — Думаю, это было бы мило... но ведь портреты такие дорогие, разве нет? Почему эти воспоминания так дорого стоят? — Чимин, понурив голову, отворачивается в сторону, пальцами расправляя согнувшиеся лепестки роз, словно это было самым важным и занимательным делом на данный момент.       — Хочешь, я попрошу нарисовать художника твой портрет? — мальчишка сидит с ровной спиной и даже не поворачивает головы, тихо вздыхая. — Наш с тобой портрет? — и видно, как Чимин вздрагивает от слов аристократа, всё уныние его души вмиг улетучивается, уступая место крохотному счастью в сердце младшего.       — Наш с Вами портрет? Ох, Господи, это… это... — Чимин едва сжимает всю пышность букета в миниатюрных ладонях, судорожно бегая глазами по всему дворику в поисках подходящих слов для выражения своих эмоций, — это просто великолепно! Но мессер... они ведь и вправду дорого стоят. Право, я в жизни с Вами не расплачусь… но ведь портрет...       — Не думай об этом, мой друг, это будет моим подарком. В знак нашей с тобой дружбы. Как-нибудь мы обязательно с тобой сделаем это.       — Дружбы? Разве это не выглядит так, будто я напросился на него? — шёпотом интересуется мальчишка, сдерживая в себе всё торжество души, и улыбка безумной радости вот-вот готова лечь красивыми линиями на его лице. — Я буду безмерно благодарен Вам, это такое счастье для меня. Господи! Портрет! — тот, смеясь, подскакивает с лавки, тряся букетом, падает на Намджуна с объятиями, слабо стискивая его своими руками, но после, словно ужаленный, делает два шага назад, виновато опустив голову.       — Спасибо Вам, мессер. И извините... что-то я...       У аристократа в груди ёкает что-то блаженное и невинное, что заставляет чувствовать себя где-то под самыми облаками, он запомнит это тепло объятий ещё надолго, будет с улыбкой вспоминать так прелестно смущающегося Чимина.       — Всё в порядке, ты слишком часто извиняешься передо мной, а от этого я чувствую себя виновным во всём, — смеётся аристократ. — Прости, но мне действительно пора. Только не порть этот чудный букет по пути в салон, Чимин!       Намджун, махнув кистью в воздухе, спешит удалиться, уже через мгновений скрываясь за углом дома. Мальчишка, чувствуя тяжесть в ногах, падает на скамью и вымученно вздыхает. Он роняет руки себе на колени, глядя вслед юноше, и после опустошённо отводит взгляд слезящихся глаз в сторону, на фрески, принимаясь разглядывать выточенные завитки растений, получая от этого душевное умиротворение и заглушая выступившую алую краску на щеках. Его одолевает безымянное чувство. Чимин не торопясь встаёт, хватаясь за каменную стену дома, и следует на выход из дворика, без привычной задорной улыбки на губах, и устремляет глаза, переполненные влагой, в солнечное небо.