***
Намджун со временем замечает, что мальчишка видит в нём для себя отличный пример для подражания. Тот сам этого никогда вслух не произносит – возможно, даже не осознаёт – но Намджун может наблюдать, как Чимин еле заметно копирует его походку, привычку грациозно жестикулировать руками во время разговора, но у него это получается так яро, что тот практически задевает прохожих. Чимин словно пытается перенять его душу и все мысли, чтобы научиться рассуждать так же, как делает это юноша. Он с тихим восхищением ловит каждые произнесённые с присущей ему аристократичностью речи Намджуна. Старший способен вмиг поменяться из учтивого юноши в энергичного парнишку, который не терпит оставаться долго на одном месте, но при этом такие превращения происходят только наедине с Чимином. Нравоучения матери Намджуна о том, что следует подобающим образом держаться на публике, настолько часто звучат в его голове, что он никак не может отделаться от них так, чтобы они не раздавались в сознании далёким отголоском. Обычно он освобождается от них где-нибудь в тенистом дворике, где их с Чимином никто не тревожит. Так они и продолжают влиять друг на друга, вскоре осознав, что между ними завязываются действительно близкие отношения; эта близость, построенная на искреннем доверии, как-то незаметно для двоих с каждым днём становится все глубже и откровеннее. И горожане, потрясённые столь неожиданной дружбой, взрываются новыми сплетнями, чуть ли не доходя до самых бредовых, но при этом они замолкают, стоит только Намджуну и Чимину появиться в поле зрения, и продолжают перешёптываться, когда их спины исчезают за углами домов. Это выглядит подозрительно, с примесью непозволительного счастья, но никто не решается лезть в эти отношения, боясь расправы разгневанных стражей, которых бы обязательно подослало семейство юного аристократа. Два молодых юноши располагаются в обширном мощёном дворике, на крыше клуатра. Чимин, по-обычному свесив ноги вниз, забавно болтает ими в воздухе, задумчиво вглядываясь в острые верхушки башен. Он постоянно поправляет свои зачёсанные волосы, встревоженные свежими порывами ветра. И ветер, недовольный этими жестами, злится сильнее, едва не ревёт от ярости, путает волосы так, что мальчишка просто машет на это рукой, недовольно вздыхая. Взор его карих глаз хаотично прыгает с одного здания, расположенного в округе, на другое, словно Чимин представляет себя задорно скачущим по черепичным крышам и разгоняющим ленивых голубей, взметающихся в воздух и испуганно взмахивающих крыльями. На его лице играет загадочная улыбка, говорящая о том, что он слишком сильно впадает в собственные фантазии. Намджун, хмыкнув, легко качает головой, изгибая бровь. Действительно интересно наблюдать за малейшими чертами округлого лица, буквально изменяющегося от разных мыслей: детский восторг с надутыми щеками и вытянутыми вперёд алыми губами; либо выражение крайней тоски, изображённое бледным цветом лица без малейшей тени румянца, придающего ему некое очарование; либо в сожалении изогнутые брови с поджатыми губами, что Чимин выглядит так, словно истинный страдалец. Гораздо реже на лице господствует невозмутимость, мимика мальчишки буквально живёт своей жизнью, говоря гораздо больше, чем сам хозяин. — О чём задумался? — Намджун разгоняет его воздушные замки одним тихим и осторожным вопросом, и тот, ещё с секунду провожая расплывающиеся по небу рваные ватные облака, как-то печально вздыхает, обращая всё своё внимание на юношу. — Не знаю, — и так просто вскидывает плечами, почему-то не признаётся, хоть и знает причину. — А Вы? — Думал, что твоё лицо выдаёт все твои мысли, даже те, которые бы ты желал скрыть. Как сейчас. — Не берите в голову, — тот виновато улыбается, — я постоянно о всякой ерунде задумываюсь. — Кто тебе сказал, что ты думаешь о ерунде? — Все так говорят... мой глупый друг Витале, мой господин и много кто... — Кто? — Ну-у-у... много! — Чимин недовольно сжимает губы, опуская голову вниз. Намджун улыбается, наблюдая за всей привлекательностью невинности, заключенной в одном хрупком теле мальчишки, она цветёт и манит к себе аристократа. Чимин появился в его жизни, словно ангел, сошедший с небес, только его, к сожалению, не рисуют на фресках. Не существует человека более приветливого, интересного и хитроумного, чем этот парнишка, однако вечно смущается чего-то и, если не уверен в своих словах, часто бубнит так, что не разобрать. — Вот Вы такой умный, господин, знаете несколько языков, можете читать и переводить учения философов! Право, я ни разу не встречал людей, в которых бы заключалась такая сильная тяга к знаниям вместе с юной душой! Вы прямо настоящий самородок. Не то что я. Вот говорили мне, что идиотом вырасту, ведь и вырос! — тот смеётся, пытаясь скрыть горечь своих признаний. — Не говори такого, Чимин, ты думаешь о себе ниже, чем есть на самом деле. Ты прекрасный человек, и мысли о таком – уже великое дело. Значит, в тебе присутствует часть того, что есть во многих выдающихся людях, ты просто не замечаешь. — Спасибо Вам, правда... – Только ты всё равно продолжаешь делать то, чего не следует. — Вы о чём? — притворно изумляется тот, с краснеющим лицом глядя на юношу. — Я слышал, как ты с какой-то шпаной ползал по старым зданиям, которые недавно обрушились. Прошу тебя, прекрати это, если вас увидят там, тут же отправят в темницу. Это не шутки, Чимин, тебя все считают вором. Аристократ ясно понимает, с кем дружит, давно составив мнение об этом мальчишке, о его характере и способностях, уме и личной морали, которая моментами хоть и отличалась от его собственной, но именно этим она и притягивала. Они вдвоём мечтают о том, чтобы богачи и бедняки были равны перед законом; чтобы так же, как и сейчас, процветала их излюбленная Флоренция во всех своих пёстрых и насыщенных цветах; чтобы пропала ненависть, разжигающая мелкие войны. Чимин точно как какая-то диковинка для Намджуна, даже выражение лица юноши всегда меняется при виде мальчишки, принимая более нежные черты, вызванные умилением уже самого присутствия Чимина в его жизни. Меняется всегда, когда он ведёт с ним простые беседы, которых юноше не хватало за все семнадцать лет жизни. В нём плещется чувство ласки с детской шутливостью, его не покидает желание с крайней внимательностью следить за мальчишкой и взять его под своё опекающее крыло. Юный воришка расцветает с каждым днём всё больше, подобно тем самым прекрасным розам из сада. Пока все остальные в городе покрываются итогами своих грехов, старея, Чимина совсем не трогает очерствевшая жизнь, он всё с той же простотой души продолжает трудиться у своего господина, любящего его, как собственного сына, которого у него никогда не было. Старший переводит взгляд, переполненный глуповатой глубиной влюблённого, на его пухлую слегка румяную щёку, на его вечно расширенные карие глаза, которыми он с лёгкой пеленой томной дремоты на поверхности продолжает разглядывать расцветающий город. Его рука – совсем боязливо – отрывается от колен, приближается к его миниатюрной сжатой в кулак ладони мальчишки, нависает над ней и настороженно выжидает. Кожу Намджуна и Чимина разделяет совсем жалкое расстояние, которое преодолеть сейчас невероятно постыдное дело. Юноше уже кажется, что он ощущает эту детскую мягкость подушечками своих пальцев, их даже покалывает, когда Намджун опускает руку чуть ниже, взволновано смотря на кулак. Но мысли, собственные мысли, родившиеся из страхов, заставляют его поспешно отдёрнуть руку. Внутренняя сторона ладони вспотела, Намджун вдруг ощущает себя скверно, невероятно скверно, и ему думается, что его душа вмиг тускнеет, приобретая мрачные оттенки, смешиваясь с чёрным. Ему тягостно смотреть на находящегося так близко Чимина, в голове которого творится непонятно что; тягостно наблюдать за его невидимым свечением, тягостно видеть этот милый нос. Ему тягостно от того, что он родился не там, где надо, не тем, кем надо. За считанные минуты Намджун успевает проклясть собственную жизнь и судьбу, а после ищет глазами ту точку, в которую смотрит мальчишка, и вглядывается в то, чего совсем не мог увидеть из-за внутренней горечи, отравляющей его прежде прекрасное расположение духа.7 - Один шаг до признания
10 февраля 2017 г. в 21:40